Борьба за Северо-Западный край

Введение

Хотя прошло 225 лет после третьего раздела Речи Посполитой, после которого Польша как государство вообще исчезло с карты Европы, это историческое событие не перестало быть актуальным. Конец Речи Посполитой не стал «историей», которую с холодной отстраненностью профессионала изучают только историки. Мы вряд ли можем понять сущность событий, происходящих на территориях Польши, Литвы, Белоруссии, Украины за последние два века без учета груза исторического наследия, оставленного прежней Речью Посполитой и, еще в большей степени, борьбы за ее восстановление. Особо подчеркнем, что речь идет не об этнических польских землях, а о территории бывшего Великого княжества Литовского, которое с 1569 года входило в Речь Посполитую, обладая некоторой автономией.

Возникшие в ходе этой борьбы исторические мифы стали частью национального самосознания не только поляков, но и остальных жителей прежней Речи Посполитой. Само возникновение украинцев и белорусов из территориальных групп русского народа в самостоятельные «нации», с искусственными языками и почти полностью сочиненной историей является следствием польских политических интриг по отрыву восточнославянского населения прежней Польши с целью восстановление польской власти над ними. Зато почти полная полонизация (ополячивание) литовцев не состоялось в значительной степени из-за стремления российской имперской администрации подорвать польское влияние в литовских землях, для чего и проводилась политика «позитивных действий», говоря современным языком в отношении простых литовцев, получивших благодаря этой политики образование, начавших создавать свою культуру и ставших нацией именно по этой причине. Только с учетом исторического наследия можно объяснить совершенно шизофреническую политику Польши перед Второй мировой войной, а также и специфику польской русофобии. Причинами этой русофобии поляков являются не действительно реальные факты угнетения поляков в Российской империи, и не пресловутая Катынь, а именно обстоятельства исторического поражения Польши на востоке от реки Буг. Но при этом исторической памятью народов прежней Речи Посполитой объясняется не менее яростная полонофобия украинцев, белорусов и литовцев. Таким образом, данная тема остается актуальной.

Исследователи основательно изучили фактическую сторону развития территорий прежней речи Посполитой в составе Российской империи. Однако, напомним, история всегда пристрастна. И особенно пристрастна она в оценках событий именно этих земель. Националистические историки пытаются найти свидетельства своей «национальной» борьбы за самостийность. С точки зрения польских историков, в несчастьях Польши и поляков виноваты все, кроме самих поляков. Российские историки до революции вынуждены были не замечать факты бездарного, а порой и преступного поведения высшей администрации империи в управлении западными губерниями России. Советские историки должны были восхвалять «борьбу с самодержавием», даже если ее вели самые натуральные крепостники. Советские лидеры в 20-30 гг., руководствуясь лозунгом «Сломать хребет русскому великодержавному шовинизму», спешно раскалывали русскую нацию, создавая новые «нации» украинцев и белорусов. Следовательно, приходилось не только ускоренно создавать особый литературный язык, но также и сочинять «историю» новоявленных «наций». Соответственно, необходимо было «научно доказать» отдельность белорусов и украинцев. История Литовского княжества была как нельзя лучше подходила для этого обоснования. В Польше, естественно, старались как можно больше удлинить историю Речи Посполитой, приплюсовав историю Литвы к польскому историческому пути. И, наконец, литовцы, страдающие всеми комплексами маленьких наций, вдохновляют себя воспоминаниями о своем великом прошлом, объявляют себя потомками создателей ВКЛ, скромно умалчивая о том, что к Великому княжеству Литовскому их предки имеют такое же отношения, как корсиканцы к наполеоновской Франции.

Таким образом, без учета давних исторических обстоятельств в отношении земель прежней Речи Посполитой мы не можем судить об социальном, экономическом и культурном развитии четырех стран Пост-Речи Посполитой.

Новые подданные России

В 1795 году был осуществлен окончательный раздел Польши. Речь Посполитая, уродливое детище Люблинской унии, прекратила существование. Россия возвратила себе русские земли Белой, Черной, и большей части Малой Руси. Но все это было только началом русско-польской борьбы за эти земли. Эта борьба имеет такие последствия, как сам факт существования Украины и Белоруссии. Так что считать, что вся борьба завершилась полной победой, к сожалению, является чрезмерно оптимистической.

