Введение
Предпосылки событий 1917г. до сих пор не были достаточно осмыслены в отечественной науке и публицистике. Сейчас, подходя к вековому юбилею этого события, к сожалению, приходится констатировать, что никаких четких выводов из произошедшего сделано не было, что непременно может повлечь за собой повторение прежних ошибок и просчетов. Следует помнить, что история никогда не повторяется, ни про одно событие нельзя сказать, что оно полностью воспроизводит перед нами точную копию прошлого. Но при этом непонимание исторических закономерностей, непонимание мировоззренческой структуры собственного народа непременно повлечет за собой новые неудачи и провалы. Поэтому цель нашей работы не просто описание проблем Российской империи, приведших в итоге к 1917г., но в первую очередь осмысление основополагающих начал русской истории, и того, насколько они были ясны главным политическим деятелям России начала XX в.
Спекуляции на теме 1917г. являются неотъемлемым аспектом политической агитации в современной России, все партии вне зависимости от наличия или отсутствия у них идеологической платформы стремятся взять на вооружение ее очередное обсуждение. Во многом отголоски проблем, с которыми столкнулся русский народ в тот исторический период, продолжают оказывать существенное влияние на его нынешнее состояние.
По сравнению с Октябрьской революцией, Февральский переворот фигурирует в общественных дискуссиях несколько реже, во многом это обусловлено его поражением в борьбе за народные умы в 1917г. Октябрьская революция резко развернула жизнь Российского государства на 180 градусов, на ее фоне Февральский переворот выглядит блёкло и невыразительно, как своего рода промежуточный этап, поэтому если он и вспоминается, то только в связи с ней, а как о самостоятельном явлении о нем говорят значительно меньше. Однако данный подход в корне неверен: не следует забывать, что Февральский переворот предпринял попытку сломать русскую цивилизационную идентичность и окончательно подчинить ее западной модели. Прежние попытки европеизации не могли сломать государственность и полностью перемолоть ее под либеральную модель. Однако в феврале 1917г. круг заговорщиков попытался уничтожить традиционную парадигму русского государства, чтобы заменить ее на парламентскую, западную. Пришедшие потом к власти большевики при всем своем изначальном авангардистском пафосе в итоге вынуждены были пойти на уступки и частично подстроится под привычные для России политические формы, не случайно впоследствии один из ведущих организаторов перестройки говорил о стремлении сломать «тысячелетнюю парадигму русской истории». Одним словом, сущность Февральского переворота состояла в полном разрыве с прошлым и решительном его отрицании. В данной работе мы постараемся показать, в чем причина успеха этой откровенно подрывной деятельности в 1917г., и почему незнание и игнорирование основных цивилизационных начал собственного народа неизбежно заканчивается крахом его привычной жизни.
Часть 1. Духовно-нравственные предпосылки. Взгляд народа и элиты на государственную власть.
Для рассмотрения духовно-нравственных предпосылок революционных событий в России 1917 года требуется обратить внимание на самого русского человека, понимаемого не в этническом, но в мировоззренческом смысле. Как он понимал себя и мир? Как меняются его взгляды от эпохи к эпохе? Меняются ли они вообще? Здесь мы подходим к вопросу о «русской идее», вопросу крайне сложному и неоднозначному. Однако, постараемся дать некоторые очертания того, что являлось главенствующими смыслами для русского человека, на что он равнялся, чего желал и чаял через анализ некоторых исторических событий России 17-начала 20 века.
В 17 веке произошло трагическое событие, влияние которого на дальнейшую историю России зачастую недооценивают. Начавшаяся в середине 17 века книжная справа коснулась церковных текстов и повлекла за собой реформы, в результате которых единая Русская Православная Церковь перестала существовать. В Москве в 1666-67 годах прошёл Великий церковный Собор, где анафеме были преданы так называемые «раскольники», не принявшие изменений (вводились - троекратная «аллилуйя» вместо сугубой, написание Иисус вместо Исус, троеперстие вместо двуперстия и т.д. «К концу XVIII столетия в старообрядческом трактате «Щит веры» перечисляется ... 131 вид изменений»[1]).
Насколько назрели эти реформы и какова была их цель? Историк и богослов А.В. Карташев: «Задача Третьего Рима в голове молодого царя Алексея Михайловича воспылала мечтой освободить православных от турок и войти в Царьград василевсом всего Православия, а его друга патр. Никона - служить литургию в Св. Софии во главе четырех остальных патриархов. Для этого спешно нужно согласовать все книги и обряды с греческими. Началась неграмотная и нетактичная ломка».[2] Как мы видим причина церковной реформы лежала в сфере политики. Желание возглавить Православную ойкумену перебороло в сердцах молодого царя и патриарха Никона установку на сохранение собственной святоотеческой традиции, идущей как прямые рельсы от самого Христа. Через 200 лет после падения Второго Рима «греческим справщиком у патр. Никона оказался Арсений, выученик униатской коллегии в Риме, а оригиналом для исправления новопечатные греческие книги, изданные в Венеции»[3], в типографии иезуитов.
С Раскола начинается бюрократизация Церкви, которая примет оформленный вид при Петре I с введением Синода. «В новообрядческой церкви был отменён древний обычай избрания духовных лиц приходом. Его заменили постановлением по назначению сверху».[4] И Хотя этот обычай был вновь подтверждён Духовным регламентом 1721 г., но «при формальном соблюдении выборности священнические места передавались по наследству из поколения в поколение ... Настоятели приходов стали смотреть на них как на свою частную собственность».[5] Обычай выборности священства несомненно делал Русскую Православную Церковь до Раскола на деле народной, рождающейся снизу. Этой самой легитимации со стороны народа, участия мирян в важнейших вопросах церковной жизни так не хватает нам сегодня, в 21 веке. Отметим, что передача священнических мест по наследству, которая даже будет узаконена в 1826 году, привела к углублению отчуждения простого народа от церкви, так как места передавались внутри семей действующего священства, что по сути превращало сословие белого духовенства в подобие касты.
По перечисленным выше и другим не менее значимым причинам «московская церковная элита в лице избранных протопопов с Аввакумом во главе ревниво и бурно восстала против латинских тенет, вдруг опутавших Св. Русь, с пророческим гневом разорвала их и создала, при слепоте и упорстве властей, широкое народное старообрядческое движение».[6] К слову, исход пассионарных свободомыслящих людей на окраины страны произошёл и из среды священнослужителей, что могло послужить причиной отсутствия протестов против подчинения Церкви государству при введении Синода, которое по сути противоречило как идеалу Москвы-Третьего Рима (Синод окончательно снимал даже внешние намеки на Симфонию властей, коллегиальность принятия решений царём и патриархом), так и внутренним установкам русского человека, так как «не церковь должна искать себе место в государстве, а, напротив, всякое земное государство должно бы в последствии обратиться в церковь».[7]
Важно отметить - правильно называть старообрядцев (раскольников) «староверами», так как традиционное сознание человека 17 века под всесторонним изменением чина богослужений и текстов молитв видело даже не новую веру, но приход антихриста, а это уже вопрос не плоскости обряда, но миросозерцания, духа. Верующие, которые не смогли принять положение, что их предки находятся в аду, так как крестились двумя перстами, начали исход на окраины страны. По разным данным их количество составило 1/3 от всего населения (10 млн.человек на конец 17 века)[8].
По Святой Руси прокатилась волна «гарей», «за вторую половину 17 века самосожглось около 27 тысяч старообрядцев, не желавших умирать от рук слуг антихристовых».[9] Современному человеку тяжело представить, что происходило в сердцах староверов, считавших, что на тронах Царя и Патриарха воссел антихрист. Самоубийство (в горящем срубе), смертный грех для христианина, понималось староверами как «огненное крещение», после которого они сразу встречались с Христом. Эсхатологическое напряжение изменило мировоззрение всех последующих поколений староверов, а также простых русских людей, которые видели в староверах духовный авторитет мученика за веру. Староверы пользовались поддержкой (как немой, так и деятельной) и являлись духовными авторитетами для остального крестьянского населения, ведь если вера «старая», то значит более правильная (старый в смысле «старший»[10]), также известна любовь русского народа к гонимым и обижаемым, коими и являлись «ревнители древляго благочестия» в глазах простого мужика, которому знающие грамоту и древние тексты староверы рассказывали о своих мытарствах, уподобляясь самому Христу и ранним христианам под властью язычников. Староверы были центром внутренней духовной жизни народа, по сути народной интеллигенцией.
Глубина осознания развертывания конца Света в том числе отразилась и на внутреннем делении самих староверов. Часть их них посчитала, что раз в Церкви сидит «рогатый», то и священству, и таинствам теперь не быть (это беспоповцы, включая множество толков и сект), но были и те, кто сохранил не смог отказаться от вековой традиции церковной иерархии (поповцы).
Староверы были людьми с нонкоформистским складом ума и характера. В 18-19 веках среди староверов образовывалось множество толков, течений и сект, что указывает на бурление идей, на атмосферу свободомыслия в их среде (прежде всего беспоповцев). «В нашей истории раскол был едва ли не единственным явлением, когда русский народ, - не в отдельных личностях, а в целых массах, - без руководства и побуждения со стороны власти или лиц, стоящих на степени высшей по образованию, показал своеобразную деятельность в области мысли и убеждения».[11] По сути староверы будут единственной социально группой в России, занятой вопросами философии и богословия в атмосфере полной свободы мысли, в отличие от элитарной прослойки (белое духовенство, военные, учащиеся) 19 века.
Так в середине 17 века Россия раскололась на две, первая - официальная, синодальная, бюрократическая внешняя Россия, отвернувшаяся от идеала Москвы-Третьего Рима; вторая - народная, окраинная, потаённая, внутренняя Россия, Россия града-Китежа.
Народный фольклор является зеркалом души простого народа. В том какие герои сталкиваются между собой, как развивается сюжет произведения народного творчества и чем всё заканчивается, лучше всего можно увидеть ожидания и мечты народа. Если же сюжет живет не одну сотню лет, то это говорит о постоянности таких чаяний.
Легенда о граде-Китеж, городе ушедшем под воду со всем населением в тот момент, когда к нему подошли враги, относится к 13 веку. Однако вспомнили её снова и освежили в народе именно староверы после Раскола. Данная легенда роднится с представлениями староверов-поповцев о Москве как Третьем Риме. Москва-Третий Рим ушла под воды, её не затронул подступивший к небесному городу антихрист. Вплоть до середины 19 века, когда о концепции, очерченной старцем Филофеем, которого ранние староверы почитали за святого[12], вновь заговорили славянофилы, её хранителями были «ревнители древляго благочестия».
Особняком в фольклоре стоят так называемые социально-утопические легенды, имеющие своей направленностью изменение социальных порядков. Распространителями социально-утопических легенд в основном являлись либо отставные солдаты, либо староверы[13].
В конце 18 века в народе начинает бродить легенда о «Беловодье», попытки найти которое не прекращались весь 19 век, сказочном крае, куда можно уйти-укрыться от бед, и «тамо антихрист не может быть и не будет», «светского суда у них несть»[14], а земли, рыбы и зверя хватает на каждого с лихвой. Живут там только «христоподражатели древляго благочестия» «по закону Божьему»[15], а «если попасть туда, то можно живьём сделаться святым и взойти на небо»[16]. В данной легенде мы видим в первую очередь духовную тягу к возврату старой веры, к обожению человека, которое даётся тем, кто имел «огнепальное желание» дойти до Беловодья. Так выглядит внутренняя структура народной идеи «рая на земле». Тоска по высшей справедливости имела не только созерцательный характер, но и принимала форму активного действия. На поиски Беловодья отправлялись отдельными группами и целыми селами, о чем свидетельствуют сыскные дела 19 века.
