Ко дню памяти великого русского
православного мыслителя, философа, писателя, публициста, дипломата Константина Николаевича Леонтьева (13/26 января 1831 -12/25
ноября 1891) мы публикуем статью выдающегося русского православного мыслителя,
литературного, театрального критика, публициста, писателя Юрия Николаевича Говорухи-Отрока (1852-1896).
Публикацию (приближенную к современной орфографии) специально для Русской Народной Линии (первое издание: Московские Ведомости. 1891. 18 ноября. N 319. С. 2. Подпись: Vох. Статья вышла без названия в рубрике «Маленькие заметки», которую вел Ю.Н. Говоруха-Отрок. Заглавие дал А. В. Круглов - составитель Библиографического указателя (1896) к сочинениям Ю.Н. Говорухи-Отрока) подготовил профессор А. Д. Каплин.
+ + +
Под свежим впечатлением смерти К. Н. Леонтьева я снова перелистовал столь давно знакомую мне его книгу «Восток, Россия и славянство». Иные статьи, помещенные в этой книге, написаны пятнадцать-двадцать лет назад, а между тем они не потеряли своей свежести и сейчас: кажется, будто они и писаны вчера, по поводу «текущих событий», как выражаются в газетах...
«Преходит образ мира сего» (1 Кор. 7:31)... Говорят, будто у нас в России, по крайней мере на поверхности, а не в глубине народной массы, - говорят, будто у нас этот «образ» «преходит» быстрее, чем где-либо. Так мы подвижны, так мы неустойчивы, так склонны подчиняться «веяниям»... Отчасти оно и правда, но как же тогда объяснить современность иных статей К. Н. Леонтьева, написанных давно и по поводу тогдашних «текущих событий»? Значит, хотя многое «преходит», но кое-что остается, меняя лишь формы, а иногда даже и их не меняя. Не потому ли все, что пишет К. Н. Леонтьев о нашем либерализме в семидесятых годах, производит впечатление написанного будто вчера?
Без сомнения, наш теперешний либерализм стал неузнаваем, он во многом изменился, но сущность его осталась та же.
В самом деле, разве следующие слова К. Н. Леонтьева не имеют прямого отношения и к современному либерализму нашему? Судите сами.
Либерализм, как идея по преимуществу отрицательная, очень растяжима и широка, - писал К. Н. Леонтьев. - В России либералов теперь такое множество, и личные оттенки их до того мелки и многочисленны, что их невозможно подвести под одну категорию, как можно, например, подвести под таковую нигилистов или коммунаров. У последних все просто, все ясно, все исполнено особого рода преступной логики и свирепой последовательности. У либералов все смутно, все бледно, всего понемногу. Система либерализма есть, в сущности, отсутствие всякой системы. Она есть отрицание всех крайностей, боязнь всего последовательного и выразительного. Эта-то неопределенность, эта растяжимость либеральных понятий и была главной причиной их успеха в нашем поверхностном и впечатлительном обществе. Множество людей либеральны только потому, что они жалостливы и добры; другие потому, что это выгодно, что это в моде: никто смеяться не будет! К тому же и думать много не надо для этого теперь. В наше время быть умеренным либералом стало так же легко и выгодно, как было легко и выгодно быть строжайшим охранителем в тридцатых, сороковых годах.
И, поясняя эту свою мысль, К. Н. Леонтьев замечает:
В то время (то есть в тридцатых, сороковых годах) чтобы быть либералом, действительно нужно было мыслить (правильно или нет - это другой вопрос), ибо среда не благоприятствовала либерализму. Тогда либерализм не был ни дешевым фразерством земского деятеля против губернатора, ни жестокостью мирового судьи к старой помещице, выведенной из терпения слугами, ни фразами адвоката и т. д. Тогда либерализм был чувством личным и живым: он был тогда великодушием, во многих случаях - отвагой. Теперь же либералами у нас (по выражению Щедрина) заборы подпирают... так их много, и так мало нужно ума, познаний и энергии, чтобы стать в наше время либералом!
Иллюстрируя свои мысли примерами, К. Н. Леонтьев пишет:
Один, например, либерал - оттого что пишет в газете, защищающей «свободу и равенство». Другой любит «свободу» потому, что на службе не угодил начальству; третий потому, напротив, что угодил либеральному сановнику; четвертый - пламенный боец за всевозможные «права» человека, потому что он составил себе имя и состояние при новых, либеральных судах, и т. д.
Стоило напомнить все эти мысли К. Н. Леонтьева, потому что, как видим, они в высшей степени современны и своевременны: либерализм наш не изменился в своей сущности, он только принял несколько иные формы, он усложнился. Только и всего.
Выдержки, приведенные мною, взяты из статьи К. Н. Леонтьева «Чем и как либерализм наш вреден?» Вреден своею безличностью, своею пошлостью, своею растяжимостью, своей способностью приспособляться ко всему. Так отвечает автор.