Для исследователя определенную трудность представляет собой несовершенство употребляемой в те времена терминологии. В частности, в прошлом достаточно широко использовались понятия «литвин». Название связано с наследием Великого княжества Литовского (ВКЛ). Существует более десятка применения понятия «литвин» в прошлом и в настоящем. Наиболее распространенные среди следующие:

1. Обозначение всех жителей ВКЛ независимо от этнической и религиозной принадлежности. Если же надо было подчеркнуть свою этническую особенность, то православные славяне называли себя русинами, или русскими, а язычники (а затем католики) из балтских племен назывались жмудью (от названия самого крупного из литвских племен жемайтов). Поскольку католицизм ассоциировался с Польшей, то католики как балтского, так и славянского происхождения, называли себя «поляками». Все это приводило порой к таким самоопределениям местных жителей, как «мы литвины веры польской, а языка русского». Эти обозначения сохранились и после объединения ВКЛ с Польшей в Речь Посполитую, и даже во времена Российской империи для обозначения жителей ряда уездов губерний Северо-Западного края с преобладанием католического населения вплоть до конца XIX столетия. Поскольку католики-литвины составляли меньшинство в Белоруссии, то неудивительным было стремлением части литвинского шляхетства к восстановлению Речи Посполитой, чтобы вернуть себе господство над краем. Это обстоятельство приводили к активному участию католической литвинской шляхты на территориях современных Литвы Белоруссии в польских восстаниях. Следует заметить, что литвины в Российской империи четко отделяли себя от «короняжей» (коронников, то есть этнических поляков из земель Царства Польского).

2. После возрождения Польши в 1918-39 гг. литвинами официально назывались все жители Западной Белоруссии, независимо от языка и вероисповедания. Вся территория Западной Белоруссии и Виленщины официально именовались Срединной, Верхней и Нижней Литвой. Лишь после окончательного воссоединения Белоруссии в рамках единой советской республики понятие «литвин» стало считаться обозначением католиков, или «белорусских поляков».

3. В официальных документах Речи Посполитой и Российской империи до 1863 года не было различий между понятиями «литовец» и «литвин». По этой причине даже в научной литературе XIX века порой встречались высказывания «природные литвины» для обозначения этнических литовцев. Лишь после усмирения польского мятежа 1863 года и реформ графа М.Н.Муравьева в Северо-Западном крае окончательно утвердилось понятие «литовец» для обозначения представителя этого этноса.

4. Литвинами назывались переселенцы из Белорусских губерний, перебравшиеся за пределы прежнего ВКЛ, в частности, в Черниговскую губернию, (где и в наше время существует территориальная субэтническая группа черниговских литвинов), а также в Сибирь.

5. В настоящее время литвинами считается территориально-конфессиональная группа белорусов, исповедующих католицизм. В основном католики проживают в Гродненской области. В силу того, что католицизм считается «польской верой», литвинов нередко учитывали в переписях как поляков. Но в основном католики Белоруссии остаются белорусами. Показательно, что согласно республиканской переписи 2009 года, поляков насчитывалось 294 549 человек, что составляло 3,10 % населения Белоруссии. Из них только 5,38 % (15 584 человека) в семье говорят по-польски. Для половины белорусских католиков родным языком является русский язык, остальные в основном белорусоязычны. Парадоксальным образом, среди «поляков» процент тех, кто считает родным языком белорусский, выше, чем среди самих белорусов. Причина понятна - «поляки», или литвины Белоруссии являются белорусами, отличающиеся от остальных белорусов и остальных восточных славян только своей религией.

6. «Литвинами» или «литвинистами» называют себя активисты русофобского политического движения бандеровского типа в Белоруссии.

Итак, на землях прежней ВКЛ в XIX веке проживали: говорящие на балтском языке исповедующие католицизм литовцы, говорящие по-польски и (значительно чаще) по-белорусски исповедующие католицизм литвины, белорусоязычные православные, обычно называвшиеся тогда русинами. Помимо этого, весьма в значительном количестве проживали евреи (т.н. «литвяки»). Они говорили на идиш и имели свои особенности жизни и быта, отличавшие от других евреев Европы. Все эти территории в Российской империи официально именовались Западным краем. Он включал в себя девять губерний: Виленскую, Ковенскую, Гродненскую, Минскую, Могилевскую, Витебскую, Подольскую, Волынскую и Киевскую. При этом, как отмечается в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, «преимущественно под З[ападным] краем разумеют первые 6 сев[еро]-зап[адных] губ[ерний]»[1] [6]. Эти северо-западные губернии и были ранее землями ВКЛ.

В первой половине XIX века дворяне прежних земель ВКЛ лелеяли память и традиции былой государственности. Они называли себя одновременно и литвинами, и поляками. При этом понятие «литвин» для шляхты означало только определенную местность старой Польши типа Мазовии или Познанщины. В землях ВКЛ поляки представляли собой правящее этническое меньшинство, которое в принципе могло «утонуть» в море местных народов – литовцев и белорусов. Именно этим вызвано то что «литвины» были основной движущей силой всех антирусских восстаний и заговоров за все время Российского владычества этими территориями. В этнических польских землях для шляхты такого опасения не существовала. Неслучайно самый известный польский националист в истории и литвин по происхождению Юзеф Пилсудский, став диктатором Польши, как свидетельствовал его адъютант М. Лепецкий, весьма презрительно отзывался о «короняжах» - поляках из собственно Польши, используя для их обозначения слово «Привисляне». (Привислянским краем в Российской империи называлась этническая Польша).

