Как император Хирохито верноподданных от уничтожения спас

О духовных причинах японского милитаризма

Одной из внутренних причин милитаристского курса, на который Япония окончательно встала с 1930-х годов, стало неустранимое противоречие между традиционным уважением к общественным и государственным ценностям, воспитанное конфуцианством, и нарождающимся культом индивидуального процветания, пришедшим одновременно с принятием капиталистических достижений протестантской цивилизации Запада.

В России несочетаемость западного индивидуализма с идеалами православия способствовала победе социалистической революции, обещавшей всем принявшим ее справедливость и иные, похожие на христианские, ценности ‒ уже сейчас в земном существовании. В Японии же, где едва ли не главной религиозной ценностью был культ императора – Божественного тенно, социалистические идеи с их отрицанием этого культа восторжествовать не могли.

Но зато результатом несовместимости исконных и пришедших вместе с «прогрессом» ценностей, стали массовые пессимизм и меланхолия, пришедшие в XX веке на смену эйфории от первоначальных успехов эры Мейдзи и охватившие наиболее образованные и интеллектуальные страты японского общества.

Не найдя в духовном багаже нации мирного рецепта разрешения возникшего психологического кризиса, соответствующие круги решили разрешить его путем материальным, обозначенным как создание «сферы процветания Великой Восточной Азии». Понятно, что создание такой сферы могло быть осуществлено, особенно в те непросвещенные общечеловеческими ценностями годы, лишь военным путем.

Стоит подчеркнуть, что культ императора оказался весьма эффективен именно в экстремальной обстановке, к которым относятся боевые действия. Как известно, одной из особенностей Второй мировой войны было участие в ней идеократических режимов, мобилизовавших широкие слои населения на участие в боевых действиях с помощью массовой пропаганды.

Но наибольшей эффективности идеологическая обработка – как личного состава вооруженных сил, так и гражданского населения – достигла именно в Японии[1]. Слово Божественного тенно было не просто законом для верноподданных, но законом священным.

Видимо именно поэтому непосредственным общением с любимым тенно японский народ не баловали. Слова его доходили до верноподданных из официальных источников, тщательно проверенными и отредактированными.

Дело в том, что оговоренное Конституцией Мейдзи (1889 г.) всевластие императора, по крайней мере в вопросах внешней политики, было по существу фиктивным.

«Императору приходилось действовать в соответствии с рекомендациями своих конституционных и дополнительных советников, и, более того, он редко принимал единоличные политические решения. [Этих советников Окамото Сюмпей и именует олигархами, в независимости от их имущественного положения. – БГ]

Император Мейдзи, которого на военном и политическом поле считают самым деятельным из трех императоров современной Японии, не является исключением.

Иными словами, роль императора заключалась не столько в том, чтобы принимать собственные решения по политическим вопросам, сколько в том, чтобы своим престижем и ритуализованными действиями легитимировать те политические решения, которые от его имени принимали советники.

Именно эта сложная система советников, которая изначально задумывалась как управляемая лично императором, и превратила простое до наивности положение конституции в поле борьбы различных политических сил»[2].

Император Мэйдзи (Toyohara Chikanobu, 1887). British Museum

Беда Японии, как и многих других стран, была в том, что качество императорских советников со временем непрерывно ухудшалось, а их влияние на политику возрастало. Соответственно падало влияние императора.

Скажем, император Хирохито был противником войны и в 1930-годы, и в 1941 году. Но роли это не играло. Непосредственно обратиться к народу он не мог, а указы от его имени составляли «советники», в 1930-1945 годы преимущественно военные. Олигархи, в обычном значении этого слова, также играли немалую роль, как в любом товаро-денежном обществе, которым начала становиться Империя Ниппон после революции Мейдзи.

Права и полномочия японского императора

Хирохито, как японский император, мог иметь для себя любые мнения о том, как следовало бы реорганизовать монархию, но вот реализовать их на практике не мог. Конституция Мейдзи, дарованная якобы самим монархом японскому народу в 1889 году, начиналась словами:

«Династия императоров, не прерывавшаяся с незапамятных времен, будет править Японской империей во веки веков... Особа императора священна и неприкосновенна... Он является главой империи и обладает суверенными правами в соответствии с положениями настоящей конституции...