Крайне важной для понимания народных ожиданий можно считать социально-утопическую легенду о «возвращающемся царе-избавителе». Данная легенда впервые появилась в начале 17 века [17] как ответ на Смуту. Особую же популярность и масштаб легенда приобрела именно после Раскола. Исследователь Чистов отмечает, что данная легенда бытовала также во многих европейских странах, но нигде, кроме России, не имела такого влияния на народ, побуждая его к активным действиям. Подавляющее большинство народных восстаний с 17 по середину 19 века начиналось со слуха о том, что настоящий царь был спрятан боярами/ ушёл странствовать в народ и возвращается, чтобы покарать бояр и дать крестьянам волю/ землю/ свободу от податей. Эта вера в «настоящего царя», который был сокрыт, а теперь идёт радеть за народ, может быть рассмотрена как защитная (компенсаторная) реакция русского человека в ответ на изжигающую душу мысль о «царе-антихристе». В каждом новом царе или царевиче, который должен был взойти на трон, народ видел своего спасителя, который устроит всё по Правде. Никто кроме царя не выдвигался на роль избавителя (ни богатырь, ни священник, ни святой), что говорит об устоявшейся в народном сознании идеи верховного правителя-монарха.
Вопрос возврата к старой вере являлся важнейшим для народа. Большинство народных восстаний, начиная с 17 века, имело одним из первейших требований возврат к «вере отцов»[18]: соловецкое восстание, хованщина, стрелецкое восстание 1696 года, восстание Булавина, Разина, Болотникова, Пугачева. Однако, после подавления таких восстаний власть, как правило, только «закручивала гайки», не думая сделать шаг к народу в вопросе обсуждения проблемы Раскола.
Численность староверов на конец 19 века по разным источникам составляла от 12 до 20 млн человек из 55 млн всего населения.[19] Подпольный характер жизни староверов (вплоть до указа 1905 года о свободе вероисповедания) и отсутствие диалога со стороны властей и церкви привели к тому, что многие староверческие роды, одни из богатейших в стране в начале 20 века, будут играть не малую роль в финансовой поддержке революционных движений.[20] Что с их точки зрения явится местью династии Романовых за Раскол.
В этом отношении царь Павел I явил пример дальновидности и здравомыслия, попробовав снять конфликт между староверами и официальной церковью, через создание Единоверческой Церкви. Однако, в следствие его убийства реформа не получила дальнейшей должной поддержки. Возможно, что продолжи Павел I свою церковную реформу, получи староверы равные гражданские религиозные права, то пассионарная энергия староверов была бы постепенно направлена в государственное (как то было в части создания староверами Третьяковской галереи, оперы Мамонтова, МХАТа), а не революционное русло.
Возможность спекуляции на идее «царя-избавителя» пророчески предсказал в «Бесах» Ф.М. Достоевский: «тут-то мы и пустим ... Ивана-царевича ... Мы скажем, что он "скрывается"»[21]. Именно таким «Иваном-царевичем» и явится для народа марксистская мысль о восстании «мирового пролетариата». Пролетариат выступит как спаситель, и не только России, но и всего мира. Таким образом сверхзадача спасения мира узаконит диктатуру пролетариата, развяжет руки тем, кто говорит от его имени. Неважно насколько глубоко лидеры большевиков понимали, что в головах русских людей «мировой пролетариат» как некая единая личность человека труда синхронизируется с идеей как «царя-избавителя», так и с хилиастической идеей о втором пришествии Христа в лице мирового пролетариата[22]. Главное в том, что подобные мысли отлично резонировали с сердечной волей русского человека.
Большевики лучше всех используют народные хилиастические ожидания «рая на земле» - ведь идея равенства всех людей труда, подкрепленная гениальным с точки зрения простоты и глубины воздействия на ум простого человека лозунгами «Землю-крестьянам, фабрики-рабочим» и «Вся власть Советам», так родна сердцу каждого русского человека. Здесь воплощаются заветные мечты о народном общинном самоуправлении (власть Советам) и общинной собственности на землю, социальной справедливости - возврате к идеалу Правды. Такие лозунги, спекулятивность которых вскроется в дальнейшем при троцкистском правлении, привлекли на сторону «красных» множество верующих крестьян, рабочих, солдат, молодых казаков.
Революция даст выплеснуться наружу мощным потокам психической энергии простого народа, связанной с хилиастическими ожиданиями, отраженными в легендах о Беловодье и царе-избавителе, копившимися с Раскола.
И.Л. Солоневич приводил цитату, по его словам, принадлежавшую Троцкому: «Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг Кулацкого царя, - мы не удержались бы и двух недель». Возможно, если бы «белые» взяли на вооружение идеологему «Народного Царя изберёт Земский собор», то события Гражданской войны пошли бы по-иному сценарию. В монархическом состоянии народного ума нас может убедить следующий факт. Единственное революционное движение, организованное в простом народе вплоть до 20 века, удалось создать Стефановичу в окрестностях Чигирина в 1876 году, который «сочинил и сам себе вручил тайный царский манифест, призывающий народ к всеобщему восстанию, ввиду полного бессилия самого царя и его полного порабощения дворянством и чиновниками»[23]. Не идеалы Республики и Конституции, а та же легенда о «царе-избавителе», которого «обложили бояре», двигала людьми.
Выделим ряд этапов десакрализации государственной власти в глазах простого народа:
1 этап. Смута начала 17 века. Именно в это время рождается социально-утопическая легенда о «царе-избавителе». Борьба за престол воспринималась народом как борьба за его, народа, интересы. Если приходил новый царь, а улучшения благосостояния не следовало, то значит «истинный царь» сокрыт. Соответственно до 17 века народ считал, что на троне сидит «истинный царь», так как до этого времени таковой легенды, такового мысленного шага, отмечено не было ни одним источником.
2 этап. Раскол и Пётр. Десакрализация царской власти доходит до предела. Народная мысль почитает царя Алексея, царицу Софью, царя Петра - антихристами. Особое возмущение в действиях Петра народ усмотрел при введении им указов о необходимости: заготавливать лес для строительства флота (народу было запрещено делать гробы-долблёнки из цельного дерева, которое теперь шло на строительство кораблей), переплавки колоколов в пушки (14 лет Россия стояла без колокольного звона), изменения внешнего вида чиновников и дворян (в допетровской России крой платья был одинаков для крестьянина и боярина, отличалась только стоимость ткани; представитель элиты в обтягивающих штанах и при отсутствующей бороде воспринимался народом как чёрт), введения Синода, уничтожавшего идею Москвы-Третьего Рима в глазах интеллектуалов в среде народа.
3 этап. Женщины на троне. Плеяда женщин-верховных правителей России только подтверждала догадки староверов об установившейся власти антихриста. Традиционное патриархальное мировоззрение не видело царём женщину и зачастую воспринимало неурожай как кару за нахождение женщины на троне. В сыскных делах тех времен был отмечен такой тост: «Да здравствует» всемилостивейшая государыня императрица, хотя она и баба!».[24]
4 этап. Дворянская вольность Екатерины II. «Триада, которую составляли царь, помещик и крестьянин, оставалась «данной от Бога» в глазах крепостных и распространялась на все стороны бытия. Моделью царской власти над обществом служила власть Бога над всем мирозданием. Подобно тому, как явления природы зависят от Всевышнего, все явления социальной жизни должны были зависеть от государя. ... Крестьянские массы сохранили правовые представления московского периода о государстве-литургии, в соответствии с которыми наделение служилого дворянства землей вместе с проживающими на ней крестьянами было неотделимо от обязанностей дворян по отношению к государству. ... И после того, как в 1762 году дворянство было освобождено от обязательной государственной службы, крепостное право в народном представлении утратило всякое идеологическое оправдание».[25] Так в показаниях Якова Почиталина, сподручного Емельяна Пугачёва, будет выделена основная причина конфликта придворной знати и «царя Петра III», коим и представлялся глава бунтовщиков, используя популярнейший образ «царя-избавителя»: «годный еще служить [дворянин - прим.автора], пойдёт в отставку и живёт ... с крестьянами, разоряет их ...; так я-де стал таковых принуждать в службу»[26]. В одном из своих манифестов Пугачёв обвиняет власть предержащих в нарушении «святых отцов предания», в «богомерском брадобритии» и «протчем неистовства».[27] В легенде о Беловодье получат продолжение идеалы обозначенные Е.Пугачёвым: «жалуем всех ... бородами, волностию и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями ... без аброку».[28]
5 этап. Несовпадение сути административно-хозяйственных реформ с ожиданиями народа в 19 веке. Крайне показательна легенда, получившая широкое распространение при отмене крепостного права в 1861 году. Это легенда о «золотой строчке», якобы стёртой помещиками, чиновниками, чтобы царскую волю исказить. В этой строчке царь передавал землю крестьянам.. Причиной бунта было несоответствие ожиданий народа услышанному из царского указа. Поводом для массовых восстаний - та самая пропавшая «золотая строчка». За два года после объявления реформы правительству пришлось применить военную силу в 2115 сёлах[29] Здесь мы снова сталкиваемся с представлением народа о справедливом, в понимании крестьянина, царе и злых кознях бояр. Интересно, что пик поисков Беловодья пришелся на 50-80е годы 19 века[30], что совпадает по времени с начавшимися в 50е годы крестьянскими восстаниями и разочарованием от результатов отмены крепостного права.
Весь 19 век государство старалось влиять на низовой уровень самоорганизации крестьянства через административный контроль сходов общин, что выливалось в открытые вооружённые столкновения с властями. По сути ряд законодательных решений царского правительства[31] вёл к разрушению общины, базовой низовой единицы русского общества, в этих действиях мы видим непонимание властью исторически сложившихся структуры бытия и развития своего народа.
Обозначим некоторые выводы: церковный Раскол создал в мировоззренческом смысле две России, внешнюю, официальную, синодальную и внутреннюю, поддерживаемую народом, староверческую. Попытка сблизить две эти России была со стороны власти предпринята только Павлом I. Глубина отторжения староверами синодальной России выразилась в полном невнимании к делам государства и эсхатологической экзальтации староверов-беспоповцев, и сближении богатых староверов-поповцев с революционными кругами в конце 19-начале 20 века. Социально-утопические легенды о Беловодье и «царе-избавителе», миф о Граде Китеже были использованы антигосударственными силами в той полноте, которую мы не увидим в кругах царской правящей элиты и в кругах «белого» движения во время Гражданской войны. Десакрализация государственной власти в глазах народа прошла ряд этапов, однако данное явление не уничтожило царистского взгляда на вещи в народной среде, усилив при этом влияние социально-утопических легенд на народное сознание, выраженное в миграции в Беловодье и массовых крестьянских восстаниях в ожидании «царя-избавителя». К сожалению в 1917 году в стране не нашлось ни Минина, ни Пожарского, ни того, кто бы взял на себя роль «царя-избавителя» в народных глазах. Фактический отход власти от идеалов Москвы-Третьего Рима, а также совершенное непонимание народных чаяний при проведении реформ служило поводом для недовольства народа. Нарастание капиталистических тенденций, прямо противоречащих православному вероучению, в хозяйственной жизни страны являлось материальным выражением духовного упадка элиты, либо участвовавшей в становлении капитализма (верхушка элиты), либо молча наблюдавшей за происходящим (официальная церковь).
