На День рождения Николая Васильевича Гоголя
Как-то раз, наблюдая за говорящим попугаем, я удивился его способности в любом положении вещать на весь белый свет, но в пределах строго отведенного для него помещения, конечно. Вот он, крепко обхватив жёрдочку своей железной клетки, ушёл в отрыв, лихо перевернулся вверх тормашками да так и завис. И полностью удовлетворил свою птичью натуру, тоже, разумеется, немало обеспокоенную кризисными явлениями, которые нет-нет, да случаются у людей.
Видимо, так должен поступать и сатирик, которому нынче, мягко говоря, не по себе. А когда было легко? В досточтимые времена Салтыкова-Щедрина, что ли? Сатира никогда не была у нас в чести, хотя именно она и должна бороться с пороками общества — лучше всяких законодательных мер. Ибо только слово обладает реальной силой. Вот об этом и твердил нам «король поэтов» в своих «Медальонах», один из которых был посвящён великому Мастеру сатиры — Николаю Васильевичу Гоголю:
Вот чтобы дольше жизнь не замирала,
Нам нужен смех, как двигатель крови!
И пусть сатира сегодня зачастую маскируется под некую иронию, ничего крамольного в этом нет, ведь даже в толковых словарях её обозначают как обличающую, бичующую иронию. Под вынужденной маской она даже лучше идёт к читателю.
Итак, значит, ирония…
1. Две музы
(Из цикла «Новые сказки Парнаса»)
Жил-был писатель Чернильцев. Он хотел прочно застолбить себя в рядах цеховой братии и начал неистово звать музу, но очень уж долго входил в её сугубо конфиденциальное пространство. И то ли ошибся с настройками, то ли ещё почему — вместо музы творчества явилась муза дальних странствий и без обиняков позвала за собой, за самую линию горизонта...
Так вместо автора, временами всё же читаемого публикой, стал Чернильцев бродягой-странником, семью ветрами обдуваемым, четырьмя океанами омываемым.
Коварная оказалась муза — соперницу с Парнаса обошла! Лишь позже, набив на своих долгих странствиях изрядные синяки и шишки, с колтунами в волосах и кандидами на измождённых ногах, Чернильцев выяснил, что особа эта значилась как главный специалист по работе с клиентами в скандальном агентстве «Авантюр-Тур». Она очень многих звала за линию горизонта, но не все оказались такими же отзывчивыми, как писатель Чернильцев.
2. Как Герасим ходил в карантин
(Современное прочтение «Муму»)
Жил-поживал да добра наживал в Лопухах однодворец Герасим. (Если кто не знает, Лопухи — это такая деревенька за МКАДом, а однодворец — знатный хлебороб, которому в качестве особого поощрения дозволялось завести самого преданного друга, то есть, конечно, собачку диковинной породы чихуахуа.)
Был Герасим терпеливым, как и многие его соплеменники, и молчал в основном в тряпочку, а душу отводил в социальных сетях и всякий раз по-детски радовался, когда его сокровенные мысли, выраженные преимущественно многозначительными репликами «му-му», оказывались блогосферной публикой наконец-то услышанными.
Но случилась как-то раз в тех местах пандемия. Ко всему привыкает человек, привык и Герасим к неделям строгого режима. И только собачонка его, названная Муму, не смогла выдержать прописанных каникул, унеслась за околицу Лопухов. Вот здесь-то её и поджидал коварный враг человечества — великий и ужасный коронавирус. Не получилось из Муму законопослушного самоизолянта!
Страшную беду, которая стряслась с несчастной собачонкой, приняла близко к сердцу отзывчивая барыня: как и все благородные дамы, она оказалась натурой сентиментальной, разрешив Герасиму целый месяц не появляться на барских латифундиях, где неизменно горбатил спину подневольный люд.
Хотелось ей отменить для Герасима не только барщину, но и оброк, однако на этот шаг она так и не отважилась: пандемия пандемией, а кушать-то завсегда господам предпринимателям хочется...
