Прочитав, опубликованную 5 декабря статью известного ученого, хирурга, академика РАМ России, бессменного председателя Союза борьбы за народную трезвость Фёдора Григорьевича Углова (1904-2008) «Правда и ложь о "сухом законе" (1914-1925 гг.)», я был очень удивлен той благостной картиной, которую рисует автор, повествуя о последствиях введенного российскими властями в 1914 году «сухого закона». По прочтении статьи складывается впечатление, что стоило только запретить продажу спиртного, так народ, будто бы только и дожидавшийся этого указа, сразу же перестал пить и не пил не только всю Мировую войну, но проходил трезвым и в войну Гражданскую.
Между тем, факты говорят о другом. Работая над докторской диссертацией, а затем над книгой, посвященной деятельности русских консерваторов в Государственной Думе и Государственном Совете, мне пришлось ознакомиться и с вопросами, касающимися борьбы правых против народного пьянства, в котором они видели одну из главных причин бедности простого народа. Ниже привожу небольшой фрагмент из готовящейся в настоящее время к печати книги «Правые в русском парламенте: от кризиса к краху (1914-1917)», посвященный взглядам «парламентских» русских правых на проблему пьянства и «сухой закон», а также постигшему их разочарованию от применения этой меры на практике.
Андрей Александрович Иванов, доктор исторических наук.
* * *
Забота о народном здравии и борьба с пьянством всегда занимали особое место в программе русских правых[1]. Антиалкогольная политика правых всегда была тесным образом связана со стремлением улучшить народное благосостояние, поскольку именно в народном пьянстве им виделась одна из главных причин материального неблагополучия простонародья. В довоенные годы правые вели активную пропаганду в этой сфере, публиковали специальную литературу, читали лекции, организовывали чайные, поддерживали законопроекты, направленные на борьбу с пьянством, выступали ярыми противниками государственной монополии на продажу спиртных напитков, считая, что никакие доходы в казну с пьющего человека не пойдут государству на пользу.
Незадолго до начала Первой мировой войны правой фракцией Государственной думы был выдвинут законопроект «О мерах борьбы с пьянством»[2], предусматривавший ограничение продаж спиртного и допустимых мест для торговли им; увеличение объема минимальной тары; уравнение с крепкими спиртными напитками пива, медов, браги; ограничение времени продажи спиртного (с 9 ч. до 19 ч. в городе и до 17 ч. на селе); полный запрет на продажу водочных изделий в дни православных праздников, строгие посты, воскресные дни и дни им предшествующие; предлагалось взыскивать крупные штрафы за появление в общественных местах в нетрезвом виде и подвергать алкоголиков принудительному лечению; строго карать торговцев спиртным, нарушающих закон; ввести обязательную пропаганду трезвого образа жизни в учебных заведениях; учредить специальный государственный орган за контролем над ситуацией и др.[3]
Этот взгляд на проблему народного пьянства разделяли и члены правой группы Государственного совета. «Каждый пропитый рубль является рублем убитым», - писал в 1914 г. один из видных деятелей правой группы князь Д. П. Голицын-Муравлин. «Каков бы ни был ярлык на бутылке, мы ошибаемся, когда называем пустою ту бутылку, из которой уже выпито вино; это бутылка не пустая, в ней заключается часть русской созидательной мощи и часть русского народного богатства»[4]. Русский народ пьет не потому, что он беден, а беден, потому что пьет, - утверждал князь.
А в январе 1914 г. правая группа Государственного совета единогласно поддержала предложение своего члена В. Н. Охотникова добиваться от властей повышения розничной стоимости крепких спиртных напитков[5].
И хотя законопроект правых Думой принят не был, по мнению историка Ю. И. Кирьянова, целенаправленная политика монархистов в этом вопросе оказала существенное влияние на решение императора Николая II в 1914 г. ввести «сухой закон», встреченный правыми с восторгом[6]. Правые рассчитывали, что в связи с принятием государственной программы по прекращению пьянства на время войны успех делу будет обеспечен.
