Стояла глубокая осень 1942 года. Погода нас не баловала. Дни были пасмурными, шли непрерывные дожди, в лесу было сыро и довольно неуютно. Но погода не могла существенно повлиять на противостояние противников. Жизнь в лагере шла своим чередом: проводились занятия по разным темам, новички обучались различным премудростям партизанской жизни, сменялись караулы, отдельные группы уходили на задания, и, к сожалению, поступали раненные и убитые бойцы. На фоне этого размерного ритма мы, разведчики, не могли не заметить появление в отряде с полдюжины незнакомых нам людей, никак не похожих на рядовых партизан. Они вели себя скромно, не мельтешили среди народа, а все больше пребывали в окружении командования, в штабных помещениях. Мы интуитивно чувствовали, что затевается что-то серьезное.
Через несколько дней, ближе к вечеру, меня вызвал наш шеф по разведке и объявил, что группа разведчиков в составе трех человек должна быть готова выйти на задание в течение ближайших трех часов. Вооружение должно быть в полном комплекте: автоматы с запасом дисков, по четыре-пять гранат, пистолеты, ножи. Кроме того необходимо иметь продукты на несколько дней, маскировочную одежду и крепкую обувь. Маршрут разработан - инструкции будут вручены перед выходом. Инструктаж был коротким - наша группа должна сопровождать двух человек - один из них, как-будто, из штаба бригады, а о другом конкретно сказано не было. Мы должны их доставить целыми и невредимыми в другой, довольно крупный отряд, который располагался за несколько десятков километров от нас. Названные сроки выполнения задания оказались жесткими даже при учете благоприятных условий передвижения. Нас также предупредили, что за доставку наших гостей мы отвечаем своими головами. Я догадывался, в чем было дело. Но об этом нельзя было обмолвиться ни с кем, даже со своими друзьями. Действительно (как нам потом стало достоверно известно), велись приготовления к одной очень крупной боевой операции объединенными силами сразу нескольких отрядов в разных направлениях. Необходимо было добиться тщательной координации партизанских действий. Может возникнуть вопрос - разве не было радиосвязи? Она к этому времени была во многих отрядах - но еще далеко не во всех. Кроме того, немцы обладали довольно совершенными средствами радиоперехвата и дешифровки передач. Дело же было очень важное и не допускало малейшей утечки информации. В путь-дорогу мы вышли под вечер с таким расчетом, чтобы к утру достичь одного из близлежащих сел, где были наши агенты и сочувствующие люди. Там мы собирались получить полезную информацию и немного отдохнуть после ночной "прогулки". Ночное передвижение по лесу, да еще по малознакомому маршруту - удовольствие не самое приятное. Через два часа пути нам стало заметно, что наши гости устали - но в установленном темпе нам оставалось пройти еще с полчаса.
Все было спокойно, мы двигались размеренным шагом и достаточно бесшумно. Вдруг, на одном из небольших поворотов, откуда-то сбоку, из зарослей кустарника, ко мне выходит моя воспитанница Зорька и становится поперек тропы, преграждая мне дорогу вперед! При виде волчицы мои спутники опешили. Что происходит? Если волки решили напасть на нас, то почему на нас, пятерых солидно вооруженных людей, вышел только один волк? Может, мы как-то невольно помешали волчьей стае? Я услышал, как в темноте защелкали затворы. Меня тоже охватил приступ волнения. Взглянув на Зорьку повнимательнее, я сразу понял, что она чем-то сильно обеспокоена - ведет себя необычно, в объятия не бросается. Обратившись к своим спутникам, я строго сказал: "Оружие всем оставить в покое и опустить. Ни в коем случае его против волков не применять. Вести себя спокойно, голос не повышать. Я сам во всем разберусь." Наши предыдущие встречи с Зорькой и ее соплеменниками (в меньшем или большем их количестве) всегда проходили спокойно, без всяких осложнений. Но я полагаю, что Зорька всегда предварительно нас выслеживала и делала для себя выводы, все ли у нас в порядке, какое у нас настроение, и что ничего не угрожает ее собратьям. Обычно волки нас "вычисляли", когда мы возвращались с заданий. Это происходило либо в зоне лагеря, либо на подходах к нему. На этот раз все произошло ровным счетом наоборот. Это обстоятельство встревожило меня не шутку.
Я подошел и присел на корточки перед Зорькой. Сбросив автомат, я взял ее за шею, притянул к себе и приласкал. Но как объясниться с ней доступными мне средствами, чтобы выяснить в чем дело? Такого оригинального общения у нас с ней давненько уже не было. Приподнявшись на ноги, я посмотрел внимательно по сторонам и заметил вблизи от нас присутствие и других волков - но сколько их было в кустах посчитать было невозможно. В темноте только сверкали их настороженные глаза, в их позах чувствовалось напряжение и мгновенная готовность к действию. К этому времени Зорька уже убедилась, что со мной мои доброжелательные собратья, и мы приступили к "общению". Обменявшись с волчицей кое-какими телодвижениями и звуками, и понаблюдав за движением ее морды, глаз и ушей, я понял, что нам по этой дороге дальше идти нельзя - что-то неприятное и опасное ожидает нас впереди. Можно было предположить мины, но могла быть и засада. Выпрямившись во весь рост, я сделал знак рукой всей группе, чтобы они приблизились ко мне.
Немного успокоившись от того, что удалось выяснить ситуацию, я, как можно спокойным голосом поведал моим спутникам неприятную для нас всех весть. Я сказал, что вероятнее всего, на этой тропе нас ждет неприятельская засада, и в связи с этим нам придется изменить наш маршрут - взять правее, так как слева невдалеке была заболоченная местность. Наш дальнейший путь нам укажет наш верный проводник - волчица Зорька. Кроме того, все разговоры, даже шепотом, необходимо немедленно прекратить. Среди моих спутников сначала наступило молчание, а затем посыпались вопросы. Откуда у меня такая информация? Кто мог знать о нашем передвижении - ведь маршрут, как и вся операция, разрабатывался в тайне? Да и стоит верить какому-то зверю, да и мне тоже? Были и другие, более "сильные" комментарии. Даже со стороны разведчиков высказывались сомнения в правильности этого решения. Я понял, что этими бесплодными разговорами мы ничего не добьемся, а только зря потеряем время. Поэтому сказал, что на обсуждение у нас две минуты, а далее, поскольку ответственность за проведение этой операции возложена на меня, я требую беспрекословного подчинения моим приказам и распоряжениям. Мои друзья-разведчики сразу умолкли, а наши гости все еще никак не могли успокоиться. Они, несомненно занимая солидные должности и обладая немалыми чинами, явно имели привычку поучать младших уму-разуму (конечно, в более комфортабельных условиях и под надежной охраной). А тут ими командует какой-то юнец, которого они вынуждены слушаться.
