«Эли, Эли! Лама савахфани…»
Часть первая
1. Антон и планетарная ноосферная сеть
«Я в междуречьи роли и речи»…
Антон Павлович Коржов, мужчина тридцати пяти лет, с удовлетворением посмотрел на текст поэтической фразы, появившейся на экране старомодного ноутбука. Саму фразу он только что отпечатал на клавишах старинной немецкой пишущей машинки, превращённой мастерами-электронщиками в клавиатуру, которая при посредстве какого-то передатчика отправляла сигналы прямо в электрические мозги компьютера. Этот маленький штрих создавал прелестную иллюзию того, что и сам компьютер, и его обладатель будто бы никоим образом не включены во всемирную ноосферную сеть.
Это было не так.
Наш герой, работник филиала Исследовательского Центра Проблем Коммуникации, конечно же был подключён к сети. Никто его насильно не принуждал к подключению. Но… ведь это так удобно. К тому же «неподключённые» жители Евразийской Конфедерации были ограничены в доступе ко всему тому, что так или иначе связано с функционированием капризного механизма под названием «социальный лифт».
Так что, хочешь - не хочешь, приходилось смиряться с некоторыми неудобствами, возникающими при пользовании этим инструментом. Не хочешь ехать в вагоне, иди пешком.
А если нет желания идти пешком – и тяжко, и далеко не доползёшь, но при этом хочется ощущать свою инаковость от прочих пассажиров лифтов и вагонов, то выручают такие вот упражнения в творчестве. Помогают фантазировать, рисуя в сердце ощущения свободы. Чувства, наподобие тех, которые испытывает школьник младших классов, впервые ушедший самостоятельно гулять в соседний микрорайон.
При этом для кого-то, в том числе и для Антона Павловича, были важны некие внешние ритуалы, вроде ударов пальцами по клавиатуре. Порою он и вправду начинал веровать в то, что чем плотнее он срастётся с «кирпичиками реальности», тем надёжнее будет стена, ограждающая его душу от щупалец Всемирной ноосферной сети.
И хотя в глубине души он понимал, что такого рода стены малопригодны для создания надёжных убежищ от чего-то действительно сильного и опасного, тем не менее, продолжал цепляться за эту мнимость. В этом было что-то от веры всякого просыпающегося, даже и не школьника, в то, что привидевшаяся во время ночных грёз игрушка на этот раз точно удержится в благодарных пальцах...
«Роли калечат, хоть речи беспечны», - продолжил Антон.
И откинулся на спинку стула. Стул был из абсолютно неантикварного ширпотреба середины ХХ-го века. Но это был деревянный стул, а не кресло из полимеров. Так что и на том спасибо.
Теперь на душе было хорошо.
Звуковая вязь была музыкальна, да и смысл тоже вполне соответствовал той идее, которую он был не прочь запечатлеть этими строками.
Из блаженного чувства парения в эмпиреях Антона вывело нарастающее чувство присутствия в сознании чего-то постороннего. Это был сигнал, повелевающий подключить свой мозг к ноосети.
Нахмурившись, он дотронулся сжатыми пальцами правой руки - указательным и средним – ко лбу, а затем прижал большой палец левой руки к запястью правой. Прижал к тому месту, где на руке была нанесена нано-татуировка, служившая своего рода «кнопкой», включавшей механизм настройки человека на подключение к сети.
Ощущение свободы испарилось, как испаряется нарисованный водой иероглиф: кисть только отрывается от последнего мазка по тёплой плите камня, а первое пятнышко уже начинает неотвратимо исчезать.
«Но ведь было мгновение свободы?», - неуклюже пытался обмануть самого себя Антон, но сознание начало цепенеть, и стали явственно проклёвываться образы наваждения ноосферного поля.
Он и не пытался сопротивляться вторжению в сознание этих посторонних образов.
Себе дороже.
Однажды он уже пробовал поэкспериментировать и изо всех душевных своих сил пытался противиться наваждению. Антон повторял разорванные куски молитв на нескольких языках, которые, впрочем, воспринимал он не как моление о заступничестве, но как мантры - подспорья для поддержания обладания собой.
Но… потом было только хуже. Вместо привычной промывки сознания он получил такую дозу состояния ужаса и подавленности, что стало ясно – станешь сопротивляться включению в ноосферное поле – получишь по мозгам.
Вернулись все те давно забытые образы, приходившие к нему в детстве во время галлюцинаций, сопутствующих бреду от высокой температуры, и время куда-то пропало.
А ведь это был уже не первый случай, когда Система напоминала о себе.
В голове тогда начал нарастать звон, доходя до совершенно нестерпимого уровня. Система напомнила о себе недвусмысленно. Привлекая внимание к сигналам, которые воспринимались вживлёнными в тела устройствами, давно и безвозвратно заменившими многое из того, что определяло образ жизни постиндустриального человечества.
Ноосферное поле работало таким образом, что эти шпионы преобразовывали полученные сигналы в т.н. «стрессоры». Которые влияли на те центры нервной системы, которые и формировали в сознании чувственные образы. Иными словами, человек, глядя в книгу, видел, конечно, не фигу, но… то кино, которое крутили гипнотизёры Системы.
Оно, конечно, ещё не «матрица», но уже на пути к оной.
