Психоделические медиатексты - источник опасности для психического здоровья детей

Прежде чем совершить попытку описать феномен «психоделических медиатекстов» необходимо сделать несколько коротких комментариев об используемых понятиях.

Медиатекст - (лат. Medius - средний, посредник; лат. Tekstus - ткань, соединение) с точки зрения семиотики культуры Ю.М. Лотман выделяет в понятии «текст» следующие элементы: «... текст предстает перед нами не как реализация сообщения на каком-либо одном языке, а как сложное устройство, хранящее многообразные коды, способное трансформировать получаемые сообщения и порождать новые, как информационный генератор, обладающий чертами интеллектуальной личности»[1]

Психоделия (от греч. ψυχη - душа, дух, сознание, δeλεa - приманка, ловушка, иллюзия). Впервые термин psychedelik предложил использовать британский психиатр Хамфри Осмонд. Затем это понятие перекочевало в субкультурное пространство хиппи, оттуда в массовую культуру, включая глобальное медиапространство средств массовой коммуникации, кино и Интернет. По определению «Векипедии» психоделия - термин, «в общем случае обозначающий круг явлений, связанных с «изменением» и расширением сознания... Психоделические опыты получили широкое отражение в современном искусстве, породив понятия «психоделическая музыка», графика, литература, кино».

Понятие «психоделический медиатекст», с нашей точки зрения это ауди-визуальное послание, минующее защитную функцию сознания, содержащее в себе многообразные коды, способные изменять психику, трансформировать систему ценностей, понятий и представлений об окружающем мире, а также генератор, формирующий у людей, добровольно его принимающих, психо-соматическую зависимость и свойства личности наркомана:

1) постоянно меняющуюся мифологию прошлого, 2) неадекватное отражение настоящего, 3) отсутствие интереса к будущему.

Важным признаком психоделического влияния на образ жизни является отсутствие долгосрочных целенаправленных действий в физическом и временном пространстве и стремление расширить «психоделический микст», за счет дополнения его химическими и физическим психоделиками - таблетками, алкоголем, экстатическими танцами и т. д.

Призыв хиппи к преодолению социального зла путем всеобщего перехода в мир психоделии был услышан, прежде всего, бизнесменами как заказ на широко востребованный товар.

Методологию и методику изготовления психоделического продукта массового потребления создали специалисты из области психиатрии, глубинной психологии, философии.

Важнейшую роль, на наш взгляд, сыграл здесь Станислав Гроф, один из основоположников трансперсональной психологии. По его мнению, необычные состояния сознания содержат в себе значительный целительный потенциал. Начинал Станислав Гроф свои эксперименты по раскрытию «целительных возможностей необычных состояний сознания» с использования различных методик, включая применение психотропных препаратов. С помощью ЛСД-25. С. Гроф разработал новую методику лечения больных, перенесших стресс и имеющих отклонения в психике. При определенной дозировке пациенты входили в состояние психоделии, которое Гроф называл холотропным состоянием. В результате воздействия наркотика снимался контроль сознания - и большинство пациентов начинали переживать повторно, включая физические ощущения, наиболее значительные для себя душевные травмы. Затем, по свежим следам, следовал сеанс традиционной психокоррекции, направленной на выявление и устранение проблемы, разрушающей психику больного. Кроме личных переживаний, разделенных на «околородовой» и «послеродовой периоды», участники экспериментов имели возможность: пережить «...широкий спектр надличностных явлений, таких, как чувства единения и отождествления с другими людьми, с природой, Вселенной, Богом, обнаружить нечто такое, что кажется нам воспоминаниями из других воплощений, встретиться с яркими архетипическими образами, общаться с бесплотными существами и посещать бесчисленные мифические края. Наше сознание может отделяться от тела и сохранять, тем не менее, свою способность, воспринимать как ближайшее окружение, так и места самые что ни на есть отдаленные»[2].