Мы кратко рассмотрели духовно-нравственные причины отторжения народом властной вертикали. Ответим же на вопрос - в каком душевном состоянии находилась элита перед революционным 1917 годом? Почему власть не была способна понять и использовать народные чаяния на собственную пользу?
По нашему мнению основной тому причиной выступает слепое копирование западной философской парадигмы в системе образования и воспитания элиты. Данный процесс был запущен при Петре, отправившем боярских детей учиться за рубеж. Здесь не следует обвинять одного Петра, да, он заложил моду на «всё европейское», но последующие правители могли и должны были исправить ситуацию, обратив внимание на культуру и взгляд на мир собственного народа. Суть проблемы состояла в том, что молодёжь окормлялась идеями, рождёнными в лоне философии Нового времени, отражавшем путь развития европейского логоса, для которого появления концептов индивида, прогресса, эволюции, было логичным и прогнозируемым. Однако, данные концепты не имеют иного приложения, кроме как в рамках цивилизации их создавшей. Православное мировоззрение не может мириться с восприятием человека как индивида (Джон Локк, Томас Гоббс), поскольку последний должен быть лишен всех коллективных идентичностей, в том числе и вероисповедания. Сама же эгоистическая потребительская установка индивида - смертный грех, так как эгоизм есть форма гордыни человека, считающего, что его личные интересы могут стоять над интересами Церкви, под которой понимается весь православный народ[32]. Идея вечного движения вперёд от худшего к лучшему, вечный прогресс и эволюция, также идут в разрез с Православием, так как переворачивают его догматическое учение в той части, где говорится о выпадении человека из Рая и дальнейшем сползании в темные времена, в конце которых будет Страшный суд.
Однако, всё образование послепетровской элиты было построено на концептах индивида, прогресса и эволюции, а с конца 18 века напитывалось идеологемами Французской революции. Так европейский образ мысли постепенно становился «значимым другим» (Г.Салливан) для представителя российской интеллигенции, то есть нормативным типом мышления. Данное явление имело такие широкие последствия, что русский интеллигент только в середине 19 века устами славянофилов поставил вопрос о том, что у России может, оказывается, быть свой особый путь развития. До тех пор никто и не сомневался - мы часть европейской семьи, а в ней, как считал Чаадаев, не без урода. Русская интеллигенция, получавшая европейское образование, не могла выйти за рамки тех понятий, в которых была воспитана, а российская действительность не давала почвы для их реализации: индивид стремился к идеалу царства разума, где всё будет предельно рационально, и римское право будет оберегать права одного индивида от посягательств другого «человек-человеку волка»; русский человек же вообще не знал понятия индивида, видел себя только в общине, идеал которой был в наступлении «Царства Божьего на земле». Здесь из непонимания мировоззрения народа у элиты рождается либо презрение к первому либо желание этот народ переделать. Когда читаешь того же Герцена, Белинского, Бакунина, то можешь встретить мысли по-настоящему русского человека, пока он рассуждает на отвлечённые темы, однако, когда мыслитель касается социальной сферы и философских вопросов, то ты тут же попадаешь в замкнутый круг понятий «индивид, свобода, равенство», созданных исключительно в рамках философии Нового времени.
При этом в «официальной России» любое свободомыслие жестко подавлялось: вспомним запрет на обсуждение политики в среде военных после восстания декабристов, что помешало «белым» в годы Гражданской войны разобраться в ситуации и выступить единым фронтом; закрытие философских факультетов в 1850 году после революционных событий 1848 года. Возможно, власти после событий 1825 и 1848 годов нужно было самой выступить с инициативой широкого общественного обсуждения новомодных идей, указать на разрушительные черты революции в части упрощения мира, понятого сугубо рациональным путем, и отказа от собственных традиций, на связи революции с масонством и банковским капиталом.
Однако, «гайки закручивались», и любое проявление мысли уходило в подполье, где мысль только радикализировалась. Именно желание свободомыслия стало одной из внутренних причин восстания декабристов, а мыслящую часть интеллигенции таковое желание в отсутствие других «модных» течений неминуемо увлекало революционными идеями (Ф. Достоевский, Л. Тихомиров). Тем самым природная тяга русского человека к свободной мысли, к созерцательному размышлению, была маргинализирована Правительством как в низах (только староверы сохранили свободомыслие), так и в высших слоях общества.
Возможно, именно фактический отказ от концепта Москвы-Третьего Рима, продиктованный европоцентризмом российских властей 18-19 веков, открыл в Российской Империи дорогу западным позитивистским учениям (фурьеризм, марксизм). Однако, их прочтение шло всё так же через религиозное христианское восприятие, оставшееся от идеала Московского царства, то есть смена идеалов была идеологическим, но не психологическим изменением, а секуляризация мышления лишь внешним, но не внутренним процессом. Луначарский скажет, что революция в России произойдёт не из экономических или политических побуждений, но из религиозных, и попадет в точку. Идея самопожертвования, «положить душу свою за други своя», была высшим идеалом революционеров-народников. Наложение христианских идеалов на мысли о справедливом переустройстве общества рождали в сознании русского интеллигента образ революционера как Христа страдающего. Страдание как путь к преображению - именно этот христианский архетип неким невидимым ореолом окружал фигуру революционера с конца 70х 19 века до 1917 года. Сама же идея очистительного страдания реабилитировала его в глазах части высшего общества, видевшего в нем мученика. Флоровский замечает, что «в тогдашнем увлечении идеалом коммуны не трудно распознать подсознательную жажду соборности».[33] Даже русский атеизм с своем основании имел не отрицание бытия Бога, но несогласие с несправедливостью существующего мира, с желанием волевым усилием отказаться от данного мира и шагнуть в мир совершенный, в «Царство Божие на земле». Революция таким образом сольётся с хилиастическими ожиданиями преображения мира, надеждой на всеобщее преображение в сознании части высшего общества. Образ интеллигента, отказывающегося от социальных и экономических благ своего сословия ради высшей духовной истины, внутренне тождественен фигуре старовера, покинувшего мир, погрязший в кривде.
Парадоксален следующий факт - в России «на протяжении целых поколений целые общественные группы систематически действовали в направлении, прямо противоположном их классовым интересам»[34]. Отцы русского анархизма - родовитый Бакунин и рюрикович Кропоткин, социализма - богатые Герцен и Огарёв. Это не укладывается ни в марксистскую теорию, ни в формальную логику. Но здесь мы можем увидеть по истине христианское покаяние представителей высших слоев перед низшими. Стыд за своё богатство и статус доходит до самоотречения себя как социальной группы. Так юродство «для ради Христа», характерное только для низших слоев, проявляется в элите, внутренне роднит элиту и народ.
В отсутствие собственной русской парадигмы мышленья, наша элита не только еще дальше отчуждалась от народа, считая при этом народ варварским и диким, но также элите пришлось переболеть европейскими болезнями позитивизма (атеизма, марксизма). Всё это вылилось на русской почве в нигилизм и в конечном счёте безыдейность, которая поразила большую часть думающей элиты к началу 20 века. Основной герой русской литературы 19 века есть человек без идеи, «человек-перекати-поле» (Алеко и Онегин Пушкина, Базаров Тургенева, Ставрогин Достоевского). Все эти герои имели образование, деньги и возможности. Однако, их души пусты, так как им пришлось проделать тот же путь, который проделала европейская мысль на пути отрицания Бога - через постановку в центр мира не Бога, но человека, а потом и столкновением с ничто, которое осталось зиять на месте отчищенном от Бога. Неслучайно сам термин «нигилизм» появился из под пера русского писателя Тургенева, метко отметившего происходящие процессы. Следствием нигилизма, безыдейности элиты является прожигательство жизни, одно из сторон потребительского склада ума, ставшее нормой для немалой части русской элиты. Летящие на зелёное сукно казино в Монте-Карло бриллианты должны были становится основой процветания России.
Элита эпохи Серебряного века лучше всего подходит для постановки диагноза безыдейности, так как её влекут либо новые формы, либо желание обратиться в народ за идеей. Это само по себе прекрасно, но переворачивает всё с ног на голову: элита должна окормлять народ, а не ждать, что последний создаст идею. Возможно, самым честным и открытым движением либеральной и революционной интеллигенции было хождение в народ, но и оно вскрыло тот же гнойник - интеллигент в массе своей приходил в разочарование от того, что он видел, ведь народ никак не реагировал на республиканские идеи государства без царя, не совпадала с русской действительностью и идея объединения в коммуны с общим имуществом. Любит русский видеть результат своей работы и не хочет работать скопом, кроме как на бесплатных «помочах» вдовам, солдаткам (да и там работа делится на участки, которые каждый обрабатывает сам). К слову, власть могла направить пассионарную энергию идущих в народ в государственное русло, предложив народникам проект, финансируемый за счёт государства, в рамках которого последним были бы созданы возможности для работы на селе в качестве учителей, агрономов, врачей, ветеринаров и пр. Власть не использовала в полной мере такую возможность.
Уваровская триада «православие, самодержавие, народность», к большому сожалению, в начале 20 века являлась лишь внешним фасадом, но не сутью происходящих процессов в обществе. Вопрос Раскола так и не был решён, так как никакой всеобщей дискуссии по данному поводу не провели, а просто дали гражданские религиозные права староверам в 1905 году. Самодержавие было в руках династии, не способной осознать исторический момент, и начать реформы, основанные на собственной цивилизационной парадигме, что позволило бы усилить единовластие. Народность была больше лубочной, так как большинство реформ не учитывало интересов народа либо было неэффективным (отмена крепостного права, законодательное разрушение общины, аграрная реформа Столыпина, финансовая реформа Витте, невнимание к русской артели).
Мы получаем в итоге следующую картину на момент революционного 1917 года: народ не понимает элиту, не способную понять саму себя, так как она находится в некоем гипнозе европейского образования, которое просто не дает ей возможности для самоосознания, ведь в таком образовании почти отсутствуют понятия и категории, рождённые из собственной почвы, из русского сердца. Краеугольным камнем, лежащим в фундаменте революционных событий, в первую очередь служит слабость самой династии Романовых, верхушки элиты. Непонимание необходимости дать России проект, рожденный в её лоне, нежелание опереться на славянофильское крыло интеллигенции, и при этом отрицание практических выводов из европейского проекта (свобода СМИ, парламентаризм и т.д.) нагревали революционную ситуацию в стране. Ищущая свободомыслия интеллигенция неминуемо попадает в орбиту революционных ожиданий, при этом её взгляды лишь внешне рациональны, внутренние мотивы же полностью предопределены религиозным хилиастическим мироощущением, характерным для русской земли с Раскола.
В ситуации отсутствия единой русской парадигмы мысли Правительству нужно было дать задачу для собственной интеллигенции по разработке русской философии, её категориального и понятийного аппарата, на который мог бы опереться корпус далее созданных русских гуманитарных наук. Такая постановка задачи раскрыла бы творческие силы интеллигенции, направила бы их на поиск собственных философских оснований в родной культуре, сняла напряжение по поводу отсутствия свободомыслия, обозначила новый виток российской государственности. Развертывание русской мысли началось в конце 19 века, особо на этом пути выделилась русская религиозно-философская школа, однако, как раз революция не позволила этому процессу получить должное развитие. К слову, Россия до сих пор остаётся в плену западного течения философской мысли, что заставляет нас лить воду на мельницу парадигмы философии модерна, хотя возможная, цельнооформленная русская философия будет точно лежать в области премодерна.