К всепланетной ноосферной сети подключены были все те, кто не видел особых причин отказываться от очевидно удобного инструмента. Отказники вынуждены были пользоваться устаревшими электронными браслетами, в которых помещались чипы. Однако, невключение во всепланетную сеть не просто лишало человека массы удобств, но закрывало доступ в верхние этажи социума.
Подавляющее большинство потребителей товаров и услуг восприняли этот шаг технической революции с восторгом и энтузиазмом. Ну, а как же иначе: ведь теперь у подключённых к Системе отпадала необходимость в каких бы то ни было устройствах, передававших картинку и звук. Всё возникало прямо в башке. Хоть кино, хоть собеседник.
Кроме того, шпионское устройство, принятое сторонниками всего того, что объявлялось «прогрессом», непрерывно передавало сигналы, оповещавшие Систему о психическом и физическом состоянии человека. А система навигации позволяла относительно оперативно обнаружить биологический объект, передатчик которого транслировал бы сигналы о помощи.
Гражданин мог лишь начать ощущать некие симптомы телесного недомогания или же закипающего раздражения, а добровольно помещённый в собственное тело дятел уже подавал сигналы Системе, где эти самые сигналы воспринимались в качестве индикаторов опасного состояния. Которое – во имя Всеобщего Блага – необходимо было пресечь.
В голове Антона тихонько, но тошнотворно гудел сигнал, напоминающий о том, что пора на работу, времени осталось как раз столько, чтобы доковылять до остановки автобуса.
Не хотелось выбираться из уютного состояния мысленной неги, но делать нечего… Антон, отключив сигнал, прикоснувшись к запястью, сунул ноги в кроссовки и покинул помещение.
Нанотатуировка на запястье помимо «кнопки включения мыслесвязи» исполняла функцию ключа, открывающего разнообразным аппаратам возможность подключаться к базе данных, соответствующих обладателю уникального кода. И теперь прочипированные человекоединицы освобождались от массы хлопот, связанных с поисками копий и оригиналов многочисленных справок.
Когда ещё только вводилась эта Система, некоторые знатные учёные-нейрофизиологи утверждали, что технически невозможно создать нечто подобное. Но Систему ввели – и она заработала.
2. Молодой циник м.н.с. Фома Трастов
По дороге на остановку Антон почувствовал, что в обувь попал какой-то посторонний предмет. Остановился. Не спеша стянул кроссовок и вытряхнул из него камешек. И вдруг увидел, что автобус-то уже выворачивает из-за угла, а до остановки ещё метров двести.
Еле успел.
Водитель увидел своего постоянного пассажира бегущим и, конечно же, постоял чуть дольше.
- Спасибо Вам! Ух.. А в агломерациях никто бы ждать не стал. Уехали бы без меня. Не попал бы вовремя к месту трудовых свершений, - попытался пошутить младший научный сотрудник Филиала Центра Института проблем коммуникации.
Филиал Центра находился в нескольких километрах от городка, опоясанного лесом и проплешинами бывших колхозных полей, ныне намертво заросших мутировавшим борщевиком. Климат изменился, и теперь борщевик стоял во всеоружии своего яда уже поздней весной.
Корпуса Филиала располагались в отремонтированных зданиях НИИ ещё советской постройки. Некогда тут был небольшой сельскохозяйственный академгородок, но никакой интеллектуальной базы давно не было, всё вымерло ещё в начале XXI века.
Теперь же академгородок был приведён в относительный порядок, коммуникации восстановлены. Причём архитектор, руководивший возвращением комплекса к жизни, воплотил модный на тот момент «тренд» – «необрежневское ле-корбюзье». Попросту говоря, частично отевроремонтированные здания вновь напоминали типичные для позднего Союза ССР Научно-Исследовательские Институты, причём напоминали как внешне, так и внутри.
Обшарпанность стен беззастенчиво прикрывалась наглядной агитацией. Нет, до кумача дело ещё не дошло, хотя, впрочем, все эти лозунги и рекомендации с той или иной мерой настойчивости призывали жителей приграничья к бдительности.
Антон вышел из автобуса и направился к воротам Филиала. По обеим сторонам ворот были разбиты цветочные клумбы. Над весёленькой геометрией цветов и разноцветных камешков задумчиво возвышались щиты с наглядной агитацией.
На одном из щитов был изображён какой-то деятель ушедшей эпохи, и аккуратным чертёжным шрифтом были напечатаны следующие исторические слова этого деятеля: «Наноэлектроника будет интегрироваться с биообъектами и обеспечивать непрерывный контроль за поддержанием их жизнедеятельности, улучшением качества жизни, и таким образом сокращать социальные расходы государства».
Надпись на соседнем щите продолжала эту мысль, сгенерированную в «лучших» традициях «нанобюрократизма»: «Широкое распространение получат встроенные беспроводные наноэлектронные устройства, обеспечивающие постоянный контакт человека с окружающей его интеллектуальной средой, получат распространение средства прямого беспроводного контакта мозга человека с окружающими его предметами, транспортными средствами и другими людьми».