Неразбериху в понятиях усиливали административные границы. Первоначально все присоединенные к России в 1795 году земли составили Литовскую губернию. В 1801 году эти территории разделили на две губернии - Виленскую и Гродненскую. В состав обеих губерний входили районы с многочисленным восточнославянским населением (в Гродненской губернии абсолютно преобладающем). В 1843 году была создана отдельная Ковенская губерния, в населении которой преобладали жмудины. Понятие «Литва» сохранялось за территориями всех этих губерний. Но при этом территории т.н. Занеманья (на левом берегу Немана) которые при разделе Польши отошли к Пруссии, затем подчинялись созданному Наполеоном Герцогству Варшавскому и стали российскими только 1815 году, к «Литве» не относились хотя там проживало многочисленное литовское население.

Балтоязычные крестьяне пока не имели этнического самосознания. Их кругозор ограничивался только соседними деревнями. Литовцы разговаривали на различных диалектах. Они не сохранили никаких воспоминаний о прошлом ВКЛ, только язык оставался исконным балтским. Четкой границы между славянским и балтским населением тогда не было. В результате определить этнографические границы проживания литовцев белорусов и поляков было достаточно сложно.

Попытки интеграции шляхетства в российское дворянство

Многовековое раздельное существование Великой и Белой Руси, и господство в последней резко враждебной России польской католической элиты, невероятно осложняли естественный процесс слияния. Польское шляхетство не оставило надежды на восстановление прежнего, столь любезного ей порядка Речи Посполитой. Суть всех русско-польских взаимоотношений вплоть до 1917 года и причина всех польских восстаний и заключались в борьбе за «Литву» (то есть земли прежнего ВКЛ) и прочих восточнославянских (малороссийских) земель восточнее этнических польских земель. По иронии истории, вековечный спор за «Литву» России с Польшей принял особенно острый и кровавый характер именно после исчезновения Польши с политической карты мира.

В Петербурге достаточно долго предпринимали попытки привлечь шляхту на свою сторону. Почти все магнаты и шляхтичи получили равенство в правах с российским дворянством (кроме непримиримых эмигрантов). Многие магнаты сделали в Петербурге карьеру. Так, первым министром иностранных дел России после создания этого министерства стал князь Адам Чарторыйский. Лукавый князь, потомок старинного русского рода, который, впрочем, уже 200 лет был католическим, пользуясь дружбой с императором Александром I, стремился постепенно воссоздать Польшу в прежних границах.

В литовских и белорусских губерниях (а также на правобережной Украине) языком делопроизводства оставался польский, в руках католической церкви оставалось вся система просвещения, а законы основывались на Литовском Статуте 1588 года.

Впрочем, основным фронтом русско-польского противостояния была культура и образование. В национальных окраинах Российской империи сохранялись местные особенности в организации школьного дела. Хотя нередко это только способствовало повышению общей культуры местного населения, но во многих случаях местная система просвещения способствовала региональному сепаратизму, воспитывая в местных жителях антирусские настроения. Это особенно сильно проявлялось в западных губерниях, некогда входивших в состав Речи Посполитой, где вплоть до пореформенных времен местное образование находилось в руках католической церкви, воспитывавшей в местных белорусах и украинцах русофобию и «полонизм». В Белоруссии и правобережной Украине до 30 – х гг. XIX русских школ не было вовсе. Доходило до таких парадоксов, как использование польского языка в качестве языка преподавания в православных духовных семинариях на правом берегу Днепра. В первой половине ХIХ века для украинца и белоруса получение образования означало принятие католичества и добровольное ополячивание. Не случайно через несколько десятилетий после падения Польши ополячивание восточных славян шло несравненно более быстрыми темпами, чем за несколько веков пребывания в составе Речи Посполитой. Для этнических литовцев, исповедующих католицизм, в первой половине XIX века ополячивание шло особенно стремительно. Правда оставались языковые сложности в окончательном слиянии литовцев с поляками, но эта проблема казалась решаемой благодаря развитию системы образования на польском языке. Из числа ополяченных восточных славян и литовцев вышел целый ряд вождей польского националистического движения и большинство деятелей культуры. «Полонизм» был привлекателен и для многих русских дворян в западных губерниях.

Польские католические учебные заведения в западных губерниях долгое время пользовались покровительством официального Петербурга. Центром польской культурной пропаганды стал Виленский учебный округ, попечителем которого долгое время был А. Чарторыйский. Уже в 1803 г был открыт Виленский польский университет (в самой Варшаве свой университет был создан в 1817 году).

