Публика и народ

«Русская история имеет значение всемирной исповеди»

 К 150-летней годовщине со дня кончины выдающегося русского православного мыслителя, филолога, историка, поэта, публициста, критика, виднейшего представителя «классического славянофильства», Константина Сергеевича Аксакова (29 марта (11 апреля) 1817 - 7 (20) декабря 1860).

(См. о нем: «...А с Константином Сергеичем, я боюсь, мы никогда не сойдемся». Краткий очерк толкований и понимания жизни и наследия К.С.Аксакова. Статья 1-я;

«Пора домой!»: «Русским надо быть русскими...». К.С.Аксаков и его наследие. Статья 2).

мы публикуем две его газетных статьи (Впервые опубликовано: «Опыт синонимов.
Публика – народ» // «Молва».– 1857.– №36 (14 декабря);  Без названия // «Молва».– 1857.– №9 (7 июня). 

Специально для Русской Народной Линии, публикацию подготовил доктор исторических наук, профессор Харьковского национального университета имени В.Н.Каразина Александр Дмитриевич Каплин.

Общее название и сноска даны составителем.

+ + +

Опыт синонимов.

Публика - народ

Было время, когда у нас не было публики... Возможно ли это? - скажут мне. Очень возможно и совершенно верно: у нас не было публики, а был народ. Это было еще до построения Петербурга. Публика - явление чисто западное и была заведе­на у нас вместе с разными нововведениями. Она образовалась очень просто: часть народа отказалась от русской жизни, язы­ка и одежды и составила публику, которая и всплыла над по­верхностью. Она-то, публика, и составляет нашу постоянную связь с Западом: выписывает оттуда всякие, и материальные и духовные наряды, преклоняется пред ним как перед учите­лем, занимает у него мысли и чувства, платя за это огромною ценою: временем, связью с народом и самою истиною мысли. Публика является над народом как будто его привилегирован­ное выражение; в самом же деле публика есть искажение идеи народа. Разница между публикою и народом у нас очевидна (мы говорим вообще, исключения сюда не йдут).

Публика подражает и не имеет самостоятельности: все, что она принимает чужое, принимает она наружно, становясь всякий раз сама чужою. Народ не подражает и совершенно са­мостоятелен; а если что примет чужое, то сделает это своим, усвоит. У публики свое обращается в чужое. У народа чужое обращается в свое. Часто, когда публика едет на бал, народ идет ко всенощной; когда публика танцует, народ молится. Средоточие публики в Москве - Кузнецкий мост. Средоточие народа - Кремль.

Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки, народ черпает жизнь из родного источника. Публи­ка говорит по-французски, народ - по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ - в русском. У публики - парижские моды. У народа - свои русские обычаи. Публика (большею ча­стью, по крайней мере) ест скоромное; народ ест доступное. Публика спит, народ давно уже встал и работает. Публика рабо­тает (большею частью ногами по паркету); народ спит или уже встает опять работать. Публика презирает народ; народ прощает публике. Публике всего полтораста лет, а народу годов не со­чтешь. Публика преходяща; народ вечен. И в публике есть золо­то и грязь, и в народе есть золото и грязь; но в публике грязь в золоте, в народе - золото в грязи. У публики - свет (monde, балы и пр.); у народа - міръ (сходка). Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас - почтеннейшая, народ - православный.

«Публика, вперед! Народ, назад!» - так воскликнул мно­гозначительно один хожалый[i].

+ + +

Простой народ есть основание всего общественного здания страны. И источник вещественного благосостояния, и источник внешнего могущества, источник внутренней силы и жизни, и наконец мысль всей страны пребывают в простом народе. Отдельные личности, возникая над ним, могут, на поприще личной деятельности, личного сознания, служить с разных сторон делу просвещения и человеческого преуспеяния; но тогда только и могут они что-нибудь сделать, когда коренятся в простом народе, когда между личностями и простым народом есть непрерывная живая связь и взаимное понимание

Находясь на низшей ступени лестницы житейской, вне всяких почестей и наружных отличий, простой народ имеет за то великие блага человеческие: братство, цельность жизни и (так как мы, говоря о простом народе, разумеем русский) быт общинный.