По периметру обоих изображений были размещены рожицы мультипликационных героев, права на изображение коих некогда выкупил коммерческий банк, финансировавший наночипизацию подданных. И вот теперь персонажи «Союзмультфильма», по замыслу некоего специалиста по душе народа, должны были демонстрировать радость от того, что, наконец, стала реальностью «предиктивная политика реагирования на инциденты: автоматизация слежки и патрулирования; обнаружение нежелательных лиц путём сканирования заданной области».
В воротах НИИ Антон повстречал своего приятеля Фому, который вышел из корпуса покурить:
- Курить – кураторам кадить!
- Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, - парировал Фома. – А ещё мой покойный прадед говорил так…
- Да, слышал уже. Слушай, Фома, я вот, о чём сегодня подумал: а зачем всё это?
- Что: «всё это»?
- Ну, контора наша, отчёты. Транспаранты эти в клумбах. Политинформации по понедельникам? Ведь всю политинформацию можно закачать в нас «вражьими голосами» через смартфон, встроенный в башку? Да и работать мы тоже могли бы на удалёнке, как при ковидах. Сидели бы в своих норах и сообщались по сети. Зачем этот цирк? Просто, чтобы у населения была иллюзия того, что наш кусок глобуса чем-то отличается – ясное дело – в лучшую сторону - от соседних кусков? Где биологические объекты сидят в человейниках, типа как у нас в «нерезиновой»?
- В общем-то, да. Как это говорят в народе… - Фома почесал затылок и выдал: - «Всякий пернатый высказывается комплиментарно о той части суши с избыточным увлажнением, которая является ареалом его обитания».
И, ухмыльнувшись, тут же добавил:
- Да нет, брат, тут дело посложнее.
Фома закурил и предложил Антону присесть на деревянную старомодную лавочку со спинкой, примостившуюся под двумя берёзками. На щите напротив были изображены Маша и Медведь, втемяшивающие глуповатым Чебурашке и Крокодилу Гене о несомненной пользе «расширения количества льгот и услуг, предоставляемых по единому цифровому идентификатору».
- Понимаешь, брат, - затянулся папиросой «Сила Сибири» младший научный сотрудник Фома Трастов. - Не работает эта Система на все сто. Не работает. Сигналы принимать принимает, причём не только о наших покупках и перемещениях, но даже об изменении пульса и давления. Но в душу влезть не может.
- Как не может? Я попытался блокировать «вражий голос», так оно меня так шарахнуло по мозгам, таких мультиков показало, что я теперь оставил эту надежду… Приходится «вполмозга» слушать всю эту ботву политическую. Но не отгораживаться от «вражьих голосов» полностью… О! Сигнал пошёл. Пора нам на политинформацию.
Фома аккуратно погасил папиросу и выбросил окурок в бетонную урну, стоящую рядом со скамейкой.
- Ну, что ж. Пошли. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Но, делать нечего. Если насилие неизбежно, расслабься и постарайся получить удовольствие.
- Слушай, Фома, - Антон не сдавался и не собирался подстраиваться на шутливую волну. – Я, всё-таки, не понимаю: какой смысл нас собирать всех вместе в «красном уголке», просто ради того, чтобы провести обычный сеанс зомбирования «вражьими голосами»? Могли бы промыть нам мозг в обычном формате? Не понимаю…
- Ну, смотри. Могли бы нас держать по домам «на удалёнке», чтобы мы свои исследования проводили индивидуально, а потом просто в режиме медитативной конференции обменивались мнениями?
- Нет, не могли. Не работала эта схема.
- Не работала. Потому что творческий процесс – штука строго индивидуальная. Никакие гипнозы не заставят человека сделать нечто, принципиально прорывное. Будет просто бесконечное перетасовывание, прорыва не будет. Как говорится, «процесс протекал неравномерно и противоречиво с трудноуловимой закономерностью».
- «Через ж*пу», говоря человеческим языком.
Молодые научные сотрудники не спеша шли по асфальтированной дорожке, обсаженной берёзками и туями.
- Понимаешь, ну что толку погружать нас в гипно-сны и вытаскивать какие-то импульсы. Соответствующие неким психо-состояниям? Всё это чухня. Не может система читать мысли. Нереально это. Передавать данные о температуре и выделении каких-то там веществ оно может, но не больше того. Вот нас и собирают по старинке в такие шарашки. А что тебе не нравится? Что, хочешь в «нерезиновую»? В капсулу какого-нибудь тридцатиэтажного человейника? Чем тут–то, на лоне природы, тебе плохо?
- Да мне неплохо, но не могу понять: зачем всю тему с исследованиями обставлять так, как будто мы играем в институт эпохи Советского Союза?
- Ну, играем же, - лениво ответил Фома. – Играем. Одни играют в одни эпохи, наше руководство решило, что нам будет интересны костюмы эпохи позднего «совка». Ну, тебе-то какая разница? Не нравится эстетика «брежневского ле-корбюзье» и наши халаты да политинформации? Забей ты на этот «косплей». Что, разве лучше было бы обитать в человейнике «нерезиновой»?
И добавил, сменив тон:
- О, Борис Моисеевич уже нас поторапливает.
3. Борис Моисеевич Херсонский
- Ну и сколько можно ждать? – скорбно вопрошал Борис Моисеевич, но уже в следующее мгновение интонации, исполненные неподдельного драматизма, обернулись повелительными нотками: - Давайте, парни, ставьте автографы в ведомости и бегом в «красный уголок»!
