Война - «организованная вооруженная борьба между государствами, классами или нациями (народами)» (СЭС, 1990: 239). Война преследует три цели: захват территории противника, его экономических ресурсов, подчинение его населения администрации государства-агрессора. Эти цели не меняются, но постоянно совершенствуются средства их достижения. Совершенствуется не только материальное оружие (холодное, огнестрельное, ядерное), но и идеологическое, т. е. способы обработки образа мышления противника.
Практически до середины ХХ века идеологические средства борьбы считались вспомогательными: «В войне используются вооружённые силы как главное и решающее средство, а также экономические, дипломатические, идеологические и другие средства борьбы» (СЭС, 1990: 239). Главной их задачей была подготовка и поддержка применения материального оружия. В начале европейской истории государство-противник объявлялось врагом добра и справедливости (Бога, истины), а вооружённые силы противоборствующей стороны - их защитником. Теперь применяемые средства более изощрены: используется не только прямая дезинформация (манипулирование фактами), но и производятся попытки корректировать мышление и, как следствие, поведение противника. Со второй половины ХХ века положение изменилось. Это связано и с осознанием трагических последствий возможного применения ядерного оружия, но прежде всего, с совершенствованием самих средств ведения информационной войны.
С улучшением средств радиосвязи, появлением телевидения, а затем и интернета идеологическое оружие получило практически неограниченный доступ к сознанию каждого жителя планеты. От последнего не требуется даже умение читать (как в случае с пропагандой в прессе), достаточно наличие телевизора или интернета. Ещё А. Гитлер отмечал эффективность подобных способов идеологической обработки оккупированных территорий: «Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставить им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания» (Цит. по: Симаков, 2009: 41).
Ведущие государства и политические группировки мира перешли к массовому применению идеологического оружия, что привлекло внимание, как учёных, так и международных политических организаций. В 1967 году канадский философ и филолог М. Маклюэн (1911 - 1980) ввёл понятие «информационная война». За несколько лет до этого Организация Объединённых Наций (ООН) приняла «Конвенцию об обеспечении информационной безопасности». В этом документе информационная война определяется как «противоборство между двумя или более государствами в информационном пространстве с целью нанесения ущерба информационным системам, процессам и ресурсам, критически важным и другим структурам, подрыва политической, экономической и социальной систем, массированной психологической обработки населения для дестабилизации общества и государства, а также принуждения государства к принятию решений в интересах противоборствующей стороны» (КОИБ). Иными словами, информационная война - это «комплекс мероприятий по информационному воздействию на массовое сознание для изменения поведения людей и навязывания им целей, которые не входят в число их интересов»(Леонов).Исследованию информационных войн посвящено большое количество трудов, среди прочих-работы Г.М. Маклюэна, М.Т. По, Г.А. Инниса, Э. Хевлока. В данной статье рассматриваются некоторые лингвистические особенности ведения информационной войны.
Оружие, при помощи которого ведётся информационная война, - слово. От того, каким словом обозначается то или иное понятие, зависит отношение и к самому понятию, и к тому явлению (или предмету), которое оно обозначает. Изменяя слова, принятые для обозначения определенных понятий, происходит воздействие на систему ценностей, лежащую в основе миропонимания, что приводит к переоценке первых и изменению второго. Немецкий философ М. Хайдеггер (1889 - 1976) отмечал: «Под этой рубрикой «переоценки ценностей» мы представляем себе выдвижение видоизменённых ценностей на место всех прежних... Искоренение прежних потребностей всего надёжнее произойдёт путём воспитания растущей нечувствительности к прежним ценностям, путём искоренения из памяти прежней истории посредством переписывания её основных моментов»(Хайдеггер, 1993: 65).