При этом надо отметить, что довоенный взгляд на решение проблемы пьянства был далеко не у всех лидеров правых таким радикальным. Уже цитировавшийся нами выше князь Голицын-Муравлин, поддержавший законодательную инициативу думских правых и считавший пьянство «наиболее опасным внутренним врагом России», призывал борцов с этим общественным недугом не рубить с плеча, а признать, что решение проблемы долгое, требующее миссионерской и воспитательной работы со стороны тех, кто ведет трезвый образ жизни. Если же радикально убить возможность для народа удовлетворить свою привычку к спиртному, писал князь, есть опасность убить и рабов этой привычки, коих в России слишком много[7]. При этом князь справедливо указывал критикам винной монополии, что проблема пьянства коренится не в ней, что монополия лишь растение, принявшее исполинские размеры потому, что попало на благодатную почву, а значит и отмена ее ничего, кроме перетекания дохода от продажи алкоголя в частные руки, не даст. «Пьянство пошло у нас не от казенной продажи питей, пьянство привело нас к казенной продаже питей, как к самой повелительной необходимости», - резюмировал правый политик. Но, вместе с тем, признавал он, прибыль русской казны от продажи спиртных напитков пропорциональна убыли русского духа и как результат на месте «русского леса, затопленного алкоголем», виднеется «мелкий кустарник разъедающей нас бездарности»[8].
Не оставили правые этого вопроса и с введением на время войны «сухого закона»[9]. В первые дни войны некоторые из них с удовлетворением отмечали, что одного слова, произнесенного с высоты царского престола, так подействовавшего на психику русского народа и «превратившего его к всеобщему удивлению не только в глубоко убежденного, но прямо в фанатика-трезвенника», оказалось достаточно, чтобы народ возжелал, «чтобы этот высокомудрый и достопамятный царский запрет не был снят по окончании войны»[10]. Более того, правые верили в то, что «русская сила ныне идет в бой трезвая, а тевтонская сила идет пьяная, нечистая...»[11]. Официальная статистика как будто подтверждала эти сведения. В статистическом обследовании за 1915 г. отмечалось благотворное влияние «сухого закона» на благосостояние и нравственное поведение рабочих и крестьян[12].
Член правой группы Государственного совета А. И. Мосолов отмечал, что царский запрет на продажу спиртного позволил, в отличие от событий Русско-японской войны, спокойно и без эксцессов провести мобилизацию. Как следовало из доклада, прочитанного Мосоловым перед Объединенным дворянством, хулиганство в стране прекратилось, семейная жизнь наладилась, «прекратились грабежи, драки и скандалы. Не стало слышно безобразной ругани. На улицах исчезли босяки и нищие стали редким явлением». «Это ли не чудо!» - восклицал докладчик[13]. Более того, утверждал Мосолов, благосостояние протрезвевшего народа, несмотря на войну, выросло, о чем свидетельствует увеличение к 1915 г. банковских вкладов и статистика по Московской губернии. Если до войны, отмечал Мосолов, население губернии потребляло алкоголя на 48 млн руб. в год, то теперь эти деньги остаются в семьях.
И надо сказать, что таково было общее мнение. На первых порах «сухой закон» дал впечатлявшие современников результаты. «Все винные лавки закрыты, и вы не узнали бы Петербурга, - писал в частном письме сотрудник "Нового времени" Е. Егоров некоему С. Потехину. - То же самое повсюду, и в деревнях прекратилось буйство, хулиганство, даже самоубийства. Трезвая Россия - только подумайте об этом!»[14] Да и либерал В. Д. Кузьмин-Караваев признавал: «Месяц войны дал поразительную картину народного отрезвления. И, чтобы быть объективным, нельзя не признать, что замечаемое всюду наблюдательно-спокойное отношение к войне, без эксцессов <...>, если не главным образом, то в весьма значительной степени должно быть отнесено на счет изъятия из обращения алкоголя. <...> По единогласному отзыву "отсутствие водки переродило народ"»[15].