Младшие научные сотрудники на бегу поставили свои подписи в ведомости, фиксирующей присутствие сотрудников Филиала на еженедельной политинформации, и быстро зашагали в сторону «красного уголка».
Вслед за ними засеменил и Борис Моисеевич. Ведомость была заполнена, все, кто должен был присутствовать на политинформации, расписались, и теперь нужно было отправить скан ведомости Куда Надо, сигнализируя о том, что и сотрудники филиала тоже готовы к демонстрации политической лояльности: их умы и сердца вот-вот распахнутся, чтобы поглотить порцию пропаганды.
На общепланетном уровне закончился очередной раунд боданий между представителями противоборствовавших центров военно-экономических сил.
Один из этих центров ратовал за то, чтобы человечество представляло собою некую глобальную сеть унифицированных цивилизационных блок-пазлов. Эти блок-пазлы являли бы собою некую мега-агломерацию и обеспечивающие её жизнедеятельность агрохолдинги, фабрики по переработке и утилизации бытового мусора, резервуары с питьевой водой, а также зелёные массивы – лёгкие мега-агломераций. При этом сторонники идей такого уклада намеревались искусственными методами оптимизировать население планеты на порядок, а выживших расселить в упомянутых мега-агломерациях.
Другой центр выступал против унификации и отстаивал право региональных центров на некую идейно-культурную автономию. Этот центр, который можно назвать воплощением идеи «Пирамиды вместо Сети», в итоге одержал верх, и в результате облик планеты хотя и претерпел некоторые изменения, но, человеконенавистический футуризм мега-агломераций, всё-таки, был разбавлен кое-какими элементами самобытности.
Например, место обитания наших героев - Евразийская Конфедерация - теперь выглядела таким образом: вдоль путей перемещения возвышались эти самые агломерации, а примерно в радиусе пятисот километров вокруг них дислоцировались латифундии агрохолдингов, чередовавшиеся с лесными массивами, в глуши которых ютились небольшие городишки и даже города.
На западных рубежах Евразийская Конфедерация упиралась в Междуморье. Непоглощённые агломерациями городишки и даже города Междуморья (т.е. бывшей восточной Европы) выглядели как стилизованные под псевдобарокко местечки, с вкраплениями объектов, сооружённых в неком гипертрофированно фольклорном вкусе.
Ну, они решили так обставить свой быт. Дело хозяйское.
А вот у нас, в Евразийской Конфедерации, решено было культивировать стилистику уже упоминавшегося выше «позднебрежневского лекорбюзье». Примером которого был – в числе прочих многих – и Филиал.
Борис Моисеевич Херсонский очень дорожил своим рабочим местом и опасался того, что его могут сократить. Вследствие чего могут возникнуть проблемы с выплатой кредита за квартирку – и тогда прощай блаженное житие в своём собственном уголке этого укромного городишки. Здравствуй, «социальное жильё». Отправят в ближайшую агломерацию, поселят в капсулу с койко-местом да душевой кабинкой, совмещённой с санузлом. Прогулки – согласно коду, присваиваемому пенсионерам, - разрешаются два раза в неделю по два часа строго до сквера и обратно. Как всем давно уже внушено – пребывая на открытом пространстве пожилой человек может заразиться чем-нибудь. Например, очередным сезонным коронавирусом. И поэтому он, пенсионер, обязан сидеть в своей капсуле и глядеть стариковские сериалы, которые ему будут транслировать прямо непосредственно в башку, симулируя при этом запрограммированную режиссёрами соответствующую гамму чувственных переживаний.
Нет, в капсулу Борис Моисеевич не хотел.
«По губам меня помажет …пустота»
Нет. Вдыхать бензин и проклинать судьбу он не будет. Он, человек, который помнит «эпоху Москвошвея», будет держаться работы до тех пор, пока, пардон за каламбур, не свернут ему шею. Не дождутся. А сил у него ещё достаточно.
Борис Моисеевич был одинок. Одна его дочка со своей семьёй жила в Междуморье, в агломерации на берегу Чёрного моря, другая – в Благословенной Земле. Иногда удавалось выходить с ними на ноосферную связь, но Борис Моисеевич старался пользоваться этим устройством как можно реже, т.к. замечал странности, которые происходили с ним как во время сеансов связи, так и после них.
Нет, что Вы, что Вы! Херсонский любит своих драгоценных детей и бесценных внуков, он каждый день начинает с того, что целует их фотографии, напечатанные на пластике (электронным базам, как уже понял внимательный читатель, этот мудрый человек не особо доверял). И каждый день он заканчивает поцелуями фотографий своих родных, но вот от общения по ноосферной связи, всё-таки, воздерживается.
Подальше от начальства. Пусть и кибернетического.