Строго говоря, хотя формально основанием университета считается 1579 год, когда была создана академия иезуитов, но это была преимущественно религиозная школа. В 1773-1803 гг. на базе иезуитской академии существовала Главная Литовская школа. Но только с 1803 года, с указа императора Александра I о создании университета можно говорить о создании «настоящего» университета в Вильне. Языком преподавания стал польский язык. Это было в духе царственного космополита Александра I. В России в 1803 году было 3 университета – русский в Москве, немецкий в Дерпте и польский в Вильно. В первое десятилетие своего существования Виленский университет был самым крупным в Российской империи, превосходя количеством студентов университет в Москве. Университет в Вильне был самым богатым среди всех российских университетов, получая от казны примерно вдвое больше остальных университетов империи. Впрочем, если ранее университет был прибежищем средневековой схоластики, то теперь он стал центром польского национализма. Не удивительно, что в 1812 году, в период захвата города Наполеоном, треть студентов примкнула к польским частям Великой армии. Благодушный император Александр I предпочел простить всех «заблуждавшихся» поляков. Университет продолжал работать. В 1815 году в университет поступил сын мелкого виленского шляхтича из-под города Новогрудок (бывший Новгородок, столица Черной Руси) Адам Мицкевич. Кстати, регистрируясь в официальных бумагах, будущий великий польский поэт писал свое имя как «Адам Наполеон Мицкевич». Понятно, что родившийся в 1798 году шляхтич не мог получить при крещении имя Наполеон. Указав такое имя, молодой поэт просто демонстрировал фронду. Это баловство сошло ему с рук. В период польского восстания 1830-31 гг. многие студенты примкнули к мятежникам. После разгрома мятежа университет был закрыт. Но это случилось позже, а пока университет готовил кадры революционеров.

Разумеется, попытки ополячивания не ограничивались только Литовскими территориями. Так, польские магнаты, используя благоприятное отношение императора Александра вели активную культурную работу в Малороссии. В 1805 году на Волыни был создан Кременецкий лицей, превратившийся в центр польского национализма на Украине. Содержался лицей на средства российского правительства и пожертвования меценатов. Лицей имел свою астрономическую обсерваторию, ботанический сад. В библиотеке было собрано свыше 34 тысяч томов, среди которых были уникальные рукописные и первопечатные издания. В учебной галерее висели полотна Рафаэля, Рубенса и других выдающихся художников. Правда, происхождение этих полотен было не очень почетное – их подарил один из попечителей лицея Джевицкий, участник итальянского похода Наполеона, который в Италии и награбил эти картины[2]. Не удивительно, что в 1830 году, во время польского восстания, поголовно все лицеисты, в том числе и волынские православные с промытыми мозгами, примкнули к мятежникам. После усмирения мятежа лицей был закрыт.

Но если Волынь, присоединенная к России только в 1795 году и имевшая значительное польское население, еще как-то могла считаться «польской» территорией, то польские стремления к присоединению земель, входивших в состав ВКЛ задолго до разделов, могут считаться показателями размаха польских интриг. Показательным примером можно считать попытки незаметного присоединения малороссийских территорий восточнее Днепра, где ничего польского не было со времен Хмельницкого.

После крушения Речи Посполитой в Киев стали переселяться польские помещики с правого берега Днепра. В результате, парадоксальным образом, Киев стал одним из крупнейших польских городов мира. Еще в 1812 году в Киеве возникла Первая гимназия с польским языком обучения. В первой половине XIX века в культурном отношении Киев был наполовину польским городом. В университете святого Владимира большинство преподавателей и студентов также были поляками. В учебном 1838-39 году поляки составляли 62,5 % всех студентов Киевского университета. Строились католические костелы, издавались польские газеты. В созданном в 1804 году Харьковском университете, преподавание первоначально так же велось по – польски, хотя Слободская Украина, центром которой был Харьков, вообще никогда не входила в состав Польши.

Понятно, что польская пропаганда в землях этнической Литвы и ряда белорусских уездов с преобладанием католического населения практически не встречала противодействия.

В польских школах, вузах, книгах и газетах, открыто велась пропаганда восстановления Речи Посполитой в границах, далеко отстоящих от этнографической Польши. При этом в польско – католическом духе воспитывались молодые поколения местного русского (малорусского и белорусского) населения. В своих мемуарах А. Чарторыйский, говоря о своей деятельности на посту попечителя Виленского учебного округа, честно признавал: «Несколько лет спустя вся Польша (имелись в виду белорусские и украинские земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов, - авт) наполнилась училищами, в котором польское национальное чувство могло совершенно спокойно развиваться... Данное мною направление никого тогда не поражало; только впоследствии оно возбудило против себя негодование русского общества, но тогда император ему великодушно ему покровительствовал... Само собою разумеется, что я воспользовался счастливым расположением государя и главное мое усилие на народное образование, которому я дал национальный характер»[3]. Таким образом, высокий уровень образования в западных губерниях только способствовал подрыву российского влияния в крае.

