Кронштадтский мятеж поэта Орлова

В своей недавней статье о творчестве Бориса Орлова я написал, что на сегодняшний день он является, пожалуй, лучшим метафористом России, чему нашлись веские и убедительные подтверждения в обширной подборке стихов, опубликованных на днях в газете «Российский писатель». Высокий творческий уровень как самых свежих, так и предыдущих поэтических произведений дает основания хотя бы лично мне называть Бориса Александровича одним из главных претендентов на звание первого поэта страны 2020 года. И, действительно, только почитайте:

Натянут горизонт, как жгут.
День урожайный и погожий.

Стрижи лучи под солнцем жнут

Их крылья на серпы похожи.

Звенит бубенчиком ручей,
А ёлки – словно пирамиды.
Солому солнечных лучей
Закат укладывает в скирды.

От красоты сойдешь с ума –
Сквозняк скользит нежнее шелка.
Ночь спрячет в сумраке дома,
Но не всерьез и не надолго.

И это не какой-то случайный, занесенный неуправляемым питерским ветром стих. Таких произведений у нашего автора предостаточно. Их общий уровень, повторяю, очень высок. Впрочем, уже длительное время Борис Орлов является знаковой и значимой фигурой в русской поэзии. Регулярно появляющиеся подборки его стихов в антологиях, журналах и газетах сопровождаются биографическими данными, что поэт – лауреат многих литературных премий, сопредседатель Союза писателей России, председатель петербургского отделения СП России, капитан первого ранга в отставке, живущий в Кронштадте.

Метафорически этот островной городок нынче напоминает высящийся над балтийской водой, пробуждающийся громокипящий вулкан, который говорит голосом стихотворца Орлова. Можно спрогнозировать, что он скоро взорвется, из жерла польется огнедышащая лава, как слава… Несложно предположить, что над Кронштадтом уже задымило, и за этим «Дымом отечества», которое, как порой кажется, обладает при нынешней власти неприятным свойством ужиматься до размеров островного населенного пункта или несамостоятельного анклава, со своих светлых проспектов, затемненных проходных дворов и удлиненных набережных наблюдает весь Петербург. Да берите шире - Россия.

Имеются все причины полагать, что нынешняя поэзия Бориса Орлова сравнима с кронштадтским мятежом, произошедшем в марте 1921 года, за взрывным ходом которого тогда смотрела тоже вся страна своими красными под цвет пролетарско-крестьянских знамен глазами. Нет, с целями того контрреволюционного антисоветского и антиправительственного восстания задачи поэтических произведений Орлова, ярого государственника и сторонника крепкой централизованной власти, совдеповца и путиниста одновременно, не совпадают во многом, но по силе резонанса (которую я измеряю, конечно, в условных единицах) тождественны. Но так как основной движущей силой этого мятежа являлись военные моряки, недавно призванные на Балтфлот из российских равнинных деревенек, то отметим, что и Орлов в значительной мере выражает интересы народно-крестьянской бедноты, у которой власти в жестокий период продразверстки силой оружия изымали последний хлеб в и без того разоренных селениях. Кстати, Борис Александрович сам родом из ярославской деревни Живетьево, поэтому не понаслышке ведает о тяжелой доле полевых людей особенно в годы гражданских столкновений, реформ и прочих пертурбаций и постоянно в стихах и в жизни как общественный деятель отстаивает их классовые и просто человеческие непритязательные интересы. Вот как он пишет о селе:

Иеромонаху Александру
Храм впереди… Еще немного!
Теплее солнца уголек.
Село что сноп: вокруг – дорога,
Дороги – вдоль и поперек.

Я на кресты молюсь покорно,
Пройдя сквозь мыслей темный лес.
И купола, как в почву – зерна,
В жизнь прорастают до небес.

Но помимо веры в Божию помощь и высшее милосердие крепнет уверенность поэта в том, что одних молитв будет недостаточно в битве с жестоким общим врагом, и поэтому, устраивая маленький внутрирелигиозный мятежик против всеобщего смирения и раболепия, призывает к достаточно решительным действиям:

Друзья мои, идите в храмы…
Николай Зиновьев
Враг заповеди не приемлет,
За ним идет нечистых рать.