3. Похождения Чичикова в период пандемии
(Когда нечто застилает глаза…)
В один из весенних дней (тогда ещё в России свирепствовал ковид) на мосту губернского города N остановилась бричка, в которой ехал Павел Иванович Чичиков, пожалованный чином действительного статского советника. Эта высочайшая милость ему была оказана, после того как Чичиков начал скупать избыточные нефтяные месторождения в надежде, что когда-нибудь нефть снова в цене подскочит, а нефть — это вам не какие-то мёртвые души. Она живая и фонтанирует!
— Не видно, барин, ни зги, — взмолился Селифан и в досаде опустил вожжи.
Кучер и вправду не ведал, куда теперь править: то ли прямо, то ли сразу в мутные вешние воды, по которым даже его креативный барин пока ещё не научился ходить аки по суху. Что уж говорить про бедного Селифана?
«Знаем мы, почему ты зги не видишь», — умозаключил Чичиков, но для убедительности взглянул на показания органайзера. Они гласили, что режим «чёрного неба» в губернском городе N пока ещё не объявлен. В эти неблагоприятные дни Павел Иванович старался не посещать сильных мира сего, что было вполне объяснимо: трудно деловым людям заключать сделки, ударять по рукам, когда хмарь застилает глаза…
Тогда оставалось грешить только на кучера. Стало быть, это в нём палёная водка говорит, ведь спит и видит Селифан, как бы раздавить четвертинку-другую с прислугой бизнесмена Сучинского, который тоже иногда навещал известный трактир «Золотая рыбка» и даже останавливался в нём. Чем там занимался этот большой великосветский человек, Чичиков сведений не имел. Эх, придётся самому дорогу осмотреть. Всё сам да сам — ни на кого в этой жизни решительно нельзя положиться!
Но едва Чичиков ступил на мост, как перед ним тут же возникли три фигуры в чёрной униформе и белых масках.
— Почему режим нарушаем, гражданин? Работникам культуры тоже предписана домашняя самоизоляция. Куда вы со своим маскарадом? После пандемии будем смотреть комедии и похохатывать, если выживем, — указывал на диковинное транспортное средство главный по команде.
Замечание сержанта гвардии звучало как приговор. Да разве же есть на свете сила, которая могла бы стать преградой для такого господина предприимчивой руки, как Павел Иванович Чичиков? Он был уже уведомлён Ноздрёвым о пропускной системе в губернском городе N и получил от него правильную подорожную, заплатив за неё маленькое подношение. Естественно, вислоухим борзым щенком, который всё время пытался лизнуть прямо в нос нового хозяина, а потом, гордо пребывая у него на коленях, пометил на радостях своего правообладателя тёпленькой собачьей струёй...
Изучив правильную подорожную, главный по команде хмыкнул и разрешил экипажу проезд не только по мосту, но и дальше, за его пределы и вообще...
А господин предприимчивой руки, сопоставимой разве что с Невидимой рукой рынка, уже мчался на бричке что есть мочи: по такому случаю и Селифан резко протрезвел и правил туда, где писала вёрсты очередная губерния. Там уже не было ни Коробочки, ни Собакевича, но были, похоже, другие герои нашего времени, случайно ставшие вершителями судеб человеческих...
4. Егор и горе
(Осторожнее там с протекцией!)
Один человек (звали его Егор) дожил до ста лет. Во глыбище, во матёрый человечище! Потому что всегда вёл правильный образ жизни и непутёвого протеже в этом плане строго наставлял:
— Тебе, брат, как и всем нам, тоже перестраиваться надо...
Протеже не слушал Егора, по-прежнему брал на грудь больше собственного веса, от этой непомерной тяжести даже падал с моста, но свою линию гнул и усиленно работал с документами, точно наперёд знал, сколько сделать ещё предстоит. В том числе:
— ввести ручное управление и впервые в мировой практике стать самым высокопоставленным дирижёром духового оркестра;
— показать всем, кто в доме хозяин, и сбросить в водную гладь великой сибирской реки так себе человечка, из медийной обслуги;
— собственноручно умочить взлётно-посадочную полосу одного северного аэродрома, раз уж не шлёт осадки мировой океан, да и Гольфстрим совсем от рук отбился.