1812 год в литовских землях

В целом стремление официальных властей империи интегрировать местную элиту в состав российского дворянства имела ограниченный успех. Это проявилось уже в 1812 году. При любой возможности ополяченные потомки ренегатов пытались силой оружия вернуть себе всю власть над православным быдлом. Когда Наполеон вторгался в России, то ближайшими его союзниками было польское шляхетство. Надежды шляхты казались небеспочвенными. Наполеон нуждался в плацдармах и пушечном мясе, поэтому он с охотой раздавал различные обещания, переполненные словами «свобода» и «независимость» в своих интересах. Многие польские военные после разгрома 1794 года бежали во Францию, которая в то время вела войны против всех европейских государств. Французы отстаивали идеалы революции 1789 года и боролись за охранение территориальной целостности своей страны. Польские эмигранты-шляхтичи в большинстве своем были готовы сражаться за возврат своего господства над крестьянским быдлом на землях, которые далеко отстояли от этнической Польши. Разбрасываться несколькими десятками тысяч солдат власти Франции не стали и на территории Италии, только что завоеванной генералом Бонапартом, стали формировать польские воинские части известные как легионы. Эти легионы сражались с русскими в Италии в 1799 году, усмиряли (во имя свободы, конечно!) бунт негров - рабов на Гаити, воевали с партизанами в Испании.

В 1807 году после разгрома Пруссии Наполеон создал полуавтономное польское государство – Герцогство Варшавское. Это небольшое образование охватывало исконные польские этнические земли. В стране был введен Кодекс Наполеона (кодекс гражданского права Франции), крестьяне получили свободу (правда, без права собственности на землю, и без права покидать место жительства и свое хозяйство без ведома землевладельца). Фактически сохранялась барщина, так как отказ от нее был равен риску оказаться согнанным с земельного надела. Сами поляки расценивали Герцогство как ядро будущей возрожденной Польши в границах 1772 года (до разделов) а может быть и еще более дальних. В 1809 году Наполеон в очередной раз победил Австрию и присоединил к Герцогству территории Галиции.

Стоит ли удивляться воцарившему среди поляков культу Наполеона (сохраняющегося до сих пор)? Но ведь Наполеону пришлось иметь дело с поляками. Иметь государство, ограниченное лишь этническими границами расселения польской нации, было для надменных шляхтичей оскорблением. Чуть – ли не смыслом существования Герцогства Варшавского стала подготовка похода в Россию с целью возвращения «Забранного края» (zabrany, так стали поляки называть западные губернии России, входившие ранее, до начала разделов в 1772 году, в состав Речи Посполитой). В русских документах отошедшие к России после падения Польши западные губернии именовались без всякой фантазии Западным краем. (Позднее это край был разделен на Северо-Западный рай, включавший в себя литовские и белорусские территории, и Юго-западный – правобережная Украина). После до 1772 года, то есть до разделов. Западный край административно составлял 8 воеводств Речи Посполитой, то в польской литературе иногда писали просто о «восточных воеводствах».

Разумеется, все польские устремления к «возврату» «Забранного края» вполне устраивали Наполеона. Он понимал, что поляки будут ему верны, надеясь с помощью его Великой армии отобрать у России прежние восточные «крейсы» (окраины).

Но даже сам Наполеон был удивлен прытью поляков, умолявших отправиться войной на восток. Бравый генерал Михаил Сокольницкий в начале 1812 года подал рапорт Наполеону, в котором говорилось: «поляки все готовы пролить кровь за Наполеона…что бы освободить человеческий род от России…и навсегда преградить дорогу в Европе для империи Тьмы…. Пусть великий Наполеон услышит крики и чаяния Польши. Все слои населения надеются и доверяют только мстящей руке Великого Наполеона»[4].

Идея Сокольницкого, Костюшко и других поляков заключалась в том, чтобы сделать из Польши обширное государство от Балтики до Черного моря вдоль границы с Россией, представляющее федеративное государство, имеющее ту же конституцию, что и Польша, и находящееся под ее непосредственным протекторатом, под единым управлением великого императора. Шесть или семь герцогств должны будут организованы таким образом: Ливонское, Полоцкое, Смоленское и т.д. Поэтому, сокращенная, скорее разрушенная, отброшенная от Балтики и Черного моря, отделенная от Великой наполеоновской империи воинственным Польским государством и его герцогствами, армии которых были бы всегда готовы отразить всякую агрессию, Россия вынуждена будет отказаться от любых планов выступить против Наполеона[5]. Оторванные от действительные эмигранты всерьез верили, что жители прежних «кресов» немедленно восстанут ради возвращения доброго польского пана. Сокольницкий с искренней убежденностью писал: «Все поднимут руки, чтобы содействовать победе; не останется ни одной области, от Риги до устья Днепра, которая не превратилась бы в вулкан, как только Наполеон это прикажет»[6].

Наполеон не давал никаких конкретных обязательств, но двусмысленно обещал полякам, как сообщал в марте 1812 году русский агент из Варшавы, что «край их распространит он так, что обширность оного будет гораздо более, нежели каковая была при короле Станиславе»[7].

