ДЕТСКАЯ «ЧАСОВЕНКА»
Архимандрит Авель (Македонов) родился 21 июня 1927 г. в богатом своей более чем двухсотлетней историей рязанском селе Никуличи. Название этого села можно считать производным от имени Никула, то есть по-старинному, по-народному, Никола, Николай.
Когда-то Никуличами владели бояре Ляпуновы. Один из них - Прокопий Ляпунов прославился тем, что еще до Минина и Пожарского ходил с ополчением на Москву, освобождать ее от поляков. После Ляпуновых село перешло во владение боярам Вельяминовым. Представитель этого рода был в числе тех, кого после Смутного времени рассматривали кандидатом на Царский престол.
Ко времени рождения отца Авеля селом владел помещик Кублицкий, построивший в нем церковь в честь Тихвинской иконы Божией Матери. В этой церкви и крестили отца Авеля. Но крещение свершили не сразу, а спустя две недели после его рождения. Дело в том, что во время его появления на свет крестьяне села Никуличи были на сенокосе. Сено косили вдалеке от села, в пойме реки Оки. Уезжали туда в июне на целые недели и приезжали только к 9 июля, престольному празднику в честь Тихвинской иконы Божией Матери. А после праздника уезжали вновь. Вот почему Македоновы решили крестить младенца на престольный праздник. В этот день можно было собрать родственников, чтобы отметить крещение.
В предпразднествоМакедоновы готовили к крестинам праздничные кушанья и думали, каким именем назвать младенца. И вдруг бабушка Татьяна, хлопотавшая на кухне, услышала за окном тихий-тихий голос: «Назовите младенца Николаем...» Когда она сказала об этом, то все удивились и посчитали, услышанное бабушкой за Божие повеление.
Крещение младенца состоялось в крестильне около Тихвинского храма. Таинство совершал приходской священник Герман Луцао, который и дал ему имя Николай. Так крестился в купели Тихвинского храма младенец, который в будущем будет наречен другим именем - Авель. И это имя тоже будет предназначено ему Богом.
Будущий архимандрит Авель, которого окрестил отец Герман, родился в годы, когда в России разбушевались Каины, которые убивали своих же братьев. Захватившие власть безбожники разрушали храмы, расстреливали священников. Торжествовали мнимую победу. Но торжествующие Каины даже помыслить не могли о том, что в это время, когда от их рук погибают одни Авели, нарождаются другие. Что крестившийся в безвестном рязанском селе младенец Николай станет тем Авелем, который будет восстанавливать попранное Каинами. Восстанавливать порушенные храмы, возрождать поруганную веру, спасать погибающие души...
Любовь к Богу проявилась у архимандрита Авеля с младенчества. Говорить не умел, а Бога уже любил. Его родители замечали, что когда плачущего сыночка проносили мимо часовни, то он успокаивался. А плакал маленький Коля часто.
- Знаешь что, - сказала однажды Феодосии бабушка Татьяна, - ты возьми и повесь над его кроваткой по всем четырем сторонам святые иконки.
Феодосия так и сделала. С тех пор плакать младенец перестал.
- Я вырос в детской часовенке, - шутливо вспоминал отец Авель, - среди иконостаса около детской кроватки.
А когда Коленьке исполнился годик, мама на руках понесла его в Иоанно-Богословский монастырь причащать. Хоть и с остановками и с ночлегом, но двадцать пять верст несла на руках. «Поход» в Иоанно-Богословскую обитель стал первым детским впечатлением, который архимандрит Авель запомнил на всю жизнь. Была весна и ему, годовалому(!), запомнилось половодье и монастырский вид. Когда подрос, то думал, что этот вид ему приснился. Повзрослев, он рассказал матери, что когда-то видел в сновидении весеннюю воду и монастырь.
- Нет, сынок, не сновидение это было, - сказала Феодосия, - я действительно носила тебя весной в Великий Пост в монастырь причащать.
УСПЕНИЕ И КРЕСТ ИЗ РЕЕК
Родители утверждали в Коле православную веру, как через церковь, так и личным примером. Однажды, когда в дом Македоновых пришел из сельской администрации уполномоченный, занимавшийся учетом верующих, то отец маленького Коли Николай Лазаревич прямо заявил: «Я верил, верю, и буду верить в Бога». В то время такой поступок являлся смелым и открытым исповеданием веры, за которое можно было поплатиться свободой, а то и самой жизнью.