Те явления, которые испокон веков оценивались как негативные, сегодня получают новое имя и образ, не только положительный, но и привлекательный. Российский лингвист проф. В. В. Колесов приводит следующий пример: «Слово «любовь» содержит в себе одновременно и синкретизм символа..., и многозначность образа..., и точность родового понятийного значения, которое постоянно изменяется в зависимости от культурных переживаний использующего его народа. Прежде это было проявлением светлого чувства (поскольку и «Бог есть любовь»), а сегодня нас стараются убедить в том, что любовь - это просто секс» (Колесов, 1999: 8). Подобных примеров много. Так, «душегуб, убийца» именуется «киллер», «детоубийство» заменяется словом «аборт», «эгоист» становится «личностью», «семья» и «брак» заменяются «пробным браком» или «сожительством», жизнь в семье отменяется понятием «индивидуум», термин «желанный ребёнок» предполагает наличие «детей нежеланных» и т. д.
Изменение словоупотребления и словопонимания ведёт к мутациям шкалы этических и культурных ценностей. На негативные последствия таких семантических процессов обращали внимание ещё в древности. Так, в IV в. до н. э. древнегреческий философ Платон заметил: «Не считать ли нам, что и по отношению к речам существует какое-то подобное искусство, с помощью которого можно обольщать молодых людей и тех, кто стоит вдали от истинной сущности вещей, речами, действующими на слух, показывая словесные призраки всего существующего?» («Софист», 234c)(Платон, 1993: 298).А в IV в. н. э. византийский философ и теолог Иоанн Златоуст развивает эту мысль: «И худо не это одно, что вы внушаете детям противное заповедям..., но и то ещё, что нечестие прикрываете благозвучными именами, называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах светскостью, обладание богатством-свободой, дерзость-откровенностью, расточительство-человеколюбием, несправедливость-мужеством. Потом, как будто ещё мало этого обмана, вы и добродетель называете противными именами: скромность - необразованностью, кротость - трусостью, справедливость - слабостью, смирение - раболепством, незлобие - бессилием. Вы будто боитесь, как бы дети, услышав от других настоящее название этих добродетелей и пороков, не убежали от заразы. Ибо название пороков прямыми и настоящими именами немало способствует к отвращению от оных» (Иоанн Златоуст, 2015: 449-450).
Значение многих слов уже изменено в ходе информационной войны. Например, слово «Бог». Не вступая в дискуссию о бытии или небытии Бога, рассматривая эту категорию исключительно как историко-культурный феномен, отметим тот факт, что образ Бога живёт в сознании каждого человека, независимо от его убеждений. Формирование и сохранение этого образа не случайны. В образе Бога традиционных религий (иудаизм, христианство, ислам, буддизм) отсеяно социально-антропологически деструктивное, а конструктивное - воплотилось.
На основе отношения человека с Богом развивается и вся культура. Как отмечал проф. А. Ф. Замалеев: «...культуры рождаются на почве национальных религий и исчезают в эпоху торжества промышленных технологий и автоматизации. На смену культуре приходит цивилизация, «обрекающая на смерть» и Бога, и искусство, и самого человека». «Человек перестаёт быть мерой вещей, вещи становятся мерой человека» (Замалеев, 2011: 188).
Двадцатый век характеризуется как век секуляризма. В секуляризме, рассмотренном с лингвистической точки зрения, понятие «Бог» объявляется не имеющим референта, т. е. указывающим на несуществующий предмет. Уже в преддверии XXвека Ницше провозгласил смерть Бога: «Gott ist tot». К этому короткому тезису он свёл суть исторического движения, основанного на философии «нигилизима», по определению Хайдеггера, «того воззрения, что действительно существует только сущее, доступное чувственному восприятию, т. е. собственному опыту, и кроме него нет ничего. Тем самым отрицается всё, что основано на традиции, власти и каком-либо авторитете»(Хайдеггер, 1993: 63).Хайдеггер также предупреждал, что «исчезновение при этом прежних целей и обесценение прежних ценностей воспринимается уже не как голое уничтожение и не оплакивается как ущерб и утрата, но приветствуется как освобождение, поощряется как решительное приобретение и понимается как завершение» (Хайдеггер, 1993: 64).