Между тем, польские деятели умело действовали внутри Российской империи. Так, Михаил Клеофас Огинский, автор известного полонеза «Прощание с Родиной» (или просто полонез Огинского), после разгрома восстания Костюшко бежал за границу. Там вел бурную деятельность среди эмигрантов. В 1807 году встречался с Наполеоном, которого (как, впрочем, и все удостоенные аудиенции у императора поляки) умолял срочно начать войну с Россией. Необходимо вернуть «свободу Польши» (то есть конфискованные панские имения). Но поскольку Наполеон был реалистом в политике, то он, обнадеживая поляков всякими словами, не торопился воевать с русскими. Тогда Михаил Клеофас вернулся в Россию и получил прощение. Его имения были возращены. Более того, он стал сенатором Российской империи. Этот исторический урок пошел впрок – Огинский понял, что против России лучше не бунтовать открыто. Он, а также князь К. Любецкий и граф Л. Плятер представили в 1811 году Александру I проект «Положения о правлении автономным Великим княжеством Литовским», которое должно было включать Виленскую, Гродненскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую, Подольскую, Волынскую, Киевскую губернии, а также Белостокскую и Тернопольскую области под управлением местной польской знати. В «проекте» предлагалось управление ВКЛ поручить наместнику российского императора и административному совету из представителей местного населения под председательством наместника. Также в «проекте» определялись предметы ведения административного совета, говорилось о продолжении действия Литовских Статутов, юрисдикции Высшего Литовского трибунала как последней инстанции по всем гражданским и уголовным делам. Вопросы применения смертной казни и помилования должны были находиться в ведении восстановленного ВКЛ. Единственным официальным языком должен был быть польский язык. Как видим, речь шла о создании примерно того же, что представляло собой Герцогство Варшавское.

Император Александр этот проект отверг, но сохранил свою политику благодеяния для польской аристократии западных губерний. Это было не очень дальновидно. В 1812 году, в ожидании неизбежной войны с Наполеоном, в Вильну прибыл император Александр с большой свитой. Почти каждый день в городе давались спектакли, устраивалось сразу по несколько балов, возникали романы, порой даже кончавшиеся дуэлями или, что конечно, значительно лучше, браками. Император внес на устройство балов значительные суммы и так говорил устроителям: «Если вы хотите устроить праздник, то старайтесь, чтобы он вышел блестящим, потому что виленские дамы знатоки в этом деле». Именно на балу в Вильне 12 (24) июня 1812 года Александр узнал о вторжении Наполеона.

В июне 1812 года, начиная вторжение в Россию, в приказе по армии по случаю начала войны, Наполеон объявил: «Вторая польская война началась»! (Первой польской войной Наполеон называл войну 1806-1807 гг против Пруссии и России, закончившуюся Тильзитским миром). Эта война вошла в историю России как Отечественная война 1812 года.

Территории этнической Литвы были заняты уже в первые дни войны. Первым городом, занятым наполеоновскими войсками была Ковна (Ковно). Через несколько дней Наполеон был уже в Вильне. При этом если в глубинной России завоеватели натолкнулись на всенародную войну, то в западных российских землях все было более сложно. Нельзя не признать, что Наполеон встретил в Литве достаточно массовую поддержку со стороны местной губернской элиты. Большинство шляхты с энтузиазмом встречала наполеоновские войска. Лишь некоторые аристократы, включая уже сражавшегося с русскими и битого ими композитора Михаила Клеофаса Огинского (того самого автора знаменитого полонеза) сохранили верность присяге российскому императору.

Вильна была взята французами без сопротивления уже 16 (28) июня. Польское население литовской столицы встречало их с радостью и восторгом. «Трудно передать волнение, – вспоминала польская графиня София Шуазель-Гуфье (урожденная Финценгаузен), – которое я испытала при виде поляков, которые бежали во весь опор, сабли наголо, но с веселым видом, махая своими флагами национальных цветов, которые я видела впервые.… При виде этих истинных соотечественников сердце мое умилилось. Я почувствовала, что родилась полькой, что сознание это вновь пробуждается во мне, слезы радости и энтузиазма залили мое лицо. Это была чудная минута, но она промелькнула как миг. Всюду царило общее опьянение. Во всем городе раздавались торжествующие клики»[8]. Один из восторженных шляхтичей, при виде вступающих французских войск даже умер от полноты чувств. Гораздо меньше восторга испытывало основная часть виленских обывателей и крестьян края. Впрочем, помимо восторженной графини свои воспоминания о вступлении наполеоновских войск и другие очевидцы. «Наш полк шёл в параде с музыкой во главе, но я не видел следов радости от нашего появления. Улицы почти пустые, дома и лавки закрыты, немного молодежи на улицах и несколько сорванцов бегало вокруг наших коней, крича «виват!». Осторожность и боязнь жителей окатила нас горечью... фуражиры в пустых хатах крали и уничтожали все, что там было», — так писал А. Розвадовский, поручик 8-го уланского полка, который первым вступил в Вильну [9]. Французский генерал Арман де Коленкур вспоминал о вступлении в Вильну: «хотя двор, штаб, гвардия и все, что указывало на его [Наполеона] присутствие, обосновались там, население ровно ничем не проявляло любопытства, никто не выглядывал из окон, не наблюдалось никакого энтузиазма, не видно было даже обычных зевак»[10].