Узнавая об этих дерзостных поступках своего протеже, Егор сильно горевал, только с того всё было как с гуся вода...
5. Палыч
(Конспирологическая версия)
Совершая иногда променад берегом великой сибирской реки, которая безмятежно катит воды к студёному морю-океану, я встречаю здесь всякий раз одного своего знакомца.
Он крутит педали велосипеда и несётся по набережной с такой улыбкой на лице, какая только может быть у самого счастливого человека на земле. Раньше я это состояние у Палыча, в прошлом не самого большого клерка очень серьёзного партийного органа, не наблюдал, а только в основном заботы обозначались на его челе.
Неужели всему причиной стала нынешняя стабильность, которой нам теперь велено гордиться, или же купленный на скромный пенсион прогулочный велосипед, что позволил так сильно расслабиться, раскрепоститься? Но чем больше я задумываюсь над Палычем, прокручивая в памяти его умиротворённый лик, тем с большей вероятностью прихожу к выводу: так может блаженствовать только тот, кто знает тайну «золота партии», кто посвящён в это исключительно конфиденциальное дело.
Вот меня-то не посвятили, и Сноудена тоже, и Скрипаля, и невероятного Петрова со товарищи — даже мировые разведчики и сыскари понятия не имеют, где искать эту роковую тайну века, а Палыч ведает, куда золотую кассу спрятали — до прихода лучших, так сказать, времён. Потому и крутит он педали и безмерно счастлив как секретный правообладатель умопомрачительного вклада очень крутого банка ВТБ.
И мне страшно хочется подойти к Палычу и спросить кардинально:
— Когда золотую кассу брать будем, а? Ведь самая пора упрятанное золото «раскассировать»!
6. История с шубой
(Бюрократическая сказочка наших дней)
В некотором царстве, в некотором государстве решили друзья-товарищи двигать своего человека по ступенькам служебной лестницы: всё выше и выше. Но порядок есть порядок — поступило личное дело скромной номенклатурной единички по фамилии Ушкин-Намакушкин в Главные кадры.
А там разложили претендента основательно, по полочкам. Всем вроде бы хорош Ушкин-Намакушкин: и с классовым чутьём всё путём, и образование у него как надо, и семьянин примерный — ни разу от жены в партком сигналов не поступало! Но вот имеется у него какая-то тёмная история с шубой. Даже непогашенная «птичка-галочка» по такому случаю в личные дела впорхнула. Кто-то же ведь её туда определил, не просто же так. Отклонили с назначением на высокое кресло.
Вот и десять лет, и двадцать лет проходит, снова пекутся друзья-товарищи, заботу о нужном человеке проявляют, и опять дают от ворот поворот Главные кадры: не годится, тут история с шубой…
И всё же одному инспектору Главных кадров стало интересно: что это за история у чиновника такая приключилась — с шубой? А время было уже совсем другое. Раньше ведь только и делали, что постоянно его понукали: двигай, время, вперёд и только вперёд, а теперь оно наконец-то сбросило с себя ярмо подневольное. И народ в том царстве-государстве тоже стал свободным и преобразился.
Полный простор человеку для трудовой и досуговой деятельности, особенно с выходом на заслуженный отдых! Хочешь — страусов или пеликанов на открытых водоёмах разводи, жар-птиц на загляденье и радость всем выращивай. А возникло вдруг пикантное желание — шубы коллекционируй и храни их скопом где-нибудь на усадебке в оскудевшей деревеньке. В глухомани как-то незаметнее, от дурных глаз далеко, да и надёжнее, знаете ли: даже самому крутому бандюгану не добраться. Единственная угроза — тварь грызущая, моль ненасытная, не всегда от неё убережёшь пушистые богатства.
Учитывая пристрастия некоторых суперменов к дорогим мехам, показалось инспектору Главных кадров подозрительным досье ещё на одного человечка с шубной историей. С двойной фамилией ко всему прочему. Наверняка и с двойным к тому же гражданством.
Спешно вызвали Ушкина-Намакушкина в заведение: выкладывай, коли не хочешь фигурировать в крупном деле о растрате бюджетных средств!