«Зеленый змий», казалось правым на первых порах, был поражен, «шевелились» лишь «змееныши» - пиво и вина[16]. «Добейте змеенышей, - призывали они, - тогда вы увидите тот колоссальный рост, какой примет Россия»[17]. Таким образом, антиалкогольная кампания, предпринятая правыми, шла даже дальше принятого императором «сухого закона». Член правой группы Государственного совета Д. Д. Левшин в одной из своих речей сравнивал борьбу за народную трезвость с войной с немцами, подчеркивая, что «зеленый змий» для России враг еще более давний, чем германизм. Правый политик призывал воспользоваться сложившейся ситуацией и превратить временную меру в постоянную, для чего предлагал членам верхней палаты ходатайствовать перед императором о сохранении сухого закона и по завершении войны «до того времени, когда бы великий человеческий океан, именуемый Россиею, улегся бы от бурных волн мировой войны и когда в нем все стало бы на место»[18]. А правый депутат-священник Ф. П. Адриановский настаивал, чтобы и по окончании войны не допускать в России ни под каким видом продажи не только крепких спиртных напитков, но и виноградных вин и пива, видя в этой мере «залог будущего возрождения Русского государства»[19].
Однако довольно скоро правым пришлось признать иллюзорность своих надежд. Уже осенью 1914 г. в правых газетах появились статьи, полные негодования по поводу потребления народом денатурированного спирта, «киндер-бальзама», политуры, «ханжи»[20] и тому подобных «напитков»[21]. Местами доходило до того, что определенная категория людей, не имевшая возможности достать спиртное, стала потреблять лаки и краски, свободная продажа которых в отдельных регионах империи тут же была запрещена[22]. В итоге, в 1915 г. один из постоянных ораторов фракции правых по данному вопросу, А. П. Вишневский, вынужден был открыто признать, что пьяные в России есть и, по всей видимости, будут, поскольку торговля денатуратом, «одурманивающими квасами» и одеколоном идет бойко. Аптека же, по его словам, и вовсе превратилась в кабак, «где покупают к свадьбам и ко всем пиршествам всевозможные капли, всевозможные настойки, но вовсе не в миниатюрных флакончиках»[23]. Через полгода тот же депутат признал, что пьянство не только не сократилось, а продолжает прогрессировать в самой опасной степени[24].
«С прекращением казенной продажи водки пьянство в простом народе вовсе не сократилось, - также информировал князя Д. П. Голицына-Муравлина неизвестный корреспондент. - Тайные винокуренные заводы, так называемые каштаки, [есть] в каждой деревне»[25]. Причем количество этих тайных заводов становилось пугающим. Если в предвоенный 1913 год по всей России было выявлено лишь 600 случаев подпольного самогоноварения, то в 1915 г. их уже насчитывалось 6 тыс., а с осени 1916 по весну 1917 г. - более 9 тыс.[26]
Член правой группы Государственного совета А. И. Мосолов приводил в своем докладе следующие цифры, полученные им из Министерства финансов и газетных источников: 1825 заводов подпольно занимались производством «особой» водки «кумушки», 160 - тайно продолжали винокурение, 92 - очищали политуру, 60 - занимались очисткой денатурированного спирта[27]. А. И. Мосолов с досадой признавал, что «все отбросы населения» толкутся в длинных «хвостах» у лавок, торгующих денатуратом якобы для технических целей (хотя подлинные цели, замечал Мосолов, читались на лицах покупателей)[28]. Признавал Мосолов и злоупотребления со стороны медиков, приводя в пример тульского врача, арестованного за продажу в качестве «лечебного средства» 600 ведер водки. Также было обращено внимание и на проблему разрастания черного рынка и подпольных питейных заведений.
Выход из сложившейся ситуации А. И. Мосолов видел следующий: 1) довести производство денатурата до полной невозможности его употребления как напитка; 2) ввести самые строгие условия отпуска чистого спирта; 3) ужесточить наказание за продажу вредных спиртосодержащих смесей вплоть до каторги; 4) признать пьяное состояние отягчающим, а не смягчающим обстоятельством при совершении правонарушений; 5) карать тайное винокурение[29]. Эти меры были полностью поддержаны съездом Объединенного дворянства.
