Ко дню памяти (22 февраля (7 марта) 1898 г.) великого русского патриота-труженика, неутомимого собирателя, хранителя и исследователя славянской (а особенно русской) народной старины и песнотворчества, большого знатока множества языков, в том числе древних, фольклориста-подвижника, филолога, историка, источниковеда, архивиста, этнографа, музыковеда, общественного деятеля Петра Алексеевича Безсонова (1827-1898) (См. подробнее о нем: «...Откуда возьмем, если бросим и загубим взятое?») мы переиздаем его сочинение «Знаменательные года и знаменитейшие представители последних двух веков в истории церковного русского песнопения», практически неизвестное не только любителям церковного пения, но и узким специалистам.
Публикацию (в сокращении) специально для Русской Народной Линии (по первому изданию: Безсонов П.А. Знаменательные года и знаменитейшие представители последних двух веков в истории церковного русского песнопения // Православное Обозрение.- 1872.- №1.- С.121-158; №2.- С. 283-322) подготовил профессор А. Д. Каплин. Орфография приближена к современной.
Деление на части, нумерация и названия частей, примечания к ним, подбор иллюстраций - составителя.
+ + +
ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЕ ГОДА И ЗНАМЕНИТЕЙШИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПОСЛЕДНИХ ДВУХ ВЕКОВ
В ИСТОРИИ
ЦЕРКОВНОГО РУССКОГО ПЕСНОПЕНИЯ
Часть 1
Нам русским, и особенно москвичам, предстоит скоро большое празднество: празднество тех плодов, которые стяжала Россия из начинаний Петра I-го, из его мысли, слова и подвига. Один из лучших плодов этого рода, и самых видных, всего нагляднее связанных с корнем Петровым, безспорно, есть наука.
Но, как самый свежий плод и самые последние открытия науки вовсе не предполагают одного только стремления к новизне, напротив, и даже чаще, возвращают нас с благодарностью к далекому минувшему, к оценке корня и к постижению первого семени: так и дело Петрово, тем лишь преимущественно и дорого, что дает нам сознание своего древнего прошлого, позволяет нам ясно понимать всю цену и значение той жизни, из которой, богатой веками и опытом, как из обильного материала, творил и строил гений Великий.
Как будто он оторвал нас от почвы древней: на самом деле, промежутком двух веков и поприщем многоразличных созданий или событий, увел нас вперед так далеко, что мы к собственной истекшей жизни относимся уже словно как древней, что мы стали к ней в отношение предметное, обращаемся с ней как предметом и, будучи вдали, очутились теперь всего к ней ближе, с глазу на глаз, созерцая, изучая.
Отношение спокойное, ровное, безпристрастное, ясное: то самое, которое допускает возможность знать и сознавать, располагать данными и творить из них, изучать себя и собою властвовать, то самое, которое рождает всякую науку и всякое искусство.
К числу этих-то областей вековой русской жизни, созревших до того высоко, что они вновь могут послужить ныне материалом для здания еще высшего, принадлежит область нашего церковного пения: основногоного - стало быть древнего, истинного - то есть подлинного и самобытного, творческого - явившего себя в тысячах произведений и образцов.
Плодотворнейшие задачи для нашего времени: наука, постигающая наконец эту область до подробностей; искусство личное, к ней, как давнему роднику своему, доверчиво притекающее. После митрополита Евгения [1], Сахарова [2] и Ундольского [3], мы должны здесь назвать тех деятелей, которым всего более обязана эта наука в наши днн: кн. В. Ф. Одоевского [4], протоиерея Дм. В. Разумовского [5] и Н. М. Потулова [6].
Кн. В. Ф. Одоевский
Первый, старший по времени и заслугам, первый же решился оставить путь предшественников, исключительно державшихся библиографии или одного литературного подбора исторических данных, и, прежде своих сверстников, обратился к живому исследованию самой музыки, скрытой под древними знаками или в свидетельстве уцелевших памятников: близкое знакомство с музыкою западной и тамошнею церковной, обладание средствами вокальными и инструментальными (голосов и орудий), общая высокая образованность, живость воображения и смелость догадки, теплота души впечатлительной и легко воспринимающей, наконец, постоянный интерес к сравнению с основами музыки народной-мирской, - все это дало ему возможность оценить по достоинству типы нашего пения церковного, до известной степени воспроизводить их в примерах увлекательного исполнения, намечать особенности и указывать своеобразные отличия.