Крадутся, чтобы наши земли,
Дома и жен себе забрать.

Кричат испуганные птицы –
У храма могут подстеречь!
Когда идете помолиться,
С собой берите острый меч.

А в родной стране имеется с кем и за что насмерть побиться. Россия нынче вся в огне и параличе. Ее общее политическое, экономическое и бытовое положение высокоталантливо расписано Орловым в стихе «Аритмия»:

1.
Воздается всем – не питайте иллюзий! – по вере:
одним – деньги, другим – помойки, третьим – правда-матка.
Я певец империи:
просторов, гармонии, любви и порядка.

Я служил, словно пес, государству –
за него мог сгореть или утонуть.
Стал ошейником с цепью мой флотский галстук…
А теперь все стараются государство обмануть!

Разрушилась империя… Душу ранят острые осколки –
Прибалтика, Туркестан, Кавказ.
Я был сторожевым псом, а стал одиноким волком,
потом – волкодавом: не увидеть небо из-за блеска волчьих глаз.

Демократия – курятник, где лисы оставляют пух да перья,
смешиваются кровь и помет… А сторож ослеп и оглох.
Я – поэт империи. Вселенная – вечная империя,
в которой императором Господь Бог!

2.
Петербург – центр планеты. Как шпаги, скрестились пути
всех народов… Не всё здесь приятно плебейскому уху.
В водосточной Европе по крышам гуляют дожди,
а под крышами в заспанной Азии смотрят порнуху.

Мне уютно дышать на балконе в сырой темноте –
позапрошлым и прошлым векам – сегодня.
Но разбуженный чайник свистит на циррозной плите,
словно мент, что увидел воров в подворотне.

Выпью чашечку кофе. И томик Вольтера возьму –
нет в нем Гитлера, Берии, Ельцина, Буша…
Восемнадцатый век! И в иллюзиях, словно в дыму,
девятнадцатый век… А палач не разбужен.

Век двадцатый – палач! Мичман, с барышней в танце кружись!
Миноносец на дне… И японцами рейд не протрален.
И пока еще смерть длится меньше, чем жизнь,
но уже души стаями в небо летят по спирали.

3.
Интеллигенция – плесень цивилизации.
Чем толще слой, тем глубже гниение народа.
Ее соскребают ножами революций,
Уничтожая за одно невинных и праведных.
Интеллигенция – суицидное мышление нации.

В данном стихотворении имеется вовсе даже не абстрактное определение «Петербург - центр планеты». А, может, этот центр - Кронштадт? Как-то совсем выпала из головы (или упала с головы) фамилия литератора, однажды сказавшего: «Кронштадт - корона, свалившаяся в море, но не скрывшаяся в нем». И тут само собой напрашивается упоминание о глобальном коронавирусе, оказавшемся воистину в центре внимания всех без исключения землян. И эта общепланетарная пандемия только подлила огня, масла или воды в сравнение стихов Бориса Орлова с мятежом. Нет, встал посреди моря на дыбы (вспоминается матросский предводитель Н. Дыбенко) не сам Кронштадт, а законопослушный человек, полковник-властепоклонник, не побоявшийся объявить себя среди трусливой интеллигенции путинистом - Борис Орлов. Как я неспешно проанализировал, мятежная сущность его действий и стихов имеет много очевидных проявлений. Например, он - это звучит как русский парадокс, - взбунтовавшись против положений и догм, утверждающих, что высокопоставленный чиновник, добившись внушительно чина, прекращает творить, сам написал на противоходе несколько циклов поразительно мощных стихотворений. А если такую его инициативу поддержат другие литературные функционеры из руководства СП России, то ждите широкомасштабного «бунта чиновников»! У нас ведь обоснованно и вовсе не как мужицкая придумка бытует мнение, что чиновник, заполучив кабинет, околачивает в нем груши-груди сексапильной секретарши или поливает цветочки из разноцветных минилеек, а так же пописывает радужно-луговые стишки, медленно пожирая зелененькую и мягонькую травку вдохновения. В данном случае протест Орлова выявился в том, что «распугав мелкотравчатых творцов», он написал немалое количество (нашему полку прибыло) боевых, остропроблемных стихов, например, «Бабы и бабло»:

Человек с двойной моралью,
буржуазный коммунист,
помнит, что товарищ Сталин
жил без денег и без виз.