Императору принадлежат законодательные функции, а издаваемые законы одобряются парламентом...

Император объявляет о вступлении законов в силу и отдает распоряжения об их опубликовании и исполнении...

Определяет структуру... правительства и жалованье всем гражданским и военным чинам, а также назначает и смещает таковых...

Является Верховным главнокомандующим армией и флотом... объявляет войну, заключает мир, а также договоры...»

Император Хирохито. Смотр войск

Но эти огромные права служили лишь ширмой для действительно власть имущих. Конституция Мейдзи была делом рук энергичных людей ‒ представителей кланов, победивших в революцию Мейдзи, а также почти мгновенно возникших, казалось бы, ниоткуда представителей крупной финансовой и промышленной буржуазии, сменивших прежних крупных феодалов.

Император же стал в их руках орудием, помогавшим сломить старый японский уклад, мешавший «новым японцам» вписаться в мировое сообщество.

Понятно, что эти новые хозяева жизни вышли все же из старых, в основном самурайских слоев японского общества, и настроены были на созидание Великой Японии под водительством потомков Аматэрасу-омиками. Ломая старое сословное «самурайство» они старались распространить самурайские добродетели в ширь и в глубь народных масс, и уж конечно на весь личный состав вооруженных сил Империи.

При этом любые реформы предлагались народу от имени императора и, разумеется, с его согласия. Японский парламент не имел права и возможности контролировать деятельность кабинета министров. Премьера, правда, назначал сам император, но лишь по рекомендации ближайших советников генро ‒ старейших государственных деятелей, а позже лорда-хранителя печати.

Решения по важнейшим вопросам сначала принимались кабинетом, а затем перед их обнародованием представлялись императору для его санкции. Но это была дань традиции.

Такие же кардинальные решения, как, например, о войне в Маньчжурии, войне с Китаем и даже с Америкой, принимались только военной верхушкой.

Император не мог отменить эти решения, не мог не согласиться с ними. Его функции сводились к выслушиванию и одобрению, но не к критике, поправкам или запрещению.

Например, известно, что Хирохито совсем не хотел объявлять войну Америке в 1941 году, однако события и те, кто вершил эти события, оказались ему неподвластны. Император, конечно, присутствовал на историческом заседании Императорского совета 6 сентября 1941 года, на котором в соответствии с отработанной процедурой было принято официальное решение о войне с Соединенными Штатами Америки.

Хирохито молча наблюдал за ходом заседания, как того требовала традиция. Однако на этот раз император неожиданно заговорил. Он вынул па кармана лист бумаги и прочитал короткое стихотворение, написанное его дедом императором Мзйдзи:

Если для меня все люди в мире ‒

Мои родные братья,

То почему их спокойствие

Должно быть так бездумно нарушено?

«Это стихотворение ‒ одно из моих любимых, ‒ сказал император. ‒ В нем выражены самые сокровенные мысли моего деда и меня о великой любви к миру».

Генералы поняли, что император высказал неодобрение, но предпочли это неодобрение проигнорировать.

«Император и народ ‒ едины»

Многие люди живут как бы по написанной для них роли. Одни выбирают ее сами, другие вынуждены играть какую-то роль, а третьим она заготовлена уже с рождения.

К числу последних принадлежал Хирохито, ему досталась самая необычная роль.

Хирохито был главой «национальной семьи», и все японцы искренне верили в такие лозунги, как «император и народ ‒ едины». И мы увидим, что подданные не слишком ошибались.

Во все времена император для каждого японца был путеводной звездой. Этим отчасти обусловлены такие национальные черты японского характера, как непоколебимая вера в систему правления императоров, глубокая убежденность в своей особой миссии на земле и уверенность в том, что унаследованные японцами свыше качества превосходят достоинства других народов.

Император был также главой и главным объектом поклонения национальной японской религии Синто, занимая первое место в пантеоне ее богов. А поскольку император одновременно являлся Верховным главнокомандующим вооруженными силами, приказы Хирохито войскам приобретали значение абсолютной священной истины и придавали военным действиям моральную силу крестового похода.

Императорский рескрипт об объявлении войны в 1941 году для всех японцев был равносилен призыву папы Урбана II в 1095 году освободить Гроб Господень от неверных. Трудиться не покладая рук, страдать и умирать за императора считалось самым высоким призванием поданных Японии.