Бабушка Татьяна воспитывала внучка в строгости, но строгость эта исходила из живой веры в Божию помощь. Например, когда Коленьке захотелось завести собаку, она сказала ему:
- Внучок, мы так спокойно мы живем... Нас с тобой ангел Божий охраняет. А если ты собаку в дом приведешь, то этот ангел скажет: «Ну, вот я и не нужен стал. Уйду, пусть их собака охраняет». Как думаешь, Коленька, кто нас лучше охранит - собака или ангел?
- Ангел, бабушка.
- Ну, тогда и успокойся. Не нужна нам никакая собака.
В другой раз, когда у дома Македоновых нищий просил милостыню, маленький Коля взял небольшой старый кусок хлеба и хотел ему отнести. Бабушка увидела это и говорит:
- Коленька, разве можно подавать плохой хлеб человеку, который пришел просить во имя Христа. У нас есть свежий хлеб. Возьми, отрежь половину, заверни в чистую тряпочку и подай ему. Да подай не так, чтобы только отвязаться от него, а с уважением, с любовью.
Однажды, перед Рождеством, бабушка собиралась навестить своих родственников, которые жили бедно. Взяла лучший кусок мяса, свежий хлеб, яйца, еще что-то, завернула, положила в корзинку, а Колю предупредила, чтобы он ни перед кем не хвалился, что она собрала самое лучшее для бедных людей.
Вспоминая об этом, батюшка Авель добавлял: «Так меня учили уму-разуму... А я слушался. Дарили мне, например, на улице конфетку, я откусывал с краю самую малость, а остальное нес братику и сестренкам. Хотелось поделиться с ними радостью от подарка, хотелось, чтобы и они тоже вкусили сладость, которую я вкусил. А когда я видел их радость, то моя радость удваивалась. Вот ведь как... Делитесь с людьми тем хорошим, что имеете. И будете вознаграждены радостью от содеянного добра. Ведь отдавать - куда как лучше чем просить...».
Вспоминал батюшка и об особой радости. Той, которую он с детства испытывал в храме Божием.
- Я тогда ничего не знал о церковной службе, - вспоминал он, - даже читать не умел. Не понимал, о чем поют на клиросе. А мое детское сердечко радовалось, трепетало. И уходить из церкви совсем не хотелось. А бабушка все за руку тянула: «Пойдем, Коленька, служба закончилась, народ расходится».
Не все понимал маленький Коля в службах, в церковных праздниках, однако за его стремление жить церковной жизнью Господь Сам влагал в его разум необходимое понимание. Так однажды повела его одна женщина, мамина знакомая, в Тихвинский храм на праздник Успения Божией Матери. А он задумался - что означает этот праздник?
- Скажите, тетенька, что такое успение? -спросил он у своей проводницы.
А женщина была невоцерковленная и потому ответила попросту, как умела.
- Успение, это поспение, это когда все поспевает - фрукты, овощи...
Пока шли в церковь, он еще узнал, что следующий за Успением праздник Воздвижение означает, что все с полей сдвигается, то есть убирается. А Сретение - это встреча зимы с весной.
- Пришел я в храм, - говорил отец Авель, - подошел к праздничной иконе, поклонился, приложился, а сам вижу - что такое? На ней Матерь Божия изображена. А ведь должны быть овощи, фрукты... Когда же прислушался к праздничному тропарю то услышал:
«В рождестве девство сохранила еси,
Во Успении мира не оставила еси Богородица.
Преставилася еси животу,
Мати суща живота...»
И вдруг меня прямо осенило - Успение - значит усыпание, засыпание. Усопший, значит умерший. Ведь верующие никогда не молятся «помяни Господи умершего раба Твоего». Говорят «Помяни усопшего...». Молятся и поминают просфорами. А овощи и фрукты - это все потом. Сначала духовная пища, к которой даже и святую воду можно отнести и просфоры. Ведь они Церковью освящены, на них благодать Божия почиет, потому ее тоже духовной пищей считать можно...»