Выделенное на разговоры время закончилось. Я тронул Зорьку за шею. Она встала на все четыре лапы, посмотрела мне в лицо и направилась в правую сторону, под некоторым углом к нашей прежней тропе. Я объявил, что дальнейший путь нам определен, и что всех, желающих добраться до конечной цели невредимыми, убедительно прошу следовать за нашим проводником. Насильно никого за собой не потащим, но в случае отказа можно вполне добровольно лишиться жизни или попасть в плен. Нас же, разведчиков, такой расклад не устраивает. Хотя мой приказ в такой резкой и категорической форме явно не всем пришелся по душе, делать было нечего, и вскоре мы тронулись по новому, не совсем удобному пути. Когда у кого-то под ногами с треском ломалась сухая ветка или раздавался иной громкий звук, я напоминал о соблюдении осторожности и указывал на волчицу, которая шла впереди почти беззвучно, осторожно обходя препятствия. Наконец, мы вышли на поляну, расположенную недалеко от окраины леса. Я объявил небольшой привал, а двум разведчикам поручил скрытно выдвинуться в район ранее предполагаемого нашего выхода из леса и посмотреть, что там делается. Ожидание их возвращения, которое сильно затянулось, было тревожным. Мы серьезно стали волноваться за них - ведь всякое могло случиться. Они могли попасть в какую-нибудь западню, искусно расставленную врагом.
Наконец, наше терпение иссякло и, предложив нашим сопровождаемым отойти на всякий случай в глубину леса, я, соблюдая все меры предосторожности, пошел в том же направлении, куда ранее отправились мои коллеги. Пройдя по времени минут двадцать, я обнаружил их, возвращающихся с задания. Надо сказать, что они явно позволили себе расслабиться и притупить в себе чувство ответственности и самосохранения. Ведь я их выследил довольно легко, а они меня при этом даже не заметили. Но об этом серьезный разговор будет впереди. Главное сейчас - результаты их наблюдения. Что они обнаружили? А обнаружили они очень интересные вещи. Засада действительно была - и не простая, а глубоко эшелонированная. Наш противник явно рассчитывал добыть для себя солидный улов и не простой, а довольно крупной рыбы. Вполне вероятно, что ему было известно немало о том, куда мы должны были двигаться и кого сопровождать. Ведь наш враг располагал довольно широкими возможностями готовить и внедрять своих агентов в наиболее уязвимые для нас места. Да и технически агенты противника были оснащены намного лучше, чем мы и наши соратники. К тому же ему, наверняка, было известно о возрасте наших сопровождаемых. В таком возрасте в разведку уже не ходят. По предварительным оценкам в засаде участвовало по меньшей мере до тридцати человек, причем хорошо вооруженных полицейских, одетых в немецкую военную форму с нашивками дивизии РОНА ("Русской Освободительной Народной Армии"), которой командовал бригадный генерал СС Каминский. Штаб этой дивизии располагался в поселке Локоть. Дивизия состояла из трех полков и ряда других подразделений и в общей сложности насчитывала до двенадцати тысяч человек. Один из полков этого сброда располагался в Навлинском районе, и им командовал бывший майор Красной Армии - некто Прошин. Вблизи засады разведчики выявили конных полицейских, а также два мотоцикла с пулеметами, на которых обычно разъезжали немцы. То, что в засаде участвовали немцы, разведчики установили по разговору лежащих за ручным пулеметом двух вояк. До их слуха донеслась такая, например, фраза: " Слушай, Петро - ну сколько мы еще будем ждать этих... (далее следовало нецензурное выражение)? Нам пора бы уже подзаправиться, как следует и пропустить по стаканчику чего-нибудь существенного." От соседей этих говорунов тут же последовало замечание на ломаном русском языке: "Слушай, русский - эти волки могут быть любой минута. Надо ждать и хорошо им дать наша встреча."
Соблюдая повышенные меры предосторожности, мы быстро возвратились к своим, в глубь леса. Обсудив наше положение, мы решили не форсировать события, а выждать некоторое время. Возможно, что засада будет снята, и неудачники вернутся восвояси не солоно хлебавши. Ни на минуту я не забывал о Зорьке и ее собратьях. Ведь они (а скорее всего, главным образом Зорька) сегодня спасли нас от казалось бы верной гибели - или, того хуже, плена. Развязав свою походную сумку, я выложил из нее все съестное, оставив себе самую малость. Моему примеру последовали все мои друзья-разведчики. Глядя на нас, но с небольшой охотой, так же поступили наши "старшие товарищи". Ребята собрали все пищевые припасы и отнесли их метров на пятьдесят от нашей стоянки. Там они разложили все по кучкам и удалились.
Волки приблизились к нашему угощению, все обнюхали, что-то сразу съели, кое-что попробовали, а к чему-то не прикоснулись. Ну это уже была их забота. Я тепло попрощался с Зорькой, и, поблагодарив ее за наше спасение, выразил надежду, что мы еще не раз встретимся с ней и ее друзьями. Дальнейшее наше путешествие прошло без особых приключений. Наши гости теперь вели себя более благоразумно, "не выступали" и соблюдали все наши требования. Всем было очевидно, что мы были "вычислены" противником, что ему хорошо был известен маршрут нашего следования. То, что мы не попали в засаду, наши враги, по всей видимости, посчитали случайностью - ведь мы могли заблудиться ночью в лесу, а также кто-то мог, например, получить травму, что также могло повлиять на маршрут, и так далее. Поэтому патрулирование окраины леса и прелегающих к ней зон могло на некоторое время сохраниться. Однако, поскольку мы были связаны жесткими сроками доставки наших гостей, то было принято решение двигаться малоприметными тропами, соблюдая максимум осторожности. Движение решили осуществлять преимущественно в темное время суток и в быстром темпе, чтобы быстрее удалиться от места засады. Противник наверняка будет уверен, что рано или поздно мы были должны здесь появиться. Ведь ему было известно, что для выполнения конечного задания наш путь должен был пролегать через эту местность. Этот пример умелого и удачного обхода хорошо организованной засады в ночное время по малоизвестной местности на наших гостей, надо полагать, произвел должное впечатление. В конечном итоге они были доставлены по назначению целыми и невредимыми (хотя, конечно, довольно усталыми) почти в установленный для нас срок.
Таким образом, первая часть нашего задания, по оценке наших же сопровождаемых и командования их отряда, была выполнена очень неплохо. Мы получили благодарность, нас хорошо накормили, предложили отдохнуть и даже попросили задержаться хотя бы на пару дней, чтобы поделиться опытом разведывательной работы. Очевидно, что наши бывшие подопечные поделились с командованием своими впечатлениями о нашем взаимодействии с волками. Мы поблагодарили за приглашение, но ответили, что имеем еще много поручений, которые необходимо выполнить в срок. Задержаться и встретиться с разведчиками отряда мы не против, но всего лишь на несколько часов. На том и порешили. Это была встреча, хотя и незнакомых, но очень близких по духу и ремеслу людей, понимающих друг друга, как говорится, с полуслова. Мы расстались хорошими друзьями с надеждой на взаимопомощь в будущем. Делали мы одно дело и обмен информацией был двухсторонним. [Нам, кстати, потом пригодилось кое-что из их опыта по выявлению и ликвидации антипартизанских групп противника, которые готовились и засылались в зоны расположения отрядов немецкими спецслужбами.]