Для понимания природы психоделических медиатекстов здесь важно другое. Когда был введен запрет на ЛСД как наркотическое средство, Станислав Гроф добился абсолютно аналогичного эффекта путем соединения двух элементов - ускоренного дыхания и музыки. Методику С. Гроф разработал совместно со своей женой Кристиной, они назвали ее «рибефинг». Музыка не только задавала образный ряд, но и сохраняла темп дыхания после того момента, когда пациент почти полностью терял связь с реальностью и погружался в мир грез. Особенно важным открытием были трансперсональные и анахронические переживания большинства пациентов: человек переходил то в одного, то в другого персонажа своих видений, за минуты внешнего времени «проживая» часы и месяцы, насыщенные событиями, перелетами в отдаленные города и континенты.

Для киноиндустрии эта находка стала золотой жилой. Появилась возможность легально производить и продавать психоделики в новой аудиовизуальной упаковке. Самое главное для бизнеса здесь было то, что воздействие на психику и организм оказывалось аналогичным наркотическому, включая привыкание и психическую зависимость. С другой стороны, отсутствовала юридическая ответственность, предусмотренная за распространение химических наркотиков. С учетом общего кризиса западной культуры, с неизбежным стремлением уйти от реальности в мир грез, маркетизация психоделии сулила огромные прибыли и смягчение социальных конфликтов. Проблема цензуры была решена путем разделения кино-психоделической продукции на два потока - во внешний и внутренний рынок: легкие аудиовизуальные наркотики - для себя, тяжелые и смертельно опасные - для конкурентов на мировом рынке (своим - «марихуану», чужим - «героин»). Киноискусство стало вытесняться бизнес-технологиями проката, мир сказок - миром аудиовизуальных грез.

Особенностью рынка психоделической кинопродукции, явилась обратная связь потребности и товара в массовом потреблении. На протяжении значительного времени публике не спрашивая ее согласия, предлагали, главным образом в той или иной степени психоделизированный продукт, вынуждая потреблять то, что дают, и только вслед за этим, публика стала испытывать спонтанную необходимость в психоделизированом медиа-продукте. Представители Франкфуртской школы социологии М. Хоркхаймер и Т.В, Адорно в своей известной работе «Диалектика просвещения», писали: «Участие миллионов в репродуктивном процессе, который навязан им, делает необходимым то, чтобы в бесчисленных пунктах одни и те же потребности удовлетворялись стандартными благами.»[3] Выше приведенный круг, заключается во все возрастающем воздействии следствия на причину: «На самом деле, - Утверждают М. Хоркхаймер и Т.В, Адорно, - это круг манипуляции, обратно воздействующий потребностью, в котором все плотнее замыкается единство системы»[4] Далее они отмечают: «Всякая логическая связь, которая пред­полагает атмосферу духовности, тщательно избегается. Развитие должно по возможности непосредственно следовать из предшест­вующей ситуации, ни в коем случае не из идеи целого... В конце концов, кажется опасной даже уже схема, поскольку она все-таки утверждала бы смысловую связь (хотя, как всегда, обедненную) там, где должна быть ассимилирована одна лишь бессмыслен­ность»[5]

Анализируя развлекательную продукцию «индустрии куль­туры», и в частности трюковые фильмы, авторы книги приходят к выводу, что «количество организованного развлечения» перехо­дит здесь «в качество организованной жестокости»[6]. При этом «потеха от насилия, происходящего в сфере изображаемого на экране, переходит в насилие против зрителя, расстройство (аппарата восприятия. - авторы), в утомление. От усталых глаз не должно ускользнуть ничего из того, что люди, сведущие в этом деле, замыслили в качестве стимулянтов; ни одно мгновение нельзя оказаться глупцом перед лицом хитроумия предлагаемых обстоятельств; нужно повсюду соучаствовать и схватывать те самые фиксации, которые выставляются напоказ и пропаганди­руются. Таким образом, возникает вопрос, действительно ли индустрия культуры выполняет ту самую функцию отвлечения, которой она так громко хвалится» [7].

