«Современное богословие» в Московской духовной академии

На портале Богослов.ру 3 апреля было опубликовано интервью с недавно принятым на работу молодым профессором Московской духовной академии О. Давыдовым, в котором он высказывает ряд утверждений, которые уже взбудоражили богословское сообщество. Здесь будут разобраны лишь некоторые, но весьма показательные.

Первое: «В современном богословии конфессиональные различия не имеют никакого значения».

Что такое «современное богословие» и чем оно отличается от предшествующего, О. Давыдов в этом интервью не раскрывает. Но если он вводит это разграничение, то оно предполагает, что раньше богословие было конфессиональным, т.е. православным, церковным, а сегодня оно таковым не является или существует параллельно с церковным, но однозначно не совпадет.

Рассмотрим, в чём специфика церковного богословия? Для церковного богословия характерным является верность Христу и Божественному Откровению, сохраняемому в Священном Писании и Священном Предании Церкви. Преемственность веры восходит через святых отцов к апостолам (Еф. 2: 20), их опыту Боговедения, как свидетелей исполнения пророчеств в Лице Господа нашего Иисуса Христа (1Ин. 1: 1, 2Пет. 1: 16). Тем самым в церковном богословии нет никакого разрыва в единстве веры и опыта духовной жизни.

Вера Церкви в Божественные истины, данные Ей через Божественное Откровение, оформлялась и выражалась в Ее догматических постановлениях, в творениях святых отцов, которые постоянно подчеркивали преемственность своей веры и сформулировали критерий церковности какого-либо учения. Так, в Деяниях Пятого Вселенского собора сказано: «Не иначе должно принимать то, что пишется кем-либо, как если оно предварительно будет найдено согласным с православной верой святых отцов»[1]. Этот же принцип соблюдали и все святые отцы, например, преп. Максим Исповедник, который стремился «пребывать полностью в благочестии и не отступать от учения отцов». Он постоянно утверждает: «я как научен, так и мыслю, и верю, и от отцов воспринял, так и говорю» и «я от себя вообще ничего не скажу, а чему научился у отцов, то и говорю, ничуть не изменяя их учения об этих вещах»[2]. Этому преемству православной веры всегда учили преподаватели Московской духовной академии во всей ее многовековой истории, многие из которые в годину гонений стали исповедниками веры.

Поэтому свидетельство об Истине может быть только церковное и никакое иное, потому что Церковь есть «столп и утверждение истины» (1Тим. 3: 15). Тех, кто не признавал её догматических определений, Церковь анафематствовала, отстаивая чистоту своей веры, т.е. веры конфессиональной, православной.

О. Давыдов заявляет о появлении современного богословия, в котором «конфессиональные различия не имеют никакого значения», это означает, что он является представителем внеправославного, внецерковного богословия.

Если же появляется внеконфессиональное богословие, то возникает вопрос о статусе этого богословия и его соотношении с церковным богословием, или же возникает вопрос о его тождественности вере апостолов. Другими словами, возникает вопрос о критериях истинности этого богословия. Если эти критерии совпадают с церковными, то это церковное богословие, т.е. конфессиональное, если не совпадают, то это нецерковное богословие, внеконфессиональное, неправославное.

Учение О. Давыдова о «современном неконфессиональном богословии» ярко иллюстрируют его рассуждения о Филиокве в статье от 10.0.2.2017 на сайте gefter.ru «Традиция раздора», где он, касаясь взглядов прот. С.Булгакова в вопросе о Филиокве, высказывает и свою позицию по данной теме: «Вопрос о филиокве, как он сложился и существует по сей день, не был и не является ни богословским, ни догматическим. Несмотря на широко известное наличие действительно спорных теологуменов Булгакова, в данном случае следует признать его правоту». То есть О. Давыдов соглашается, что вопрос о Филиокве не богословский и не догматический. Далее автор продолжает: «Свидетельством этой незаконченности и принципиальной открытости учения [о Святом Духе] можно считать то, что не было ни одного Вселенского собора, который выработал бы и утвердил как общеобязательный догмат о Св. Духе». Неужели О. Давыдов не знаком с решениями Второго Вселенского собора, где были анафематствованы духоборцы-македониане, и в Символ Веры было внесено вероучительное исповедание Духа Святого, с точным указанием от Кого Он исходит? Для профессора «догматически оформленного богословия» О. Давыдова данный факт или неизвестен, или ничего не значит.

Следуя словам молодого профессора получается, что определения Вселенских Соборов не имеют догматической ценности, истина безотносительна к Православию и Церкви. Постановления и анафематизмы Вселенских Соборов, по логике О. Давыдова, — это не более, чем игра слов тех людей, которые не обременены ничем, кроме собственной жажды философских спекуляций. И соответственно, получается отсюда, что сонм мучеников и исповедников — это сборище странных фанатичных людей, умерших неведомо за что.

О. Давыдов не сильно смущается тем, что Православная Церковь отвергает учение католиков о Филиокве как тринитарную ересь и предлагает свой способ решения этого вопроса: «Однако в церковно-практическом плане всё не так безнадежно, поскольку в литургической и евхаристической жизни общин, как католических, так и православных, совершенно невозможно найти различия, о которых можно было бы сказать прямо, что они зависят от приверженности к различным теологуменам. Именно это "низовое единство" представляется тем основанием, на котором возрастет иная, неапологетическая пневматология, допускающая разномыслия, но не взыскующая тоталитарного единомыслия». Другими словами, автор призывает просто игнорировать ересь Филиокве на уровне литургическом и церковно-практическом, а также тот факт, что каноны запрещают общение с еретиками в Таинствах.

