«Просите и дано будет вам, ищите и обрящете; стучите, и отворят вам;
ибо всякий просящий получает,
и ждущий обретает, и стучащему отворят».
(Мф. 7, 7 - 9)
Вместо предисловия
Восхождение на Олимп - это не подробное сказание о том, как можно без больших затрат и потерь подняться на всем известную вершину, с которой неусыпным оком взирал на жизнь простых смертных могучий Зевс, возвыситься над остальным миром, чтобы присоседиться к горделивому величию богов, - это маленький эпизод повествования о трудном, ежедневном, порою мучительном восхождении на Олимп духовный, чётко очерченной дорожки на который никто не укажет. Её ищет каждый самостоятельно, индивидуально для себя, пусть и прислушиваясь к советам друзей и знакомых, и только в этом случае неутомимый поиск цели жизнепребывания на земле, стремление подняться над собственным эгоистичным «я», увериться в своих силах станут поистине благостным движением-восхождением на всю сознательную жизнь и непременно приведут к пониманию и осознанию собственного предназначения, такого быстротечного на грешной земле и необъяснимо вечного в мире духовном.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Утро. Немного пасмурно. Серое небо с редкими белёсыми просветами окружает мутно сияющие купола храма Покрова Пресвятой Богородицы, четыре года назад построенного в селе Бобровы Дворы и сразу же зажившего полноценной духовной жизнью, как только его настоятелем стал отец Алексей. Он-то и стал инициатором покорения почтенного Дона на байдарках. Дело это довольно хлопотное и с организационной, и с финансовой точек зрения. Но организаторским способностям батюшки может позавидовать любой мирской чиновник, а вот финансами и транспортом экспедицию поддержали Глеб Рафаилович, Еськов Сергей Леонидович, Черемисин Игорь Анатольевич, Зензин Андрей Венедигдович, Татьяна и Владимир Алексеенко.
Похоже на дождь. Путешественники с рюкзаками, спальными мешками, палатками и другими не менее необходимыми в походе мелочами собираются у ограды. К восьми часам подъезжает на автобусе, который довезёт нас до Воронежа (места начала пути), отец Алексей. Быстро и дружно загружаем вещи и запакованные байдарки и плот в автобус. Отец Алексей ведёт всех в храм на молебен, от души окропляет святой водой, и мы отправляемся в путь. Дойти на байдарках мы планируем до Павловска, но в расчёты вкрадывается досадная ошибка, и по Божьей воле всем нашим чаяниям и устремлениям не суждено будет до конца сбыться.
Едем. Лето, как и должно быть, располагает к отдыху, а молодости просто не свойственно ложиться спать рано, поэтому путешественники немного хмурятся, зевают, щурятся, но уже начавшееся путешествие скрашивает внезапное нарушение вольного режима летнего отдыха, быстро и почти незаметно протекающего. Хорошо, если протекающего с пользой, но зачастую его всецело поглощает безудержная «новорусская жисть»:
Над поникшими хатами
месяц блёстко остёр,
пересыпанный матами,
тесен сельский простор.
Замаячит под звёздами,
сытной волей пьяна,
беспризорная молодость
с рюкзаками вина, -
про тюрягу поющая
на свободе такой,
сытно жрущая, пьющая,
не знакома с тоской.
У старушки три курицы.
«Не богатый улов!» -
собутыльникам щурится
хилый внук - «зверолов».
Порасселись, как мухи,
костерок разгорается,
живность бедной старухи
в закусон превращается.
Парни, девочки томные
перегреты вином.
Ночка долгая, тёмная,
небо в речке - вниз дном.
Небо по-прежнему хмурится, только на горизонте толпятся густо пушистые молочные облака. Отец Алексей рассказывает весёлые жизненные притчи, а по обе стороны дороги тянутся спокойные ряды пышных тополей, осинок. Кроткий ветерок изредка нарушает спокойствие утра лёгким трепетом листьев на их макушках. Рябинки, ещё не созревшие, бледно-розовые, готовятся вспыхнуть к осени пунцовой спелостью гроздьев. В голове невольно возникают строчки стихов Сергея Есенина:
В саду горит костёр рябины красной,
Но никого не может он согреть.