Поближе к земельке. Чтоб можно было гулять столько, сколько душе угодно, чтобы жить не в камере-капсуле, а своей квартирке, заваленной милой сердцу разной всячиной – приборами, инструментами, пахнущими плесенью старинными журналами «Наука и жизнь» и «Техника – молодёжи», которые он как-то обнаружил в подвале корпуса НИИ и бережно передислоцировал в своё жилище. Сколько блаженных вечеров провёл он, перелистывая эти журналы, пробуждавшие воспоминания о любимом дедушке, в честь которого он, кстати говоря, и был назван Борисом…
И ещё, в конце концов, окна его квартирки выходили на лесок, а не на футуристические башни человейников. И чтобы всё оставалось так, как есть, он, Борис Моисеевич, разобьётся в лепёшку, но никакая сила не отодвинет его из штата филиала.
А ведь он уже слышал как-то краем уха, как менеджер по кадрам сетовал на то, что филиал, дескать, превращается в «дом престарелых». В котором персонал – сплошной «список Шиндлера».
Вот вам и образцово поликультурное многоконфессиональное и многонациональное цивилизационное образование, каковым на каждой политинформации преподносили Евразийскую Конфедерацию.
Евразийская Конфедерация – в отличие от неофашистского Междуморья или экстремистской Еврабии – и была именно такой. Но почему-то среди населения распространялись всякие шуточки-прибауточки антисемитского содержания.
Впрочем, Антон как-то успокаивал Бориса Моисеевича, объясняя ему, что работают политтехнологи и спецы по социальной инженерии, мобилизовывая одни сектора потенциально протестного электората против представителей какого-нибудь социо-культурного сектора общества. Чисто из принципа «девочки, против кого дружите». А потом, дескать, просто аккуратно канализируют накопившийся негатив в некое вполне безопасное и десять раз просчитанное русло.
Интересно, что несмотря на то, что глобалисты-традиционалисты разгромили глобалистов-космополитов, единая Система ноосферной сети была окончательно сформирована именно ими. При этом границы между цивилизационными блоками существовали, и преодолеть их было не так уж просто.
Сотрудники филиала Центра Исследования нередко судачили на тему того, что эти границы как-то не совсем сочетаются с самой идеей единой всепланетарной системы ноосферной сети. Однако, поскольку в филиале изучались вопросы не физики, но лирики, то все понимали, что никакого противоречия нет. Всё совершенно логично.
Наилучшим раствором, склеивающим совокупность эгоистов в некое подобие сообщества, является т.н. «негативная эмоция». «Дружба против». Вот население и склеивали этими «дружбами».
Жители Междуморья почитают себя в качестве «остатка Белой Европы», и, как таковые, побаиваются и ненавидят жителей Еврабии (бывшей западной Европы). Вместе с этим, они презирают нас, жителей Евразийской Конфедерации. Как «орду». Мы, впрочем, отвечаем им той же монетой, ненавидя их предательство и продажность. Вот так и приклеиваемся друг ко дружке, отталкиваясь от «общего врага». А что? Работает.
4. Политинформация
Борис Моисеевич аккуратно прикрыл дверь комнаты, малопочтительно нарекаемой сотрудниками «красным уголком».
Это был довольно уютный небольшой конференц-зал со сценой, закрытой старомодным тёмно-фиолетовым занавесом и семью рядами кресел, покрытых таким же тёмно-фиолетовым плюшем. Ряды разделялись двумя проходами, так, что по бокам стояли сдвоенные кресла, а посередине – строенные.
Фома, на ходу приветствуя коллег, отправился на галёрку к своим приятелям лингвистам. Антон подсел к очаровательной брюнетке, правда, слегка полноватой. К младшей научной сотруднице Виктории Александровне Мигельанджело, в девичестве – Архангельской, Антон уже много лет питал нежные чувства, но как-то всё у них с этой полуразведёнкой не складывалось.
Борис Моисеевич, отправив скан ведомости, примостился в первое же попавшееся кресло в первом ряду.
На сцене был установлен мини ретранслятор – стального цвета шар, заключённый в пирамиду из прозрачного пластика.
Шар начал испускать какие-то замысловатые сигналы, и сотрудники филиала – один за другим – погрузились в состояние полусна.
Началась политинформация.
Вначале сообщалось о том, что политика сворачивания индустриальной активности приносит ощутимые плоды: экологическая ситуация на пространстве Евразийской Конфедерации заметно улучшается, в лесных массивах можно без труда обнаружить представителей уже исчезавших было представителей фауны, в реках – более не отравляемых отходами предприятий химической промышленности – как в далёкие эпические времена снова появилась рыба.
Всё это иллюстрировалось пасторальными кадрами, журчала умиротворяющая музыка, в мелодию которой вплетались музыкальные фразы из произведений русской классики XIX века.
Вторая новость как бы подхватывала экологическую тему, и теперь известный всей Евразийской Конфедерации проповедник вегетарианства рассказывал о новых успехах на поприще синтезирования пригодных для пищи углеводов. Теперь, согласно проповеди популяризатора вегетарианства, постепенно можно будет реконструировать систему агрохолдингов таким образом, что уйдут, наконец, в прошлое эти чудовищные концентрационные лагеря, в которых в противоестественных для живых существ условиях выращиваются на убой миллионы несчастных голов скота.
Новость иллюстрировалась кадрами этих жутких скоплений теснящихся бок о бок свиней и коров, музыка стала тревожной, и впечатление усиливалось за счёт того, что режиссёры передачи умудрялись на какие-то неуловимые мгновения заставлять потребителя новостного материала как будто бы в буквальном смысле слова самому влезать в шкуру несчастной свиньи или телёнка.