Впрочем, энтузиазм местного польского населения угас очень быстро. Грабежи и мародерство французов сразу охладили чувства профранцузски настроенной части местного населения.

Первое боестолкновение между русскими и французами произошло 27 июня под Вилькомиром (Укмерге).

Наполеон стремился привлечь симпатии местного общества (разумеется, в то историческое время только польского шляхетства). Не случайно первым в Вильну вступил польский полк Доминика Радзивилла, адъютанта Наполеона, представителя знаменитой фамилии литовских магнатов. (Впрочем, главной причиной перехода Радзивилла, как и ряда других польских магнатов, на сторону французов было стремление избавиться от огромных долгов). Главным комендантом города Вильны Наполеоном был назначен генерал Генрих Жомини, швейцарец по происхождению. (Этот Жомини затем, перешел на сторону русских и больше полувека честно служил России). Но наряду с чисто французской оккупационной администрацией Наполеон пытался создать еще органы власти из местных коллаборационистов. 19 июня (1 июля) 1812 года в Вильне Наполеон создал что-то вроде временного местного правительства. Официально оно называлось Комиссия временного правительства в Великом Княжестве Литовском (Komisja Rzadu Tymczasowego w Wielkim Ksiestwie Litewskim). Комиссия состояла из местной знати. Вероятно, с целью найти хотя бы единственного члена, который бы относился бы к тому, что можно было назвать «третьим сословием», в состав Комиссии был введен известный астроном профессор Ян Снядецкий из Виленского университета. Сама комиссия не имела реальной власти и полностью контролировалась французской администрацией. Католическая церковь также восторженно поддержала завоевателей. Епископ Самогитии (Жемайтии) Юзеф Арнульф Гедройц в своем послании наставникам приходов от 5 августа 1812 года предписал прихожанам необходимость повиновения своим помещикам и Наполеону.

Тем временем власти марионеточного Великого Герцогства Варшавского (марионеточного государства в Польше, созданного Наполеоном в 1807 году) поторопились провозгласить восстановление Речи Посполитой в прежних границах 1772 года. Чрезвычайный сейм Герцогства, созванный в Варшаве в связи с началом войны, 16 (28) июня провозгласил себя Генеральной конфедерацией Речи Посполитой, а Польское Королевство – восстановленным. Маршалом (председателем) конфедерации был избран князь Адам Чарторыйский, постоянным органом руководства стал Генеральный совет в составе 11 членов.

Генеральная конфедерация опубликовала воззвание к гражданам бывшей Речи Посполитой, состоявшим на военной и гражданской службе российского правительства, призвавшее их обратить свои усилия против России. В Акте Генеральной конфедерации содержался призыв присоединяться к Наполеону, чтобы скорее наступил счастливый миг, «когда братская Погонь рядом с Белым орлом снова украсят рыцарские щиты и знамена, когда на тучных нивах Волыни, на просторных равнинах Подолья и Украины также будут раздаваться радостные возгласы: „Да здравствует Отчизна! Да здравствует Польша“»[11].

Наполеон, впрочем, рассчитывая договориться с Россией, эту инициативу своих сателлитов не поддержал. В общем, в 1812 году некие никем не уполномоченные и ничем не распоряжающиеся деятели провозгласили присоединение края к другой стране - Польше. В 1941 году такие же никем не уполномоченные и ничем не распоряжающиеся деятели провозгласили независимость Литвы. В обеих случаях эти торжественные декларации не имели никакого значения.

В Вильне Наполеон издал декрет о создании вооруженных сил княжества. Разумеется, этим вооруженным силам предстояло выступить на стороне Наполеона, поэтому из французской казны было выдано 500 тысяч франков для первоначальных расходов по формированию литовского войска. Согласно декрету императора, предстояло сформировать 5 пехотных полков (по 3 батальона из 6 рот в каждом) и 4 кавалерийских полка (по 4 эскадрона из 2 рот). Начался набор рекрутов, сопровождавшийся насилиями и произволом. Собрать войско так и не удалось. Добровольцев встать в строй под Наполеоновским знаменем было мало, да и боевые качества этих энтузиастов были невысокими. Примерно 600 литвинов из числа пленных и дезертиров из русской армии не могли составить никакой боевой единицы. Насильственная мобилизация рекрутов также натолкнулась на повсеместный бойкот. Хотя формально под ружье было поставлено 12 тысяч жителей западных российских губерний, большинство «полков» и «бригад» этих «вооруженных сил» существовали на бумаге. Те немногие подразделения, которые более или менее напоминали воинские части, не проявили никаких подвигов на полях сражений.