Удивительно количество параллелей между Россией перед 1917 и современной Россией. Та же, по сути синодальная, Православная церковь, боящаяся не то что действовать, но сказать слово поперёк госполитике, хотя последняя в целом ведется не на православных началах. То же доминирование европейского либерального взгляда на жизнь в высших слоях. Безыдейная в массе своей элита, погрязшая в потреблении, меряется длиной яхт, а не масштабами проектов по развитию страны. Народ также чает царства Правды и, отчаиваясь ждать, спивается. В народном сознании также жив образ «царя-избавителя», на котором каждый день играют пиар-технологи, показывая нам нового «злого боярина», попавшегося на коррупции. Народ сегодня жаждет воссоздания социально ориентированного государства, основанного на традиционных началах.
Возможна ли революция в России сегодня? Чисто технически - до тех пор нет, пока действующую власть поддерживают силовые и специальные службы. Наши силовики хорошо помнят 90е годы, и будут стоять за сильную власть до конца. Страшно то, что сегодняшняя система образования нацелена не на воспитание человека с полноценным мировоззрением, но на создание биомассы потребителей. Продолжение такой линии приведёт к тому, что при очередной смене поколений новое поколение просто не сможет понять и принять христианские истины, так у него в сознании не будет категорий для восприятия таковых.
Свято место пусто не бывает. Так если ты не рождаешь народную (национальную) идею, то на её место придут чужие идеи. Отсутствие единой парадигмы русской философии, существующей по кускам в текстах Святых отцов Православной Церкви, в трудах русских философов и писателей, но так и не осмысленной целокупно вплоть до сегодняшнего дня, становится главной угрозой для Русского мира. Невозможность мыслить по-русски в образовании и науке ведёт к тому, что современная интеллигенция переживает те же болезни, что и в 18-19 веке. Позитивизм и материализм - вот смысловой стержень молодёжи, открыто поддерживаемый современными глобалистскими СМИ в худших культурных образцах. Однако, тот диагноз, что поставил Ницше в конце 19 века: «Бог умер. Мы убили его. Вы и я», касается только линию развития философской мысли Нового времени, то есть Европу, мы, Россия, не убивали Бога, возможно, позабыли, но не убивали. Последнее положение позволяет нам надеяться на то, что в лоне русской философской мысли в опоре на собственные традиции (методология Четвёртой политической теории) будет создана или правильнее сказать воссоздана русская идея, которая сможет оживить наше общество, дав ему надэкономические цели, только ради которых и может по-настоящему трудится русский человек. При этом высвободится творческая энергия нашего народа, который будет готов простить грехи своей власти и заняться делом. По сути нам нужна духовная революция, начатая сверху, самой властью. Каналы её распространения - приведённые в порядок РПЦ, система образования, СМИ. Наша идея, возможно, окормит и часть европейского, жаждущего духовного возрождения, общества, так как со времени Ницше западная мысль только ушла дальше в богоотрицании, начав переход к постмодернистическим концепциям (что грозит и нам, если мы продолжим слепое копирование западного пути мысли).
Часть 2. Ересь прогресса как идеи и кризис прогресса как действия. Наука, промышленность, экономика Российской Империи перед 1917г.
Воздействие процессов научно-технического развития на политические процессы, приводящие к революциям, следует признать противоречивым. С одной стороны - и мы это прослеживаем на протяжении всей человеческой истории - прогресс неизменно сопутствовал и даже содействовал революциям. С другой стороны, справедливо говорил о революциях в Европе их современник И. В. Гёте: «Ненавижу всякую революцию, потому что она уничтожает не меньше благ, чем создаёт». Очевидно, что общественный строй первых цивилизаций на Востоке был намного жестче по отношению к населению нежели чем первобытный, равно как капитализм оказался куда более жестоким строем, нежели феодализм. Э. Тоффлер полагает, что «Рабочие массы в высокотехнологичных обществах полностью индифферентны к призывам к политической революции, нацеленной на замену одной формы владения собственностью на другую. Для большинства людей рост изобилия означает лучшее, а не худшее существование, и они смотрят на свою весьма презираемую «жизнь пригородного среднего класса» скорее как на осуществление, чем как на лишение»[35]. Однако революции, как научно-технические, так и политические, неоднократно совершались, а добрый обыватель не мог им ничего противопоставить.
Сегодня становится крайне актуально задуматься о будущем мира и России как её части - не следует ли ожидать в скором будущем нового резонанса технического прогресса (или непоспевания за ним) и политических катаклизмов? Также и мы сейчас, спустя столетие, должны вспомнить наш, русский, «прыжок в будущее», оценить, был ли он неизбежен и определить, возможен ли в России прогресс без революционного разрыва с прошлым и кровавых последствий. Наша основная гипотеза по данному вопросу такова: с одной стороны, Российская империя, несмотря на значительные достижения в фундаментальной науке, не смогла должным образом применить их для установления промышленной и финансовой самодостаточности. Напротив, в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, зависимость российской экономики от импорта иностранных промышленных товаров лишь усиливалась. Государственный аппарат на протяжении длительного времени оставался глух к предложениям со стороны патриотически настроенных ученых и хозяйственников о переустройстве экономической модели в пользу этатизма и автаркии от стран Запада, чей промышленный капитал все плотнее наседал на развитие народного хозяйства. С другой стороны, не получили и должного осмысления прогрессистские воззрения и стремления немалой части населения, занятого интеллектуальным трудом (в том числе государственным управлением). Многих из них можно обвинить в слепом восхищении и подражании «цивилизованной» Европе, однако наблюдать закрепление отсталости родной страны всегда невыносимо. Наконец, часть интеллектуалов приняла радикально антигосударственную позицию, связывая возможности научно-технического и общественного прогресса исключительно с разрушением традиционного общественно-политического строя России. Эти две проблемы внесли серьезный вклад в генезис русской революции.
Следует признать, что общество Российской империи, как и любое другое сословное иерархическое общество, несло в себе все признаки наличия экономического и социального неравенства. Однако само по себе неравенство еще не есть залог будущей революции, так как общество полного равенства существует лишь в умозрительных конструкциях философов-утопистов. Тем не менее, в таких обществах во всех его социальных слоях находятся люди, которые не удовлетворены своим социальным положением, хотели бы продвинуться вверх по социальному лифту.
В конце существования Российской империи социальные лифты практически остановились, а высокие государственные посты перед революцией занимали все менее одаренные и амбициозные люди. Хотя в XIX столетии туда проникали и люди, увлеченные прогрессивными европейскими идеями, правда, понимаемыми ими сугубо по-своему, что в итоге не вело к благу для государства. Вот как отзывались о таких государственных деятелях современники: «Но они, блистая книжным чужеземным знанием, приобрели такое значение, что их стали собирать на дворцовые вечера и признавать за свежую силу, способную обновить общий строй высшего управления. Они не замедлили поступать на места в тех кабинетах и комитетах, откуда проистекает действие власти. В это время они усидчиво работали по сочинению новых законопроектов, приводя механизм самобичевания в непрерывное действие, но всегда под веянием человеколюбивого попечения о благе народном. Если б эти они имели русскую жилку, то, конечно, при их трудолюбии и настойчивости, из них образовались бы полезнейшие для отечества деятели. Прибавим то, что первоначальные они никого не думали надувать; они даже очистили свой кружок от таких лиц, которые хотели из служебной деятельности извлекать свои выгоды; но в то же время они, стремясь все переиначить и переделать по-новому, изгоняли из службы всех тех лиц, которые не принадлежали к их воззрениям, какую бы ни имели эти лица опытность в делах»[36]. Порождением этой эпохи были такие величины как С.Ю. Витте и П.А. Столыпин, но какой вклад они внесли не только в созидание русской экономики, но и в ее разрушение? Разве не были вредны для народа то перенапряжение всех сил, которое ему пришлось снести для строительства Транссибирской магистрали, смета которой благодаря амбициям Витте увеличилась почти вдвое? А введенный им в 1897 году золотой стандарт подхлестнул усиление иностранного капитала в российской экономике: «Сергею Юльевичу нередко ставят в заслугу то, что он подтолкнул процесс индустриализации России. Формально это так. Некоторые отрасли промышленности стали быстро развиваться. Например, производство кокса, чугуна и стали в Донецком промышленном центре или добыча золота на Ленских приисках. Однако это была индустриализация в рамках модели зависимого капитализма. Индустриализация однобокая, ориентированная на добычу сырья и производство товаров с низкой степенью обработки. Эти товары в свою очередь вывозились за пределы России, так как собственного производства конечной сложной продукции (прежде всего, машиностроения) почти не было. Причём такая кособокая индустриализация осуществлялась на деньги иностранных инвесторов»[37]. Даже строительство Транссибирской магистрали, заслуги за которое приписывают во многом именно талантам Витте, не обошлось без иностранных капиталов. Согласно данным В. Бовыкина, в 1893 г. в российской экономике насчитывалось 2,1 млрд. руб. иностранных капиталов, 70,6 % которых представляли собой государственные железнодорожные займы. К 1913 году зарубежные инвестиции достигли суммы в 3,7 млрд. руб., 76,5 % из них являлись правительственными займами[38].
Пётр Аркадьевич Столыпин также чрезмерно активно проводил свою сельскохозяйственную реформу, которая скорее увеличивала количество негативно настроенных маргиналов, нежели чем вела к действительному улучшению состояния русской деревни: « [Из Сибири]...возвращается элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если таковая будет, предстоит сыграть страшную роль... Возвращается не тот, кто всю жизнь был батраком... возвращается недавний хозяин... человек справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить...»[39]. Столыпин разрушал «скелет» русского общества - общину. Причем действовал он вполне сознательно, поскольку та часть элиты, которая выдвинула его на высший государственный пост, убедилась во взрывоопасном потенциале крестьянской общины в период первой русской революции 1905-1907 гг. Но вместо того, чтобы услышать социальный запрос общины, власти выбрали стратегию ее дальнейшего подавления, тем самым и заложив «социальный динамит» под самодержавный строй. Справедливости ради, Пётр Аркадьевич был далек от той максимы, которую ему приписывали позже, и никогда не считал, что «где обчина - там кончина». Тем не менее, исконные артельные принципы он считал глубоко устаревшими, вредно уравнительными. Таким образом, даже если он и намерен был сохранить лучшие духовно-нравственные элементы традиционной русской жизни, в практической плоскости он противопоставлял хозяйственным принципам и этике русской общины принципы европейских и северо-американских фермеров, что неизбежно вызывало крайнее неприятие у подавляющего большинства населения. Поэтому, ссылаясь на А. Фурсова, возможно и к лучшему, что столыпинская реформа провалилась, иначе революция могла наступить и в 1911-1912 гг. Но всё же еще более прискорбно, что с уходом Витте и Столыпина их места заняли Коковцевы, Сазоновы, Голицыны и Протопоповы - матерые карьеристы, неспособные совладать с накопившимися в народном организме проблемами и не желавшие даже вырабатывать какие-то рецепты по их преодолению.