Видимо, эти спецэффекты должны были «заякорить» в сознании потребителей информации в числе прочего ещё и такие ассоциации. Вдобавок к ощущениям уже внедрённым.
Потом пошло нагнетание.
Дикторша тревожным голосом заявила, что буквально в эти минуты в Оперативный Штаб всеобъемлющего контроля за здоровьем нации поступил сигнал из районного поста контроля за эпидемиологической ситуацией столицы. В сознаниях потребителей информационного продукта, генерируемого службой информации Системы Ноосферного поля Евразийской Конфедерации, появился врач в противоковидном костюме:
- Только что наши локаторы засекли сразу несколько тревожных сигналов, диагностирующие серьёзные проблемы с самочувствием у граждан, которых, естественно тут же идентифицировали и запеленговали их локацию. Судя по данным, уже обработанных нашим компьютером, речь идёт об очередной вспышке коронавируса…
Врача перебила бойкая дикторша:
- Внимание, экстренное сообщение. В связи с тем, что данные о вспышке сверхнового коронавируса подтверждены специалистами аналитического центра эпидемиологической безопасности, градоначальник столицы объявляет о том, что во всех агломерациях Евразийской Конфедерации вводится режим самоизоляции по «оранжевой» схеме. В регионах схема режимов самоизоляции будет определяться исходя из местных условий.
Бойкая трескотня сопровождалась образами бьющихся в конвульсиях больных, мечущихся с каталками медиков в противоковидных костюмах. Ну, и, разумеется, не были забыты потребители информпродукта, которые получили свою дозу стимулирующих стрессоров, в результате чего каждый мог ощутить - каково это задыхаться от сухого кашля.
Но, видимо, режиссёр программы политинформации потерял чувство меры, а, может быть, проводил некий психоэксперимент, потому что вслед за удушьем потребители информпродукта вновь ощутили волну ужаса, и теперь уже всякий потребитель, мало-мальски знакомый с приёмами блокировки агрессивного внешнего воздействия, на практике реализовывал свои навыки.
У кого-то из сотрудников филиала это получалось лучше, у кого-то хуже, кто-то впал в оцепенение и корчился в судорогах…
- «Эли, Эли! Лама савахфани…» - Прошептал Антон, в голове что-то взорвалось, он ощутил нарастающий свист как при проблемах с сосудами. А потом вся эта свистопляска прекратилась. Прекратилась совершенно внезапно, оставив в голове лишь лёгкий шум.
«Вот с*ки, что с людьми делают! «Оранжевая» схема – это, значит, жителей пенсионного возраста закупорят в капсулах человейников, активировав электромагнитные замки. И никто, кроме сотрудников эпидемиологического контроля не сможет их разблокировать. Будут получать стариканы сухой паёк раз в неделю. А всё остальное время уйдёт на доканывание остатков нервной системы. Провайдеры предоставят бесплатные услуги по безлимитному пользованию виртуальной реальности.
А те, кому посчастливилось ещё не доползти до возраста дожития, будут выходить из своих капсул строго по расписанию, и отклонение от маршрутов будет наказываться ударами стрессоров прямо в болевые центры мозга.
Да… Хоть бы самого не отправили в эту проклятую столицу. Живём тут при филиале и горя, на самом-то деле, не ведаем…»
Антон, испугавшись того, что Система засечёт акт саботирования политинформации, постарался вновь настроиться на восприятие сеанса промывки мозгов.
Дальше в программе были новости из других цивилизационных блоков.
Новости из Благословенной Земли (чьи пределы теперь простирались от Нила вплоть до Тигра и Евфрата) Антон пропустил именно в тот промежуток времени, когда Кто-то отключал его сознание от ноосферной сети, и теперь передавали про неофашистов из Междуморья, которые разрушили очередной памятник и категорически запрещали своим гражданам подключаться к Евразийскому сегменту ноосферной сети. Евразийское Министерство по Коммуникациям с цивилизационными блоками выразило по этому поводу серьёзную озабоченность.
В Еврабии, согласно инсайдерской информации, новейшая вспышка коронавируса уже бушует вовсю. Мобилизован автомобильный парк рефрижераторов, которые будут вывозить из агломераций трупы погибших от вируса и сотрудники Международной Службы Эпидемического Контроля будут закапывать продезинфицированные тела в заброшенных карьерах. Видеоряда на этот раз не было, просто с большими помехами продолжал транслироваться голос поставщика инсайдерской информации до тех пор, пока его совсем не заглушили звуки кантаты Карла Орфа «Кармина Бурана».
В заключение были новости спорта, прогноз погоды, гороскоп и прочая чепуха, которую мало кто из сотрудников филиала воспринимал глубже, чем на самой грани психоблокировки сигнала.
Политинформация закончилась, и тишину нарушил голос Фомы:
- Ну вот, никогда хорошо не жили – нечего было и начинать.
Конференцзал наполнился гулом, и народ начал было расходится:
- Задолбали уже этим коронавирусом…
- Сколько уже можно шпротоедам издеваться над нами, а эти только и умеют, что выражать озабоченности…
Гул был прерван бодрым голосом Бориса Моисеевича:
- Коллеги! Минуточку внимания!