Так, например, 3-й гвардейский уланский полк из виленских поляков, сформированный бригадным генералом Яном Конопкой, литвином по происхождению из Слонима, отличившимся в войне в Испании в составе польских частей Наполеона, был почти полностью уничтожен 20 октября в его родном Слониме русским рейдовым отрядом генерал-майора Е. И. Чаплица, между прочим, поляка по происхождению. Сам генерал Конопка при этом попал в плен[12]. 22 пехотный полк Великой армии под командованием Чапского, в котором также служили литвины, был разгромлен под Койдановым (недалеко от Минска).

Не менее показательные и другие цифры. Многие аристократы из числа шляхты бывшего ВКЛ поступили на службу в русскую армию. Доля офицеров польского, преимущественного литвинского происхождения, в Русской армии в 1812 году, составляла 3,4-3,5%, т. е. около шести сотен офицеров из 17 139 человек русского офицерского корпуса. До 1814 года среди генералов русской службы 14 были польского происхождения, из которых наиболее известными были генерал от кавалерии А. П. Ожаровский, генерал-лейтенант И. Пржибышевский генерал-лейтенант Е.И. Чаплиц, генерал-майор К. А. Крейц и др[13]. В Польском и Литовском уланских полках, созданных на базе частей прежней армии Речи Посполитой, а также в Гродненском гусарском полку, среди офицеров преобладали поляки. И практически все они сохранили верность присяге.

Из литовских татар еще вскоре после присоединения Литвы к России был сформирован Татарский уланский полк. В 1812 году татарские уланы под командованием остзейца Карла Кнорринга (сына Богдана Кнорринга, взявшего в 1794 году Вильну) лихо действовали как партизаны в тылу наполеоновских войск.

А ведь Наполеон (и еще больше варшавские поляки) весьма рассчитывали на привлечение под наполеоновские знамена своих соплеменников. Наполеоном лично был продиктован опубликованный в «Литовском курьере» 25 июня (7 июля) призыв к русским военным из числа поляков «сорвать подлые мундиры, отомстить кровью за унижение Отчизны и плечом к плечу с цивилизованными народами навечно возвести нерушимую стену против азиатской дичи»[14]. Но общее число перебежчиков за всю войну насчитывало лишь несколько десятков человек. Служебный этос русского офицера для литвинов в русском мундире оказался сильнее всех пламенных призывов о защите «цивилизации». И при этом учтем, что многие русские офицеры польского происхождения имели родственников и знакомых, которые сражались на стороне врага. Итак, если немалая часть литовского дворянства переметнулось было на сторону Наполеона, то служившие в русской армии сыновья этих дворян сохранили верность присяге и честно выполнили ратный долг.

Таким образом, население бывшей территории Великого княжества Литовского не встало как один под русский флаг, но и не проявило энтузиазма в отношении Наполеона. Неслучайно в Вильне он произнес свою известную фразу: «Эти поляки не такие, как в Варшаве». Позднее Наполеон назвал жителей Литвы в период своего похода на Россию, «равнодушными зрителями великих событий, совершающихся вокруг них». Думается, что это определение наиболее полно соответствовало исторической истине.

В Вильне под французской оккупацией 9(21) сентября была отслужена благодарственная месса по случаю взятия Москвы, состоялся парад только что созданных литовских воинских частей. На ряде домов города развесили картины, на которых польский и французский орлы pвут на части двуглавого русского орла. Впрочем, уже очень скоро виленцы поняли, что все меняется.

6 декабря 1812 года Наполеон, удирая от русских войск, вновь оказался в Вильне, проехав город без остановки. Вскоре Вильна была заполнена отступающей французской армией. Впрочем, это была уже не армия, а скопище мародеров, грабивших все на своем пути. Через три дня остатки французов вместе с несостоявшимся «правительством» бежали дальше на запад. Но вот показательно отношение виленских аристократов к происходившим событиям. Они в полной уверенности, что Наполеон покорит Россию, развлекались на балах. Впрочем, полякам не в первый раз пришлось протанцевать свою страну. Военачальник и дипломат императора Арман де Коленкур так описывал свое прибытие в Вильну в ноябре 1812 года: «…в то время как одни мерзли и умирали, другие танцевали на балах! Жители Вильно далеко не представляли себе ни нашего положения, ни того, что произошло, ни того, что должно было случиться»[15]. Французы бросили в Вильне 20 тысяч раненных и больных, включая 7 генералов. Зато успела сбежать «Комиссия Временного правительства Литвы». Вплоть до лета 1813 года эта «Комиссия» проводила заседания в Варшаве, а затем в Дрездене. Разумеется, как и все «правительства в изгнании», она ничего не решала и ничем не руководила и вообще большинство современников просто не знало о ее существовании.

В Вильну в скором времени прибыл Александр I. Свое неудовольствие поведением польской аристократии выразил очень серьезным наказанием, отказавшись посетить бал, устроенный ради него местным «высшим обществом». Впрочем, вскоре победитель смягчился. 12 декабря 1812 года Александр I объявил полную амнистию «литвинам», которые были на стороне Наполеона.

(Продолжение следует)