Однажды пятилетнему Коле поручили отнести в алтарь просфоры. А он не понимал еще, что туда надо входить боковыми дверьми и вошел царскими вратами, через которые проходить может только священник. Благолепие алтаря так поразило Колю, что он в изумлении оперся на святая святых - на престол. Архимандрит Мина, служивший в храме, увидев это, не стал его бранить, а дал просфорку и научил, как благоговейно и со страхом Божиим надо входить в алтарь.
Коля же сохранил в душе чувство благодати, посетившей его в алтаре, и стал мечтать о том, что будет как архимандрит Мина, служить у Божьего престола.
Когда же ребятишки прозвали его Коля-Монах - он совсем не обижался. Наоборот, просил у Господа:
- Сделай так, чтобы я действительно стал монахом.
За чистую детскую веру, за трепетную любовь к Богу, над Колей с детства проявилось попечение Божией Матери.
- Когда я был маленьким, - вспоминал архимандрит Авель, - меня на ночь приходила благословлять Богородица. Она была в белых, с легким розовым оттенком, одеждах. Стояла в полный рост, а сзади от нее отходили лучи, как от солнца. Я думал, что Божия Матерь всех приходит благословлять на ночь. И вот, однажды, когда Она не пришла ко мне, я спросил знакомых мальчишек, приходила ли она к ним. Они посмотрели на меня с недоумением, и даже не поняли, о чем я говорю.
Однако они понимали, что Коля-Монах верующий и пользовались этим. Однажды принесли ему иконки и говорят:
- Давай Колька меняться. Мы тебе иконки, а ты нам хлеб.
И он поменялся. А потом оказалось, что эти иконки ребятишки поснимали с деревенских калиток и ворот. Тогда в деревнях иконки не только в доме, но и около него вешали. На калитки, на ворота...
В другой раз ребятишки взяли две деревянные рейки и прибили их гвоздиком друг к другу посередине. Получился крест. Пришли к Коле-Монаху говорят:
- Тебе крест нужен?
- Нужен.
- А хлеба дашь?
Коля поискал хлеб, но его не было. В шкафу лежал лишь собранный отцом на сенокосе щавель, из которого мама собиралась щей наварить. Отдал за реечный крест весь щавель. Взял его и поставил его в саду.
«Мама пришла, - вспоминал архимандрит Авель, - собралась щи варить, а щавеля-то нет. Спрашивает меня:
- Где щавель?
- За крест поменял, - говорю.
- За какой крест?
- Да вон в саду стоит.
Мама думала, что там настоящий крест, а там две реечки стоят, гвоздиком скрепленные. Она взяла эти реечки, сложила их воедино и отшлепала меня ими по мягкому месту.
Но я не обиделся. Я раскаялся, что как эгоист поступил. Свое, пусть благочестивое желание исполнил, а сестренок и братика еды лишил. А то конфетки им носил. Хоть и откусанные...».
ИЛИ ГАЛСТУК ИЛИ ВЕРА
В 1934 году, когда Коле исполнилось семь лет, в Никуличах закрыли Тихвинскую церковь. Стали сбрасывать с нее колокола. Все ребятишки побежали посмотреть на это. Звали с собой и Колю-Монаха. Но у него не было сил видеть такое «событие». И когда он услышал звон падающих колоколов, то ему показалось, что они плачут...
Коля уединился в саду и с горечью в душе молился:
- Господи, какое страшное время! Даже не хочется в нем жить. Что это за жизнь без церкви, без колокольного звона...
И вдруг какой-то голос послышался маленькому молитвеннику:
- Не печалься. Придет время, опять откроют храмы и опять зазвучит колокольный звон...
С восьми лет Коля Македонов пошел в школу. Школа, в которую он ходил, была бывшей усадьбой помещика Кублицкого перешедшей в предреволюционные годы помещику Тихановскому.
Архимандрит Авель всегда с теплом говорил о Кублицких. Шестнадцать человек из их рода Господь удостоил упокоиться в склепе у алтаря Тихвинской церкви. В семье Кублицких до 1734 г. хранилась мантия рязанского владыки священномученика Мисаила, которого язычники убили стрелой из лука. И надо ж такому случиться, что эта мантия, обагренная кровью святителя, в конце ХХ века перешла именно архимандриту Авелю, который хранил ее как святыню в Иоанно-Богословском монастыре.