Какого-нибудь цельного произведения науки или музыки из этой области он нам не оставил и не мог создать, как предводитель энциклопедист: но он составил целую библиотеку или музей классических памятников сего рода, целую массу разбросанных при этом заметок и целый круг живых деятелей, им одушевлявшихся, от него поучавшихся.
В связи с ним, но с первых же шагов путем строгой специальной науки шел Дм. В. Разумовский и успел даже отпечатать вполне труд свой (сперва в «Чтениях Общества Люб. Дух. Просв»., потом особою книгой «Церковное пение в России», 1867 - 69): расшифровал исторический ряд музыкальных знаков, начиная с самых древнейших, в оттиснутых образцах сопоставил их и сличил с нотою «церковной» и общеупотребительной, фактически осветил ими смысл памятников и всех свидетельских показаний; развернул их перед нами как одну книгу, чтобы читать по ней, и понимать, и петь, и воспроизводить в слух за всю историческую нашу древность, как будто мы еще теперь живем в ней, как будто никогда она не смолкала. Только разве современники, быть может, из уважения к личным отношениям, в состоянии молчать об этом труде: за то при нем никогда уже, скажем наверное, не смолкнет самобытное пение в Русской Церкви.
А чтоб оно на практике тотчас же воспользовалось уроками старины своей, на это положил всю силу своего практического музыкального таланта Н. М. Потулов: как практик по преимуществу, следуя направлению обратному сравнительно с Разумовским, он сошелся с сим последним в точках приложения основных начал к современной действительности. Сроднившись со всей вокальной сферой блестящей музыки западной и сам некогда действуя в ней исполнителем, он весь этот блеск, и гром, и раннее увлечение принес в жертву тому строгому и серьезному типу, который встретил на пути любопытствующего знакомства в нотных церковных книгах, доселе действующих на практике, по синодским изданиям.
Когда же за ними, трудом ученых, вскрылся выше и глубже целый мир пения основного и древнейшего, к которому примыкают они как звено последнее, Потулов уже не безотчетно предался им, напротив, поверяя и дополняя их первичными образцами, с другой стороны уловил тайну применения их к теперешнему употреблению, более широкому, согласно с развившимися требованиями нынешнего искусства, хотя бы самого взыскательного, хотя бы перед судом общеевропейской музыки.
Всем памятен тот год, когда, в приходской церкви протоиерея Разумовского, с благословения митрополита Филарета [7] и - прибавим - с одобрений присутствовавшего кн. Одоевского, хором синодальных московских певчих, при разучении и управлении Потулова, исполнены были песнопения в целом ряде последовательных церковных служб, пред многочисленными, удивленными и умиленными слушателями. То были песнопения собственно те же, какие читаем мы в издании Синода: но в их исполнении мы с отрадным изумлением встречали уже сочетавшийся дух отдаленной древности с условиями текущей нашей минуты.
Образцы эти оценил строгий ум и высокий дар почившего московского иерарха в его домовой церкви: православное чувство встречало их неподдельными слезами самого простонародья при повторении в Успенском соборе.
С тех пор мы еще, слава Богу, не лишены права хоть по временам, хоть Великим Постом, горячо молиться их душею, словами и звуками; с тех пор в Москве, больше и больше расширяясь по кругам певческим, навсегда остались известны и чтимы так называемые «переложения Потуловские», или, правильнее, подлинные образцы нашего храмоваго пения в условной их гармонизации, какая только законна и возможна по своебразным особенностям нашей старины.
Можно сказать: Филарет благословил, Одоевский напутствовал, Разумовский ввел нас в науку, Потулов продолжает руководить на пути исполнительного искусства. Но, сам продолжая практику свою постоянно оживлять изучением и все шире простираясь в него, Николай Михайлович до самого последнего времени не переставал посещать Западную Европу, для сравнительного исследования тамошней церковной музыки и особенно для сопоставления с православным пением славян южных: монастыри, библиотеки и живучие предания сербов, через посредство его опытности, обещают много еще обогатить или, по крайности, дополнить нас с этой стороны.
Наконец, благодаря содействию Московского Общества древне-русского искусства, мы ожидаем с нетерпением получить скоро в печати и заключительные плоды этого рода деятельности, в простейшей, но вполне современной уже, грамоте нотной, в первоначальном, но столь нужном для нас, практическом руководстве, в доступных примерах, равно ручающихся и за подлинность, и за достоинство в нынешнем исполнении.