Впереди предстояло еще решить ряд важных вопросов, медлить было более нельзя и вскоре мы снова были в пути. Посещение двух населенных пунктов оказалось сравнительно легким и удачным - без каких-либо серьезных препятствий мы получили нужную информацию. К вечеру мы двинулись дальше, в направлении одного из сел, расположенных на перекрестке дорог, одна из которых вела на восток. Здесь нам необходимо было получить довольно детальную информацию об интенсивности движения транспорта, характере перевозимых грузов, настроении немецких солдат, которые останавливались здесь на кратковременный отдых для дозаправки машин и принятия пищи. В селе был установлен постоянный немецкий пост и, кроме того, в нем "хозяйничали" несколько полицейских и староста. Встретившись с нашими агентами (с одними в ночное время, с другими за пределами села), мы получили весьма ценную информацию не только для нашего отряда, но и для штаба Брянского фронта. Нам также сообщили, что некоторые полицейские, особенно двое из них - некие братья Костоглотовы, бесчинствуют, устраивают поборы, натравливают на отдельных селян приезжающих из района полицейских, рукоприкладствуют и принуждают некоторых девушек к сожительству. Последнее в нашей местности, по крайней мере до войны, считалось величайшим позором.
Селяне нас попросили утихомирить этих не в меру разошедшихся негодяев. Принятие каких-либо кардинальных мер не входило в планы нашей разведывательной операции - мы должны были тихо и незаметно посетить несколько пунктов, собрать нужную информацию, провести наблюдения, и как можно быстрее доставить собранные сведения в отряд. Но с другой стороны, не проходить же мимо такого беспредела прислужников врага! Иначе какая у нас будет репутация? Люди подумают, что мы либо боимся, либо не хотим им помочь в их несчастье! Немного посовещавшись, мы решили в самом селе никаких наказаний не устраивать. Надо было придумать что-нибудь такое, что не вызвало бы не только шума (ведь в селе находился опорный пункт немцев), но и лишних разговоров. Предложения селян применить гранаты или расстрелять негодяев на месте нами было категорически отвергнуто. Мы - не расстрельная команда, да и шум нам ни к чему. Сошлись на следующем. Этих трех подонков необходимо тихо и спокойно изъять из их спальных гнезд и под конвоем отправить в лагерь. Пусть там соответствующая служба с ними и разберется. Но как это осуществить? Ведь они хорошо вооружены и очень осторожны, особенно в ночное время. Решили для этой цели использовать подростка, семья которого жила рядом с домом старосты. Подросток был не из робкого десятка (его отец и братья воевали в Красной Армии) и вызвался нам помочь. Его миссия заключалась в том, чтобы подойти сначала к дому одного из братьев-полицейских, постучать в окно и сказать, что дядька Тихон (староста) срочно вызывает обоих братьев к себе по какому-то делу. Так оно и вышло. Через несколько минут полицейский вышел из дома и запер за собой дверь. Увидев перед собой только мальчишку, он вскинул на плечо винтовку, поправил на поясе кобуру с наганом и гранатой и сказал: «Ну пошли. Чего там стряслось? Почему такая спешка, да еще ночью?» Не успел этот бравый вояка против безоружных селян сделать и двадцати шагов, как был перехвачен двумя разведчиками, быстро вышедшими из-за деревьев, мгновенно сбит с ног и обезоружен. Ему связали руки за спиной, а в рот засунули кляп. Мы приказали ему вести себя спокойно, встать и идти к дому своего брата. Там знакомая уже процедура повторилась, и мы стали обладателями двух бандитов - иначе язык не поворачивается их назвать.
Следующий этап - выманить на улицу старосту. Уже отработанный прием тут не годился. Соседского мальчишку мы поблагодарили и отпустили, наказав обо всем виденном и слышанном молчать. Необходимо было ввести в игру одного из полицейских - ему скорее поверит староста. Но кого из этих двух использовать? Кто лучше исполнит эту роль и не наделает шума? Тоже вопрос не из простых. Решили вытащить кляпы у каждого из них, предварительно предупредив, что любой шум и неповиновение повлекут смерть на месте. Один из братьев (младше на несколько лет по возрасту) вызвался сыграть предложенную роль. Он должен был подойти к окну со связанными руками, а постучать в стекло должен был один из нас. Когда дядька Тихон появится в зоне видимости, полицейский должен был сказать: «Слушай, Тихон - в селе орудуют партизаны, разыскивают тебя и нас. Мы уже готовы. Срочно одевайся, бери оружие и выходи. Будем отходить в наше убежище.» Все это он произнес, как ему и было велено. Нам оставалось только ждать. Наконец, староста появился. На его груди был автомат, за поясом пистолет и граната, а в руке баул, набитый, очевидно, бумагами и едой. Последовала уже известная процедура, и трое защитников новой власти оказались в наших руках. Но как их отправить теперь в отряд? Ведь в наши планы не входило их туда сопровождать. Решили сделать так. Трое из наших сельских подпольщиков должны взять оружие полицейских, баул с бумагами и доставить эту троицу в зону лагеря до передового поста. Там они должны были кратко сообщить, кто они такие и по чьему поручению прибыли. На месте уже решат, проследовать ли нашим друзьям в сам лагерь или стоит сразу вернуться назад. Пленников мы надежно связали крепкой веревкой в одну связку. Конвоиров предупредили, что пленники должны быть доставлены по назначению. Кроме того, они и сами понимали, что им и их семьям грозит смерть, если кто-то из них убежит. В случае неповиновения разрешались любые меры воздействия. Полицейским сказали, что над ними будет совершен суд, и их судьба во многом будет зависеть от их дальнейшего поведения.
На этом наша миссия в этом селе была закончена. Впереди предстоял не близкий путь в неизвестность. После произошедшего в этом селе время работало против нас. Мы должны были как можно скорее и дальше уйти из села. По плану нам предстояло посетить одно из крупных сел, где проживали наши верные люди и их помощники. Путь между селами, не по дороге, а напрямую - по полям, перелескам, оврагам и заболоченной местности, мы преодолели благополучно и сравнительно быстро. К вечеру мы уже приблизились к пункту нашего назначения. Никаких предварительных сигналов о проблемах в этом селе к нам не поступало, но при подходе нас что-то насторожило. В воздухе висела какая-то гнетущая тишина, не слышно было даже голосов брехливых собак. У меня появилось какое-то растущее внутреннее беспокойство, предчувствие чего-то неожиданного, недоброго. В голове у меня и раньше мелькала мысль - не от Зорьки ли я перенял некоторые из ее природных качеств? Эта настороженность, внимательный осмотр всего рядом, даже обнюхивание предметов. Ведь люди, как и звери всюду оставляют свои следы. Иной раз я даже сомневался, не стал ли я излишним перестраховщиком? Но практика уже неоднократно опровергала такие сомнения. Так случилось и на этот раз.