Конечно, не сможет согреть того, кто не видит и не хочет видеть этого чудесного природного огня, этого великого предсмертного горения ради вечного торжества жизни на земле и весеннего её обновления.
Поля. Бесконечные поля с пограничными полосами тех же тополей, осин и берёзок, - русских берёзок, без которых просто немыслимо представить великую Русь, русское раздолье, русскую свободу. Они резко выделяются среди других деревьев белизной стволов, напоминая об исконно русской чистоте, святости и широкой щедрости души, уважаемой и почитаемой нашими предками, но теперь почему-то похаянной мелочностью мирской суеты нами, сыто и праздно живущими во благо чего? - неизвестно.
Поля. Созревающие солнечные подсолнухи. Русские поля: в них сытость и жизнь всей жизни, но теперь так резко редеющие, вымирающие и численностью, и мощью трудовых рук. И за всю дорогу до Воронежа не встретилось нам на пути ни одной церкви, ни одного храма. Обезбожела деревня, обезбожела Россия, но не потому, что народ отрёкся или позабыл веру нашу православную, а потому что разрушенные, сатанински стёртые с лица православной земли русской церкви некому теперь восстанавливать, - не те сейчас приоритеты, взгляды и устремления; бояре да купцы безвозвратно канули в лету, а переродившиеся в их подобие наместники думают-радеют теперь не о спасении души, а о сытости желудка и ублажении рыхлости ненасытного тела, потому и растут-возвышаются, как на дрожжах, на святой белгородской земле среди редких вновь построенных или восстановленных Божьих обителей угрюмые улицы разномастных многоэтажных дворцов, и народ русский-великомученик тянется теперь чаще не к сохе, а к стакану с горькой сивухой, после употребления коей беспросветная жизнь не кажется в тягость, хотя и не в радость, но становится безразличнее, спокойнее, беспроблемнее хоть недолгое время действия спиртного одурения-помутнения. Может быть, именно так и было на Руси до пришествия советской власти, но тогда вера не тяготила смиренную русскую душу, а помогала ей держаться, выстаивать, выживать, что и делало её несломимой, непобедимой для любого иноземного ворога. Теперь этим ворогом стал собственный, обогатившийся изворотливостью ума и цепкостью рук малочисленный люд, прячась от праведной людской молвы и хулы в шикарных толстостенных дворцах, неминуемо сокращая единожды дарованную Богом жизнь и не желая осознавать это.
Голубые ручейки цикория, бесконечные поля созревающего хлеба - бесконечность и величие России, о котором начинаешь задумываться только глядя длительное время из окна автобуса, а другого времени почему-то не находится, чтобы понять-ощутить своё нерушимое единство с природой и Россией, в чём не сомневались наши мудрые предки, отчего и жизнь кажется зачастую безрадостной и серой, как небо над июльской дорогой.
Овраги, как морщины от боли и страданий, глубоко врезавшиеся в тело земли молчаливым напоминанием о великом мученическом предназначении русского православного христианина, сопровождали нас до самого Воронежа...
Окраина города. Мы въезжаем под высокий двухрядный мост, часто и гулко вздрагивающий от резво проносящихся по нему машин. Вот он - Дон, так любовно и проницательно воспетый Михаилом Шолоховым, а теперь и мы сможем слиться с его размеренным, вековым течением. Выгружаем всё из автобуса. Он уезжает, а мы остаёмся как бы один на один с Доном. Примет ли он нас?
Сыплет мелкий дождик, но на него никто не обращает ни малейшего внимания: все всецело поглощены сборкой байдарок и плота. Большинство делают это впервые, поэтому внимательно наблюдают, как ловко и уверенно работают руки отца Алексея и Андрея, в прошлом году успешно покорявших на байдарках Архангельскую область.
