Рассказ
Эту мистическую историю я услышал от нашего земляка, жителя Москвы, детство и юность которого прошли в нашем городе. Он не был профессиональным писателем, но оставил после себя немало изданных литературных произведений. Как ни странно, в его наследии я не обнаружил этого сюжета, поэтому решил пересказать сам. К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть этот рассказ уже никто не сможет – его самого уже нет в живых. Многие детали к тому же забылись, но основную тематическую канву и повествование от первого лица я постарался сохранить.
Шло лето 1943 года. В городе, уже почти два года находящегося под немецкой оккупацией, ждали новых притеснений от властей. После успехов Красной Армии под Курском фронт заметно приблизился к границам области, началось его шествие по её территории. И хотя населенный пункт располагался на самой её западной окраине, здесь тоже переживали и следили по изредка доходящим слухам за успехами нашего наступления.
С начала лета началась массовая мобилизация молодежи на работу в Германию. Уже несколько эшелонов парней и девушек из города и близлежащих сел отправили на запад, в неизвестность. Я тоже попал в эти списки и день ото дня ждал повестки о явке на сборный пункт. Избежать этого не было никакой возможности, суровая кара в этом случае ожидала бы моих родителей.
Отец и мать очень волновались за меня. Два моих старших брата уже были на войне и о них они ничего не знали. Предстояло расстаться и со мной. Я перестал посещать художественные мастерские, организованные городским магистратом, где нас учили основам прикладных ремесел, и если не нужна была помощь родителям, слонялся допоздна по городу, несмотря на комендантский час. Тем более у меня была девушка, с которой предстояло расставание очень надолго, а возможно, и навсегда.
В тот теплый летний вечер я возвращался после свидания с ней в парке, где среди опустевших аллей мы проводили время вдвоем. Попрощавшись со своей подругой, по соседней улице пошел домой. Было уже довольно темно, фонари на улице не горели, точнее их никто не зажигал. Не светились и окна домов. Я хорошо знал прилегающие к моему дому окрестности и никогда не плутал, даже свободно мог пройти в темноте. Все здесь было мне знакомо, хотя по этой улице я уже давно не ходил. Наклонив голову, едва различал утоптанный земляной тротуар вдоль притихших ночью строений. Двигался в меру быстро, ноги сами меня несли, хотя время суток и вносило свои коррективы.
Вдруг я остановился. На землю под ноги падал узкий пучок неяркого света и от него образовалась светлая дорожка. Я поднял голову. Свет пробивался сквозь щель в ставнях одного из окон стоящего рядом дома. Луч был совсем неяркий, так электрические лампочки не горят. Мне стало интересно. Осторожно, чтобы не топать, приблизился к окну, привстал одной ногой на кирпичный фундамент и попытался заглянуть вовнутрь.
Щель была совсем узкая, и никак не удавалось ничего разглядеть. Но любопытство уже овладело мной. Стараясь не шуметь, слегка одной рукой отодвинул ставень. Он легко приоткрылся. Теперь мне стала видна внутренность небольшой комнаты. Она была освещена неярким светом, источник которого я так и не смог определить. Посредине сидела молодая женщина в несколько странном одеянии, которое никогда раньше не видел. Одной рукой она держала маленького ребенка, смотрела на него ясными и чистыми глазами и, казалось, любовалась им, сохраняя торжественную и величественную позу. Мальчик тоже сидел тихо, его взгляд излучал тепло детской любви к матери, и в то же время от него исходило ощущение какой-то незащищённости. В руке он что-то держал. Обе фигуры были неподвижны, лишь неуловимые движения глаз и рук подтверждали их реальность.
Через некоторое время мне стало неудобно так стоять и я попытался переменить ногу. Это сделал немного неуклюже, нарушив равновесие и топнув ногами. Женщина повернула голову и посмотрела в мою сторону. Она по-прежнему была спокойна, и взгляд не был тревожным, скорее располагающим к беседе или общению. Мне показалось, что она хочет что-то сказать. Стало неловко за моё подсматривание и я, спрыгнув на землю, быстро, почти бегом направился в сторону своего дома. Пройдя пару десятков метров до угла оглянулся. Сзади ничего похожего на свет уже не было видно.
Минут через пять я стоял у своей калитки. Мать поставила мне на стол ужин, но есть почему-то не хотелось. Картина увиденного стояла перед глазами и никак не хотела уходить из памяти. Отец поинтересовался: как я дошел, и я рассказал ему об этой безмолвной встрече. Он помолчал, затем попросил уточнить, что это за дом. Я постарался подробнее объяснить ему.
Несколько удивленно посмотрев на меня, отец сухо сказал:
– В этом доме с начала войны никто не живет. Хозяева эвакуировались и туда никто не поселился.
Его безапелляционность меня смутила. «Неужели я мог ошибиться, может быть это совсем другое место?», – подумал я. Но с отцом не стал спорить.
Ночью долго не мог заснуть, что-то уж очень необычное было и в позе женщины, в её лице, и во взгляде ребенка.