К несчастью Японии и ее самой, военная верхушка Империи времен Хирохито, в полной мере используя божественный статут императора для исполнения войсками приказов командования, как священного долга, сами эти приказы далеко не всегда согласовывала с пожеланиями и мнениями своего «земного бога».

Император являлся Верховным главнокомандующим вполне номинально, а когда он пытался реально воздействовать на события в направлении, не совпадающем с сегодняшними взглядами Имперского Генштаба, монарха и бога вежливо осаживали, либо еще более вежливо игнорировали. Ничего личного, все для блага Империи и Императора.

Так вопреки воле и мнению императора было создано пресловутое Маньчжоу-Го, спровоцирован конфликт с Китаем, превратившимся в восьмилетнюю войну 1937-1945 годов.

Единственный раз, когда Хирохито смог одернуть зарвавшуюся армейскую элиту, был эпизод у озера Хасан в 1938 году.

Действия армии в последнее время отвратительны…

В июле того года японцы атаковали русские войска и пытались вытеснить их с позиций у озера Хасан. Высшее руководство армии настаивало на войне с Советским Союзом, но министр иностранных дел и военно-морской министр дали согласие на развертывание войск только в качестве меры предосторожности, резко возражая против любых агрессивных действий.

Военный министр и начальник Генерального штаба армии потребовали аудиенции у императора, стремясь добиться утверждения планов нападения на Советскую Россию. Однако через своего армейского адъютанта император передал военным, что он ни в коем случае не согласится применить силу.

Военный министр и начальник генерального штаба продолжали настаивать на аудиенции. Когда встреча состоялась, Хирохито спросил, обсуждали ли они этот вопрос с министром иностранных дел и военно-морским министром. Военный министр и начальник генерального штаба ответили, что якобы получили согласие на применение силы.

Обнаружив обман, император обратился к командованию армии с гневным посланием:

«Действия армии в последнее время отвратительны. В период маньчжурского инцидента и событий у моста Марко Поло[3]¹ армия совершенно не подчинялась приказам из центра.

Порой применялись произвольные и никем не утвержденные методы, что совершенно неприемлемо в Моей армии. Я считаю это позором.

Ничего подобного больше не должно повториться!..

Впредь запрещаю перемещать хотя бы одного солдата без моего приказа».

Пораженные неожиданным выговором императора, военный министр и начальник штаба в тот раз отступили, но в душе были возмущены:

В конце концов ‒ кто командует Императорской армией?

На следующий год военные круги усиленно добивались заключения союза с державами оси и даже угрожали членам кабинета.

В связи с этим Хирохито заметил своим ближайшим советникам:

«Меня поражают современные военные. Они не хотят понять, что другие страны рано или поздно силой заставят Японию вернуть Корею и Маньчжоу-Го».

Тогда же брат императора обратился к молодым офицерам в генеральном штабе с речью об опасностях, которые подстерегают Японию в случае войны против Англии в союзе с Германией.

Это обращение было равносильно заявлению самого Хирохито и, как никогда, откровенно выражало волю императора. Однако упрямые генералы продолжали оказывать давление на правительство с целью заключения союза с державами оси.

Тогда император вызвал своего старшего армейского адъютанта генерал-лейтенанта Усами и вручил ему приказ для передачи с соблюдением строгой секретности высшим чинам армии.

Смысл послания Хирохито сводился к тому, что кабинет падет, если армейские круги не прекратят толкать правительство на заключение союза с державами оси.

Генеральному штабу и военному министерству надлежало полностью пересмотреть свои взгляды по этому вопросу. Император подчеркнул важность данного приказа и недопустимость его разглашения...

Но тщетно.

Генерал Усами пренебрег волей своего повелителя: послание императора не было сохранено в тайне. Армейское командование полностью игнорировало приказ.

И ведь что поразительно для русского человека, и может быть отнесено к очередной антиномии или парадоксу загадочной японской души. В подавляющем большинстве своем все эти самовластные генро, генералы, адмиралы, премьер- и просто министры очередного кабинета, узурпирующие у императора любую реальную власть и возможность принятия им независимых решений, были искренне ему преданы и готовы были жизнь положить за него.

Просто «верные решения» земных проблем они знали лучше Божественного тенно, и оберегали его от них.

Продолжение следует