Отдельно необходимо сказать о коммерциализации насилия, которое получив психоделические свойства стало физической потребностью огромной аудитории. Исследователь проблемы К.А.Тарасов пишет о распространении экранного насилия следующее: «широкая репрезентация образов насилия в экранных искусствах, функционирующих в России, объясняется прежде всего произошедшей коммерциализацией кинотворчества, вхождением кинематографа, ТВ и видео в мировой рынок и связанный с этим глобализацией массовой кинокультуры по голливудским стандартам. В рамках современной киноиндустрии, ориентированной на извлечение максимальной прибыли, живописание насилия является, пожалуй, экономически наиболее выгодным элементом фильма. Создание серьезных и вместе с тем увлекательных картин, затрагивающих важные, волнующие многих вопросы, в творческом отношении задача очень сложная, требующая много сил и времени. Насыщение же фильма драками, перестрелками, погонями и пр. позволяет создателям укладываться в сжатые сроки, компенсировать малую увлекательность сюжета и характеров, слабую игру актеров, отсутствие сколько-нибудь значимой темы и т.д. и привлекать непроизвольное внимание зрителя, неразвитого в художественном и социальном отношении. (...) Увеличение числа фильмов с насилием объясняется также тем, что американские кинопроизводители в значительной степени зависят от зарубежного потребителя и вынуждены находить такие сюжеты, которые могли бы беспрепятственно восприниматься глобальной аудиторией. Одним из таких универсальных ингредиентов являются образы насилия» [8]

За короткое время были выработаны фабулы, взламывающие индивидуальную этическую защиту отдельных людей и социальных групп, лигитимизирующие (то есть оправдывающие) безжалостность и цинизм главного героя, «вынужденного» уничтожать людей:

- спасение мира;

- убийство родных и близких главного персонажа;

- насилие, ложь и глумление над ним и дорогими для него людьми с использованием их безпомощного состояния (возраст, болезнь, зависимость по службе) и т. д.

Юридический запрет на порнографию был преодолен путем вкрапления ее в этический контекст в психоделической оболочке. Обычно это - воспоминания главного персонажа, связанные с его разрушенной жизнью или внезапное чувство во время смертельно-опасной погони. Психоделическая съемка персонажей (плавающие камера и объекты снимают нравственную ответственность смотрящего в виду отсутствия определенной точки видения - «точки зрения» (в физическом смысле), её практически нет потому, что она перетекает в ускользающем пространстве экрана). Так называемый «интерес» к фильму «Школа» в значительной степени связан с трансперсональной «психоделической камерой» воспроизводящей расфокусированное восприятие человека, принявшего наркотик.

Ускоренное сердцебиение, а, следовательно, и дыхание, кроме видеоряда, поддерживается ритмом и определенной структурой музыки. Здесь следует обратиться к трем составляющим музыки, воздействующим на разные области психической и физической конституции человека: мелодии, гармонии и ритму. Мелодический рисунок музыки обращен к переживаниям сакрального и сверхжизненного, гармония обращается к психологии человека, ритм - к телесным физическим процессам в организме. Разорванный мелодический рисунок вызывает ощущение разрыва с вечностью, жизнь человека низводится к сиюминутному и теряет высокий смысл. Разрушение гармонической структуры вызывает душевную тревогу. Ритм учащенного сердцебиения вызывает чувство неопределенной опасности. Резкая остановка или смена ритма, вызывает ощущение, аналогичное тахикардии и аритмии: испуг - и еще большее ускорение сердцебиения и дыхания, что приводит к повышенному поступлению кислорода в кровь и головной мозг усиливая психоделический эффект.

Воспроизводство наркотического переживания мира предметов и образов не ограничивается пространственной имитацией восприятия мира под воздействием наркотиков. Путем быстрой смены точек и объектов съемки, замедления и ускорения видеоряда, уменьшения крупных предметов и увеличения мелких изменяется соотношение пространства и времени, что также характерно для наркотической психоделии. Одновременно на фоне страха потерять свою собственную пространственную ориентацию, цепляясь вниманием за огромные пули и части тел, маленькие небоскребики и гигантский глаз одного из персонажей, большинство зрителей переходят к трансперсональному переживанию психоделических элементов событий оторванных от смысла и общей фабулы. Человек в буквальном смысле теряет себя, выходит из себя (у химических наркоманов такое состояние называется «приходом»).