Искренняя озабоченность правых вопросом народной трезвости не осталась незамеченной наверху. 3 февраля 1916 г. член правой группы Государственного совета граф А. А. Бобринский был высочайше назначен председателем Особого совещания для объединения мероприятий, направленных к укреплению народной трезвости[30].
Вместе с тем оказалось, что одной монаршей воли было недостаточно для прекращения такого многовекового русского недуга, как пьянство. Это обескуражило правых, но рук они не опустили. Правые полностью поддержали действия властей, штрафующих заведения, продолжавшие тайно реализовывать спиртные напитки, призывали к более строгому контролю над аптеками, пытались обратить внимание общества на самые пагубные последствия тайного производства и продажи спиртосодержащей продукции. Накануне революции, 20 февраля 1917 г., при настойчивом давлении правой группы в Государственном совете была сформирована специальная комиссия, призванная подготовить проект, закрепляющий в России «сухой закон». По мнению князя Д. П. Голицына-Муравлина, председателя Особого совещания по укреплению трезвости, лоббировавшего создание такой комиссии, грядущий «благовест мира» не должен быть нарушен «набатом повального пьянства», которое непременно бы наступило, если бы вместе с прекращением войны прекратилось бы и действие «сухого закона»[31]. Поэтому, подчеркивал он, итоговый закон должен был стать «краеугольным камнем для дальнейшей трезвенной реформы»[32].
В состав комиссии из 15 членов 6 мест получили правые, заняв к тому же руководящие посты (В. К. Десятовский (Саблер) - председатель, В. М. Охотников - товарищ председателя)[33]. Но комиссии довелось провести лишь одно заседание, состоявшееся 22 февраля 1917 г., - начавшаяся революция поставила крест на дальнейшей разработке этой меры.
[1] См., напр.: Размолодин М. Л. Русский вопрос в идеологии черной сотни. С. 310-319.
[2] Законотворчество думских фракций. 1906-1917 гг.: Документы и материалы. М., 2006. С. 82-86.
[3] Отметим, что эта инициатива правых встретила тогда заметное сопротивление со стороны владельцев питейных заведений. В фонде члена Государственного совета графа И. И. Воронцова-Дашкова отложилось обращение от «Общества владельцев питейных заведений трактирного промысла, торгующих крепкими спиртными напитками в городе С.-Петербурге и его пригородах», в котором авторы просили членов Гос. Совета заблокировать думский законопроект, поскольку он, по их подсчетам, не считая местных и храмовых праздников, запрещал торговлю спиртным 92 дня в году. Такое положение дел должно было разорить питейный бизнес, а между тем, заверяли авторы записки, питейные заведения для народа «необходимы», т. к. являются «не столько местами потребления крепких напитков, сколько местами общения». «Нет никаких оснований запрещать населению в течение более полугода употреблять за едой вне дома крепкие напитки», - резюмировали владельцы питейных заведений, указывая членам Гос. Совета на то, что закон убьет «целую отрасль отечественной торговли». Требование же правых депутатов, указывали они, «находится в полном противоречии с требованием жизни и ее внутренним укладом в России». Но чтобы их протест совсем уж не выглядел как поощрение народного пьянства, авторы записки предлагали свою меру борьбы с алкоголизмом: постепенное понижение крепости водки до 30-25° (ОР РГБ. Ф. 58/II. Картон 43. Ед. хр. 4/5. Л. 3-7). Подобные проекты «борьбы с пьянством», составленные пивоварами, владельцами винно-водочных заводов и торговцами горячительными напитками, направлялись правым членам Государственного совета и в годы войны. См.: РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 53. Л. 18-28.
[4] Голицын-Муравлин Д. П. Исконный враг русского народа. Харьков, 1914. С. 2.
[5] РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 53. Л. 25.
[6] Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911-1917. М., 2001. С. 335.
[7] Голицын-Муравлин Д. П. Исконный враг русского народа. С. 3.