Байдарки наконец собраны, поставлены в ряд. Обед. Об аппетите и говорить не стоит. Консервы и тушёнка на природе, да ещё после приятной, интересной работы идут куда лучше любых заморских деликатесов. Почти все подходят за добавкой, позвякивая ложками в пустых тарелках, бросая короткие взгляды на мелкую рябь на воде. Убраны остатки пищи и упаковочные пакеты. Байдарки спущены на воду и окружены гребцами. Одна за другой грациозно отходят они от берега, принимаемые в радушные объятия седого Дона. На плоту самые опытные. Загруженный вещами и продуктами, он завершает вереницу. Некоторые байдарки начинают кружиться на месте, сбиваемые с курса неслаженной работой гребцов, но уже через полчаса все идут более-менее ровно. Плот с грузоподъёмностью в одну тонну отстаёт. Сначала две, а потом три байдарки берут его на буксир: грести становится тяжелее.
Глубоко врезавшееся русло Дона часто и резко петляет, поэтому никогда заранее не знаешь, что ждёт тебя впереди. По берегам, почти на всём протяжении пути, старые, очень старые тупоносые лодки-плоскодонки, большею частью затопленные и брошенные в воде за ненадобностью или бесхозяйственной лёгкостью жития нынешнего поколения. Крутые берега, в некоторых местах отороченные почерневшим дубом, камышовые заросли с песчаными прогалинами. Редкие рыбаки с удочками и сетями, преимущественно женщины, совмещающие своё извечное предназначение продлять род человеческий теперь и с его прокормлением. Вымирает русский мужик-добытчик, а иногда, чего греха таить, и мельчающий, и женщина занимает его место, ведь свято место не может пустовать.
Пройден десяток километров пути. Первая понтонная переправа через Дон. Идём в самый широкий просвет. Всё быстрее надвигается и грозно нависает железная громада, и голова невольно склоняется набок. Самые младшие переносят байдарки по берегу. Одна байдарка входит в проём боком и переворачивается. Кто плавал, тот знает, что из перевёрнутой байдарки не так-то просто быстро выбраться. Но всё обошлось, только вещи намокли и утонул фартук. Вторую переправу прошли удачно. Двадцать пять километров позади.
Отойдя ещё немного от переправы, причаливаем к берегу, потому что уже стемнело. Обязанности были распределены заранее, поэтому тут же был разожжён костёр. Пока готовится ужин, выгружаем вещи на берег и разбиваем палатки. Почти все промокли, и нужно подсушиться, чтобы не замёрзнуть. Ужин. Песни под гитару и бурные воспоминания первого дня. Глубоко за полночь лагерь затихает, у костра остаются только дежурные. Потрескивают сухие ветки в костре и назойливо жужжат невидимые комары - непременные спутники любого путешествия.
ДЕНЬ ВТОРОЙ. Ночь пролетела скоротечно, тем более что почти половина её была проведена у костра. Жарко горит костёр, грея воду в ведре для чая. Разгорается тихий солнечный день. Лагерь постепенно просыпается, облачается в высохшую за ночь одежду и скучивается у костра. Немного постанывают с непривычки плечи и руки. Сегодня решаем подналечь на вёсла, иначе не сможем пройти и трети запланированного пути. Лёгкий завтрак, быстрая погрузка, и вот уже летят на фартук крупные брызги от вёсел. Стараемся сразу же взять ускоренный темп. Сверяем по карте маршрут: проходим село Гремячье, но за высокими деревьями его не видно. Идём к берегу.
Перед переправой выделяется добротный на высоком фундаменте домик с резными, давно не крашеными наличниками; ещё крепкий многодверный мазаный сарайчик, не подающий абсолютно никаких признаков жизни в нём, как и сам дом, молчаливо обращённый бледно-голубыми глазницами окон в мерцающее рябью течения лоно почтенного старика Дона. Сразу за домом - асфальт и повседневная мирская суета, от которой мы совсем недавно сознательно отреклись, хоть и на небольшой срок, но всё-таки такой необходимый и не только из-за близкого общения с природой, но и полезный каждому человеку, чтобы испытать свои силы, прислушаться к зову своего сердца и, может быть, именно здесь принять очень важное для себя решение, которое изменит всю дальнейшую жизнь.