Напрасно думают, что простой народ есть безсознательная масса людей. Если бы это было так, то он был бы то же, что неразумная стихия, которую можно направлять в ту и в другую сторону. Нет, простой народ имеет глубокие, основные убеждения - условие существования для всей страны. Защищая эти убеждения, он, точно, в силе своей равняется стихии; но это стихия разумная, имеющая нравственную волю; это стихия только по дружному, цельному своему составу и действию. Есть прекрасное выражение на Руси для такого проявления народной силы: стали все, как один человек. Русская история показывает нам, как глубока и тверда основа веры в русском народе, как отстаивал он святость своих православных убеждении.

Напрасно также думают, что простой народ есть какой-то слепой поклонник обычая, что он, перед чем бы то ни было, рабствует духом. Правда, он не представляет легкого подвижного явления, то в ту, то в другую сторону направляемого ветром; как все истинное и действительное, он крепок на ногах и не шатается из стороны в сторону, он понимает, что предание, что преемство жизни есть необходимое условие жизни: он связует, поддерживает а не рвет нить жизни, идущую из прошлого в будущее. Простой народ есть страж предания и блюститель старины; но в то же время он не есть слепой раб ее. Да и было же время, когда старина была новизною. Простой народ принимает новое, но не скоро, не легкомысленно, не из презрения к старине, не из благоговения к новизне. То, что он примет, примет он самобытно, усвоит прочно и перенесет в свою жизнь. Легкомысленные личности, для которых жизнь есть непрерывный маскарад, или убеждения которых, если и постоянные, не имеют корня в самой стране и плавают в какой-то отвлеченной атмосфере, как ошибаются они, принимая обдуманность народа, его мерный и верный шаг, среди прыгающих и бегущих около него, отдельных личностей, за какую-то неподвижность, или, по крайней мере, за косность. Это показывает только, что народа не понимают. У нас же, в России, неохота, недоверчивость, с какой принимает новое, имеет свою историческую причину, свое законное оправдание.

Но, начавши говорить: «простой народ», мы потом стали говорить, «народ». Это не случайно и не без причины, ибо простой народ точно, есть просто народ, или народ собственно.

Слово «народ» употребляется в двояком смысле, или оно означает всех, в союзе народном живущих, без различия сословий и в таком случае соответствует более слову «нация», или же оно означает простой народ, низшее сословие, которое есть народ собственно. Понятно и законно употребление этого слова и во втором случае. Простой народ не имеет никаких отличий, никакого другою звания, кроме звания человека и христианина, а потому и зовется или человеком, во множестве людьми (в летописи людие; впоследствии слово «люди» получило свое особое значение), или крестьянином, то есть христианином, или же, наконец, народом, чтό также есть имя кровного, но еще более духовного союза человеческого. Вот причина, по которой название народа остается преимущественно за низшим сословием.

Итак, у простого народа нет никаких отличий или титулов, кроме звания человеческого или христианского. О, как богата эта бедность! И, стоя на низшей ступени, как высоко стоит он!

Нося звание только человека, только христианина, он, с этой стороны, есть идеал для всего человеческого и христианского общества.

Как скоpo верхние классы смотрят на свои отличия и преимущества (хотя и не во зло употребляемые) не как на причину гордости и превосходства над другими, но как на требуемые временем, порожденные несовершенством мира сего, явления, как скоро, забывая о них, чувствуют в себе только человека и христианина, - тогда становятся и они народом.

У нас значение простого народа имеет свою особую сторону, ибо он только и сохраняет в себе народные истинные основы России; он только и не разорвал связь с прошедшим, с древней Русью. Часто гордо смотрят на него люди так называемого образованного или светского, русского общества, пренебрегают им, называют его мужиками, обратив это слово в брань. Красуясь над ним и высоко на него посматривая, они забывают, что только простой народ составляет условие их существования. Известно прекрасное (сделанное русским писателем) сравнение простого народа с корнями дерева, на котором шумят и величаются листья, меняющиеся каждый год, тогда да как корни - все одни и те же.

         Красуйтесь в добрый час,

говорят корни листьям:

         Но помните ту разницу меж нас,

         Что с новою весною лист новый народится;

         А если корень иссушится,-

         Не станет дерева, ни вас.