Очень осторожно, обходя дом за домом, мы приближались к месту жительства нашего основного агента Натальи, где, кстати, снимали комнату и наши связные - две молоденькие учительницы местной школы, прибывшие сюда после окончания педагогического техникума. Кругом было тихо. Но что это? Еще не доходя до нужного дома, мы увидели, что в нем после установленного времени было освещено одно из окон. Внутри мы заметили какие-то тени. Однако, на месте все предметы, предусмотренные конспирацией находились на положенных местах. Что бы это могло значить? Нас не покидало тревожное предчувствие. У одного из близрасположенных домов мы заметили мальчишку, запирающего калитку в свой палисадник. Осторожно приблизившись к нему, мы спросили, как его зовут и почему он не спит - ведь ему завтра рано утром в школу. Он подозрительно посмотрел на нас и, увидев, что мы одеты не в форму, но при этом хорошо вооружены, прямо задал вопрос: «Ведь вы партизаны?» Отнекиваться смысла не было. Мы попросили его рассказать, что делается у них в селе. Начал он сначала довольно неохотно, но потом разошелся и передал нам немало ценной информации. Так, он поведал нам, что в том доме, где горит свет, устроена полицейская засада, где участвуют человек шесть. Четверо в доме, а двое прячутся в зарослях малины и смородины рядом с домом. Днем они спят по очереди или играют в карты, а потом сидят за столом и «объедаются». Есть у них и самогон. Хозяйку арестовали и отвезли в Навлинскую тюрьму, а две учительницы тоже арестованы, их заперли где-то в чулане и поэтому учить их, ребят некому. Мы поблагодарили мальчишку. Он сказал, что его зовут Витек, и живет он с мамой и младшей сестренкой. Мама у него страшная трусиха и всего боится. Отец на фронте, и что когда он еще немного подрастет, то обязательно убежит на фронт помогать ему убивать фашистов.
Мы попросили Витю никуда пока не уходить и подождать нас. Сами же отошли в сторону и устроили небольшой совет. Что делать? Ведь нас всего лишь трое, а там пять-шесть человек. Наши связные арестованы, находятся в доме под замком, а надежный и весьма перспективный агент в тюрьме, в райцентре. Идеи были самые разные: от предложения не ввязываться в это опасное дело до принятия самых решительных и рискованных действий. Возможность решить вопрос с помощью гранаты отпадал, так как могли пострадать наши люди. Подозвали к себе Витю и спросили, не хочет ли он помочь отцу и нам в одном деле, но так, чтобы ни мама, ни сестренка бы ни о чем не узнали? Он тут же согласился. А план у нас созрел таков. Поскольку в доме явно в разгаре ужин, и там за столом сидят три или четыре человека, а в засаде всего двое, то начинать надо с тех, кто в засаде. Попробуем выманить и нейтрализовать их с помощью Вити. С палисадника сняли порожний кувшин с кружкой, которые там сушились днем на солнышке. Кувшин наполнили водой, дали Витьку и попросили его тихонько подойти к кустарнику и позвать одного из полицейских, которого он знал по имени, так как тот жил «у одной тети» неподалеку. Витек должен был сказать: «Дядя Сергей, мама прислала вам парного молочка, не хотите его попить, ведь оно у нас очень вкусное?» Эти двое торчали уже в засаде двое или трое суток. Дядя Сергей наверняка захочет выпить кружечку молока и вылезет из своих кустов. Так оно и случилось. Тут уж мы быстро вступили в свои права - перекрыли ему дыхание и, отобрав винтовку и гранаты, отвели его на несколько метров в сторону. Приставив ему пистолет к виску, я шепотом скомандовал: «Ни слова, ни крика, если хочешь жить. Вызови своего напарника, предложи ему попить молочка, скажи, что оно очень вкусное, и что все равно вечер пропадет впустую, вряд ли кто придет и зачем зря тут торчать.»
Все было сделано, как велено. Второй "страж порядка" довольно быстро выполз из-за кустов, волоча за собой винтовку. Он тут же получил хорошую оплеуху и был обезоружен. Отведя наших пленников на некоторое расстояние от дома, мы стали задавать интересующие нас вопросы. Да, действительно, в доме уже третий день засада. Две девушки сидят взаперти, хозяйка в тюрьме, а они ожидают связников-партизан. На вопрос, что же они собирались делать с пленными партизанами, в случае если они попадут в их руки, был ответ, что прежде всего их велено доставить в Навлинскую тюрьму, а далее, что прикажут. Тогда я решил твердо взять инициативу в свои руки и сказал: "С этой минуты вы подчиняетесь мне. Если хотите жить и сохранить ваши семьи - будете выполнять все, что мы вам прикажем. И без всяких фокусов - не вздумайте оказать нам малейшее сопротивление. В противном случае расплата будет скорой. Так что решайте сейчас, согласны ли вы на это. И еще - пусть каждый из вас честно скажет, что он натворил пакостного с приходом новой власти". И тот, и другой начали клясться и божиться, что вели себя тихо, и что в полицию пойти их вынудили насильно, под угрозами. Людей они не обижали, не грабили, не истязали и не убивали. Я ответил, что если это все правда, то их участь облегчается - но мы обязательно проверим, что скажут жители села. Витю, нашего юного помощника, еще раз поблагодарили - сказали, что он настоящий молодец, нам очень помог, но обо всем, что он видел и слышал, он должен молчать и не говорить даже маме и сестренке. Если об этом узнает полиция, то их семье будет очень плохо - немцы посадят их в тюрьму или убьют.