- Сколько уже можно толочь воду в ступе, - недовольно загомонили лингвисты.
- Ага, повышать механическим путём мелкодисперсионность, - тут же вставил свои пять копеек Фома.
- Коллеги! Ещё раз. Минуточку внимания. – Борис Моисеевич говорил уже уверенным спокойным тоном. – Попрошу всех собраться тут в «красном уголке» сразу после обеда. Ровно в 14:00. С собой иметь подготовленный отчёт о проделанной работе. На бумаге. Ну, вы порядки знаете. Давайте. Не забываем про масочки и перчаточки. И без опозданий.
5. Вертолёт и агенты
Коллектив филиала начал сползаться в «красный уголок» задолго до назначенного часа, поскольку в таком, вроде бы заурядном мероприятии, местные конспирологи усмотрели предзнаменование неких роковых перемен:
- Прикроют нашу «шарашку» и отправят по человейникам в проклятые капсулы.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
- Да ладно вам, парни, паниковать! Ну, укажут насекомым их место в иерархической системе пирамидального типа, проглотим раздолбон, потупим очи долу, повздыхаем… Всего-то делов!
- Ох, Фома, всё тебе как с гуся вода! Но ты – молодец, - звонко заявила Виктория. – А то мужики кругом как-то обабились, паникуют безо всякого повода!
Послышался странный нарастающий звук работающего двигателя.
- Мальчики, гляньте, кого там несёт неладная?
- Да геликоптер приземлился на площадке. О, какие-то агенты «Смиты» высадились. Моисеич одного из них ведёт в нашу сторону. Ну, шухер!
В помещение конференцзала вкатился совершенно потерянный Борис Моисеевич в сопровождении типчика неуловимой внешности.
- Здравствуйте, господа учёные. Сейчас мы с вами поговорим о некоторых важных вещах, но перед этим Борис Моисеевич раздаст вам всем документики о неразглашении, которые вы подпишете.
- А если не подпишем?
- А если не подпишете, то в вертолёте места много. Полетите в столицу.
- На Лубянку?
- Зачем на Лубянку.
- А… Сбросите вниз.
- Нет, мы же не варвары, зачем вниз сбрасывать.
- Ну да. Не варвары, шарахнете импульсом в мозги – и готов овощ.
- Нет, шарахать в мозги мы не будем. Для этого не обязательно было бы вывозить вас куда бы то ни было. Это можно было бы сделать где угодно. И когда угодно.
Агент вошёл в роль. Видимо, пикировка с фрондирующим научным сотрудником представлялась ему своеобразной игрой. Которую ему удавалось легко контролировать. И самому задавать тон. Дальше он продолжил как по писаному:
- Мы же не «кровавая гэбня». Мы ценим людей, обладающих профессиональными знаниями в такой важной области знаний. Зачем же разрушать такие прекрасные мозги стрессорами? Гораздо разумнее переселить специалиста, демонстрирующего набор качеств, которые классифицировали его как Потенциального Источника Неприятностей, в одну из агломераций. Хотя бы даже и в столицу. Поселить в стандартной капсуле. Не давать возможности разрушать свою нервную систему чрезмерными выходами в виртуальную реальность. Ну, чтобы дать возможность человеку хорошенько подумать о своём выборе образа жизни… И через несколько месяцев такой бунтарь станет шёлковым.
Агент метнул взгляд на Бориса Моисеевича:
- Все поставили подписи?
- Сейчас-сейчас. Минуточку, ещё не все передали бланки.
- Хорошо, обождём ещё минуточку. Так вот, в агломерации не будет ни трёпа вашего расслабленного. Ни прогулок на свежем воздухе. Ни озона, ни хлорофилла. Никакой ботаники. Или вы хотите «человейник»?
К такому цинизму не были готовы даже наши циники.
- Ну, что ж, - выразил общее мнение Фома. – Благодарим за откровенность.
- Вы подписали бумагу? – додавливал поникшего балагура агент.
- Подписал.
- Вот и хорошо. Ну, что, все передали? Хорошо.
Агент раскрыл папку и властно обратился к Борису Моисеевичу:
- Нет, сканировать не нужно. Дайте мне оригиналы. Вот так.
Борис Моисеевич сжался и стал каким-то совсем маленьким.
- Ну, хорошо. К делу. Некоторое время назад был обнаружен цивилизационный блок, существующий в полной изоляции. Необходимо установить контакт с представителями этой цивилизации. И мы с коллегами прибыли сюда в филиал с целью определить состав участников экспедиции.
Агент продолжал:
- Собственно говоря, ваш филиал и создавался в своё время именно с целью выработки инструментария, посредством которого возможно осуществить такого рода контакт. Вы же понимаете, что устанавливать контакт с Междуморьем или Еврабией можно и без всяких специалистов по эсхатологиям и мифологиям.
Таким образом, за те несколько дней, которые наша комиссия пробудет в стенах Филиала, мы изучим профиль работ конкретных лабораторий, лично познакомимся с научными сотрудниками, а на основе этого - сформируем состав экспедиции.
- А что ждёт тех, кто не войдёт в состав экспедиции?
- Отвечать на этот вопрос я не уполномочен. Но, думаю, что экспедиция станет своего рода проверкой Центра Исследований Проблем Коммуникации на профпригодность.