Он не крестится, не крестит…
Как солдат, подтянут, свеж.
У него на первом месте –
Деньги, девки, зарубеж.

Критикует секс орально,
Все хулит, что за стеной.
Человек с двойной моралью
Тайно хочет жить с тройной.

Ну, а если к «отважному новому» приплюсовать шеренги подобных стихов, в которых поэт бьется как и с политическими проходимцами разного толка, так и с буржуазными хищными властителями, то по совокупности получает и «вполне заслуженное наказание» в виде (конечно, символического) остракизма или ссылки на Остров с чуть ли длительным заточением в один из мрачных фортов Кронштадта или в ржавую подводную лодку, сохранившуюся еще со времен легендарного бунтаря Маринеско. А если возвратиться к еще более старым временам, к году прогремевшего на всю страну кронштадтского противления, и в обязательном порядке добавить к нему карательные действия ныне нагрянувшего глобального коронавируса, когда вся страна пребывает на карантине, нам приходится констатировать, что и город Кронштадт, и поэт Орлов находятся в изоляции, в Осаде. И хотя его стихам, и ему самому – вольной и гордой птице – в эпоху интернета границы не писаны, строго не обозначены, приходится по большей части куковать на острове (хотя тот и не называется Кукуй). Дороги по обеим концам дамбы, как в Лисьем Носу, так и в Бронке, если не перекрываются, то бдительно контролируются. Прошедшая зима являлась неморозной, вода в заливе не застыла, лед отсутствовал, и поэтому на его поверхности, в сопоставлении с известным фильмом, не было замечено краснобуденовских пеших солдат, идущих цепями или неровными скользящими шеренгами с винтовками наперевес штурмовать взбунтовавшийся флотско-крестьянский Кронштадт. Так же в нынешнем марте островные пулеметы не стрекотали, пушки с линейных кораблей не стреляли, а зазывающий призрак подвыпившей Ларисы Рейснер не исполнял классику и частушечные мотивы на рояле в матросском клубе и не переливал воду, держа стакан любви, из пустого в порожнее перед Федором Раскольниковым и его штабным окружением. Ныне имеет место быть короновирусная изоляция в по сути изолированном городке Кронштадте, где раньше существовал строгий пропускной режим. «Режимный город может спать спокойно… и видеть сны, и зеленеть среди весны»?

Но на самом деле для выдающегося поэта не существует никаких изоляций. Орлов как свободная личность никоим образом не ограничен в выборе темы или методах поэтической подачи той или иной идеи. Он прорывает и жизненное, и поэтическое пространство по всем направлениям, работая в таких всеохватывающих системах координат, как «море-земля-небо» и, наоборот, «небо-земля-море». Вся молодость и более зрелые годы у Бориса Александровича прошли по сути в изоляции - в подлодках, в кубриках и в офицерских каютах неподалеку от атомных реакторов. И вот наступила новая эра – не юного задорного пионера, а ужасного кощееподобного старика-коронавируса. Уже несколько лет назад стали происходить разительные изменения в климате, природе и в народе. А вместо зимы и снега, Деда Мороза и Снегурочки прошедшей зимой засветились, вернее, затемнились повсеместное бесснежье и бог морей и водных сил Нептун с его реальным проектом Всемирного потопа:

Не утешает метеопрогноз –
Коварный климат стал подобьем казни.
Нептун… русалка, а не Дед Мороз,
Снегурку пригласив, - пришли на праздник.