Далее наш план был таков. Безоружные полицейские стучат в окно и начинают разговор с теми, кто в доме о том, что все вокруг спокойно, они изрядно проголодались и неплохо бы уже и поужинать - короче, откройте дверь. В это время один из разведчиков уводит наших пленных подальше от двери и окна, все время держа их под прицелом. Им все должно быть ясно - за любое лишнее сказанное слово светит бесплатная пуля в голову. Когда в ответ на эту речь дверь открыл один из "домочадцев", он тут испытал на себе серию ударов из кулачного боя и, что называется, "вырубился". Мы, вдвоем с товарищем, ворвались в комнату, где действительно был накрыт стол, на котором стояла бутылка с самогоном. Мы скомандовали всем четверым лечь на пол, руки на затылок. Я им сказал: "Ну вот и мы - те, кого вы здесь дожидались - партизаны из "волчьей стаи", о которых вы наверняка кое-что уже слышали. Мы - ребята очень жесткие по отношению к врагам, но справедливые и понапрасну никого жизни не лишаем." Далее мы предупредили всех наших пленников вести себя благоразумно, если они хотят дожить до завтрашнего дня, и на все наши вопросы отвечать быстро, кратко и правдиво. "Имеются ли возражения на этот счет?" Возражений не последовало. Все оружие - винтовки, автоматы, гранаты и ножи были изъяты, был также произведен личный обыск. Всех пленных мы собрали в одной комнате и под прицелом двух автоматов и пистолета у нас начался серьезный разговор. Я спросил: " Кто из вас добровольно пошел служить в полицию?" Таковых не оказалось. Это уже было кое-что. Затем стали выяснять кто они и откуда - окруженцы, пленные и.т.п. Выяснилось, что двое - местные, из соседних сел, четверо остальных - окруженцы, пристроившиеся на жительство к свободным молодым женщинам и вдовам. Далее мы уточнили, где они прячут двух учительниц, которых надо было немедленно освободить. Нам были отданы ключи от каморки, где находились наши связные.
Вышедших на свободу учительниц трудно было узнать - немытые, волосы растрепанные, платья измятые, а в отдельных местах и разодранные. По внешнему виду уже можно было судить, что им досталось немало, а о психическом состоянии можно было только догадываться. Вообщем, полиция хорошо «перенимала опыт» содержания и обращения с пленными у своих хозяев, особенно с теми, путь которых в дальнейшем был или на виселицу, или в овраг на расстрел. Увидев лежащих на полу полицейских, одна из девушек промолвила: "Вот и пришел ваш черед отвечать за беззаконие, дорогие наши соотечественники." Я спросил у них, кто из этих шестерых издевался над ними, унижал, а возможно насиловал. Немного подумав, одна девушка сказала, что тех здесь нет. Тогда мы продолжили наш "разговор" с пленниками. Каждого спросили, сколько времени он служит в полиции, что делал, в каких населенных пунктах его знают и что люди могут сказать о нем. Ответы мало отличались разнообразием. Получалось так, что всех их в разное время принудили пойти на службу немцам, иначе мог последовать либо угон в Германию на работы, либо что-нибудь еще хуже. Нас также интересовало кто, с какого времени и в каком звании служил в Красной Армии. Среди задержанных все, кроме одного старшего сержанта-помощника командира взвода, оказались рядовыми бойцами. На вопрос, "Почему не пошли к партизанам?" никакого ответа не последовало. Только старший сержант угрюмо промолвил, что за многодневный, полуголодный, многосотенно-километровый марш с боями, окружением через леса и болота после контузии он такого насмотрелся, что долго пришлось приходить в себя. С этого момента я стал пристально присматриваться к этому человеку.
Далее в ходе допроса выяснилось, что этих бедолаг использовали, в основном, на охране различных объектов в районном центре и крупных населенных пунктах. В засаде на партизан они участвуют впервые - сидели в этом доме, не проявляя никакого рвения, за что уже получили замечание от посетившего их начальства. Четверо пленников заявили, что в поселке Навля их неоднократно привлекали к охране тюрьмы, где содержатся пленные партизаны, подпольщики и другие неугодные "новой власти" лица. Затем, приказав пленникам собраться в один глухой угол дома, подальше от окон и сидеть там беззвучно, мы пригласили девушек за стол. Они подчинились, хотя в таком состоянии явно не хотели быть у нас на виду. У меня в голове уже крутились всякие мысли и планы. На данный момент, однако, всем нам было необходимо подкрепиться, а затем пообщаться - теперь нас уже было пять человек, а это, по нашим меркам, сила уже немалая.
На столе у этих вояк было чем закусить - о самогоне, правда, не было и речи - его убрали со стола. Наскоро поужинав, мы предложили девушкам быстро привести себя в порядок. Затем я их вызвал на улицу и спросил, на кого в этом селе мы еще можем рассчитывать в боевой ситуации, то есть кто владеет оружием и по натуре не празднует труса. Немного подумав, они назвали несколько человек, в основном из молодежи. Таким образом нас уже насчитывалось человек десять-двенадцать. Это уже было очень даже неплохо. На мой вопрос, как обстоят дела с оружием, они ответили, что есть несколько припрятанных винтовок, один автомат и штук пять гранат, в том числе две противотанковые. О, это уже было нечто ощутимое! Тогда я дал им команду срочно собрать всех вооруженных людей у этого дома. Возвратившись в помещение, я заметил, что наши пленники шепотом обменивались между собой какими-то фразами. Они понимали, что их положение было незавидное. У меня же перед глазами все время стояли только что освобожденные нами наши связные - две молоденькие, еще похожие на девочек-подростков, учительницы, которых изрядно потрепали, а возможно и насиловали такие же прислужники "новой власти". А каково тем, кто по воле предателей оказался в тюрьме? Что им приходится там терпеть? Кто о них подумает, чтобы облегчить их участь? А что, если...? И прийдет же тебе такое в голову! Это же явно несбыточная и авантюрная мысль! Стоп - а почему такая несбыточная? Ведь нас уже набирается около двенадцати вооруженных человек, причем с хорошей ручной артиллерией! А что, если, если, если... все-таки попробовать и подчинить себе этих заблудших полицейских? Но как? Мы же их совершенно не знаем. Мы видим только, кем они стали - по меркам времени - предателями. Но кто они на самом деле и какими людьми были до войны? Нужно им кое-что напомнить, какого они рода-племени, кем были и как себя вели наши общие с ними предки, и до чего докатились они - их потомки. Пришло время им стать настоящими мужчинами.