Пополняем запас питьевой воды. Недалеко от берега неторопливо проходит длинный старенький катер «Спасатель» с новеньким, гордо развевающимся российским флагом на корме. Очень хочется, чтобы и Родина никогда не чахла, как этот верно служащий многие годы катер; хочется, чтобы она всегда оставалась сильной, процветающей и молодой, а это зависит от каждого из нас, только нужно понять это и не ссылаться на различные житейские трудности. Не решаемых проблем не бывает. Бывают леность и безразличие не только к судьбе великой державы, но и своей собственной, такой незаметной, но такой бесценно значимой; нужно только очень захотеть, чтобы жизнь твоя не прошла даром, чтобы горение, а не тление двигало твоими помыслами и устремлениями, и тогда на многое Господь откроет тебе глаза, и чуточку ближе станет вершина Олимпа, а дорожка чётче и прямее.
Плывём дальше. Солнце жарко печёт. Оскари покорно склонились к воде, словно радушно приветствуя внимательного и чуткого человека-созидателя. Красивый песчаный берег по левому борту. Единодушно решаем именно здесь остановиться на отдых и обед. Пока готовится пища, купаемся, ведь неизвестно, когда ещё доведётся омыть бренное тело своё в тёплой воде Дона...
Снова налегаем на вёсла. Тишина и покой кругом, одним словом - Божья благодать. И не понимаешь, почему и за что люди ненавидят друг друга, убивают, ведь окружающий мир так прекрасен, что даже на мгновение не хочется вспоминать о вражде и ненависти, чтобы не тревожить понапрасну ожившую, оттаявшую на природе душу.
Крутой поворот. Из-за крон деревьев внезапно вырастают семь огромных конусообразных башен: это Воронежская АЭС. Всё ближе и ближе подходим к ней, и башни, как русские великаны, всё выше устремляются в небо. Начинает смеркаться, и по контуру выделяются красные сигнальные огни. Молочные клубы пара испускают открытые жерла в чистое голубое небо. Поражает величие ума человеческого и творение неустанных рук его, только бы во благо были они использованы. Через полчаса башни-великаны исчезают за поворотом.
Планируем дойти засветло до села Первое Сторожевое. Плот буксируют уже пять байдарок. Два часа гребём на одном дыхании. Начинают предательски ныть от усталости плечи, но это только первое время, а потом боль отступает, и ты работаешь, как сверхпрочная машина, единственная задача которой - грести.
Одинокий огонёк на берегу. Это рыбаки остались на ночёвку. Весь окружающий мир сливается в смоляную муть, когда мы, ведомые течением, причаливаем к берегу. Моросит дождь. Мокрые от дождя и усердного налегания на вёсла ускоренно выгружаемся и - к спасительному костру, под кроны высоченных деревьев. Промокшие до нитки сушатся у костра, остальные устанавливают палатки. Напряжение дня, пятьдесят пять километров пути сказываются, и некоторые путешественники сразу забираются в палатки, даже не поужинав. Лагерь быстро затихает, только мелкий дождь шуршит в густой листве, но и он скоро затихает или уносит свою монотонную шуршащую мелодию дальше в непроглядный мрак ночи.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ. Утро, как ни в чём не бывало, снова тихое, тёплое и солнечное. Лагерь просыпается только к девяти часам. Дежурные уже вскипятили воду. Теперь уже никто не отказывается подкрепиться, отдохнув и изрядно проголодавшись за ночь. Ужинаем и завтракаем одновременно. Осматриваем местность, потому что ночью этого нам при любом желании сделать бы не удалось. В десяти метрах на берегу лежит изрядно поржавевшая угловатая туша парома с подгнившим деревянным настилом, привязанная толстым тросом к тем самым деревьям, под которыми мы разбили лагерь. Паром величественно, но неброско высится из травы, ожидая, когда его порежут и сдадут на металлолом предприимчивые люди, одним махом вырезав солидный отрезок времени жизни села Первое Сторожевое, от которого осталось теперь всего несколько дворов, и незачем преодолевать стометровую водную ширь, чтобы попасть на противоположный берег дона, отмеченный почерневшим и заросшим камышом дубовым причалом. Жизнь замирает, только Дон неутомимо несёт свои спокойные воды в будущее, будем надеяться, - более светлое, чем нынешнее двойственное и разбазаренное.