Ещё вопросы есть?
Если вопросов нет, то Борис Моисеевич сейчас соберёт с каждого из вас подписочки о невыезде и займётся временным расселением тех, кто проживает вне академгородка. Все свободны. До завтра.
Обождав несколько мгновений, и, не желая заполнять собой неловкую паузу, агент вышел из «красного уголка», оставив сотрудников переваривать услышанное.
6. Версии
Фома, Антон и Виктория поднялись в библиотеку и решили обсудить неожиданную новость именно там, в своём «закуточке». Собственно говоря, библиотекой это помещение можно было назвать с большой натяжкой, нормальных бумажных книг там было совсем немного, а на стеллажах размещались разнообразнейшие горшки, горшочки и подвесные кашпо с домашними цветами. Среди цветов стояли и ящики из теплозащитного материала, в которых выращивался зелёный лук. Зелёный лук можно было не только употреблять в пищу, но и использовать в качестве платёжного средства при коммерческих операциях с Борисом Моисеевичем.
- М-да, не пройдём проверку у этих «агентов смитов», пожалуй, и грантов больше нам не видать, - промямлил Антон, усаживаясь у приоткрытого окна библиотеки.
- Каких «грантов», Антон?! Окстись! – Виктория заразилась общим духом и даже на какое-время утратила присущее ей стоическое чувство. - Прикроют нашу контору и закончится вся эта синекура.
Виктория подошла к окну, выглянула, затем приоткрыла его пошире и достала из кармашка лаборантского халата сигарету.
- Фома, что думаешь обо всём этом?
- Я думаю, что обнаружена новая субкультура, обосновывающая отказ от чипирования, и эта субкультура по каким-то причинам представляет для Системы опасность. А нас собираются использовать по прямому нашему назначению – решать вопросы, касающиеся проблем установления межцивилизационных контактов.
- Не понимаю. Что может представлять опасность для Системы? Кто может стать воплощением этой опасности? Мировое Зло? Анонимные хакеры? И о чём мы должны будем с ними договариваться? Кроме нас и в парламентёры, что ли, некого отправить?
- Значит, некого, - Антон обижался на тот тон, который позволяла Вика в отношении его. К тому же он вовсе не считал себя таким уж нулём и бездарностью.
- Давайте рассуждать методом исключения. – Антон встал и отошёл в сторону от окна, чтобы быть равноудалённым от обоих собеседников. – Вряд ли речь идёт о некоем обществе наших сограждан, выпавших из ноосферного поля, и, таким образом, ставших недоступными для Системы.
- Да, вряд ли. – Поддержал Антона Фома. – Система зафиксирует устойчивый сбой сигналов реакций на стрессоры. И такой биообъект моментально фиксировался бы. И затем, любая транзакция, и пеленгуется локация нарушителя. Затем – разряд в башку, и паралич. Короче говоря, речь идёт, всё-таки, не о диссидентах внутри Системы, а о неком внесистемном сообществе.
- Старообрядцы, что ли, града Китежа? Отыскали в тайге поселение, и теперь думают изучить? Или решили «партизан» перелавливать? Типа тех, кто на вашей, Вика, даче, обретались во время оно? Так для этого у них есть жандармы нацгвардии.
- Нет, не старообрядцы. И не «партизаны». И не в тайге, - уверенно заявил Фома.
- А где? В джунглях Амазонки?
- Нет, в джунглях Амазонки ими бы занимались тамошние агенты со своими карманными спецами. Зачем туда нас тащить?
- Остаётся Тибет. Что, откопали в пещерах неких махатм подземных, которые бузят и не хотят встраиваться в единое ноосферное поле?
- Подземных, но не махатм, - подал голос умолкнувший было Антон. – Подземных, но не в Тибете.
- А где ещё? В заброшенных станциях метрополитена? – Виктория вымещала на Антоне то раздражение, которое вызывало в ней чувство тревоги, нараставшее в ней последние дни. И приезд «агентов» вовсе не был причиной этого чувства.
- Нет. Не в заброшенных станциях метрополитена. – И отвернувшись к Фоме, продолжил: - А что ты, Фома, думаешь по поводу гипотезы о полой Земле?
- Началось. – Издевательски процедила молодая женщина. – Мужчины, вы что: от страха совсем остатки здравого смысла утратили. Давайте вспоминать сказки про Плутонию, про Землю Санникова и прочий Парк Юрского периода.
- Ну почему, Вика. Нужно все рабочие гипотезы проработать, - собирался было примирить своих друзей Фома, однако, Виктория порывисто встала и не дала ему закончить.
- Значит так. Я пошла. У меня полно дел, которые нужно закончить. А вы тут философствуйте дальше. Какая разница: где и кого нашли. Придёт время – объявят. Нужно понять: чего им от нас нужно? Каким критериям должен обладать специалист по коммуникациям, который годился бы для этой экспедиции.
Потом, решив сменить гнев на милость:
- Антоша, Фома, приходите вечерком на огонёк. Посидим, выпьем чего-нибудь. Продолжим наши гадания на кофейной гуще. Если, конечно, к тому времени всё не станет на свои места и без наших гаданий.
(Продолжение следует)
1. Поправьте