- Нам в школе говорили, что помещики - это жестокие эксплуататоры, - вспоминал отец Авель, - что ничего хорошего людям они не принесли. Но я не верил. Крестьяне села Никуличи сохранили о Кублицких самые хорошие воспоминания. И через меня часто передавали в церковь записки об их упокоении. А ведь к тому времени после революции 1917 года прошло уже около тридцати лет...
Усадьба Кублицких была передана под школу стараниями вышедшей из их рода Ольги Всеволодовны Долгих, которую через много лет Господь сведет с одним из выпускников этой школы - Колей Македоновым. Случилось так, что в 1990-х годах она стала преподавать в православной воскресной школе, попечителем которой был архимандрит Авель, учившийся в помещичьей усадьбе ее потомков.
Однако первые классы он прошел в Советской школе N1 города Рязани. Его отец Николай Лазаревич работал тогда истопником этой школы и вместе с женой, работавшей уборщицей, и сынишкой-первоклассником жил в комнатке при котельной.
Ко второму классу его сынишка в укромном месте котельной оборудовал молитвенный уголок. Вот как об этом вспоминала одноклассница архимандрита Авеля Людмила Николаевна Макова: «Мы с Колей Македоновым дружили с первого класса. Но особенная дружба сложилась после того, как мы встретились на службе в Скорбященской церкви. Он очень обрадовался, что я верующая. И вот однажды в школе на большой перемене Коля подошел ко мне и сказал:
- Люська, пойдем со мной, я тебе покажу кое-что.
И повел меня в котельную. И там, в укромном месте я увидела иконы, лампадки, даже кадило было. Уж откуда он его взял, даже и не знаю. Зажег Коля лампадку и говорит:
- Вот, Люся, смотри, здесь моя маленькая церковь.
Другая одноклассница архимандрита Авеля Тамара Михайловна Гаврилова рассказывала, как он в то время играл в священника: «Людмила Макова с первого класса была моей подругой. Мы ее тогда звали по простому - Люся, Люська. Коля Македонов к нам очень хорошо относился. И вот, однажды предложил:
- Томка, Люська, давайте поиграем.
- А во что, - спросили мы.
- Я буду священником, а вы будете певчими. Будем отпевать усопших.
Почему-то он выбрал именно эту игру - «отпевание усопших». Взял самодельное кадило, молился и кадил. А мы пели «Со святыми упокой».
Вот такое стремление к церковной службе, такая любовь ко Господу была у десятилетнего Коли Македонова. И когда пришлось выбирать между верой в Бога и верой в коммунизм, то он безо всяких сомнений выбрал веру в Бога. Произошло это в третьем классе, когда школьников стали посвящать в пионеры. Пионерская организация в атеистической Советской России считалась начальным звеном сторонников коммунистических идей. После пионеров, школьники, как правило, становились членами ВЛКСМ (Всероссийского Ленинского Коммунистического Союза молодежи). А потом для них была открыта прямая дорога в члены КПСС (Коммунистической партии Советского Союза).
В пионеры принимали торжественно, с клятвой верности Советской родине и коммунистическим, а значит и атеистическим идеям. Школьникам выдавались красные треугольные галстуки. Получил его и Коля Македонов. Когда ему выдавали галстук, то сказали, что он должен снять нательный крестик, потому что вера и пионерия несовместимы. Крест и галстук носить вместе нельзя. А Коля и сам это понимал. Понимал, что христианский символ спасения и красный символ кровопролития невозможно объединить. Поэтому положил галстук на стол и ушел. Это был настоящий подвиг исповедничества, ведь на дворе стоял 1936-й год - начало новой волны гонений за веру. Одиннадцатилетнего мальчика решили наказать исключением из школы. Однако на защиту Коли твердо встала уважаемая всеми учительница, которая очень высоко ценила его нравственные качества. На собрании учителей она сказала:
- Если таких учеников, как Македонов исключат из школы, то с кем я останусь? Уж лучше я уйду вместе с ним.
С мнением уважаемой учительницы посчитались. Коля продолжил учиться школе. В советской, атеистической. Но ведь не местом спасается душа человека. Иуда был около Христа, а развратился сребролюбием и стал предателем, а праведный Лот жил в Содоме среди развратников, но остался верен Богу.
Данные рассказы публикуются по книге Игоря ЕВСИНА «Было много чудес», которую можно заказать в интернет-магазине «Зерна».
