От редакции. Продолжаем публикацию уникального материала - воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны, командира партизанской группы, присланных нам из-за океана. Юрий Омельченко, передавший мемуары в редакцию «Русской народной линии» в своем сопроводительном письме сообщил следующее: «Я давно являюсь читателем «Русской линии» и уважаю ее православно-патриотическое духовное содержание. Сейчас проживаю в США, являюсь членом прихода РПЦЗ в Сан-Диего. Мне бы хотелось предложить к публикации на РЛ в канун 65-летия Победы мемуары удивительного человека, с которым свела меня жизнь в США.
Его зовут Степан Николаевич Ерохин. Ему 83 года, он награжден пятью орденами, медалями "За Отвагу", "За Боевые Заслуги", медалями "Партизану Великой Отечественной" обеих степеней, и многими другими. Прошел всю войну. С 1941 по 1943 гг. (с 16 лет) командовал молодежной партизанской группой на Брянщине. С 1943 по 1945 воевал в составе диверсионного-десантного батальона. Два года тому назад, по просьбам наших прихожан, начал писать мемуары о своей партизанской жизни. Я ему в этом помогал чисто технически - набирал его записи на компьютере. Редакция минимальная - буквально записана его живая речь. Материал уникальный так же и потому, что там описываются невероятные события, связанные с участием волков. К сожалению, записано очень мало. Начались проблемы со здоровьем. Но в случае, если вас заинтересует материал, может быть, удастся с Божией помощью и дополнить эти рассказы.
Многое не записано, и многое ему вспоминать больно (говорит, что "опять во сне воевать буду"...) Все началось с его удивительных рассказов о волках - а потом стало "обрастать" суровой действительностью. Я давно его просил записать довоенные события, но здоровье пока не позволяет ему закончить эти записи. А ведь медаль "За отвагу" он получил еще до оккупации Брянщины. В 16 лет, оказавшись на должности председателя колхоза, он непосредственно принял участие в ликвидации двух немецких разведгрупп... Конечно, РНЛ - это, прежде всего, православный ресурс. Но та война незримой нитью проходит через все наше современное общество. Поэтому, мне кажется, (особенно после разделения РЛ) разумным открыть на РНЛ специальный раздел, посвященный героическому прошлому наших предков, дедов и отцов. И в рамках именно этого раздела опубликовать эти материалы. Ну, это, конечно, лишь пожелание. Мне просто хочется, чтобы наши дети не только смотрели нынешние военные сериалы-боевики, но еще бы начали и задумываться над тем, что значила и продолжает значить наша Победа».
+ + +
Примерно во второй половине ноября 1941 года мы с товарищем возвращались с задания. Зима в том году пришла ранняя и довольно жесткая. На полях и в лесу снегу уже было много, да и морозы стояли довольно сильные для этого времени года. Полевая дорога, по которой мы двигались, была хорошо занесена снегом. Шли довольно медленно - сказывались усталость, глубокий снег и практически полное отсутствие съестных припасов.
В одном месте, вблизи дороги, мы наткнулись на целый жгут немецких полевых проводов связи. Конечно, мы не могли пропустить такое «добро" и, достав из вещмешка специальные щипцы, стали обрезать их все по очереди. Далее какое-то время шли, ориентируясь на эти провода и время от времени их перекусывая. Дело шло к вечеру, и погода стала основательно портиться. Пошел снег, поднялся сначала слабый, а затем сильный ветер - разыгралась пурга. Видимость приближалась к нулевой отметке. Идти вперед стало необычайно трудно. Мы стали основательно подмерзать. Ведь одежда у нас была не ахти какая, а к такой погоде и вовсе не пригодная. У нас возникла мысль - надо остановиться, выкопать в снегу яму и зарыться в нее. Но что мы будем делать, если снег нас полностью не занесет и не скроет наших следов? Ведь мы себя обнаружили, повреждая телефонные провода на своем пути. И другая мысль не выходила из головы - мы были в таком состоянии, что могли просто уснуть, замерзнуть и уже никогда не проснуться. Все же, поразмыслив, решили выкопать яму на каком-то расстоянии от дороги.