Стать предпринимателем для улучшения своего благосостояния тоже было непросто. Несмотря на отсутствие формальных ограничений, существенную проблему составлял дефицит народных средств. Данной проблеме наибольшее внимание уделил в своих трудах экономист-славянофил С.Ф. Шарапов (1856-1905): «Абсолютные деньги, независимые от золота, позволяют оживлять и оплодотворять народный труд до предела, до которого в данное время достигает трудолюбие народа, его предприимчивость и технические познания. Но из этого же положения как вывод следует и обратное: под влиянием промышленного оживления и улучшенных условий народного труда развиваются и трудолюбие народа, и его предприимчивость, и его технические познания», однако далее он пишет, что «зло, угнетающее нашу народную жизнь и парализующее наш народный труд, состоит в том, что введенная у нас тридцать лет назад финансовая политика систематически заменяла деньги - орудие обращения, деньги - прежний капитал производства государственными процентными бумагами, являющимися ничем иным, как свидетельствами на получение от государства некоторого постоянного содержания без всякого труда»[40]. Проводимая же государством экономическая политика вела больше к усилению иностранного капитала, который не пёкся, да и не был обязан заниматься улучшением благосостояния и культуры быта российских тружеников. Кроме того, по словам С.Ф. Шарапова, «Сегодняшние [начало XXвека] капиталисты привозят с собой не столько технологическую культуру, сколько мировоззренческую, что, несомненно, угрожает самобытности русского народа», а «иностранный капитал вытесняет русский оттуда, где он мог бы функционировать самостоятельно»[41]. Здоровые голоса раздавались и со стороны практиков, ведь тот же купец В.А. Кокорев писал, что «Пора государственной мысли прекратить поиски экономических основ за пределами России и засорять насильственными пересадками родную почву; пора, давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу»[42], и «течение народной жизни не может быть направлено на путь спокойствия и благоденствия никакими иными мерами, кроме полного и верного согласования экономических законоположений с нуждами и потребностями народа»[43]. Но они, увы, не были услышаны.
Какова же была ситуация в академической и научно-технической среде? Здесь также государство не уделяло должного внимания и попечения тому, что сегодня называется «трансфером технологий» из науки в промышленное производство. Плачевный разрыв в развитии между фундаментальной и прикладной наукой наиболее серьезно проявился в период Первой мировой войны. К 1914 году российская наука оказалась в тотальной зависимости от немецких промышленных технологий. 27 марта 1917 года в показаниях Верховной следственной комиссии, учрежденной уже Временным правительством, Кузьмин-Караваев указывал: «В 1908 году Военное министерство, представляя в Государственную думу план пополнения запасов, исчисленный в сумме 305 миллионов, требуемые кредиты на изготовление трехлинейных патронов рассрочило на восемь лет, начиная с 1909 года. Такое решение было принято в соответствии с производительностью патронных заводов... Для увеличения ежегодного выхода патронов надлежало широко оборудоваться станками новейших образцов и привлечь к исполнению больших заказов частный Тульский завод, который беспрепятственно приобрел заграничное оборудование... Казенные заводы в 1909 и 1910 годах не получали разрешения на покупку заграничных станков, так как Министерство торговли надеялось установить производство станков требуемых образцов в России»[44]. Однако разработать и создать необходимое оборудование собственными силами не удалось, поэтому ещё 5 июня 1907 года Артиллерийский комитет принял решение закупить второй прокатный стан для Петербургского патронного завода у Фридриха Круппа. При этом разрешение на покупку немецкого оборудования для казенных заводов было получено лишь спустя четыре года. Зависимость от Германии, которая давно вела себя агрессивно на международной арене, вызывала справедливые опасения: так военный министр Владимир Сухомлинов неоднократно обращал внимание Совета министров на деятельность частного «Русского общества для выделки и продажи пороха», администрация и многие служащие которого являлись подданными кайзера Вильгельма Второго, однако решить проблему не удавалось. Шок от масштабов зависимости от Германии даже заставил некоторых экспертов выражать опасение о наличии предвоенного германского заговора[45]. Генерал А.А. Маниковский, ответственный за вопросы снабжения русской армии (впоследствии работал и с Временным правительством, и с советской властью), лишь констатировал, что «Германия снабжала весь мир, включая Россию, орудиями войны, а мы платили свои деньги за развитие дорогостоящей германской военной промышленности»[46].
Уже во время войны пришлось в срочном порядке обратиться к союзникам за помощью. Они отправляли нам вооружение, но не всегда высокого качества, при этом России пришлось платить большую цену. Например, на закупку основных компонентов для промышленности боеприпасов в одной только Великобритании, по данным советского экономиста И. Маевского, за годы Первой мировой войны потрачено 66 миллионов золотых рублей, что более чем вдове превышало ту сумму, которая бы потребовалась для развития отечественных сернокислотных заводов[47]. То же справедливо и для автопрома: «Истратив более 300 миллионов рублей на иностранные автомобили, мы теперь [в ноябре 1915 года] пришли к решению развивать наше собственное производство»[48].
Наряду с финансированием врагов и союзников наблюдалось урезание смет российской оборонной промышленности, в частности, на развитие предприятий химической промышленности. Хотя отечественное производство серной кислоты в итоге к 1916 году увеличить в три раза по сравнению с 1912 годом, российский химпром очень зависел от чилийской селитры, получать которую было проблематично в военное время. Хотя следует признать, что война в чем-то даже подстегнула ученых, поскольку активизировались отечественные исследования по получению азотной кислоты из аммиака коксовых печей, хотя первое такое производство удалось запустить в Юзовке (ныне Донецк) лишь в начале 1917 года.
Причины отрыва кабинетной науки от актуальных потребностей экономики описывает в своей работе современный исследователь А. Кожевников: «В предшествующие два-три десятилетия, отмеченные ростом национального и империалистического соперничества между основными державами, основной задачей для русских академических исследователей было догнать своих европейских коллег во вкладе в «чисто научное» мировое знание, неизменно демонстрируя при этом мягкое, но обычно высокомерное пренебрежение практическими, «прикладными» исследованиями. Хотя подобное отношение наблюдалось и в других европейских странах, в конце XIX столетия в России идеология чистой науки воспринималась гораздо серьезнее и буквально. Помимо всего, промышленность в России фактически не предлагала возможностей ученому для карьеры, и приемлемую работу для себя, за редкими исключениями, они могли найти только в университетах и других высших учебных заведениях. Война весьма драматично изменила исследовательские мотивации и ценности: даже университетские ученые начали работать над практическими и военными заказами и установлением связей с промышленностью, но удалось это относительно немногим ученым»[49]. То есть, с одной стороны, престижнее было заниматься именно кабинетной и кафедральной наукой, с другой же стороны, вплоть до Первой мировой войны промышленность не могла предложить ученым более привлекательные карьерные возможности.
Однако существовал и духовно-нравственный аспект отрыва научной интеллигенции от реальных потребностей России. Ещё с XIX столетия подавляющее большинство представителей академических и творческих кругов были глубоко увлечены идеями прогресса, модернизма, нигилизма, материалистической философии, которые приходили в Россию из Европы. Этой проблеме большое внимание в своем творчестве уделил русский философ К. Леонтьев (1831-1891): «Интеллигенция русская стала слишком либеральная, то есть пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у нее нет: своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски»[50]. К сожалению, именно среди русских задолго до революции стали проявляться болезненные пристрастия к социально-политическому либерализму, к губительным формам антигосударственнического и антирусского нигилизма: «В каком именно племени, из всех племен, подвластных русской короне, нигилизм и потворствующее ему умеренное либеральничание распространены сильнее всего? В нашем великорусском племени... Из самого великорусского племени, бывшего так долго ядром объединения и опорой созидания, государству нашему исходит теперь расстройство...»[51], - отмечает Леонтьев. Эта проблема подчеркивалась и некоторыми управленцами в сфере науки и образования: «Вам известно, какое жалкое зрелище представляет из себя большинство оканчивающих теперь гимназию. Это люди с извращёнными нравственными понятиями, с полнейшим отсутствием знаний, это будущие общественные деятели, проникнутые до такой степени противообщественными стремлениями, что представляют из себя какое-то совсем некультурное общество...Искать руководителей среди профессоров нельзя: всякий студент скоро убеждается, что наши профессора в большинстве своем более чиновники, нежели наставники и руководители молодёжи»[52], - писал в отчете за 1891-1892 гг. Н.Боголепов, ректор Московского университета, впоследствии - министр народного просвещения.
К. Леонтьев осуждал интеллигенцию за слепую веру в научно-технический прогресс: «Милль говорит там и сям, что в прогресс нельзя не верить. И мы, правда, верим в него; нельзя не верить в воспаление, когда пульс и жар, и даже движения судорог сильны, и сам человек слаб...»[53]. Так философ подчеркнул, что прогресс не только не делает современного ему человека счастливым, но даже и вряд ли более обеспеченным. В упомянутой работе Леонтьева можно встретить и такие выражения: «бешенство бесплодных сообщений, которое овладело европейцами», «воспалительное, горячечное кровообращение дорог, телеграфов, пароходов, агрономических завоеваний, утилитарных путешествий» и т.п. Эту же мысль продолжает Леонтьев и в своих «Варшавских дневниках»: «Можно, пожалуй (при некоторой ограниченности ума и при слабости общих познаний), верить сердцем в спасительность эмансипационного прогресса, охватившего человечество с конца прошлого века, и можно не верить в пользу этого либерального прогресса. Но мы спрашиваем: где научный, точный критериум, который давал бы нам вполне надежные основы для подобной утешительной веры? Их нет для темного и страшного грядущего; их нет и в настоящем <...>...действительного, ощутительного, субъективного, так сказать, благоденствия или счастья - «равенство и свобода» эти не дали никому. В газетах и книгах всех стран мы беспрестанно видим слова: «благоденствие», «благо народа», «le bien-être matériel et moral de l'humanité». Но если не считать венцом блаженства быстроту сообщений, теплые вагоны, разные удобства и право, данное почти везде депутатам, мешать своим правительствам делать дело, то этого настоящего «bien-être», выражающегося не во внешних только удобствах и не в одних правах на политическую болтовню, а во внутреннем более или менее сознательном довольстве судьбой, мы не видим нигде. Разрушив все старое, подкопавшись под все прежние верования, демократический либерализм не дал взамен ничего созидающего и прочного...»[54]. В этом же сборнике статей Леонтьев пророчески констатировал: «Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией».
Подытоживая, можно констатировать, что опасное отделение научной деятельности от деятельности практической (производственной, экономической), с одной стороны, и «заражение» думающей части населения квазирелигиозными представлениями о прогрессе, подменившие по сути Православную веру, способствовали формированию революционной ситуации. Очень ёмко охарактеризовал положение право-консервативный публицист М. Меньшиков: «Запад поразил воображение наших верхних классов и заставил перестроить всю нашу народную жизнь с величайшими жертвами и большою опасностью для нее. Подобно Индии, сделавшейся из когда-то богатой и еще недавно зажиточной страны совсем нищей, - Россия стала данницей Европы во множестве самых изнурительных отношений. Желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, которые так обычны на Западе, мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ наш хронически недоедает и клонится к вырождению, и все это для того только, чтобы поддержать блеск европеизма, дать возможность небольшому слою капиталистов идти нога в ногу с Европой. Девятнадцатый век следует считать столетием постепенного и в конце тревожно-быстрого упадка народного благосостояния в России. Из России текут реки золота на покупку западных фабрикантов, на содержание более чем сотни тысяч русских, живущих за границей, на погашение долгов и процентов по займам и пр., и неисчислимое количество усилий тратится на то, чтобы наперекор стихиям поддерживать в бедной стране богатое культурное обличье. Если не произойдет какой-нибудь смены энергий, если тягостный процесс подражания Европе разовьется дальше, то Россия рискует быть разоренной без выстрела; "оскудение", захватив раньше всего прикосновенный к Европе класс, доходит до глубин народных, и стране в таком положении придется или иметь мужество отказаться от соблазна, или обречь себя на вечный плен...»[55]. И такая «смена энергий» произошла в виде русской революции.