Существенное значение в психоделизации восприятия медиа-текстов имеет цвет и форма предметов и образов. Тревожные переживания у большинства людей ассоциируются в сочетаниях черного фона с голубой и бордовой подсветкой предметов: здесь используются наработки глубинной психологии и проективные методики (Люшер).

Важным признаком психоделических медиа-текстов является смешение красоты и уродства, любви и ненависти, гармонии и хаоса иначе говоря этический и эстетический релятивизм, текучесть и неопределенность. Трупы, пробивающие стеклянные потолки роскошных апартаментов и крыши дорогих автомобилей, горящие поезда и самолеты, несущие страдания и смерть, на фоне прекрасной природы, красивые актеры и медленно разлетающиеся от пуль черепа, голубая гладь океана и реки крови, родители- профессиональные киллеры, заботливо помогающие своим детям найти себя в жизни... Создается система бездушных и безсмысленных образов, в которых нет границы между добром и злом, жизнью и смертью, вешним и внутренним, человеческим и животным, прекрасным и отвратительным, правдой и ложью. Зрители гигантского трасконтинентального, трансперсонального, транснационального, межрелигиозного психоделического кино-театра сами вовлекаются в безконечое пересечение и перетекание миров, блестяще описанное в «Матрице».

Психоделизация массового сознания средствами кино, видеоигр, Интернета не является современным явлением по своей сути. Инновацией является сочетание традиционных способов массового введения людей в психоделическое состояние (древние «технологии священного», экстатические танцы и т. д.), с аналогичным воздействием технических средств.

Кибер-пространственная психоделия, включающая кино, сегодня является формой тотальной наркотизации массового сознания, смягчения противоречий глобализации и важным инструментом разрушения традиционных культур.

Мы уже приводили выше три основных признака сознания алкоголиков и наркоманов:

1) постоянно меняющаяся мифология прошлого, 2) неадекватное отражение настоящего и 3) отсутствие будущего. Эти же признаки характеризуют и психоделическое состояние массового сознания, как показывает история, дающего кратковременный успокоительный эффект, за которым следуют серьезные потрясения.

Здесь можно вспомнить гениальные прозрения Ф.И. Тютчева, который до появления теории психических эпидемий К.Г. Юнга, с точностью описал вхождение в состояние иллюзорного сознания народа Германии. Трудно допустить, писал он, «...чтобы степенная, серьезная, честная, вполне правдивая нация... могла отрешиться от своей природы и усвоить себе другую, созданную по образцу нескольких мечтательных или не стройных умов, нескольких странных или недобросовестных крикунов; чтобы Германия, отказалась от своего прошлого, не сознавая настоящего и искажая будущее, согласилась признать и питать дурное чувство, не достойное ее, единственно из удовольствия совершить великий политический промах». [9]

Выход из психоделического мира предполагает восстановление этих составляющих. Духовное поражение психоделическим ядом происходит через органы чувств в момент, когда человек расслабляется - отключает разум и волю.

Уравновесить разум, чувства и волю может только «духовная оседлость» человека! Вне духовной оседлости, духовной определенности нет границы между человеком и зверем, между человеком и предметом, физическим и юридическим - следовательно, психоделический путь преодоления социальных и культурных проблем глобализации, предполагает построение единого мира без человека и человечества. Человек приобретает богатства всего мира путем потери самого себя! Не слишком ли дорогая цена?