Вдруг, сквозь пургу и завывания ветра, я услышал звук, похожий на волчий вой. Мы напрягли слух (а он у меня в то время был очень хорошим) - волчий вой повторился уже несколько ближе и четче. На этот счет мой товарищ сказал: "Нам теперь только волков не хватает - замерзнем, а они нас съедят." На это я ему ответил: "Волки нас не только не съедят, но еще и помогут. Давай, копай снег поэнергичнее". Мне подумалось - а если это моя воспитанница, волчица Зорька, охотится со своей стаей? Я попытался издать звук, имитирующий волчий вой - но вместо этого получился звук человека, у которого челюсти свело от мороза.
Через некоторое время, все продолжая рыть яму в снегу, я вдруг почуствовал легкий толчок в бок и подумал: "Ну, начинается - это еще что за привидение?" Но, выпрямившись и оглянувшись, к величайшей своей радости рядом я увидел Зорьку! Она виляла хвостом, затем встала на задние лапы и потянулась к моему лицу. Я тут же нагнулся к ней и крепко прижал к себе это шерстисто-пушистое и такое близкое мне существо. Мой напарник, онемев от этой сцены, стоял и смотрел на нас широко открытыми глазами, словно вопрошая, не нужна ли его помощь. Обняв и приласкав Зорьку, я сразу же понял, что живется ей не сладко, пищи явно не хватает - тело ее не тянет даже на минимальную среднюю упитанность. Поэтому звери и рыщут даже в такую погоду по полям и лесам, надеясь на удачу в охоте. А может есть какая-то другая причина для такой нашей встречи?..
Оглядевшись вокруг, я заметил вблизи нас еще одного волка - по всей видимости провожатого-телохранителя подруги моей юности. Ну да ладно - он нам не мешает, стоит в стороне, ведет себя корректно. Я начал "разговор" с Зорькой, показывая ей что-то жестами - разводя и смыкая руки, переступая с ноги на ногу, меняя модуляцию и тембр голоса. Моя цель была показать волчице, что мне плохо, что мы замерзаем и поэтому нам надо найти дом с людьми. Зорька наблюдала за мной, внимательно слушая мой "монолог". При этом ее уши были в постоянном движении. Кроме того, она непрерывно переступала передними лапами и двигала хвостом. Закончив, я погладил ее по загривку, коснулся ушей и боков. Она еще раз внимательно посмотрела на меня, встала на все четыре лапы, и сначала медленно, а затем все быстрее, побежала к своему провожатому - очевидно, для передачи информации и принятия решения по моей просьбе.
Через несколько минут Зорька вернулась к нам, коснулась моих ног и повела нас сначала вдоль дороги вперед, а затем свернула в сторону. Ее сопровождающий волк следовал за нами в метрах пятидесяти. При повороте за мою ногу снова зацепился телефонный провод - я его тоже обрезал. После поворота в сторону от дороги, метров через двести, мы увидели впереди себя очертания дома и пробивающийся сквозь снежную круговерть тусклый огонек. Это нас сразу приободрило и идти стало легче, хотя мы и продолжали утопать в глубоком снегу. Закрутились мысли, что здесь, возможно, живут добрые люди, которые дадут нам обогреться, напиться горячего чаю, а может и перекусить что-либо удастся. Мы были уже на грани голодного истощения. Подойдя к дому, мы осмотрели его со всех сторон и ничего подозрительного не нашли. Сначала постучали в дверь, а затем, не услышав ответа, постучали, уже более настойчиво, в окно. Сами, на всякий случай отошли и встали в сторону от двери. Наконец, через дверь мы услышали приглушенный мужской голос: "Кто там в такой поздний час?" Мы ответили: "Свои. Нас двое, мы русские, заблудились в непогоду, замерзаем. Пожалуйста, пустите нас обогреться. Ничего плохого мы вам не сделаем". По прошествии нескольких минут, которые показались нам вечностью (по-видимому мужчина ушел с кем-то советоваться), дверь наконец открылась и мы вошли в сени. Перед входом в дом я обратился к Зорьке: "Обожди нас здесь - возможно и для тебя здесь наидется какая-нибудь пища". Она посмотрела на меня и, как мне показалось, понимающе кивнула мордой и завиляла хвостом.