А молнии сверкают, как ножи.
Австралия горит, дрожит Европа.
Закутавшись в одежды, мы лежим
В предчувствии Всемирного потопа.

Или:

Наконец-то морозец. Он сводит с ума
И снежком землю голую стелет.
К февралю приползла черепахой зима,
Хорошо уползла б до апреля.

Мы грехи, словно панцирь, по жизни несем
И природе сдаемся на милость.
Грешный мир, да и мы виноваты во всем,
Что сегодня с природой случилось

Что и говорить, мороз зимой пребывает в изоляции, и нам бы на волюшку вольную из опостылевших квартирок, да похоронавируса страшимся. Да, новые сказки и были (где Нептун вместо Деда Мороза) придумывает жизнь. Теперь концепции или темы «изоляция и освобождение», «смирение и преодоление» рассматриваем не только на уровне страны, города, народа, а в увязке с внутренним миром отдельного человека. Например, бунтарь Орлов может превратиться в тихого послушника, который без устали, без резких реакций на всяекие раздражители, занимается стихосложением, то есть переиначивается из неугомонного Кропоткина в кропотливого стихописца. В дни и недели

коронавируса, он работает так усердно, словно дорвался наконец-то до главного дела в своей предельно трудовой жизни. И Бог отблагодарил!

Коронавирус - фокусник, искусный игрок людьми, их судьбами. Вчерашний бунтарь сегодня - тихарь. Недавний смутьян - завтрашний усмиритель мятежа. Вспомним знаменитую строфу из стихов другого поэта-кронштадтца, знаменитого Николая Гумилева:

Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Впрочем, и у Орлова в виде переклички с автором стихотворения «Капитаны» имеется не «чужацкий чадский», а свой патриотический ярославский (кстати, как раз на гербе Ярославской области изображены медведь и мужицкий топор) стих:

Памяти Николая Гумилева
Далёко на озере Чад
Жираф… Здесь же бурый медведь.
Противно вороны кричат –
Так было, есть… Так будет впредь!

Медведь – свой. С жирафом – беда.
Медведя я больше люблю.
На длинную шею всегда
Подонки набросят петлю…

Происходят небывалые метаморфозы. Изменяются мир, природа, человек. Может, та Новая реальность, те Новые формы общения и контактирования, которые нам обещают политологи на долгие годы господства коронавируса, уже наступили, и руководители сами начинают творить и протестовать против аполитичной, «никакушной» поэзии, которая захлестнула альманахи и книги, вышла из берегов-обложек и сама же унесла эти книги в море литературного забвения. Вот и Орлов дерзнул, взбунтовавшись против мертвечины и очевидной подчиненности капиталистическим устоям. Надеюсь, что таким же смелым путем пойдут его старые и молодые соратники по творчеству.

А еще в заключение рецензирования хочу задаться вопросом, на который сам и собираюсь ответить утвердительно: «А этот стихийный бунт не порождает ли гармонию?». Если просмотреть внимательно стихи Бориса Орлова, размещенные в последних публикациях, то увидим, как правильно они стоят, словно гармонично подогнанные друг к другу. Это сделано четко и красиво. Образы, образы и… снова образы уходят в бесконечность, в которой, безусловно, для поэта Орлова уготовано почетное место.

***

Об авторе

Меньшиков Владимир Петрович родился в деревне Кеврола Пинежского района Архангельской области 8 сентября 1953 года. По завершению учебы в средней школе г.Волхова Ленинградской области работал в лесоустроительной экспедиции, служил в СА. Закончил ленинградский пединститут имени А. И. Герцена, факультет истории.

Член СП России с 1993 года.

Является автором 10 поэтических книг. «Печатался в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Север», «Аврора», «Московский вестник», в газетах «Завтра», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Российский писатель», «Литературный Петербург» и др.

Награжден юбилейной Есенинской медалью.

Лауреат литературных премий России имени Бориса Корнилова (1997 год) и имени Александра Прокофьева (2002 год).