Просчитав пройденный и предстоящий маршрут, понимаем, как это ни прискорбно, что до Павловска нам не дойти, поэтому решает идти до ближайшей Урыв - Покровки и высаживаться на берег. В десять часов отплываем, прежде сфотографировавшись на память.
Стараемся держать ускоренный темп. Правый берег, как и всю дорогу, выше и круче левого густо зарос кустарником и столпившимися, сжавшимися, как от холода, дубами и редкими соснами. «Вот бы здесь подвизаться в монахи и основать скит», - произносит вдруг задумчиво семинарист Миша. Но ему никто не отвечает. Все заняты своими мыслями. Но это и хорошо: где ещё удастся подумать о своей жизни.
Впереди меловые курганы десяти - двадцатиметровой высоты, очень часто встречаемые нами на пути, как скалы подступающие почти к самой воде. Один из таких по правому борту. Замечаем у его подножия узорчатый крест. Очень кстати оказываются рыбаки на берегу. Интересуемся происхождением креста. «Это альпинист сверху свалился», - весело кричит молодой парень. Нас не устраивает такое объяснение, спрашиваем рыбаков на левом берегу. И один нам рассказывает, что здесь святые места: во время войны фашисты взорвали подземный монастырь, и теперь на одном из срезов скалы отчётливо выделяется икона Божьей Матери. «Но не всем она показывается, - горестно заключает он, - я вот сколько ни смотрю - ничего не вижу». Мы тут же устремляем заинтересованные взоры на курган. «Я вижу! - восклицает семинарист Миша. - На втором срезе, вверху». «Не каждому дано», - вертится в голове. Остальные молчат. Кому-то кажется, и он говорит об этом робко, что Божья Мать стоит в полный рост, покорно склонив голову. Но никто ведь не может взглянуть на чудо глазами видящего: такое нужно заслужить. Течение медленно, но неумолимо уносит нас от таинственного кургана, а мы всё не решаемся взяться за вёсла.
Поднимается порывистый ветер. Идём на волну, и, кажется, что стоим на месте. Нас обгоняет уже знакомый катер. «Вот бы на буксир», - возникает мимолётная мысль. Но мы гоним её и дружнее налегаем на вёсла. Снова курган. Дети наверху машут нам руками. Мы машем им в ответ. Не часто, видимо, приходится видеть им вереницу разноцветных байдарок, и потому они долго смотрят нам вслед, желая по-детски бескорыстно доброго пути.
Впереди последний понтонный мост. Вереницей входим в более узкий проход, чем были ранее. Течение отжимает от берега, байдарки проходят свободно, а плот приходится почти проталкивать под низкой железной громадой.
Делаем небольшую остановку на длинном песчаном берегу, сплошь усеянном моллюсками. Стадо рыжих коров разлеглось в тени акаций, громко пыхтя от усердного пережёвывания травы. Пастухи молча рассматривают непрошеных гостей. Спрашиваем у них о нашем местонахождении и тут же отплываем. Ветер не прекращается и бьёт как раз в лицо.
Дотягиваем до замершего у берега цельнометаллического парома. Это и есть Урыв - Покровка. Пройдено ещё тридцать километров. Выбираемся на берег и вытаскиваем из воды байдарки и плот. Дежурные хлопочут у костра, остальные разбирают и пакуют байдарки. Не верится, что путешествие заканчивается, но трёхдневная нагрузка даёт о себе знать, поэтому хочется отдохнуть.
Как раз к накрытому столу подъезжает автобус. Начинает моросить мелкий дождик, омывая прохладой наши загоревшие тела и раскрасневшиеся лица.
Навещает нас Глеб Рафаилович и вместе с нами разделяет скромную трапезу: волновался отец за двоих своих сыновей, которые, хотя и помоложе остальных, но за всё время пути ни разу не захныкали.
