1
Юрий Поляков, мощно затмивший себя поэта собственной популярнейшей прозой, остался именно поэтом: и в прозе берущим силы именно у поэзии, её лирической составляющей, тонкости её звукового рисунка.
Поэзия – слишком сильная власть, чтобы можно было из-под неё выйти, и, дебютировав именно стихами, Ю. Поляков продолжает их сочинять и по сей день.
…и возникают, выплывая из тумана советских, по-разному ныне вспоминаемых времён, строфы: ажурные, снежные, нежные:
Где-то там, в конце пятидесятых –
Мальчик «Я» с веснушчатым лицом
В курточке, в сандалях рыжеватых
Еле поспевает за отцом.
Сероглазый, с уймою вопросов
(«Почему?» – и нет иных забот)
Мальчик «Я», пошмыгивая носом,
Улицей Басманною идёт.
Прошедшее ушло, что ему ещё собственно делать?
Оно не уходит никогда, оно оседает в сознанье едкой солью, оно диктует образы, чей трепет не оспорить, раз можно прикоснуться к стихам…
Поляков – поэт интонации, и вместе обезоруживающей ясности: той, за которой и стоит подлинность жизни, со всею её переусложнённостью, огнями, перспективами и ретроспекциями…
Лёгкое – как туше – касание звука – рисует картины полновесно: и мы видим мальчика, еле поспевающего за отцом.
Сами такими были.
Как сами испытывали:
У религий классовые корни.
Высшей силы не было и нет.
Я, как атеист, конечно, помню,
Что материален белый свет.
Так о чём же речь? Зачем же в ступе
Воду очевидности толочь?
Это днём…
А ночью вдруг подступит…
Сядешь на кровати: страх и ночь.
Каждый испытал этот антрацитовый провал в никуда, ужас, сжимающий аорту, яд, струящийся в бедных венах.
Каждый испытал, но поэт высказался за всех: мощно, точно.
Точность и изящество, как формулы поэзии Полякова.
Поэзии, уступающей в известности его прозе, но никак не отстающей в качестве от оной.
2
Мир, рассмотренный, как сумма иллюзий; мир, не могущий существовать без иллюзий, но они – в основном – пустота; и вот эпопея превращения мало грамотного чальщика в знаменитого писателя, блестяще исполненная в жизни скучающим поэтом, тепло и живо разворачивается, обрастая массой подробностей, становится повествованием под мистическим названием «Козлёнок в молоке».
Козлёнок в молоке – заповедь, имеющая много толкований, одно из которых звучит так: Дающее жизнь (молоко) не должно стать причиной погибели.
Причиной оной может стать всё – ложная известность, вписанная в конкретную реальность; превознесение пустого места, слишком в наши дни похожего на свято, какое не бывает пусто, напластование миражей, что в сумме заменяют жизнь…
Юрий Поляков слишком знаменит, чтобы – по современным сбитым меркам было возможно определить его подлинную значимость в литературе: когда-то достаточно умелый, но, пожалуй, слишком прозаизированный, без ощущения волшебства внутри стиха (впрочем, Советском Союзе это не приветствовалось), поэт, точно раскрывает суть своей одарённости, превращаясь в прозаика.
Первая повесть, даровавшая ему широкую, если не сказать широчайшую известность – «ЧП районного масштаба» - столь же точно исследовала болевые токи тогдашнего общества, сколь ходко были сделаны персонажи – живенькие, но неживые…
Виртуоз публицистики и литературный критик высочайшего класса, Поляков упрекает современных авторов в неспособности создать полнообъёмный художественный образ…
Повести и романы Полякова населены густо – но (кто-нибудь оспорит?) ни один из персонажей не встал со страниц, не живёт среди нас, как Чичиков, или Анна Каренина…
Да что там Чичиков!
Как унтер Пришибеев…
Все книги Полякова слишком заострены реальностью, чтобы претендовать на вечность, и, будучи мастером стилистом, он создаёт скорее точные ситуации, чем яркие образы…
Впрочем, остаётся Козлёнок: книга, где играет мысль и неистовствуют чувства – плохие и гнусные, что логично, поскольку речь о сверх-тщеславном сообществе – то есть литературном мире; впрочем, по сумме книг Юрия Полякова – писателя, достигшего вершинного предела популярности, которая, как человек-невидимка, может раствориться во временных пластах будущего – так чётко можно отслеживать историю советскую, постсоветскую, драму идей, приведших к сокрушению роскошной империи – Советского Союза – и многое, многое, что популярность, от какой всегда идёт несколько специфический аромат – оправдана: если не на все сто, как любил говаривать великолепный Иван Бездомный, до на девяносто точно.
А слово грядущего нам безвестно.
3
Раскалённую медную проволоку социальных проблем он чувствует сейсмографически точно, переводя их в художественные образы, характеры, ситуации.
Люди, сделанные им, объёмны – их ощущаешь, как видишь собственных соседей.
Юмор, прослаивающий книги Ю. Полякова, достаточно тонок, чтобы шутки запоминались, и никогда писатель не опускается, не скатывается в бездну модного ныне стёба – который, в сущности, есть нижний ряд комического.
Некогда «ЧП районного масштаба» прозвучало на всю страну, ибо партийной власти оставалось недолго, и, очевидно, держалась она на волоке; другой вопрос, что за ней воспоследовало…
Поляков был успешным советским поэтом: точным в слове, несколько прозаизированным, делающим стих, практически лишённый метафоры – что не является недостатком: ибо последняя всегда двойственна: она словно лишает предмет его уникальности сопоставлением с чем бы то ни было.
Но в прозе Полякова как раз достаточно интересных метафор – как раз выявляющую алхимическую связь различных данностей мира…
Он сочетает, сплетает умело сюжетную занимательность, живую жизнь персонажей, социальность, следование тем линиям, которыми движется реальность, вовлекая в собственную аудиторию всё больше и больше читателей – их объёмная сумма логично вытекает из вышеперечисленных качеств…
И, вероятно, читательские ожидания – чем ещё одарит писатель – выглядят вполне естественно, учитывая его неувядающую работоспособность, разноплановый талант, ощущение времени.