С тем вместе, падут, конечно, те фальшивые произведения, основанные на музыке западной, частнее немецкой и итальянской, которых начало некогда занесено к нам через посредство Польши и которых прискорбные, хотя и сладкие испорченному уху, последствия приходится вкушать нам доселе в кочевых певческих хорах русских, особенно московских, к глубокому огорчению всех истинно-православных и образованных людей.
Для успеха в этом деле недостаточно уже одиноких лиц, хотя бы научных и художественных, как недостаточно было доселе усилий целого православного ведомства и целого круга изданий синодских, нередко остающихся книгою без пения, или встречающихся с пением произвольным без всякой книги и науки, без всякого канона или правила.
Для решения вопросов всей Церкви необходимо известная доля участия всех членов Церкви; для отправлений общественных, там, где они перекрещиваются с церковными или, говоря иначе, осеняют себя крестом и вступают в область «духовную» по преимуществу, нужно также соединение сил общественных, к тому наклонных, к тому направленных.
Короче, для общества в сем случае потребно известное представительное «Общество»: и здесь мы возлагаем надежды на учреждаемое в Москве «Общество любителей русского пения»[i].
Уже по тому, что главный предмет его - пение народное по основным началам своим вполне родственно со всяким самобытным пением русским, а в том числе и духовным, церковным, храмовым; и по тому, что, при богатстве средств его, в библиотеке его и музее сосредоточится большое количество всяких памятников певческих, письменных, печатных и вещественных (в орудиях и подробностях обстановки), для мира не только русского, но и славянского, единоплеменного и единоверного; наконец, по тому, что в состав его учредителей входят почти все известнейшие представители музыкального искусства, не исключая и помянутых выше: по всему этому должно с полным правом ожидать, что, если не в храмовом (под ведением духовенства), то в более широком церковном пении и особенно в духовном, изстари известном и употребительном у нашего народа под именем «стихов», учреждаемое Общество сделается посредником для распространения отчетливых научных понятий и для знакомства с подлинными произведениями русского пения - между духовенством и прочими членами церкви, между обществом и народом, между древностью и современностъю, между законами искусства, историческими его видами и настоящею практикою.
Если же присоединить сюда, в наличной нашей России, неистощимые запасы уцелевших письменных памятников подлинного церковного пения в книгохранилищах духовенства и его учреждений, в публичных и частных библиотеках, с музеями, весь этот материал, столь ожидающий дыхания жизни, чтобы воскреснуть к ней, а вокруг высоко воздвигшиеся вопросы Церкви Православной вообще и готовность к ним со стороны духовенства, все более и более образованного: тогда смело можно сказать, что вопрос, нас занимающий, решен уже в своем почине и обезпечен к благому, безостановочному решению в близком будущем.
Однако это положение дела не столько устремляет наши взоры к будущему, хотя бы отрадному, сколько приглашает научную пытливость прямо и искренно взглянуть в глаза вековому прошедшему, столь разъясненному теперь, дабы в нем прочитать и назначение судеб последующих, и залоги к ним, и указания опыта, и предостережение упованиям, и ободрение на труд предстоящего пути.
При том, обращаясь к минувшей истории, нам нет надобности восходить здесь слишком далеко и высоко, в глубь веков, досягающих, как известно, и до Ярослава, и до крещения Руси, ознаменованного тотчас же введением определенного церковного пения, и, даже еще выше, - до наших учителей греков с Дамаскиным и до славян подунайских или задунайских, сообщивших нам, вместе с грамотою и переводами книг христианских, своего рода систему музыкальных начертаний, терминов, приемов.
По крайности семь веков длилась эта история, полная знаменательных событий в области, нас занимающей, история непрерывная, поступательная, свидетельствующая об успешном широком развитии: ко второй половине XVII века завершился полный круг ее и, как сказано, мы получили с той поры в наследство целый своеобразный музыкальный мир, который во всех отношениях имеем полное право назвать совершенно русским, - не славянским уже, не греческим, не просто христианским, а именно нашим историческим делом и творчеством, на основе, преемственно к нам дошедшей, нами усвоенной и воспроизведенной к оригинальному типу русскому.
А так как со словом «музыка», по обычаю западному и вопреки родоначальникам грекам, соединяют нынче неправильно понятие внешнего грубаго «орудия (инструмента)», именно того, чего вовсе не допускала Церковь Греческая, Славянская и Русская, отдавая на служение Божеству только лучший и теснее связанный с духом человеческий орган голоса (область вокальная, которой отвечает лишь инструмент «духовой»): потому еще ближе, для избежания недоразумений, помянутый музыкальный мир получает имя «Русского церковного песнопения» или просто «пения (в отличие от «песни» мирской)».
