Великий пост
Великий пост, какая лёгкость!
Томится чрево, но зато, –
О, неожиданная ловкость
Локтей, ныряющих в пальто!
Когда, прозрачен и намолен,
Сам воздух кажется живым,
Гудят удары колоколен
Протяжным гулом постовым.
Ещё снежок белеет коркой,
Но в теле царствует весна
И голод: плотная просфорка
Ужасно кажется вкусна,
А впрочем, этим ли утешен?
Я знаю большие дары:
И пониманье, что я грешен,
И мысль, что все вокруг добры.
Хорошо на даче
Вдалеке от дому;
Жизнь течёт иначе,
Тихо, по-простому.
"Рукомойник в сенцах,
Если пальцы липки!
Вытри полотенцем,
А то будут цыпки."
Девочка притихла,
Села на кроватке
И ждала, как диво,
Что придут цыплятки.
Взрослый жив расчётом:
Взвесит, перемерит.
А ребёнок кроток,
Простодушно верит.
* * *
Стекались тóлпы. Путь был долог;
Господь молился, шёл пешком.
Ему был каждый агнец дорог
Из стад, завещанных Отцом:
И отрок, мучимый жестоко,
И бесноватый из гробов;
Одни в Нём видели пророка,
Другие жаждали хлебов.
Как проповедовать им, – прямо
Или вопросом на вопрос?
В пытливых чадах Авраама
Прошёл неузнанным Христос
И их сердечные скрижали
Не тронул золотом словес.
Они хулили, искушали
И ждали знаменья с небес
И услыхали: "вы от нижних!".
При невнимательности всей,
Я нахожу, тайком от ближних,
Что я такой же фарисей.
Лутоня
Жили баба с дедом
В рубленой избёнке,
Только Бог им не дал
Смолоду ребёнка.
Нет мирского счастья, –
Так живи по духу,
Но на Бога часто
Жалилась старуха,
В уши дни и ночи
Старику трезвоня:
"Вот бы был сыночек,
Маленькой Лутоня!
Звал бы тебя тятей,
Кудри как колечки,
Влез бы на полати,
Да упал бы с печки!"
И сидят, рыдают,
Слёзы льются градом.
Видно, Бог не знает,
Что им было надо.
Детство
Я помню все твои игрушки,
Зверей забавный строй,
Как, их расставив на подушке,
Жила игрой:
Телёнок плюшевый ("тинёня")
И шитой куклы лён,
Был поросёнок ("пасясёня")
И добрый слон;
Но ты, играя, вырастала
Из кротких детских снов;
Молитвослов ты называла
"Мой милый слов".
О всеблаженство – быть впервые,
Ни в чём не знав греха!
Ты на воскресной литургии
Была тиха.
Когда подросток ныл капризно,
Стонав на все лады,
Ты смело щурилась на брызги
Святой воды.
Ещё не тронуло сомненье
Твой немощный состав,
И ты несла благословенье,
Не расплескав.
* * *
О любознайство! "Ты постился?"
Сказать ли "да", ответить "нет",
Чтобы в ущерб не обратился
Поспешно поданный ответ?
Две западни, два ухорона,
И трудно не попасть впросак:
Тщеславье требует поклона,
Как хан, сбирающий ясак,
И ждёт, что, убоявшись сраму,
Я заплачу ответом мзду, –
И ложь, выкапывая яму,
Следит, когда я упаду.
Пойду с юродством посерёдке,
Как бы незрячий через мост:
"Вчерась обтрескался селёдки, –
Не знаю, пост или не пост."
* * *
От каменных дворов, от демонов машин,
Компьютерных программ тяну себя за ворот,
Чтоб уцелеть и вырваться за город,
Из тесноты в простор оврагов и равнин;
Слежу шептанье трав, безмолвие дубов,
Рисунок их ветвей, изломанный и странный, –
Разумный храм, святой и богозданный,
Под сводом высоко бегущих облаков;
Распаханных низин вздымающийся пар, –
А выше облаков, ослушаться не смея,
Ведёт дугу по сфере Птолемея
Кипящий гелием благословенный шар.
Размышление у картины "Боярыня Морозова"
Нет, не добро, а похоть власти,
Её безумный произвол
Христово Тело рвут на части,
Ввергая ревностных в раскол.
Откуда в нас такая злоба,
Такая дикая вражда?
Уж если мучить, так до гроба,
А проклинать, так навсегда;
Чтоб изо рта полезла пена,
Чтоб плоть распалась на куски,
И совесть гнуть через колено,
И рвать щипцами языки!
Но чтó для русского увечье? –
Он правдолюб и однодум.
Блистал закудьминским наречьем
Неугомонный Аввакум,
И пусть он бился за обряды,
Пусть говорят, что был неправ, –
Он просто верил, что так надо,
И жил по вере, пострадав.