«Что же тут особенно вредного, - скажут иные. - Пошлость, мещанство, умственная ограниченность, всегда были и будут». Да, правда, - но не всегда они давали тон обществу. Либерализм своею «общедоступностью» дает возможность этим пошлости, ограниченности, мещанству заявлять претензию на руководящую роль. Он все низводит до уровня этой пошлости: науку, искусство, литературу. Он устанавливает особую, чрезвычайно удобную для претенциозной пошлости и ограниченности, точку зрения. В произведениях науки, искусства, литературы рассматривают не их достоинства, а либеральны они или не либеральны. Это главный вопрос, от которого зависит оценка, - вопрос, который может быть, тем не менее, решен всяким глупцом. И вот почему, с этой точки зрения, всякий глупец считает себя вправе и находит для себя возможность судить о чем угодно - до самых сложных вопросов о жизни и духе, до самых сложных вопросов общественных и государственных, до совершенно недоступных его безвкусию вопросов эстетических. В этом, в «общедоступности», полагается теперь высшее достоинство, в этом видят высшую похвалу. Так и пишут в журналах и газетах: «Лектор такой-то прочел лекцию о сущности мирового процесса столь "общедоступно", что всякий дурак понял; публицист такой-то разъяснил этот сложнейший вопрос столь "общедоступно", что всякий дурак понял; актер такой-то исполнил роль Гамлета столь "общедоступно", что "даже совершенно несообразительные люди всё поняли"« и т. д. И никому в голову не приходит, что, наконец, нет ничего особенно лестного написать книгу, прочесть лекцию, сыграть Гамлета так, чтобы удовлетворить всех глупцов: и ведь пишут об «общедоступности» не в насмешку, а именно в похвалу.
Посредством этой-то «общедоступности» принижают уровень науки, литературы, искусства, театра - и в этом, конечно, огромный вред. Прежде смотрели так, что литература, театр должны поднимать публику до своего уровня, - либерализм ввел в жизнь иной взгляд на это дело, ввел принцип «общедоступности», настаивая лишь на том, чтобы эта общедоступность была либеральная...
Современный либерализм, как я уже заметил, усложнился. И прежде в нем было «все смутно, все спутано, все бледно, всего понемногу», теперь он все более и более принимает такой характер. Он стал менее выдержан, менее последователен, он охотнее идет на компромиссы, на временные и случайные союзы. В шестидесятых, в семидесятых годах либерализм прямо отверг бы такое учение, как учение гр. Л. Н. Толстого, теперь он им пользуется, насколько возможно пользоваться нашему либерализму учением, отрицающим самые его основы, то есть веру в единую, всеспасительную европейскую цивилизацию, веру в так называемую «научную науку». Вряд ли кто у нас сильнее, ярче, убедительнее говорил против всех этих безсмысленных суеверий, чем граф Толстой, вряд ли кто с большим пренебрежением относился ко всему этому, чем он, но, тем не менее, наш либерализм, пользуясь удивительными противоречиями и постоянною непоследовательностью графа Толстого, приспособляется и к его учению или, лучше сказать, хочет приспособить это учение к себе.
Точно так же в шестидесятых, в семидесятых годах либерализм прямо отверг бы Вл. С. Соловьева, вся пропаганда которого заключается в том, что он смешивает Филаретовский катехизис[i] с либеральным, - но современный либерализм, до поры до времени, пользуется его пропагандой, заставляя и его работать на себя во имя принципа либеральной «общедоступности». Таков современный либерализм. Он осложнился. Он еще более все спутал и опошлил, он сделался еще растяжимее, еще эластичнее, еще пошлее. Он забирается во все углы, во все щели, он старается все принизить, все опошлить, все уравнять, все подогнать «под одну щетину». Он избегает чего бы то ни было ясного, чтобы угодить, по возможности, всем. Он чутко относится ко всем общественным «веяниям» - будь то «веяния» религиозные, художественные и т. д. - и старается тотчас же повернуть их в свою пользу, то есть заключить их в рамки либерализма, принизить, опошлить... Таков современный либерализм, таковы его приемы, так они приспосабливаются к теперешним изменившимся обстоятельствам.
[i] Сочинение митрополита (тогда еще - архиепископа) Филарета (Дроздова) называлось: «Христианский катихизис Православныя Кафолическия Восточныя Греко-Российския Церкви, рассматриваемый и одобренный Святейшим Правительствующим Синодом и изданный для преподавания в училищах по Высочайшему Его Императорского Величества Повелению» (1823). С 1828 г. - «Пространный христианский катихизис...». С 29-го издания (СПб., 1839) в названии нет слова «Греко-российския», но добавлено выражение «и для употребления всех православных христиан».