Если у кого-то возникают сомнения о том, ересь ли учение о Филиокве, то он может обратиться к Окружному посланию Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви ко всем православным христианам 1848 года, где ясно сказано: «Единая, святая, соборная и Апостольская Церковь следуя святым Отцам… возвещает соборне, что cиe нововведенное мнение, будто Дух Святый исходит от Отца и Сына, есть сущая ересь, и последователи его, кто бы они ни были, еретики… составляющиеся из них общества, суть общества еретические, и всякое духовное богослужебное общение с ними православных чад соборной Церкви — беззаконно».

Следующее утверждение О. Давыдова: «Богословие — это риторика. Почитайте отцов-каппадокийцев или Блаженного Августина». Риторика действительно присутствует в богословии каппадокийцев и других отцов, но только как инструмент изложения истин веры, хранящихся в Церкви, опыта Богопознания и жизни в Боге — это аксиома Священного Предания Православия. Но О. Давыдов вспомогательный инструмент считает сущностью богословия. Низведение им богословия к риторике говорит о том, что он не знает азбучных истин духовного образования и духовной жизни, где богословие — это не вид философии, не результат научного исследования, но благодатный плод жизни в единстве с Богом в Православной Церкви, который облечен в «богоприличные» слова. Поэтому фундамент богословия — не риторика, филология или философия, но опытное Богопознание и изучение этого опыта, но ни то, ни другое невозможно без духовного подвига. Еще в начале III века Климент Александрийский сформулировал это так: «Начало нашего учения — Сам Господь… но как только человек вообразит, что началом нашего рассуждения должно быть нечто иное, истинное начало для него перестает существовать»[3].

Не отрицая инструментальную пользу философии, филологии, риторики для богословия, всё же надо признать, что сводить к этому сущность богословия — катастрофическая ошибка. Вот как о причинах возникновения словесных формулировок в богословии писал св. Иларий Пиктавийский еще в IV веке: «Злоба еретиков вынуждает нас совершать вещи недозволенные, выходить на вершины недостижимые, говорить о предметах неизреченных, предпринимать исследования запрещенные; заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения человеческим языком тех таин, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ»[4]. Основа православного богословия — это внутренний духовный опыт и глубокое доверие великим подвижникам, опыт которых засвидетельствован Церковью. Если нет внешней необходимости, то великие православные богословы старались больше молчать, чем говорить. Преп. Силуан Афонский пишет: «Никто из святых не стал бы искать словесного выражения своего духовного опыта и навсегда пребыл бы в молчании... если бы не стояла перед ним задача — научить ближнего; если бы любовь не порождала надежды, что хоть кто-нибудь, хотя бы одна душа... услышит слово и, восприняв покаяние, спасется»[5].

О богословии, его различных видах и взаимоотношении с риторикой и философией можно более подробно ознакомиться в статье Ж.-К. Ларше «Что такое богословие?»[6] и здесь нет смысла долго излагать прописные семинарские истины. Святые умирали за Истину, для них Она была тождественна спасению, а не за философию «неконфессионального богословия» и не за риторику, в которой изрядно упражняется профессор богословия О. Давыдов. Протопресвитер Гавриил Костельник считал католические нововведения ересью, в том числе Филиокве, и был убит за проведение Львовского Собора 1946 года, воссоединившего униатов с Православием. Задолго до своей мученической кончины он говорил, что ставит это целью своей жизни, даже если это будет стоит ему жизни.

Возникает естественный вопрос: каким образом человек, не имеющий даже базового семинарского богословского образования, не опубликовавший до недавнего времени ни одной богословской работы (его только что вышедший и ставший уже пререкаемым «триадологический трактат» — это новая тема, которая ещё ждёт своего обсуждения), с открыто высказанной симпатией к триадологической ереси еще в 2017 году, был приглашён в МДА? Это произошло удивительным образом по настоятельной инициативе заведующего кафедрой богословия МДА прот. П. Великанова и руководителя кафедральным богословским магистерским профилем преподавателя догматического богословия иерея С. Домусчи без прохождения конкурса на кафедре. Так началась эта история и непонятно, чем закончится.

Теперь в одной и той же Духовной академии преподаватели учат одних и тех же студентов — будущих священников, призванных нести православную веру людям, — взаимоисключающим взглядам: для одних преподавателей церковное (конфессиональное), православное богословие существует, а для других его отныне нет; одни, согласно с Церковью и святыми отцами учат, что Святой Дух исходит от Отца, а католическое учение о Его исхождении «и от Сына» называют ересью, а проф. Давыдов считает Филиокве недогматическим и небогословским учением и что вообще, наверное, подобные вопросы — не значат ничего.

В предисловии к интервью О. Давыдова о нём говорится как о «православном богослове, профессоре Московской духовной академии». Если же он считает себя проводником означенного им самим «современного богословия» — неконфессионального, и открыто учит об этом, то значит он себя поставляет тем самым за рамки конфессиональности и следовательно — Православия, ибо Православие — это конфессия. А чему научит студентов неконфессиональный богослов в православной Духовной академии? Вопрос риторический… Но, тогда выходит — и небогословский.

Роман Михайлович Конь, преподаватель сектоведения Московской Духовной Академии