Упомянутая «нигилизация» европейского мышления тоже имеет лингвистические корни: референт слова «истина» перестаёт пониматься как нечто единое и для всех одинаковое. Как следствие, формируется настроение отрицания абсолютной, неизменной и общей для всех истины. Вместо неё провозглашается множество истин или плюрализм точек зрения.
Парадокс заключается в том, что сам догмат об «отсутствии истины» или, что то же, об «относительности истины» является утверждением оной и вступает в противоречие с самим собой. Американский философ и теолог С. Роуз (1934 - 1982) заметил: «Для поколения, воспитанного на скептицизме и не привыкшего думать о чем-либо серьезно, сочетание «абсолютная истина» представляется неким анахронизмом. Расхожее мнение спешит подсказать, что никто не может быть столь наивен, чтобы все еще верить в абсолютную истину. Всякая истина в наш просвещенный век относительна. Последняя мысль, заметим, есть не что иное, как упрощенное перетолкование слов Ницше «нет (абсолютной) истины»; и эта-то доктрина служит основанием как нигилизма масс, так и нигилизма интеллектуальной элиты. «Относительная истина» главным образом представлена в наш век научными знаниями...» (Роуз, 1995:14).
Однако такое нарушение законов логики и противоречие догмата об отсутствии единой истины самому себе часто ускользает от внимания даже авторитетных философов. Отмечая это, британский филолог и философ лорд Г. К. Честертон (1874 - 1936) писал: «Человек задуман сомневающимся в себе, но не в истине - это извращение»(Честертон, 2014б: 33).
Несмотря на всеобщую секуляризацию и релятивизацию мышления, в человечестве остается потребность и в божественном начале (или высшей духовной ценности), и в устойчивой истине, этически соразмерной и единой для всех. Как эту потребность удовлетворить - тема отдельного исследования.
Ещё одна сторона лингвистической составляющей информационной войны -неконтролируемые последствия. Информация, вбрасываемая в ходе наступательных операций, не является высокоточным оружием. Она распространяется по всему миру, игнорируя государственные границы и культурно-цивилизационные различия. В результате, информационная война, начинаемая против государства-противника, превращается в войну против человечества. Разграничение «своих» и «чужих» становится не политическим, а этическим. Формируются так называемые «общество нормы» и «общество аномалии», возникает «кризис традиций».
На ее глобальный и неконтролируемый характер указывает «Доктрина информационной безопасности Российской Федерации»: это «девальвация духовных ценностей, пропаганда образцов массовой культуры, основанных на культе насилия, на духовных и нравственных ценностях, противоречащих ценностям, принятым в российском обществе» (ДИБ), следствие которых - «неспособность современного гражданского общества России обеспечить формирование у подрастающего поколения и поддержание в обществе общественно необходимых нравственных ценностей, патриотизма и гражданской ответственности за судьбу страны» (ДИБ).
С другой стороны, настойчивое изживание понятий «Бог» и «истина» приводит пытливые умы к вопросу: чем организован мир? есть ли в этом мире нечто абсолютное (незыблемое, вечное, неизменное)? Теория и практика информационной войны приводит к кризису европейского мышления, доводя его до «пограничной ситуации», по словам немецкого философа Карла Ясперса (1883 - 1969).Человек не может быть нигилистом продолжительное время: любое отрицание либо губит мысль, либо заставляет её исткать новую опору.
Указанные метафизические проблемы проецируются на личностном уровне как вопросы о счастье и о смысле жизни. Популярность предлагаемой идеологии основывается, в том числе, и на простоте предлагаемых рецептов счастья. Однако в транслируемой доктрине содержится ошибка, если не осознанный подлог: счастье подменяется комфортом, а смысл жизни сводится к культу потребления. Для достижения комфортной, «счастливой» жизни предлагается свободная смена партнёров («сожительство», «гражданский брак»), свобода на отказ от потомства («планирование семьи»), свобода на смерть («эвтаназия») - иными словами, свобода от ответственности. Все вышеперечисленные «свободы» охраняются концептом «прав человека», не включающих пункт об обязанностях уважать права других людей (Медведева, Шишова, 2012: 120-147).