Ещё раз окидываем прощальным взглядом неспешное русло Дона, втайне надеясь в следующий раз пройти запланированный маршрут до конца. Отец Алексей сообщает, что в селе есть старинный Свято - Никольский храм. Конечно же едем туда, петляя по переулкам и угадывая родные дороги по тряске и качке на ухабах. Храм стоит на возвышенном месте, как всегда было принято строить на Руси, чтобы далеко окрест несли колокола Божью благодать. Он закрыт, да и понятное дело: смеркается. Фотографируемся на фоне храма и ждём настоятеля отца Сергия. Он появляется немного растерянный, видя неожиданную подростковую делегацию да ещё во главе с бравым батюшкой. Мы вкратце рассказываем ему о нашем путешествии. Он впускает нас внутрь, где сразу же чувствуется особенная умиротворяющая прохлада и целительная лучезарность намоленных икон. В храме отец Сергий, как человек, бережно сохраняющий историю родных мест, подробно рассказывает нам о том, что сам он родом из этих мест, является сопредседателем общественной палаты района, председателем комитета по воспитательной работе среди молодёжи, председателем районного общества православных врачей. Кроме того он ещё краевед и археолог. Ожидая его на улице, мы заметили, что на храме отсутствует колокольня, и отец Сергий поведал нам о том, что во время войны в этих местах шли жестокие бои, которые по описаниям сравниваются со Сталинградскими. Так вот, на колокольне укрылись два советских снайпера и вели прицельный огонь. Когда фашисты их всё-таки засекли, то ударили по ним из орудия. Колокольню снесло, но оба бойца выжили. Они приезжали сюда уже в мирное время, потому что до конца дней своих не смогут забыть место, где они как бы заново родились.
Строился храм пять лет. Жителям очень хотелось закончить строительство на праздник святителя Николая, но не хватало средств. И тогда с благословением пошли они по соседним сёлам просить помощи. И одна большая семья, у которой уже два года лежала в немощи молодая женщина, отдала на храм все свои сбережения, попросив только, чтобы их позвали на открытие храма. Храм открыли, привезли болящую, и семья эта, стоя на коленях, слёзно молила Николая Чудотворца о помощи. Видя такое, все прихожане тоже встали на колени и молились вместе с ними. Через некоторое время молодая женщина выздоровела. Слезоточила и мироточила икона Марии Египетской, купленная учительницей для болезненной дочери Марии; мироточили в храме иконы Казанской Божьей Матери и Спиридона Трифутского.
Отец Сергий в миру несколько лет проработал в школе и сейчас ведёт кружки. При храме работает воскресная школа. Ребята посещают святые места, оказывают помощь в археологических раскопках и являются одними из лучших.
Смотришь, слушаешь и окончательно убеждаешься в том, что ищущий - обрящет, только нужно хоть чуточку любить окружающий мир и не замыкаться в своём собственном житейском мирке.
Отец Сергий показывает нам целебный источник. По вделанным в склон оврага ступеням спускаемся к ухоженному, накрытому деревянной крышкой колодцу, из приподнятой над землёй трубы набираем в пластиковые бутылки бегущую резвой струёй воду и тут же пробуем её на вкус: не очень холодная, но чистая и мягкая. Не иссякают благодатные источники, не забывает, милосердно радеет о своих заблудших овцах Господь, неся с целебной водой жизнь и здоровье.
Уже начинает терять чёткие очертания ближайшая лесополоса, когда мы прощаемся с радушным и говорливым отцом Сергием.
Едем домой, освещаемые яркими фарами встречных машин. Всю дорогу отец Алексей отвечает на вопросы путешественников, что говорит о том, что разбередил поход молодую, неокрепшую душу, и она начинает искать ответы на многие, далеко не житейские вопросы. И тут же получает их от человека, выбравшего своей жизненной стезёй не только служение Богу, но и бескорыстную помощь всем людям от мала до велика, о которых вряд ли кто-то позаботится лучше.
Побольше бы таких людей, как отец Алексей и отец Сергий, посылал нам Господь, чтобы не оскудели человеческие сердца любовью и состраданием к ближнему, чтобы с каждым днём становилось всё больше и больше стучащих, ибо истина одна, но так трудно отыскать её в одиночку...