[8] Там же. С. 7. Князь был убежден, что, несмотря на заметные технические и экономические успехи Российской империи, из-за массового пьянства народ лишился самого главного - творчества. «Ведь рост духовный определяется не мостами, не банковскими операциями, а творчеством. Этого творчества нет ни в какой отрасли. Великих людей больше нет! А великие люди - не случайное явление, это результат избыточного отложения народных сил, государственной мощи. Их нет! Они были, когда мы учились - они были, а теперь их нет <...>. Талант скрылся, его не стало более. Засосало его пьяное болото, на котором булькают скверные пузырьки футуризма, кубизма, модернизма!» (Там же. С. 5.)
[9] См.: Иванов А. А. Русские правые и проблема народного пьянства (годы Первой мировой войны) // Актуальные вопросы истории: Материалы межвузовской науч. конференции. 20 мая 2009 г. Н. Новгород, 2009. С. 49-51.
[10] Государственная дума. Созыв IV. Сессия III. Стб. 68.
[11] Там же. Сессия IV. Пг., 1915. Стб. 132; Околович К. Пасхальный привет христолюбивому воину. Пг., 1915. С. 12.
[12] Кирьянов Ю. И. Правые партии. С. 335. Отрезвление рабочих. Статистическое обследование влияния прекращения продажи спиртных напитков на производительность труда рабочих / Под. ред. Ф. И. Кубацкого. М., 1915.
[13] Доклад Постоянному совету Объединенных дворянских обществ товарища председателя А. И. Мосолова. [Пг., 1915]. С. 4; См. также: РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 33. Л. 2-2 об.
[14] ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 993. Л. 1209.
[15] Кузьмин-Караваев В. Вопросы внутренней жизни // Вестник Европы. 1914. № 9. С. 372-374.
[16] «Сухой закон», введенный в 1914 г., подразумевал запрет на продажу крепких спиртных напитков за исключением виноградных вин (не крепче 16%) и пива (не крепче 3,7%), которые дозволялось продавать в ограниченном числе специальных торговых заведений и в определенные часы (с 9 до 18). См.: Карпачев М. Д. Движение за народную трезвость в Воронежской губернии в начале XX в. // Вопросы истории. 2010. № 9. С. 88-89; Пашков Е. В. Антиалкогольная кампания в России в годы Первой мировой войны // Вопросы истории. 2010. № 10. С. 87.
[17] Новое время. 1915. 29 января (11 февраля).
[18] Государственный совет. Стенографический отчет. 1915. Сессия X. Пг., 1915. Стб. 96.
[19] Справочный листок Государственной думы (Четвертый созыв - третья сессия). 1915. 29 янв. № 3.
[20] Как указывал А. И. Мосолов, низы общества из-за невозможности достать водки пристрастились к новому вредному напитку «ханжа», популярность которого распространяется с «огромной быстротою». «Напиток» представлял собой денатурат, «перегоняемый через горячий хлеб и сдабриваемый различного рода квасами и виноградными соками» (РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 33. Л. 3 об.).
[21] Земщина. 1914. 21 октября, 16 ноября. В шутку даже говорили, что пьяниц отныне следует называть не алкоголиками, а «политурщиками», «одеколонщиками», «денатуратчиками» и т. п.
[22] Пашков Е. В. Антиалкогольная кампания в России в годы Первой мировой войны. С. 89.
[23] Государственная дума. Созыв IV. Сессия IV. Стб. 969.
[24] Там же. Стб. 1830.
[25] ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1071. Л. 25.
[26] Пашков Е. В. Антиалкогольная кампания в России в годы Первой мировой войны. С. 90.
[27] РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 33. Л. 4. См. также: Утро России. 1915. 10 февраля.
[28] Доклад Постоянному совету Объединенных дворянских обществ товарища председателя А. И. Мосолова [Пг., 1915]. С. 5.
[29] Там же. С. 78; РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 33. Л. 4-4 об.
[30] РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 53. Л. 15.
[31] РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. Д. 4. Л. 13 об.
[32] Новое время. 1917. 23 февраля.
[33] Там же.
1. природа не терпит пустоты