Какие же уроки могла бы извлечь Россия современная, дабы не допустить новых революционных событий? Прежде следует определить, какими сходствами обладает нынешняя Россия с Россией предреволюционной. Во-первых, за последние 25 лет так же сложилась полуколониальная капиталистическая экономическая модель. При этом у нее даже нет даже потенциального противовеса в лице представителей земельной аристократии, родовитой элиты. Следовательно, не следует ожидать от создателей этой модели воли к ее трансформации «сверху». Во-вторых, налицо отставание России в сфере науки и инноваций от стран ядра мировой капиталистической системы. Для его преодоления государственные власти предпринимают усилия, неадекватные масштабу задачи. В-третьих, в академических кругах, учебных заведениях, а также и в огромных объемах в средствах массовой информации популяризируется все тот же либерализм, антигосударственнический нигилизм, идолопоклонство перед «цивилизованным» Западом. В дополнение к этому эфир насыщен лженаучной пропагандой, пессимистическими сюжетами, социально нездоровой, депрессивной информацией, что усиливает нигилизм, развращает общество, порождает нездоровые поколения людей. В связи с этим, некоторые рецепты напрашиваются незамедлительно:
- Прекратить разрушение национального образования и науки, возрождение Русской школы на основе лучших советских и имперских традиций;
- Обязать крупных собственников и государственные компании инвестировать в научное развитие России, российские изобретения и инновации, техническое перевооружение, образование граждан;
- Выработка и утверждение если и не идеологии (ведь для этого придется изменить Конституцию, на что государственная власть пока не готова пойти), то по крайней мере концепции национальной идеологии, которая должна вобрать в себя лучшие плоды русской национально-патриотической мысли.
Главный урок, который должна извлечь любая российская власть из событий русской революции и последовавшей за ней смуты: народ бессмысленно и губительно подавлять в его стремлении к развитию, материальному и духовному, ответом на это может быть только бунт. Его надо просвещать, поощрять его здоровые идеи и начинания, указывать на ошибочные течения мысли, вести его к благоденствию, но не только материальному - оно выхолащивает даже сильнее, чем нищета и невзгоды - но к нравственному, духовному благоденствию. Потому что в здоровом и деятельном обществе, а не просто технически и материально вооруженном, революции действительно невозможны.
Часть 3. Предпосылки революционного 1917 года. Административный аспект.
Административная сфера представляет собой неотъемлемую часть государственной политики, включающей в себя регулирование деятельности исполнительной власти. Административная система необходима для реализации верховной властью основополагающих политических целей и задач, а также для придания всему государственному организму таких черт, как единство и иерархическая соподчиненность. Значение управленческой деятельности также проявляется в том, что в общественном сознании она нередко признается за основную функцию государственной власти.
Первоначально административная власть включала в себя по большей части управление территориями, слабость и неразвитость государственного аппарата не позволяла ей охватить более широкие сферы. Кроме того следует отметить, что административная система изначально не представляет собой нечто единое и упорядоченное, удельная раздробленность неизбежно приводит к формированию в каждой территориальной единице своих особых правовых норм и порядков. Однако благодаря формированию единого централизованного государства происходила постепенная унификация правовых форм и сведения их к необходимому единообразию, сначала она утвердилась в сферах, имеющих важнейшее значение для государственной жизни, впоследствии распространяется и на остальные. Расширение сферы влияния административной власти и ее постепенная специализация была обусловлена усложнением структуры общества, увеличения территории государства, а также возрастанием необходимости контроля со стороны верховной власти для удержания земель и предотвращения угрозы сепаратизма или завоевания.
Источником административной власти в Московской Руси и Российской империи является Самодержавный Государь, Помазанник Божий. Он стоит во главе всей уравнительной власти, которая в своей деятельности обязана руководствоваться его приказами и распоряжениями, поскольку выполняет представительную роль, реализуя непосредственно его волю на местах. Следует отметить, что любая административная система, вне зависимости от типа правления в государстве, в котором она действует, тяготеет к единоначалию, поскольку лишь при единоличной власти она может четко и эффективно выполнять свои функции.
Процесс организации административной системы в России непосредственно связан с периодом формирования централизованного государства и ликвидацией удельной раздробленности. Роль административного аппарата выполнял институт приказов, имевший свой исток в системе дворцово-вотчинном управления; в отличие от существовавших во времена феодальной раздробленности путей «приказы» являлись постоянно действующими органами власти. Как административной системе раннего централизованного государства, приказам были присущи такие недостатки, как отсутствие четкой специализации полномочий и внутреннего единства, соединение ряда различных функций и смешение функционального управления с территориальным. Система приказов Российского государства постепенно расширяла сферу своих полномочий по мере появления в составе новых земель, она сумела просуществовала вплоть до петровских времен.
Коренные изменения административного устройства произошли при правления Петра I Великого, который при проведении реформ управительных органов власти стремился разрешить вышеуказанные проблемы приказной системы. Вместо нее были созданы коллегии, в качестве образца для их устройства была взята шведская система. Также Петр во многом ориентировался на советы философа Лейбница, утверждавшего, что административная система должна быть подобна часовому механизму. Коллегии состояли из равноправных членов, обладавших одинаковым объемом полномочий, звание президента коллегии делало его носителя всего лишь первым среди равных. Отсутствие иерархической соподчиненности негативно сказалось на работе коллегий, поэтому впоследствии Петру I пришлось постепенно вернуть элемент единоначалия в коллегиальное устройство.
При реформировании административной системы Петр I опирался на западные образцы, полностью игнорируя отечественный опыт. Если первоначально этот недостаток редко давал о себе знать, то в дальнейшем он сыграет роковую роль для Российской империи. Мысль о чужеродности и враждебности бюрократического класса русскому народу будет представлена как славянофилами, так и либералами и народниками. Кроме того, стремясь подавить любое сопротивление в самом зародыше, Петр I предоставил чиновничеству достаточно широкие полномочия, общество было лишено любой возможности хотя бы как-то защититься от злоупотреблений бюрократии даже при помощи верховной власти. Фактически между Царем и народом появилась непреодолимая преграда в лице бюрократии, перед которой простой народ был полностью бессилен. «Петр же ничем не обеспечил самого союза Верховной власти и нации, следовательно, отнял у них возможность контролировать действие управительных учреждений и, так сказать, подчинил всю нацию не себе, а чиновникам. ... Петр устраивал истинно какую-то чиновничью республику, которая должна была властвовать над Россией. Вот к чему сводились творческие идеалы Лейбница и его державного ученика. Петр замышлял сделать правительственные учреждения столь самостоятельными, чтобы они были способны заменить его самого», - размышлял об административных реформах Петра I русский публицист Л. А. Тихомиров.[56]
Следующим важным этапом в развитии административной системы стало правление Николая I (1825 - 1855 гг.). Восстание декабристов наложило глубокий отпечаток на его царствование, натолкнувшись на противодействие со стороны дворянской среды, Николай I пришел к выводу о необходимости ограничить его участие в государственном управлении на столько, на сколько это возможно. За время дворцовых переворотов дворянство привыкло активное участвовать в принятии судьбоносных решений для жизни страны. Манифест о даровании ему вольности ослабил узы его зависимости от верховной власти, придав дворянам еще больше уверенности в своем праве влиять на управление государством. Не случайно первым русским революционером стал дворянин А.Н. Радищев.
Отец Николая I, Павел I, стремился ослабить влияние дворянского сословия и отстранить его от вмешательства в политику, поскольку видел в этом один из источников государственных смут, за это был предательски убит в результате заговора. Александр I, в начале своего царствования декларировавший возвращение к екатерининской эпохе, стремился наоборот, вручить часть рычагов управления дворянам, однако позднее он вынужден был осознать, что ослабление Самодержавной власти приведет лишь к очередным смутам в России, однако окончательно проблему дворянских притязаний он не решил. Окончательно точку в этом вопросе поставил уже Николай I, он четко сформировал подконтрольный ему бюрократический аппарат, в который активно привлекались разночинцы, деятельность которого была подчинена строгой регламентации. Им была создана Собственная Его Императорского Величества канцелярия, включавшая в себя 6 отделов и представлявшая собой развернутый и добротно организованный бюрократический аппарат, который возглавлял непосредственно сам Государь. Увеличение чиновнического аппарата во время правления Николая I, согласно данным А.И. Фурсова, в 3 раза превышала рост численности населения. Таким образом, дворянская оппозиция, если и не была раздавлена решительно и окончательно, то теперь, по крайней мере, она никак не могла представлять серьезной опасности для трона.
Однако, создавая чрезвычайно забюрократизированную административную систему, Николай I невольно сам становился его заложником. Чиновничий аппарат, обладающий такими негативными качествами как формализм, чрезмерная регламентация, безличность, безынициативность, является неповоротливым и костным образованием, неспособным оперативно реагировать на текущие изменения. Также он, как упоминалось выше, невольно приводит к отчуждению Государя от собственного народа, в результате чего первый не обладает исчерпывающей информацией о состоянии последнего. И не следует забывать, что при такой системе крайне сложно бороться с чиновничьими злоупотреблениями, которые негативно сказываются как на жизни государства в целом, так и непременно ухудшают представление народа о власти, предоставляя врагам последней неплохой аргумент для агитации против нее. Таким образом, бюрократия становится общим местом как в либеральной и революционной публицистике, так и в славянофильской и даже консервативно-охранительной.
Публицисты, принадлежавшие к славянофильскому направлению (К. С. Аксаков и И. С. Аксаков, А. А. Киреев, С. Ф. Шарапов и др.) неоднократно в своих работах критиковали излишнюю бюрократизацию государства, отмечая, что не несущие никакой ответственности чиновники будут непременно стремиться подменять собой самодержавную власть. «Несостоятельность, неустойчивость бюрократического государства выяснена историей с достаточной очевидностью. Правда, при известных обстоятельствах оно может достичь блистательных результатов, но лишь временно. Оно окружено всевозможными опасностями: главнейшая из них состоит в том, что представители и слуги Верховной власти обыкновенно отождествляют себя с этой властью. Гордые слова Людовика XIV "L̕Etat - e'et moi" («Государство - это я!») еще могут находить некоторое оправдание в величии Короля- Солнца; но хорошо ли было бы, если бы их вздумал повторять, например, становой?», - писал в своей работе «Краткое изложение славянофильского учения» генерал А.А. Киреев[57]. Славянофилы настаивали на необходимости восстановления связи «Государства» и «Земли», дабы воля Государя не искажалась нерадением ее исполнителей, а у общественности появились рычаги давления для обуздания бюрократии.