Философия комфорта apriori сознательно или неосознанно предлагает искаженное понимание основ счастья. Если счастье действительно заключается в том, что сегодня пропагандируется, то почему постоянно возрастает число самоубийств в том числе в экономически благополучных странах и среди состоятельных слоев населения. Так, в опубликованной статистике самоубийств ВОЗ на 2012 г. на 100 000 человек приходится в Бельгии - 14,2 самоубийств; в Швеции - 11,1; в Швейцарии - 9,2; в то время как тот же показатель в Перу - 3,2; Южной Африке - 3,2; Сирии - 0,4(ВОЗ, 2014: 84-94).
Образ счастья, транслируемый современной западной культурой, вполне выражен лозунгом: «Бери от жизни всё». В то время как выработанные веками нормы бытия и слова, используемые для их именования, прежде сохранялись в семье и передавались из поколения в поколение в процессе воспитания: «Домашнее воспитание есть корень и основание всему последующему. Хорошо воспитанного и заправленного дома превратное школьное воспитание не так легко собьет с прямого пути» (еп. Феофан, 2011: 84). Г. К. Честертон отмечал: «Мы можем сказать, что семья - основа сообществ, клеточка их тела. С ней связаны все святыни, которые отличают человека от муравьёв и пчёл... На протяжении всей истории мы видим отца, мать, ребёнка» (Честертон, 2014а: 43). Семья является стержнем общества. Именно поэтому в XX веке в некогда христианской Европе она подверглась агрессивным атакам со стороны идеологов информационной войны.
Можно сказать, что истинными смыслами слов являются те, которые сложились в древности, смогли сохраниться на протяжении веков и таким образом доказали свою социальную значимость. Единственной структурной единицей общества, сохраняющей в настоящие времена эти смыслы, является семья (традиционная). Информационная война, с какими бы целями она не велась, против кого бы ни была направлена и какие бы методы не использовала, разрушая смыслы слов, нередко стремится разрушить и семью. И наоборот, разрушая семью, облегчает процесс разрушения смысла слов.
Оксана Викторовна Тихонова, к.ф.н., ассистент Кафедры романской филологии Санкт-Петербургский государственный университет
Библиография
1. ВОЗ. Всемирная организация здравоохранения. Предотвращение самоубийств: Глобальный императив. - Женева: ВОЗ, 2014.
2. ДИБ. Доктрина информационной безопасности Российской Федерации: http://www.scrf.gov.ru/documents/6/5.html
3. Замалеев А.Ф. Культура и цивилизация // Интуиции русского ума: Статьи. Выступления. Заметки. - СПб., 2011.
4. Иоанн Златоуст, свят. К тем, которые губят своих детей // Что значит быть христианином: Сборник поучений. - М., 2015.
5. КОИБ. Конвенция об обеспечении информационной безопасности. ООН: http://www.scrf.gov.ru/documents/6/112.html
6. Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова...» - СПб., 1999.
7. Леонов И. Доклад Общественного Комитета «За нравственное возрождение Отечества»: http://www.moral.ru/parad.html
8. Медведева И.Я., Шишова Т.Л. Троянский конь ювенальной юстиции // Медведева И.Я., Шишова Т.Л. Родители и дети: конфликт или союз? - Рязань., 2012. - С. 120-310.
9. Платон. Софист //Платон. Собрание сочинений в 4 т., Т.2. - М., 1993.
10. Роуз С. Человек против Бога. - М., 1995.
11. Симаков С.К. Кризис Европы. - СПб., 2009.
12. СЭС. Советский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1990.
13. Феофан Затворник, свят. Основы православного воспитания: по труду свт. Феофана Затворника «Путь ко спасению». - М., 2011.
14. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Время и бытие: Статьи и выступления. - М., 1993.
15. Честертон Г.К. Вечный человек. - Минск, 2014 а.
16. Честертон Г.К. Ортодоксия. - Минск, 2014 б.