Я стал вспоминать все из истории о патриотизме русских людей - все, что я читал и чему меня учили в школе. Может они просто забыли? Надо освежить память этих, не находилось слов, как назвать их, "соотечественников", перебежавших в стан врага. И конечно, чтобы достучаться до этих заблудших сердец, надо было оперировать не тем, чем подчевали нас политруки и комиссары. Я начал с того, что русские люди испокон веков всеми силами и средствами, не щадя своей жизни, защищали свою землю от иноземных захватчиков. "Вспомните Александра Невского, одолевшего и шведов, и немецких псов-рыцарей. А разве можно забыть разгром, казалось, непобедимых шведов под Полтавой? А какая битва была в 1812 году, когда в Россию пришел Наполеон с его могучей, хорошо обученной и закаленной в боях армией? Гордо, великим потоком она вошла в нашу страну, а вытекла жалким ручейком! Тогда, по благословлению Кутузова десятки партизанских отрядов героически действовали в тылу врага. Им помогали, а иногда и действовали самостоятельно, отряды крестьянской самообороны, многие бойцы которых были вооружены только вилами да косами. Они не щадили не только французов, но и своих помещиков-предателей. Так велика была ненависть простых русских людей к иноземным пришельцам, пришедшим на Русскую землю с мечом! Так как же так получилось, что вы, советские граждане, смогли предать свою Родину-мать и стать фашистскими прихвостнями? На что вы надеялись - на сладкую жизнь, построенную на крови наших сограждан? Ведь в планы фашистов входит не только уничтожение Советского Союза, но и основной, наиболее сильной и независимой части его населения, чтобы из остальных сделать себе бесправных рабов-прислужников. Но этому никогда не бывать! Слышали ли вы о разгроме немцев под Москвой, о наших победах под Сталинградом, на Северном Кавказе и в других местах? Красная Армия уже развивает наступление. Нам хорошо помогают союзники - США и Англия. Они снабжают нас боевой техникой, боеприпасами, питанием и обмундированием, которые поступают к нам через Мурманск и Дальний Восток. Мы получаем от них танки, самолеты, машины-вездеходы "Студебеккер". Союзники разгромили немцев в Северной Африке и вступили в войну с Японией - германским сателлитом. Вот-вот откроется второй фронт в Европе, и тогда немцам на два фронта не выдержать, и они захлебнутся - как это произошло и в Первую Мировую. И что вы, их прислужники, будете делать, когда они будут разгромлены? Куда вы денетесь? С крутого берега в реку головой вниз? Это для русского человека позорная смерть! Самоубийцы прокляты у Бога, и на Руси их даже не хоронили на обычном кладбище, а закапывали в землю в стороне, как бездомных собак."
Закончив эту речь, я сказал, что теперь хотел бы послушать их самих. Пусть каждый скажет, что он думает. Мы, разведчики из так называемой "волчьей стаи", обладаем своими принципами. Наш девиз - строгость, законность, справедливость и милосердие к тому, кто того заслуживает. В наши правила не входит убивать безоружных людей. Другое дело - в бою. Взглянув на часы, я сказал, что каждому из них дается по две минуты, чтобы сказать самое главное, о чем он думает в данный момент, и как он собирается жить в дальнейшем. Времени для долгих раздумий нет, решайте тут же с кем вы - ведь вы бывшие солдаты и вас чему-то должны были научить. Первым я дал слово бывшему старшему сержанту. Как-никак, все остальные были у него в подчинении и он должен был задавать тон. Немного подумав, он довольно твердо заявил: "Пришло время окончательно определиться и каждому спросить себя, чего ты стоишь и как жить дальше. К моему позорному прошлому путь заказан. Я, если доверите, готов идти с вами куда прикажете." Такое начало было весьма обнадеживающим - мои расчеты понемногу стали сбываться. Один за другим вставали бывшие полицейские и говорили, что в основе согласны со своим командиром. Единственное, чего они опасаются - это то, что они могут понести наказание за свою службу в полиции. Этих людей надо было успокоить, ободрить и вселить в них боевой дух. Ведь их предполагаемая роль в задуманной мною рискованной операции была критической. Не покривив душой, я сказал, что если они действительно не запятнали себя серьезными преступлениями против народа, то большой опасности для них нет. Все будет зависеть от их умения, храбрости и наконец, ума в предстоящих боевых действиях. Люди с подобными судьбами в нашем отряде имеются, и многие из них проявили себя так здорово, что даже были удостоены боевых наград. При этих словах выражения на лицах моих собеседников явно преобразились. Их глаза засверкали - как будто этих людей мгновенно подменили. Итак, была решена еще одна сложная задача - из вчерашних врагов заполучить себе союзников. Но насколько надежных? Это могло показать только время.
Далее я высказал наше конкретное предложение по их реабилитации. "В Навлинской тюрьме томятся десятки наших людей, патриотов своей Родины. Они обречены, но не теряют надежды на нашу помощь - освобождение от издевательств, насилия и смерти. Некоторые из вас участвовали в охране тюрьмы и патрулировании прилегающих к ней районов. Они должны быть знакомы с подходами к тюрьме, расположениями постов, а также должны знать в лицо тех, кто занимается "выбиванием" показаний из заключенных. Вам должны известны быть и пароли. Как вы смотрите на то, чтобы принять участие в захвате тюрьмы? Мы представим дело так, что вы, в результате этой засады, поймали и обезоружили партизан (то есть нас), прибавили к ним еще нескольких их сообщников из местных жителей и, связав (условно, конечно) им руки, посадили их на телеги, прикрытые сеном, и повезли их в Навлю, в тюрьму. Оружие мы вам вернем, но с ограниченным числом патронов. В случае необходимости вы их получите от нас. Наше оружие, в том числе противотанковые гранаты, будут находиться при нас, под одеждой, или рядом, под сеном. На все вопросы патрулей, если такие встретятся, будете отвечать, что по приказу начальства доставляете задержанных партизан в тюрьму. По дороге вести себя смело, по-геройски, но никаких вольностей не допускать. При подходе к тюрьме тоже вести себя соответственно - как люди, "выполнившие свой долг". Проникнув в тюрьму (уже с нашей помощью), в первую очередь необходимо завладеть ключами от камер, отключить телефонную связь и нейтрализовать оголтелых приверженцев новой власти. Необходимо также выявить "подсадных уток"-провокаторов, которых тоже придется изолировать, а возможно и расстрелять на месте. В тюрьме все должно идти быстро и спокойно - никаких криков и излишних эмоций. Избитых, раненых и тех, кому трудно будет самостоятельно идти, посадить на телеги со связанными (для видимости) руками. Остальных выстроить рядами по четыре человека с наброшенными на руки веревочными петлями. Далее, под предлогом, что поступила срочная информация о готовящемся нападении партизан на тюрьму, кратчайшим путем вывести их из Навли якобы на казнь по приказу начальства. Тех полицейских, которых вы лично знаете хорошо, надо бы взять с собой для создания хорошей видимости охраны заключенных в пути. Обратный путь нужно проделать очень быстро, чтобы в ночное время уйти в нашу сторону на предельно большое расстояние от Навли. Остальные детали будем решать по мере их поступления. Как вы на это все смотрите, господа-товарищи? Предложения должны быть короткими и деловыми. Дело это - сугубо для вас добровольное. На раздумье три минуты."