Славянофил С. Ф. Шарапова в статье «Самодержавие и самоуправление» также касается темы засилья бюрократического режима. Его идеал - Самодержавная монархия, опирающаяся на местное самоуправление и вмешивающаяся в его проблемы только в том случае, если оно само не может справится с ними. «Государственная администрация как ближайший орган самодержавия, как группа чиновников, получающих полномочия от Царя и имеющих совершенно законное стремление укрыться под авторитет царской власти, распространить на себя часть ее прерогатив, - эта группа, вступая своими нижними отростками в самоуправление, невольно связывает его с общей бюрократический машиной, втягивает одним концом в сеть государственных учреждений и лишает самого драгоценного качества - прямой, без отписок и уверток ответственности перед самодержавием»[58]. Доселе бывшие неудачи земского самоуправления С. Ф. Шарапова объясняет вмешательством бюрократии в ее жизнь, стремлением чиновничества свести самоуправление к пустой формальности и полностью переподчинить его себе. В этом он видит угрозу полноте Царского самодержавия, а также причину еще большего отчуждения Государя от народа. Чтобы сохранить власть Российского императора в нетронутом виде и защитить народ от самоуправства бюрократии необходимо соработничество Самодержавия и самоуправления. «Идеал русского народа, пронесенный им сквозь века, состоял в чистой свободе и жизненности этих основных начал исторического быта; ревниво оберегал он свою землю и свободу внизу, горько плакался на наемников, недостойных слуг Царя, стеснявших его самоуправление и бытовые распорядки, всеми силами противился самомалейшим поползновениям к ограничению свободы царского самодержавия, палладиума народной свободы, и готов был сложить свои головы в борьбе за Церковь и веру»[59].
Власть к советам С. Ф. Шарапова не прислушалась. Вместо укрепления земского самоуправления и крестьянских общин, которые могли стать прочной опорой Самодержавия, правительство, действуя себе во вред, грубо вмешивалось в крестьянский мир, нанося ему при этом непоправимый ущерб. Одной из первых попыток была организация военных поселений, предпринятая императором Александром I. Мало того, что в рамках данного утопичного по содержанию проекта осуществлялось совмещение военной службы с сельскохозяйственными работами, так и все текущие дела общины решались военной администрацией, что вызывало серьезное отторжение в крестьянской среде. Стремление сломать общину, предпринятое в конце XIX - начале XX вв., наглядно проявившее себя в столыпинских реформах, также негативно сказалось на авторитете и положении правительства. Уничтожая сельский мир и общинные порядки, власть топтала традиционное мировоззрение крестьян и этим толкало их к революции и нигилизму.
Переходя уже непосредственно к рассмотрению причин, обусловивших успех Февральскому перевороту, следует подробнее остановится на описании рабочего вопроса в его соприкосновении к административной системе. Положение рабочего класса в Российской империи было осложнено тем, что он не являлся отдельным сословием, и в связи с этим его социальное положение было затруднено. Крестьянская реформа Александра II, после которой крестьянское население было освобождено от крепостной зависимости и получило возможность свободно перебираться в города, еще более ухудшило ситуацию. В начале XX в. были предприняты попытки создания рабочего законодательства, целью которого было формирование требований по отношению к фабричному начальству для поддержания минимального достатка трудящихся. Тем не менее рабочий вопрос по-прежнему оставался одним из основных, на который давили либералы и революционеры в своей антиправительственной агитации.
К рабочему вопросу в начале XX века обратился начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов. При беседе с обвиняемыми в революционной деятельности рабочими он понял, что последние не считают себя врагами царской власти и не стремятся к борьбе с нее, но просто хотят улучшения условий жизни. С.В. Зубатов пришел к выводу о необходимости создания движения, которое будет защищать интересы рабочего класса, сохраняя при этом лояльность по отношению к власти.
Для этого он обратился к обер-полицмейстеру Д.Ф. Трепову с предложением создать рабочие объединения, который помогут отвлечь рабочих от революции и дадут им возможность вести борьбу за улучшение условий жизни и труда, сохраняя при этом верность монархии. Д.Ф. Трепов передал просьбу С.В. Зубатова генерал-губернатору Москвы Великому Князю Сергею Александровичу, который этот план поддержал, с его позволения в Москве были организованы «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве», «Совет рабочих механического производства г. Москвы», «Общество взаимной помощи текстильщиков».
Зубатов стремился сформировать развернутую сеть рабочих организаций, отделы которых должны были возглавляться людьми, находящимися под контролем охранного отделения. Подобное рабочее движение позволило бы перенести борьбу рабочих за собственные права в легальное пространство и вместе с тем отбило бы у революционеров основную массу сторонников, что серьезно ослабила бы их позиции.
19 февраля 1902 г. С. В. Зубатов смог организовать рабочую манифестацию в честь годовщины отмены крепостного права. Данное мероприятие свидетельствовало о возможности и необходимости создания движения, с помощью которого рабочие могли добиваться защиты своих прав, не прибегая к революционной практике. Причем следует отметить, что данное движение находилось под опекой Московского охранного отделения. Тем нем менее инициатива С. В. Зубатова натолкнулась на серьезное противодействие со стороны московского крупного капитала и министра финансов С. Ю. Витте, из-за чего он вынужден был перевестись в Петербург, где он продолжил свою деятельность по организации рабочих союзов.
В Петербурге С. В. Зубатов получил должность начальника Особого отдела Департамента полиции, а об организации рабочих союзов он вел переговоры с министром внутренних дел В. К. Плеве, с которым у него возникли серьезные разногласия. Плеве был сторонником исключительно силовых мер по предотвращению революции, проекты по социальной поддержке рабочего класса ему были мало интересны. Деятельность Зубатова в итоге была свернута, однако его рабочие союзы остались. После ухода их идейного вдохновителя и главного организатора они попали в руки священника Гапона, стремившегося при их помощи реализовать свои амбиция. В самом начале он стремился сделать рабочие союзы полностью независимыми от контроля сверху или, как он сам выражался, «освободиться от опеки административных нянек». Гапон имел далеко идущие планы, в себе он видел человека, на которого возложена великая миссия, ради достижения которой любые средства хороши. Это самомнение и тщеславие сыграло трагическую роль в событиях 9 января 1905г., когда он ввел в петицию рабочих Петрограда требования политических реформ, т.е. отказа от Самодержавия, что дало повод властям принять мирную манифестацию за попытку бунта. Сам же Гапон впоследствии использовал трагедию Кровавого Воскресенья в качестве выставления себя защитником простого народа, который не побоялся выйти ради него против правительства. Таким образом, вся деятельность С. В. Зубатова по организации лояльных Царской власти рабочих организаций была сведена на нет и использована провокаторами для прямо противоположных целей - развязывания революции. Здесь же стоит отметить, что события Кровавого воскресенья четко показали, что из-за чрезвычайно забюрократизированной административной системы власть не имела четкой и исчерпывающей информации о состоянии народных масс, из-за чего опасалась любых действий с ее стороны.
Следует также отметить, что рабочие использовались в качестве основной боевой силы также и в Февральском перевороте 1917г. В частности, один из главных заговорщиков, А. И. Гучков, возглавлявший партию октябристов и Центральный Военно-промышленный комитет через своего человека, возглавлявшего Бюро рабочей группы при ЦВПК К. А. Гвоздева вел среди рабочих революционную пропаганду, склоняя их оказать поддержку готовящемуся перевороту. Положение рабочего класса в начале 1917г. было крайне тяжелым из-за неуклонно возраставшей инфляции и постоянного требований со стороны работодателей трудиться сверхурочно без оплаты. Таким образом, рабочий класс удалось настроить крайне антиправительственно, на чем смогли сыграть организаторы государственного переворота, дабы представить его в виде народной революции.
Следует отметить, что во многом успеху переворота способствовала неповоротливость и косность государственной машины, которая состояла из слабых и нерешительных людей, не способных взять на себя ответственность за принимаемые решения и потому предпочитавшая пассивное бездействие. Ярким примером такого типа государственного деятеля может послужить министр внутренних дел А.Д. Протопопов, который имея на руках от начальника Петроградского Охранного отделения К. И. Глобачева доказательства существования заговора в рабочей среде, далеко не сразу отдал распоряжения об аресте основных его участников, да и то потом их отпустил, после чего они продолжили свою подрывную деятельность.
Также деградации административной системы способствовало почти полное отсутствие социальных лифтов, или иными словами низкий уровень вертикальной мобильности. В последний раз элита радикально обновлялась в правление Петра I, за это время она успела закостенеть и потерять возможность адекватно отвечать на вызовы времени, следствием чего стало ее полное бессилие перед произошедшим переворотом.
Административный аппарат был слаб, к произошедшим событиям он не был подготовлен. В свою очередь правительство совершенно разучилось понимать свой собственный народ, вследствие чего оно было неспособно разрешить его проблемы. Любые инициативы, направленные на преодолении этого разрыва, в качестве примера которой можно привести проект С. В. Зубатова, не находили должного одобрения и поддержки со стороны правительства, опасавшегося что-либо менять, дабы не спровоцировать этим бунт, с которым оно из-за своей слабости и нерешительности справиться не сможет.
В наше время повторяются прежние ошибки при реформировании административного аппарата. Неоднократно звучат заявления о том, что изменить к лучшему русскую бюрократию можно только внедрением рыночных элементов в работу государственных учреждений. Вместо обращения к отечественному опыту организации управления в качестве образца для современного русского чиновничества предлагается менеджериальный подход. Его суть заключается во внедрении рыночных методов в работу государственных учреждений, отношении к гражданам как к клиентам, желающим получить ту или иную услугу. Менеджериальный подход получил популярность во второй половине XX в. стараниями акул либерализма - Рейгана и Тэтчер, которые одними из первых применили его в своих странах. Клиент не связан никакими обязательствами, единственная его задача - максимизация полезности, поиск того учреждения, где его лучше обслужат, следовательно, если государство является лишь обслуживающим персоналом, то он имеет право выбирать себе отечество. Таким образом менеджериальный подход стал в Европе очередной ступенью на пути к ликвидации национальных государств.
России не следует перенимать данный опыт, поскольку он противоречит вековым устоям русского народа, который упорно не принимал индивидуализм, рынок и капиталистическую «мораль», тем более в области государственного управления. Пример Петра I показывает, что слепое копирование западного опыта в итоге негативно обернулось для административной системы.
Чтобы впредь не повторять подобных просчётов, следует обратиться к трудам славянофилов и консерваторов-охранителей, который предлагали ряд мер в том числе и по реформированию административной системы, дабы она удовлетворяла характерным особенностям русских государственных традиций. В частности, центральной власти следовало бы обратить пристальное внимание на развитие местного управления, которое сможет частично предотвратить злоупотребления со стороны местных чиновников, дабы последние своими действиями не дискредитировали ее авторитет в глазах народа. Местное самоуправление сможет оказать помощь государственным органам, взявши на себя ответственность за разрешение локальных проблем, избавив таким образом центральную власть от необходимости прибегать к услугам НКО. Необходим орган, подобный Земскому собору, через него власть сможет получать исчерпывающие и качественные сведения о состоянии простого народа и этим избавиться от излишней зависимости от бюрократии. В то же время, при обустройстве государственных учреждений следует в первую очередь учитывать русские традиции и русский исторический опыт, дабы административная система, дабы административная система была органична своей стране.