Забеспокоился Ушкин-Намакушкин. Начнут копать — что-нибудь обязательно нароют. Был он маленьким, но удивительно чутким чиновником и чувствовал, откуда ветер дует и когда пригонит с собой настоящую бурю. Не зря считался долгожителем среди сослуживцев. А что толку? Всё равно ведь на Олимп к небожителям не выдвигали, каждый раз одни обещания.
— Если мне предоставлено слово, то я его излагаю. И сразу же делаю заявление: я решительный противник шуб и натуральных меховых изделий. У меня и супруга член общества защиты животных. Семья наша чисто экологическая: леопардов, снежных барсов, кошечек разных — всех почитаем. Фамилия обязывает!
— Похоже на алиби, так и запишем, — одобрительно улыбнулись Главные кадры. — А как же история с шубой?
— Видите ли, заболевание, с которым здравоохранение так ничего и не может поделать, подобралось ко мне как-то незаметно…
— Так-так. А вот с этого места хотелось бы поподробнее...
Ушкин-Намакушкин тяжело вздохнул, извлёк из барсетки порошки в изящной упаковке и попросил стакан воды. В его пальцах проснулся скоротечный тремор.
— Мы с женой преисполнились счастья, когда наконец-то удалось за границей купить мечту всей жизни — бежевую французскую дублёнку. С модным капюшоном, на косой молнии. Ни у кого даже в помине такой импортной вещи отродясь не водилось, только у моей королевны. И вот это фамильное сокровище наглым образом украли. И где? В драматическом театре, в храме богини Мельпомены! Естественно, пошли вызовы в органы, свидетельские показания, судебный процесс... У меня не на шутку расшатались нервы. Если сейчас я слышу это страшное слово «шуба», оно тотчас вызывает у меня изжогу. Врачи отсылают к собачке Павлова: мол, условный рефлекс выработался на почве сильных переживаний, медицина здесь бессильна...
— А вы не стесняйтесь, принимайте лекарство, — получил добро Ушкин-Намакушкин. (И кто сказал, что безучастны к людям Главные кадры?)
— «Гастал» всегда со мной: сейчас все как с ума посходили, только и слышишь разговоры про эту натуралку. Господа банкиры повсеместно открывают кредитные линии «Каждой голубке — модную шубку!», кого только к себе не зазывают... Если жёны возьмут мужей в оборот, я пропал: мой желудок, моя изжога! В нашем царстве-государстве народ уже начал забывать о дефиците, но я-то его очень хорошо помню. Жертва беспросветного дефицита и полного бездушия к нуждам граждан со стороны завмагов, завскладов, товароведов — это я!
— Вы правы: быть жертвой гораздо лучше, чем проходить подельником или выступать в качестве приспешника, — многозначительно заключили Главные кадры.
Судьбу действующего чиновника они наконец-то решили росчерком пера: «Ввести в новую должность: шубоустойчив».
Если кто-то ненароком посчитает, что автор бюрократической сказочки делает тонкий намёк на «то самое» коллекционное собрание элитных шуб (как утверждают, оно вовсе и не существует в природе, ибо никто из посторонних лиц вживую явление не наблюдал), — это будет слишком банально. Берите выше, кидайте дальше! Разве мало в некотором царстве-государстве людей с какими-нибудь личными историями? Кто-то льготный кредит взял и стал в итоге благополучным банкротом, у кого-то составы с круглым лесом ушли совсем не туда, куда им следовало, кому-то из вельмож французские шаромыжники обчистили виллу с бриллиантами побеждённого пролетариата и репутацию сильно «подмочили» — да так, что и карьера вместе с солнышком закатилась…
Всё знают и ведают в Главных кадрах, но лишний раз не высовываются, инициативу не проявляют — времени «Ч» ждут!
И поспешать бы уж тому ведомству надобно, а то ведь опять у королевны какого-нибудь Ушкина-Намакушкина шубку из общественного гардероба украдут, а в итоге достойного человека так никуда и не выдвинут.
Николай ЮРЛОВ,
КРАСНОЯРСК