Мы только желали бы при этом спросить: чем, если не скромностью нашего духовенства и не равнодушием других членов Церкви, можно объяснить эту видимую странность, - никогда н никому еще доселе, ни в наш век, знающий цену торжествам историческим, не пришло в мысль и ревность праздновать церковным праздником одно из величайших дел Русской Церкви, семивековое творение ее высокого песнопевческого творчества?!
На это, впрочем, есть своя уважительная причина. Тогда как богатая разнообразными явлениями типического творчества, последовательная, но безмятежная, и безмятежная в силу именно непрерывной творческой последовательности, история церковного песнопения совершалась и завершилась сама собою и сама в себе, на прямых основах своего развития, - со второй половины ХVII века оказался в ней поворот и даже переворот, вскрылись неведанные прежде стихии борьбы, явились влияния сторонние, вступили на сцену события небывалые.
Между тем, гром и блеск тогда же разыгравшихся переворотов государственных, общественных и народных заглушил, отвел на дальний план и в густую тень внутреннейшие явления области церковной, а тем более ее песнопений, испытавших на себе одинаковую участь общих потрясений эпохи: вспомним, тогда вступало время Петрово, тогда выступала Новая Россия.
Итак, подобно другим историческим сторонам русской жизни, и с этой нашей стороны мы непременно встречаем пред собою имя и дело Петра: как будто им перервалось дело прежнее, как будто и в истории песнопения церковного остается нам впечатление какого-то «перерыва» или, по крайности, наступившего чего-то совершенно нового. И вот естественная разгадка забвению, особенно при незнании: к чему и что торжествовать, когда следует забыть и живем мы совсем другою жизнью?
Но - точно ли это так, и был ли тут действительный перерыв, и какой смысл его, и каково здесь участие деяний Петровых, и, напротив, не их ли память именно всего более придает побуждений для настоящего торжества Церкви, - вот задача нашего краткого очерка.
Примечания
[1] Евгений (Болховитинов Евфимий Алексеевич) (1767-1837) - митрополит Киевский и Галицкий, церковный историк, археограф и библиограф.
[2] Сахаров Иван Петрович (1807-1863) - собиратель и исследователь фольклора, этнограф, палеограф, член-корреспондент Петербургской АН (1854). После него осталось обширное и замечательное собрание рукописей, приобретенное графом А.С. Уваровым. До половины 1850-х годов имя Сахарова и его издания («Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» (ч. 1-3, 1836-1837), «Песни русского народа» (1838-1839) и др.) пользовались большой популярностью; его труды считались в ряду авторитетных источников для научных и литературных выводов о русской народности.
[3] Ундольский Вукол Михайлович (1815 - 1864) - библиограф и библиофил, исследователь рукописной и старопечатной книги. Опубликовал ряд памятников русской литературы.
[4] Одоевский Владимир Федорович (1803-1869) - князь, писатель, философ, педагог, музыкальный критик. С 1846 - помощник директора Императорской Публичной библиотеки в Петербурге.
[5] Разумовский Димитрий Васильевич (1818-1889) - протоиерей (священник церкви св. Георгия на Всполье), исследователь древнего церковного пения, истории и теории знаменной нотации, основоположник научной разработки истории церковного пения в России; профессор истории церковного пения в Московской консерватории (1866-1889), автор книги «Церковное пение в России. Опыт историко-технического изложения» (1867-1869) и ряда других работ.
[6] Потулов Николай Михайлович (1810-1873) - музыкальный деятель. Из трудов его по вопросам церковного пения наиболее известны следующие: «Руководство к практическому изучению древнего богослужебного пения православной российской церкви» (М., 1872; выдержало пять изданий: 1872, 1875, 1884, 1888 и 1898) и «Сборник церковных песнопений, исследование божественной литургии св. И. Златоустого, распев древне-киевский» (M. 1876). В своем «Руководстве» автор на первое место ставит не теоретическое изучение оснований древнецерковного пения, а практическое изучение распевов, заучивание самой мелодии, почему и «Руководство» его, главным образом, представляет собой нотную мелодическую хрестоматию, заключающую в себе песнопения древних распевов.
[7] Филарет (Дроздов Василий Михайлович) (1782-1867) - святитель, митрополит Московский и Коломенский (с 1826), выдающийся церковный деятель, богослов и библеист.
[i] Некоторые подробности об нем в «Современной Летописи» 1871 г. № 45 ноября 29.
1. Древнее пение сегодня