Заключение
К столетней годовщине Февральского переворота и Октябрьской революции тему событий 1917г. стала активно обсуждаться как в научной литературе, так и в средствах массовой информации и различных общественных дискуссиях. Однако по-прежнему нельзя сказать, что данный период в достаточной степени осмыслен и из него сделаны соответствующие выводы. Продолжающийся в умах спор вопреки известной пословице не порождает истину, прислушаться к аргументам друг друга и сопоставить их со своими нынешние красные и белые пока не готовы.
Тем не менее сложившаяся политическая ситуация, когда Россия обязана вновь сделать выбор, каким путём ей идти и какие ценности защищать, требует серьезной интеллектуальной и практической работы над совершёнными 100 лет назад ошибками. Русское общество пребывает в состоянии апатии и полного непонимания своих целей и смыслов, однако природа не терпит пустоты, если оно не сможет разрешить для себя данные вопросы, то его сознание будет заново засорено искусственными суррогатами западного либерализма и нигилизма, а на них наша страна опираться не может, поскольку они не органичны ей и не соответствуют ее природе.
Наша работа есть не только и не столько анализ событий прошлого, сколько попытка указать на то, какие фундаментальные ошибки не должны повторится в настоящем и будущем, чтобы очередная попытка подрыва «тысячелетней парадигмы русской истории» не увенчалась вновь успехом. Напомним, история никогда не повторяется, возвращаясь на круги своя, она реализует заложенные в ней циклические принципы каждый раз по-иному. Будущее есть органичное продолжение прошлого, первое есть следствие и закономерное развитие последнего, ничто в истории не уходит в никуда безвозвратно. Все действия, предпринятые век назад эхом откликаются в нынешнее время. От нас зависит, сделаем ли мы из них верные выводы, чтобы Россия и верные ей народы могли жить дальше в соответствии со своей культурой и идентичностью, или, увлекаясь собственной близорукостью, станем действовать по инерции, углубляя и усугубляя совершенные прежде ошибки.
***
Арутюнов Николай Владимирович родился 24.04.1987 в Петрозаводске.
Закончил в 2009 г. СПбГУСЭ ИСУСП (институт социологии и управления социальными процессами), социолог и преподаватель социологии.
Фактический председатель НП «Модернизация МКД» модернизациямкд.рф, Председатель ОД «Северная Евразия», директор по развитию ООО «СЗРК» www.save-resource.ru
Травин Александр Сергеевич, ведущий аналитик Центра прикладных исследований и разработок НИУ ВШЭ - Санкт-Петербург. https://www.hse.ru/staff/a_s_travin
Научно-аналитической деятельностью занимается с 1-го курса. Развивал Аналитический клуб, затем Студенческое научное общество ФМО СПбГУ. Участвовал в организации трех всероссийских студенческих научных конференций "Россия в современном мире: новые вызовы и возможности" (в 2015 году - в качестве модератора). Хотел бы в будущем развиваться в качестве научного сотрудника и преподавателя.
На данный момент является экспертом СПБ РИАЦ РИСИ (http://spb.riss.ru/) постоянным автором и дизайнером патриотического паблика "Проект 2024" (http://vk.com/project_2024), одним из авторов "Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова" (http://reosh.ru/), председателем Студенческого научного общества факультета международных отношений СПбГУ.
Новиков Кирилл Михайлович родился 08.03.1995 г.
С 2013 года по настоящее время учится в СПбГУ, факультет политологии, 4-ый курс бакалавриата. Кафедра: политическое управление.
Участвовал в научных студенческих конференциях в 2015 и 2016 г.г., в VII международной молодежной конференции «Россия в новом геополитическом измерении», в форуме «Всмысле» (2016 г.), в III Евразийском молодежном инновационном конвенте (15-17 апреля 2016 г.), в конференции "Четвертая политическая теория: горизонты нового мировоззрения" (31.10.2015).
[1] Кожурин К.Я. - Повседневная жизнь старообрядцев М.: Молодая гвардия, 2014. [электронный ресурс] URL http://www.lib.rus.ec/b/602462/read (дата обращения - 16.02.2017)
[2] Карташев А.В. "Святая Русь" в путях России. / Воссоздание Святой Руси. М., 1991. С.43.
[3] Там же, стр. 43
[4] Кожурин К.Я. - Повседневная жизнь старообрядцев М.: Молодая гвардия, 2014. [электронный ресурс] URL http://www.lib.rus.ec/b/602462/read (дата обращения - 16.02.2017)
[5] В.А. Федоров - Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917. - М.: «Русская нанорама», 2003. [электронный ресурс] URL (дата обращения - 16.02.2017)
[6] Там же, стр. 43
[7] Саркисянц Мануэль. Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева. СПбГУ., 2005, стр. 57
[8] «Всемирная история: Учебник для вузов» ЮНИТИ, 1997 [электронный ресурс] URL http://www.bibliotekar.ru/istoriya/124.htm (дата обращения - 16.02.2017)
[9] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр. 383
[10] В. Даль Толковый словарь живого великорусского языка [электронный ресурс] URL http://slovardalja.net/word.php?wordid=39095 (дата обращения - 16.02.2017)
[11] Н. И. Костомаров. "История раскола у раскольников". "Вестник Европы", 1871 г., No 4, стр. 469.
[12] Саркисянц Мануэль. Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева. СПбГУ., 2005, стр. 63
[13] Там же, стр.233 и 268
[14] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр. 275.
[15] Там же, стр. 284
[16] Белослюдов А. К истории «Беловодья». Стр.34
[17] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр.241
[18] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр. 430
[19] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр. 384-385
[20] Дмитрий Соколов РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА ДЕНЬГИ СТАРООБРЯДЦЕВ [электронный ресурс] URL HTTP://MIRNOV.RU/OBSHCHESTVO/RUSSKAJA-REVOLYUCIJA-NA-DENGI-STAROOBRJADCEV.HTML(дата обращения - 16.02.2017)
[21] Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в 15-ти томах. Том 7. Л.: Наука, 1990. [электронный ресурс] URL http://ilibrary.ru/text/1544/p.73/index.html (дата обращения - 16.02.2017)
[22] Последнюю концепцию разрабатывал Горький с Луначарским на о. Капри, что вызвало критику со стороны Ленина.
[23] Степняк-Кравчинский С. Т. 1. Россия под властью царей. Подпольная Россия. М.: Худож. лит., 1987.
[электронный ресурс] URL http://www.lib.ru/PRIKL/STEPNYAK/podpol.txt (дата обращения - 16.02.2017)
[24] Е. В. Анисимов «Женщины у власти в XVIII веке как проблема». Вестник истории, литературы, искусства. Отд-ние ист.-филол. наук РАН. - М.: Собрание; Наука, 2005, с. 332
[25] Саркисянц Мануэль. Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева. СПбГУ., 2005, стр. 17-18
[26] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр. 173
[27] Там же, стр. 176
[28] Там же, стр. 178
[29] Покровский М. Н. Русская история с древнейших времён. - М.: Мир, 1911. - Т. 5, с. 86.
[30] Чистов К.В. «Русская народная утопия». - Спб.: «Дмитрий Буланин», 2011, стр.300
[31] Николай Арутюнов "ОБЩИНА И ОБЩЕСТВО. ДВА ПОДХОДА К ЖИЛЬЮ И ЖИЗНИ" [электронный ресурс] URL http://katehon.com/ru/article/obshchina-i-obshchestvo-dva-podhoda-k-zhilyu-i-zhizni (дата обращения - 16.02.2017)
[32] Николай Преображенцев «Религиозные аспекты Четвертой Политической Теории». [электронный ресурс] URL http://zavtra.ru/blogs/religioznie_aspekti_chetvertoj_politicheskoj_teorii (дата обращения - 16.02.2017)
[33] Саркисянц Мануэль. Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева. СПбГУ., 2005, стр. 103
[34] Там же, стр.131
[35] Тоффлер Э. Шок будущего: Пер. с англ. - М.: «Издательство ACT», 2002. -С. 517.
[36] Кокорев В.А. Экономические провалы. - М.: Общество купцов и промышленников России, 2005. С. 29.
[37] Катасонов В.Ю. Сергей Витте как предвестник революции. // Русь-Фронт, Информационный Православный вестник. [Электронный ресурс] URL: http://www.rusfront.ru/12325-sergey-vitte-kak-predvestnik-revolyucii.html (дата обращения - 16.02.2017).
[38] Бовыкин В. И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. - М.: РОССПЭН, 2001. С. 105.
[39] А. Комаров. Правда о переселенческом деле. Санкт-Петербург, 1913. С. 74.
[40] Шарапов С. Ф. Россия будущего / Сост., предисл., примеч., именной словарь А. Д. Каплина / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2011. С. 132.
[41] Цит. по Айвазов А. Экономика не может быть безнравственной // Война и мир. [Электронный ресурс] (URL: http:// www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/99272 (дата обращения - 16.02.2017).
[42] Кокорев В.А. Ук. соч. С. 17.
[43] Кокорев В.А. Ук. соч. С. 34.
[44] Цит. по. С. Федосеев. «Патронный голод» Первой мировой. Ослабить дефицит боеприпасов для винтовок удалось лишь накануне революций // Военно-промышленный курьер. [Электронный ресурс] http://vpk-news.ru/articles/14869 (дата обращения - 16.02.2017).
[45] Новорусский М. В. Война и новые отрасли русской промышленности // Вопросы мировой войны: Сб. статей / Под ред. М. И. Туган-Барановского. Пг., 1915. С. 466-483.
[46] Маниковский А. А. Военное снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг. М.. 1920. Ч. 1. С. 237.
[47] С. Федосеев. Ук. соч.
[48] Маниковский А. А. Ук. соч. С. 248.
[49] Kojevnikov A. The Great War, the Russian Civil War, and the Invention of Big Science. // Science in Context / Volume 15 / Issue 02 / June 2002. pp. 240-241.
[50] Цит. по Катасонов В.Ю. Православное понимание общества. Социология Константина Леонтьева. Историософия Льва Тихомирова / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2015. С. 126.
[51] Там же.
[52] Цит. по: Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворяянство в конце XIX в. Ленинград, 1973. С. 148.
[53] Леонтьев К.Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. [Электронный ресурс] URL: http://knleontiev.narod.ru/texts/evropeetz.htm#a
[54] Леонтьев К.Н. Передовые статьи «Варшавского дневника» 1880 года. [Электронный ресурс] URL: http://knleontiev.narod.ru/texts/peredovie_1880.htm
[55] Меньшиков М. О. Кончина века. 1900 г. [Электронный ресурс] URL: http://politikus.ru/articles/19038-m-o-menshikov-konchina-veka-1900-g.html
[56] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. [Электронный ресурс]. URL:http://www.russia-talk.com/mg/mg_0.htm (Дата обращения 15.02.2017).
[57] Киреев А.А. Учение славянофилов / Сост. С. В. Лебедев, Т. В. Линицкая/ Предисл. и коммент. С. В. Лебедева/ Отв. Ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2012. - С. 55.
[58] Шарапов С. Ф. Россия будущего / Сост., предисл., примеч., именной словарь А. Д. Каплина / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2011.- С. 43.
[59] Шарапов С. Ф. Россия будущего / Сост., предисл., примеч., именной словарь А. Д. Каплина / Отв. ред. О. А. Платонов. - М.: Институт русской цивилизации, 2011. - С. 46.