P.S. Автору этих строк не раз приходилось присутствовать при сеансах холотропной психотерапии. Люди, читающие молитву, оказывались защищенными от самого жесткого психоделического воздействия. Не погружались также и так называемые «аристократы духа», для которых нравственное было выше всего остального. Для сохранения психического (а, следовательно, и физического) здоровья детей, подростков и юношества крайне необходимо следующее:

1) воцерковление детей и родительская молитва;

2) замещение просмотров подобных фильмов активными формами отдыха и полезного труда, просмотром фильмов снятых без применения психоделических технологий репрезентации;

4) Создание творческих объединений доброго, нравственного кинематографа;

5) Введение административной ответственности за создание и распространение психоделической, деструктивно влияющей на психику и общественное здоровье видеопродукции (для этого, необходимо создать из религиозных общественных объединений движение за медиа-здравоохранение и добиться реализации существующих законодательных актов и создания новых в рамках конституционного права граждан на жизнь)

3) широкое внедрение медийного образования (лекции, беседы, письменные работы - рецензия, сочинение; творческие работы - написание репортажа, статьи, интервью, минисценарии, «экранизации», рассказы от имени героя фильма, телепередачи; раскадровка, составление коллажей, афиш, киновидеосъемка и т.д.; эвристические, игровые занятия - викторины, конкурсы и т.д.; диспуты, конференции по различным темам, связанным с медиакультурой; экскурсии, встречи с деятелями медиакультуры и т.д.).

Литература:

1. Гроф С. Надличностное видение: Целительные возможности необычных состояний сознания /С. Гроф; пер с английского С. Офертаса; Под. общ. Ред. В. Майкова. - М.: ООО «Издательство АСТ», 2004.

2. Тютчев Ф.И., Россия Зпад: Книга пророчеств. Статьи, стихи. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 1999.

3. Horkheimer М. Аdorno Th.W. Dialectic der Aufklärung. Philosophische Fragmente. Frankfurt a. М. 1969.

4. Тарасов К.А. «Агрессивная кинодиета» ТВ и студенчество//Высшее образование в России. - 2002. - N 3.

5. Тhe UN Convention on the Rights of the Child (1991). In: Carlsson, U. and Feilitzen, C. von (Eds.) (1998). Children and Media Violence. Goteborg: The UNESCO International Clearinghouse on children and Violence on the Screen, p.20.

6. Закон РФ «Об основных гарантиях прав ребенка». Статья 14. Защита ребенка от информации, пропаганды и агитации, наносящих вред его здоровью, нравственному и духовному развитию.

7. Тарасов К.А. «Агрессивная кинодиета» ТВ и студенчество//Высшее образование в России. - 2002. - N 3. - С.66-76.

8. Тарасов К.А. Глобализованное кино как школа насилия//Кино в мире и мир кино/Отв. ред. Л.Будяк. - М.: Материк, 2003. - С.116-133.

9. Тарасов К.А. Насилие в кино: притяжение и отталкивание//Испытание конкуренцией/Ред. М.И.Жабский. - М.: Изд-во НИИ киноискусства, 1997. - С.74-97.

10. Шариков А.В. Если сомневаешься, исключи: Дети и насилие на экране//Культура. - 2000. - N 46. - С.4.

11. Барт Р. Система Моды. Статьи по семиотике культуры. - Пер. с фр., вступ. ст. и сост. С.Н. Зенкина. - М.: Издательство им. Сабашниковых, 2004

12. Лотман Ю., Цивьян Ю."Диалог с экраном». Таллинн изд. "Александра" 1994г.

---

[1] Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т.1. - Таллин, 1992. с. 129-132.

[2]Гроф С. Надличностное видение: Целительные возможности необычных состояний сознания /С. Гроф; пер с английского С. Офертаса; Под. общ. Ред. В. Майкова. - М.: ООО «Издательство АСТ», 2004, с. .9

[3] Horkheimer М., Аdorno Th.W. Dialectic der Aufklärung. Philosophische Fragmente. Frankfurt a. М., 1969. с. 129.

[4] Там же.

[5] Horkheimer М., Аdorno Th.W. Dialectic der Aufklärung. Philosophische Fragmente. Frankfurt a. М., 1969. р. 145

[6] Там же с. 146

[7] Там же с. 147

[8] Тарасов К.А. Глобализированное кино как школа насилия//Кино в мире и мир в кино/Ред. Л.Будяк. - М.: Изд-во НИИ киноискусства, 2003. - С.123-125.

[9] Тютчев Ф.И., Россия Зпад: Книга пророчеств. Статьи, стихи. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 1999 с.195