Он воевал – был красноармейцем-стрелком: тяжело раненый, М.П.Лобанов пронёс и: память о великой войне, и боевой запал через всю жизнь: и в критике, и в писательстве он оставался бойцом до конца: воюя за правду, за высверк алмазной литературной истины.
Он исследовал леоновский «Русский лес» с пристрастностью литературного алхимика, видящего превращения слова в конкретику мировой реальной субстанции, а слово Л. Леонова, вещное и сказовое, даёт благодатный материал для исследования и слова вообще, и специфики писателя, предложившего одну из самых интересных стилистик века.
Он писал о Рубцове с той… почти сакральной нежностью, какая говорила о возможности прочтения поэтических текстов именно под таким, избранным критиком углом.
Больше – писатель, пишущий о литературе, нежели критик, Лобанов просвечивал тот, или иной литературный феномен самым сердцем сердца: недаром одна из его книг называлась «Сердце писателя…»
…никто не знает, где таится в теле душа: логично предположить, что именно в области сердца, без которого нет литературы.
…цикл публикаций М. Лобанова в «Молодой гвардии» в 60-70-е годы вызвал зигзаги партийной критики, став, однако, известным: благодаря своей непримиримости к косности мещанства, и очень русскому подходу к оценкам литературной реальности.
Он был почвенником – М. Лобанов, он ведал, что разрыв с традицией чреват, и его литературный меч сиял ярко, ратоборствуя всякую кривду.