На другой день, наскоро позавтракав, отправился к своему другу, но пройти решил той же дорогой, по которой шел вчера. Свернув за угол, прошёл немного и остановился в изумлении. Дом действительно оказался нежилым. Днем это выглядело особенно наглядно: окна были забиты, калитка закрыта, а тротуар у нее совсем не просматривался. Видно было, что тут давно не только никто не живет, но и не заходит. Я заглянул сквозь дыру в заборе во двор и увидел большой замок, висящий на входной двери. Все вокруг заросло высокой травой и ни одного признака не указывало на то, что в нем кто-нибудь бывает.
Удрученный увиденным, я прошёл дальше. Неужели то, что случилось вчера, мне показалось? Нет, не мог же я считать себя лишённым здравого рассудка? Но на всякий случай решил больше никому про это не рассказывать.
Прошли годы. На мою долю выпало много испытаний. От угона в Германию меня спас побег из поезда в Белоруссии, после чего я оказался в партизанском отряде. Принимал участие в боях и не был даже ранен. Перенёс допросы в подвалах НКВД и тогда, после выхода из леса, и время спустя. А по возвращении в город, уже освобожденный от немцев, подошло время призыва на военную службу. Только через семь лет вернулся к мирной жизни. Стал конструктором, работал в одном из московских НИИ. Одновременно занимался литературным трудом. Появилась семья, выросли дети. Об этом случае со временем совсем забыл. Но однажды, через много лет оказавшись в родном городе, зашёл в церковь – ту, куда ходила моя мать.
Поставив свечи и помолившись, к чему потянула душа в сравнительно позднем возрасте, стал смотреть на украшавшие храм образа. И вдруг меня как будто ударило током. На одной из икон я увидел то, что уже запечатлелось в памяти раньше. Это была она, та женщина с ребенком, которую я видел тогда ночью в пустом доме. Нет, на иконе старого письма и лики, и обрамление были другие, тёмные и утонченные, в них не было реального фотографического сходства. Но взгляды, позы и ощущение именно того, что я чувствовал много лет назад, были те же самые. Я подошел ближе. Богородица и маленький Исус были действительно повторением моего давнего видения.
Священник, заметив мой интерес, тем более, человека явно постороннего, подошёл и сказал:
– Это образ Богородицы Одигитрии, хранительницы града нашего. – Его голос прозвучал торжественно и уважительно. – Правда, это список с неё. Её предшественницу, пропавшую, когда закрывали храм, нашли наши предки, основатели города, ревнители древлего благочестия, бежавшие от притеснений сюда, в болотистые леса. – Он на некоторое время умолк, как бы придавая значение последней фразе. – Вот на этом месте, где мы с вами стоим.
Я повернулся к нему и сказал:
– Её я, батюшка, видел наяву, вот как Вас сейчас.
Настоятель храма удивлённо на меня посмотрел, а потом попросил рассказать об этом случае. Я, как мог, воспроизвёл то, что со мной случилось в годы войны накануне освобождения города.
Священник некоторое время помолчал. Видимо и его эта история озадачила.
Потом обратился снова ко мне.
– Вам было чудо явления Богородицы, и Вас она избрала, чтобы передать свое благословение. Только Вы этого сразу не поняли.
Теперь настала моя очередь изумляться.
– Да, это так, – продолжал между тем мой собеседник. – Она является к тем, кому нужна её помощь и кого она избрала под свое покровительство. Вот Вы прожили достаточно лет и многое пережили. Скажите, сколько у Вас было случаев, когда Вы находились на краю гибели или таких поворотов судьбы, когда Ваша жизнь висела на волоске?
– Если задуматься, то действительно много, – произнес я.
– Вот видите, она Вас спасала, как спасала и град наш. И время её явления как раз накануне изгнания врагов произошло. Разве это ни о чём не говорит?
До меня, наконец, дошло.
– Неужели это она мне хотела сказать? – произнес подавленно я.
– Как Вы не понимаете, больше никому она не явилась. Этот чудесный случай нужно обязательно занести в летопись города, – он вдруг понизил голос. – Только вряд ли это заинтересует нашу атеистическую советскую общественность.
Подумав немного, я произнёс:
– Батюшка, за давностью лет и совсем не положительному отношению в нашем обществе к подобному, пусть всё останется между нами.
Он грустно посмотрел на меня и молча перекрестил.
Я как мог поблагодарил священника, приложился к его протянутой руке и направился к выходу. Но он меня остановил и подвел к свечнице.
– У нас продается этот образок, – он попросил у женщины небольшую иконку, копию той, что я видел на стене. – Возьмите от меня на память. Денег не надо. Пусть она служит вам напоминанием о посещении храма и нашей встрече.
Иконка была печатная, наклеенная на дерево, но я с благодарностью принял подарок и, оставив в храме пожертвование, вышел на улицу.
Богоматерь Путеводительница, именно так переводится её смысл, заняла своё место в моём домашнем иконостасе. И каждый раз, когда я молюсь, передо мной возникает её настоящий зримый образ, явившийся мне наяву в далёкие годы моей юности.
2022