Судя по лицам, у половины появилась надежда в глазах, другие же все еще сидели в задумчивости. Старший сержант встал первым и четко сказал, что готов идти с нами до конца. Следом, один за другим стали подавать голос его бывшие подчиненные - солдаты-окруженцы. В целом они были согласны с нашим планом, но тут же вносили встречные предложения и свои коррективы. Наконец, к ним присоединились и бывшие полицейские из числа местных жителей. Таким образом, базовая схема предстоящей операции была разработана и одобрена. Но это было еще не все. Надо было срочно и без шума организовать с десяток подвод, пригнать их к дому, запастись веревками и обеспечить надежную маскировку оружия (сеном и соломой). Это поручили организовать нескольким местным жителям. Немотря на, казалось бы, успешную перевербовку вчерашних полицейских, меня, все-таки, не покидал какой-то червь сомнения в их надежности. Слишком уж ответственным было предстоящее мероприятие. Нужно было придумать, как покрепче "скрутить руки и связать языки" нашим новым союзникам. Поэтому, одну из учительниц я попросил сесть за стол и написать один документ, который может только понадобиться в крайнем случае, но не помешает в качестве подстраховки. На память привожу примерный текст письма, адресованного командованию Красной Армии.
"Мы, нижеподписавшиеся (далее следовали фамилии и имена), бывшие военнослужащие таких-то частей Красной Армии, попавшие в окружение и по принуждению вынужденные служить в полиции, сообщаем следующее: 1. Во время своей службы в полиции вели себя с местным населением гуманно, не прибегая к насилию. 2. Мы оказывали всю возможную помощь партизанам, снабжая их оружием, боеприпасами, пищей и одеждой. 3. При наличии информации всегда предупреждали партизан о возможной опасности и укрывали их от преследования. Такое же содействие мы оказывали их связникам и подпольщикам. 4. Передавали партизанам информацию секретного характера." Далее следовали подписи всех наших новых союзников и дата. Этот текст был подписан каждым из них. Я также поставил свою подпись, подтверждающую правдивость всего написанного. Конечно, не обошлось без колебаний и вопросов: "Зачем это надо?" Я пояснил, что эта бумага нам нужна на всякий случай и попросил не сомневаться, что с ней они смогут распорядиться по своему желанию после окончания операции. Я еще раз дал им слово, что успешное завершение операции будет засчитано им, как первое, и при этом весьма значительное, испытание. К этому времени у дома уже послышался шум первых прибывших подвод, и началось размещение на них людей и оружия. На первой подводе, в которую была запряжена хорошая на вид лошадь, восседал старший сержант, теперь уже мой помощник по операции. На груди у него висел немецкий автомат, а на поясе находились кобура с пистолетом и граната. На следующих подводах разместились наши "союзнички". Я сидел "со связанными руками" на второй подводе, а справа от меня, под сеном, лежал готовый к бою автомат и противотанковая граната. Еще одна такая граната находилась с другой стороны подводы. Эти гранаты были довольно мощным оружием, и при умелом их использовании могли привести к серьезным последствиям как для техники, так и для живой силы противника.
По пути следования и при подъезде к Навле нас несколько раз останавливали патрули и допытывались, кто мы такие и почему так поздно. На их вопросы "наши полицейские" отвечали заранее подготовленными фразами. Все прошло, как задумано, без особых проблем. "Товар", как говорится, был "налицо". У ворот тюрьмы тоже все обошлось без заминок. "Наши" потребовали открыть быстрее ворота, так как они уже "зверски устали", а в качестве "подарка" тюремщикам привезли двух молоденьких красавиц - "одно загляденье". На это сообщение из-за ворот последовало радостное восклицание: "Вот здорово - теперь уж мы с ними позабавимся, а то эти старые, да больные уже изрядно надоели!". Радость этих подонков была не долгой - одного за другим мы внутреннюю охрану и ключников нейтрализовали - на первый случай не до смертельного исхода, оставив разборки на потом. Далее одна часть нашей группы занялась заключенными, предупреждая их в каждой камере о том, чтобы они хранили молчание так, чтобы не было никаких криков, шума и плача. Им надо было спокойно, взявшись за руки, выходить к телегам. Другая группа нейтрализовала караул и отключила телефонную связь. Необходимо было также собрать оружие и документы. Мы вскрыли кабинет следователя и всевозможными бумагами набили, наверное, мешка три.
Мы отчетливо осознавали, что медлить нам ни в коем случае было нельзя. Даже в ночное время информация о событиях в тюрьме могла просочиться наружу. Теперь основная наша задача состояла в том, чтобы создать правдоподобную картину вывоза заключенных из поселка на казнь. Как и было договорено, больных и раненых мы поместили на повозки - остальных выстроили в шеренги, по четыре человека в каждой, и разместили между телегами. Все были "со связанными руками". На всю операцию по захвату тюрьмы у нас ушло менее часа. Полицейских, которым доверяли наши бывшие пленные и за которыми не были известны серьезные преступления, мы взяли с собой. Они были такие же бедолаги, попавшие в полицию волею судеб. О других же освобожденные высказывались, что это пьяницы, насильники, "не люди, а звери". Вопрос с такими, которых набралось человек пять-шесть, был решен тут же, на месте. Их отвели в камеру и ликвидировали. Всем нашим новым союзникам из числа бывших полицейских (еще с десяток человек) было выдано малозарядное оружие. Их ввели в курс дела - теперь они сопровождали заключенных "на казнь по приговору специального трибунала". Приговор необходимо привести срочно, в ночное время, так как тюрьме грозит опасность. Путь, через уже пройденные посты, за пределы райцентра был открыт и мы как можно быстрее двинулись обратно. Люди, по возможности, двигались пешком, чтобы облегчить движение нашей "кавалькады".
В течение ночи мы довольно далеко удалились от райцентра. Для получения возможной помощи и дальнейших указаний в отряд, верхом на коне, был отправлен один из разведчиков. Ему был также сообщен возможный пункт встречи. После краткого привала наше путешествие продолжалось - необходимо было оторваться как можно дальше от возможного преследования со стороны крупных сил противника, дислоцированных в райцентре. Наконец, мы были уже в глубине лесного массива, который полукругом был окружен болотом. Проходимую (сухопутную) часть перешейка мы заминировали на случай погони. Но мины также представляли угрозу и для людей из отряда - поэтому пришлось выставить часовых. Подмога к нам прибыла довольно оперативно, намного опередив появление преследователей. Раненым и больным была оказана медицинская помощь. Мы передали нашей спецслужбе, что среди освобожденных имеются "подсадные утки", некоторых из которых не составило труда выявить - но могли быть и другие. Я также сообщил особистам, что у двух наших помощников, бывших полицейских, в соседних селах есть семьи и надо сделать так, чтобы они не пострадали.
