Еврейский апологет старообрядчества

Печатается по: Прибавления к Церковным Ведомостям. № 42. 1912. С. 1702-1705.

+          +          +

В № 39-м старообрядческого журнала «Церковь» (за текущий 1912 г.) сообщалось о смерти «известного» деятеля, стяжавшего себе «славу» в старообрядчестве «знаменитыми» «Историческими исследованиями», (якобы) служащими к оправданию старообрядцев – Владимира Михайловича Карловича. Должно быть под свежим впечатлением этой «тяжелой» для старообрядцев «утраты» корреспондент журнала ничего не нашелся сказать читателям о г. Карловиче, ограничившись лишь только перепечаткой его автобиографии, написанной еще в 1902 году. Не много узнали о своем «знаменитом» апологете читатели-старообрядцы из этих автобиографических указаний! Родившись и воспитавшись в еврейском вероисповедании, пишет г. Карлович, я с детства был воспитан в духе талмудическом… Между тем родители мои считали не лишним дать мне и европейское (!) воспитание, которое дает возможность узнать свободную жизнь и дальше бросать взгляды в дальний свет… Прочитавши «о великих христианских учителях, происходивших из еврейского племени  перешедших в христианство», Карлович задумал сам пойти по их следам, но не знал к какому «религиозному разделению» примкнуть. «Случайно промысл столкнул» его со старообрядцами; Карлович делается старообрядцем и «совершенно сливается» с их «непреложными (?) и здоровыми (?) понятиями». С этих пор он выступает апологетом «угнетенного» старообрядчества и только благодаря «сильной вере (?) и убеждениям перешагивает все острые преграды на этом печальном и тернистом пути». Конечно, этими «преградами» являлись прежде всего «гонения» от никонианцев, в доказательство которых Карлович и приводит два случая. Первый был в 1877 году, когда, по его рассказу, он «зашел (?) во Владимире в военный госпиталь навестить (?) раненных солдат после русско-турецкой войны и увидя (?), что священник укоряет (?) одного тяжко раненого солдата-старообрядца за его ересь, обличил (?) священника в несправедливости его взгляда на старообрядцев»: за это (а может быть и не за одно это) Карловича арестовали. Другое «гонение» было воздвигнуто на Карловича за противозаконное печатание книг в пользу раскола: его попросили оставить Россию и отправиться на свою родину, в турецкие владения. Вот и все указанные Карловичем «страшные» гонения от православных, претерпенные им за своих «братьев-одноверцев (?)». Когда же была объявлена в России «религиозная свобода», Карлович уехал из турецких владений и поселился в Москве.

Бедный корреспондент «Церкви», как мало знает он о своем «славном» Карловиче! Но это беда поправимая, и мы постараемся дополнить сведения, сообщенные в старообрядческом журнале на основании принадлежащих нам документов. В 1896 году 18 февраля известный расколовед Н.И. Субботин в письме к одному важному сановнику сообщал следующее: «Мне сказали знающие люди, что Карлович прошлым летом или прошлой осенью приезжал[1] (в Москву), виделся здесь с раскольническими товарищами, в том числе с Савватием[2], получил от этого последнего значительную сумму и напечатал за границей «Апологию Савватия» – целое его «Житие», с приложениями и портретом. Книга есть и в Москве, но приобресть ее еще трудно. Истинный жид, в одно и то же время служащий расколу и предлагающий услуги для церкви и кому еще»[3]. В объяснение последних строк приведенного письма Н.И. Субботина добавим, что Карлович в то самое время, как собирал деньги с раскольников на издание сочинений в защиту и прославление раскола, хлопотал перед «высшим российским правительством» о великодушном прошении за службу раскольникам, изъявлял сожаление, что поносил православную церковь и ея пастырей, просил разрешения возвратиться в Россию и обещал посвятить свои силы и таланты на защиту православия против врагов его и прежде всего, разумеется, раскольников!? Очевидно, вследствие этих хлопот Карловича пред «высшим российским правительством», последовал от этого последнего запрос на имя Московского Генерал-Губернатора (тогда этот пост занимал Великий Князь Сергий Александрович), с требованием подробных сведений о Карловиче. Его Высочество поручил своему приближенному генералу Лапа обратиться по этому делу с официальным отношением к Н.И. Субботину. 1896 года 29 ноября Н.И. отвечал на имя генерала Лапа следующее:

«Исполняя изложенное в отношении вашем от 20 ноября за № 80 поручение Его Высочества, в дополнение сведений о Карловиче, изложенных в отзыве о нем Его Императорского Высочества Московского Генерал-Губернатора, имею честь сообщить следующее:

1. Карлович в своем прошении на Высочайшее Имя, к удивлению, усвояющий себе два имени «Антон» и «Владимир», называет себя «принадлежащим к старообрядцам, приемлющим священство», т.е. австрийское священство. Но необходимо знать, что по рождению своему он еврей и до зрелых лет держался Моисеева закона. В 60-х годах он решился вступить в раскол, рассчитывая пользоваться помощью богатых раскольников, чтобы обезпечить свое материальное положение; с сею целью обратился к тогдашнему раскольническому лжеепископу Антонию Шутову, изъявляя якобы искреннее желание принять древле православную веру, и тот поручил одному из своих лжепопов крестить его. Обманувшись в своих расчетах на щедрые пособия раскольников, он задумал потом из раскола перейти в православие, но желал, чтобы ему приисканы были богатые восприемники, помощью которых он мог бы пользоваться. Так как в Москве эти искания его не удались, то он отправился в Казань и здесь в 1869 г. успел воспользоваться доверчивостью тогдашнего преосвященного архиепископа Казанского Антония, которым и был присоединен к православию. Потом, воспользовавшись, насколько можно было, щедростью архиепископа, Карлович приехал обратно в Москву с письмом преосвященного, который рекомендовал его, как человека, заслуживающего помощи, для успеха его коммерческих дел. Не найдя опять этой помощи, Карлович снова начал заискивать у раскольников, явился с раскаянием к лжеепископу Антонию Шутову, предложил ему свои услуги в качестве писателя, готового издавать сочинения в защиту раскола и даже предложил ему заготовленный I том своей книги «Исследований». Шутов вторично принял его в раскол на сей раз уже от православной Церкви. Таким образом, Карлович трижды менял религию по корыстным расчетам: из еврейства перекрестился в раскол, из раскола принятый, конечно, вторым чином в православие и опять из православия принятый снова вторым чином в прежний раскол, к которому и принадлежит доселе, называя его старообрядчеством, «приемлющим священство». Так как в 3 томе своей книги в защиту раскола он жестоким образом нападает на составителя окружного Послания и на самое это Послание, то можно бы полагать, что он «приемлет» собственно не окружническое священство (той или другой партии – Иосифа или Иова); но в действительности для Карловича ни окружники, ни противоокружники, ни самый раскол не имеют никакого значения. Он трижды ренегат, теперь еще четвертый раз желает сделаться православным, обещая в прошении своем «быть приверженцем Русской (?) церкви», если это окажется выгодным для него.

2. Об изданной в трех томах книге своей «Исторические исследования, служащие к оправданию старообрядчества» Карлович говорит в прошении, что ни одним вредным словом не коснулся политики… «Но в отношении духовной власти выразился весьма резким тоном, о чем (будто бы) теперь крайне сожалеет». «Политики» Карлович в своей книге, правда, не касается, но о деятельности правительства, начиная с царствования Алексея Михайловича и кончая Императором Николаем I, он говорит в ней не менее «резким тоном», как и о деятельности «духовной власти», на которую, в особенности на митрополита Филарета, нападает с самой грубой бранью и возмутительными клеветами. В сущности же брань и клевета, расточаемые против правительства духовного и гражданского, направлены против самой православной Церкви, которая в сравнении с расколом представляется, как еретическая и нечестивая. Книга Карловича, контрабандным путем доставленная в Россию и здесь широко распространяемая раскольниками. Пользовалась у этих последних большим уважением и принесла много вреда православной Церкви.

3. Карлович изъявляет «желание сделаться русским подданным, быть приверженцем (?) русской (?) Церкви» и «обещает употребить все силы и способности свои, дабы принести существенную услугу как гражданскому, так и церковному строю государственной жизни». Весьма сомнительно, чтобы человек, столько раз менявший веру по корыстным расчетам, мог «сделаться приверженцем» нашей русской Церкви; а то не подлежит сомнению, что во всяком случае, даже при искреннем расположении к православию (каковое трудно предположить) Карлович не может оказать не только «существенную», но даже какую-либо услугу «церковному строю государственной жизни» в России: при крайне ограниченном общем образовании он имеет весьма слабые понятия и о расколе, и о православии, мало знаком с их историей и учениями, как доказывается это самими книгами, им изданными, в коих напечатаны или чужие враждебные Церкви сочинения, только по местам искаженные его собственными дополнениями или вставками, совершенно невежественными, иногда безграмотными и содержащими только грубую и дерзкую брань на православную Церковь. Какую же «услугу» церковному строю русской жизни мог бы принести он, если бы искренне желал послужить православной Церкви, чего однако же никак нельзя предполагать?

Из сказанного можно видеть – желательно ли возвращение Карловича в Россию с предложением ему покровительства и русского подданства, свободы литературной или иной деятельности в церковных интересах».

Вот портрет во весь рост «знаменитого» раскольнического апологета! И, конечно, уж сам Карлович в своей автобиографии, которой наивно доверился корреспондент «Церкви», ловко постарался скрыть под общими фразами все свои «славные» подвиги, совершенные якобы на защиту гонимого старообрядчества. Поэтому предоставляем самим старообрядцам судить о том, какую «память» среди них должен был оставить этот «герой наживы», торговавший своими религиозными убеждениями, – «благодарную» ли, как говорит корреспондент «Церкви»?

Публикация и подготовка текста Андрея Хвалина