На этом мы посчитали свою задачу выполненной и отправились в лагерь. Нас, однако, занимал важный вопрос - как наше командование отнесется к проявлению такой необычной инициативы. К чему нам готовиться - к благодарности или гауптвахте? Всего можно было ожидать - ведь решения такого рода принимались без нас. Представ "перед очами" отцов-командиров и увидев их лица, я понял, что, хотя головомойки нам за самоуправство не избежать, но и благодарность тоже "не залежится". Так оно, собственно, и случилось. Коротко сообщив о первом этапе нашей работы, который, несмотря на устроенную на нас засаду, закончился благополучно, я приступил было к дальнейшим нашим приключениям, но наш шеф по разведке обратился к командиру и предложил нам дать немного отдохнуть, чтобы утром продолжить разговор. К этому времени, по его словам, также будут готовы результаты работы спецслужбы. Командир взглянул на нас и произнес: "Видите, какой у вас тут защитник. Идите отдыхать, авантюристы." Последнее слово было им произнесено скорее со скрытой гордостью за нас, чем с иронией. Далее он добавил: "Это же надо - без единого выстрела столько полицейских заставили работать на благо людей, тюрьму разгромили и заключенных - наших агентов и помощников в целости и сохранности доставили в зону отряда. Ладно, идите, завтра разберемся. По пути зайдите в пищеблок, подкрепитесь, чайку горячего попейте. Разрешаю вам также принять по сто граммов фронтовых." Мы вышли из штаба счастливыми, обнялись (нас ведь было всего трое), и даже прослезились. Гроза, кажется, миновала. Но что будет завтра - не сглазить бы!
Наутро к нам зашел шеф по разведке. Поздоровавшись с каждым из нас (а мы были еще полусонные), он обнял нас и тоже вроде прослезился. Далее он сказал примерно так: "Надо же было додуматься до такого - проникнуть в самое логово зверя, взять его такими малыми силами без потерь и привести с собой полтора десятка человек пополнения, с оружием и боеприпасами! Да на эту тюрьму мы нацеливались уже давно и довольно крупными силами - но все никак не получалось. А у вас, пацанов, все вышло так ловко!» Уходя, шеф заметил, что за такие дела, хотя и самовольные, но весьма результативные, надо не наказывать, а поощрять. На следующий день, когда командование получило результаты работы особистов, нас опять пригласили в штаб, к командиру. Там уже находилось немало народу, в том числе и незнакомые нам люди. Когда мы вошли, командир обратился ко всем присутствующим со словами: "Разрешите вам представить наших новых не то героев, не то авантюристов, которые начитались в детстве всякой всячины, а теперь начали применять все это на практике, в обход своего командования". Назвав нас всех троих по именам, он представил слово для доклада мне, как «главному виновнику» знаменательных событий. Я кратко доложил о выполнении первой части задания, упомянув, что засады и вполне вероятной гибели или плена нам только чудом удалось избежать с помощью волков. При этом я подчеркнул, что эта западня на нашем маршруте была не случайной, а хорошо спланированной операцией - и из этого надо делать соответствующие выводы. Далее я доложил о наших действиях по обезвреживанию двух братьев-полицейских и старосты в селе, где мы осуществляли разведку движения немецкого транспорта. Я мотивировал свои действия тем, что невозможно проходить равнодушно мимо такого самоуправства и изуверских действий вражеских прихвостней. Свой престиж и авторитет истинных хозяев земли надо поддерживать. Наконец, я подробно изложил все, что произошло в селе, куда мы прибыли на встречу с нашим агентом и связными-учительницами, а также наши дальнейшие действия по координации операции по освобождению тюрьмы. Я особо отметил действия наших новых союзников - бывших полицейских. Ведь они сообщили немало ценных сведений о тюрьме и системе ее охраны.
Окончил я свой доклад так: "А теперь судите нас, как хотите - мы на все готовы. Конечно, последняя операция была крайне рискованной, но с любой точки зрения ее авантюрной считать никак нельзя. Она была хорошо продумана и подготовлена в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Мы вели себя достойно и контролировали ситуацию с самого начала операции до ее завершения.» После моего доклада последовало много вопросов и всевозможных суждений. Все сходились на том, что хотя операция и была рискованной, но спланирована и проведена она была блестяще. В заключение командир сказал, что нас надо было бы сначала хорошенько наказать, но затем и наградить. «Мы еще посоветуемся по этому поводу. И еще один вопрос: а что нам делать с красавицами-учительницами - может вы возьмете их в свою группу?" Подумав немного для приличия, я ответил: "Вы знаете, этого делать, наверное, не стоит. Работа у нас сложная и опасная. Кроме того, они уже "засветились" - их, наверняка, сфотографировали и полиция знает их имена. Кроме того, у нас сложился дружный и сплоченный мужской коллектив, и я опасаюсь, что их появление не пойдет на пользу делу - молодые, горячие головы могут начать остро реагировать на каждый шаг и взгляд, а это может привести к нежелательным последствиям. Давайте лучше все увлечения и любовные дела отложим до лучших времен. Я думаю, что место для них в отряде найдется." На это командир, улыбнувшись, ответил: "Ну ты, оказывается, не только хороший разведчик и специалист по авантюрным делам, но и тонкий дипломат. Трудно тебе возразить!" На этом наша встреча закончилась. Мы, порядком взмокшие, с большим облегчением вышли из этой, образно говоря, парилки.
Несколько дней отдыха нам, все-таки, дали. Затем я уже не раз встречался с нашими новообретенными партизанами. Их приняли в отряд. Особенно хорошие отношения у меня сложились с моим помощником по операции - старшим сержантом. Он неоднократно благодарил меня за все, выражая удивление, как мне, безусому пацану, пришла в голову такая невероятная идея, и как ловко нам удалось ее осуществить. Предрекал мне много интересного, если я продолжу путь разведчика. Но я это в голову серьезно не брал - путь разведчика часто был недолгим... В беседах с этим человеком, с которым нас связывала какая-то невидимая нить, я узнал много такого, о чем в то время говорить было не принято. Например, почему огромная масса солдат и офицеров Красной Армии оказывалась в немецких котлах, как наши бойцы отбивались от танков одними винтовками, как выходили из окружения, неся раненых, больных и сами, истощенные, попадали в плен в силу безвыходных обстоятельств. Однако, были и такие, кто в плен сдавался и по одиночке, и даже целыми большими группами. Немцы, обещая в своей пропаганде многие блага сдававшимся в плен солдатам и офицерам Красной Армии, на самом деле обращались с ними по-зверски, не считая их за людей. Пленных морили голодом, а больных и ослабевших часто расстреливали на месте. Многое из того, что я узнал от него, довольно тяжелым грузом откладывалось на моем настроении и самочувствии. Мы довольно быстро взрослели и многое уже нами воспринималось по-другому. Главное, что мы на ходу учились отличать правду от ловко замаскированной лжи, а действительность от мифов, которыми так любили оперировать в то время наши политработники.
В дальнейшем мы с большим удовольствием навещали в нашем госпитале людей, которых нам удалось спасти от гибели в Навлинской тюрьме. Нет необходимости пересказывать то, что пришлось претерпеть этим людям за время пребывания в застенках тюрьмы. Они нас постоянно благодарили, и даже обещали молиться за наше здоровье и назвать своих детей и внуков, если таковые будут, нашими именами.
(Продолжение следует)