Пройдя небольшие сени, мы вошли в дом. Тут нас словно ударило чем-то и обдало таким теплом, что сразу возникло желание тут же повалиться на пол и уснуть. Но мы сознавали, что находимся в незнакомом дому и не знаем, что за люди здесь живут и можно ли им доверять. Уснуть было бы неплохо, но проснешься ли живым? Хозяин дома оказался пожилым человеком в возрасте немногим за 60 лет, среднего роста, довольно плотный, но в хорошей физической форме. В молодости, видать, обладал недюжинной силой. Перед этим человеком надо было играть в открытую - мы назвали свои имена, сказали, кто мы такие и каким образом оказались у них. В это время, из-за перегородки, дверь в которой была прикрыта занавеской, вышла молодая женщина лет 30. Хозяин тоже назвал сначала свое имя, Василий Нефедович, а затем представил нам свою невестку - Марию. Еще сказал, что у него есть внук Николка, который, наверное, сейчас спит. Но не тут-то было - белобрысый Николка появился среди нас, и с ним мы тоже познакомились.
Мы попросили разрешение раздеться и посидеть возле топившейся печки-буржуйки. Получив одобрение, мы тут же сбросили с себя верхнюю одежду и уже готовы были усесться к печке, как я вспомнил о Зорьке - ведь она меня ожидает на холоде! Я обратился к хозяину со словами: "Василий Нефедович! На улице нас ожидает проводник до вашего дома, без него мы вообще могли бы не найти вашего подворья. Нет ли у вас каких либо отходов от забоя животных, не употребляемых в пищу?" Хозяин недоуменно посмотрел на меня и спросил: "Интересно, что же это за проводник у вас, который питается отходами от домашних животных?" Тогда я ему кратко рассказал, что это - волчица, моя воспитанница с "пеленочного" возраста, которая сейчас находится в стае волков, но время от времени находит меня для общения. Это очень умная и преданная тварь, она мне уже не раз оказывала помощь в разных ситуациях. А сейчас она голодна и жаждет чего-либо перекусить. Мой рассказ очень удивил хозяина дома. Он хотел было расспросить меня поподробнее, так как сам был в молодости охотником, но, увидев мое беспокойство и нетерпение, сказал, что только вчера зарезал своего последнего подсвинка, так как немцы совсем обнаглели - уже пару свиней забрали, и нацеливались на последнюю. Я, говорит, уже кое-что припрятал, а вот малоценное и какие-то несъедобные остатки еще не успел ликвидировать.
Я готов был тут же обнять своего благодетеля и сказал, что он меня бы несказанно выручил, если бы эти отходы отдал на благое дело. На это он ответил: "Да на хорошее дело я не пожалел бы и доброго мяса, ведь у меня в Красной Армии служат два сына, внук, а сколько родственников - не перечесть! Где твоя подопечная с другом, я их угощу на славу!" и пошел во двор. У меня, правда, при этом мелькнула тревожная мысль, и я, расстегнув привязку своего пистолета, придвинул его в более удобное положение. Мой напарник на всякий случай тоже отошел в сторону. Вскоре хозяин вернулся в комнату со свертком, в который были завернуты свиные внутренности, кости с остатками мяса и даже кусочек сала. Мы вышли на крыльцо и я позвал Зорьку. Она подошла, посмотрела внимательно на меня, а затем взглянула недоуменно на хозяина, стоявшего рядом. Я сказал ей, что это свой, очень хороший человек, и положил ему руку на плечо. Показав рукой на довольно увесистый сверток, я объяснил Зорьке, что мы приготовили для нее и ее товарищей пищу (я не знал, была ли Зорька в стае или скиталась только со своим другом). Сверток я развернул и положил на снег. Зорька потянула носом и, вздрогнув всем телом, подошла ко мне вплотную, встала на задние лапы и начала лизать мои руки и щеки. Я обнял ее, поцеловал и слегка подтолкнул к хозяину. Она потерлась у его ног и посмотрела внимательно в ему в лицо, виляя при этом хвостом. На прощание я еще раз поблагодарил свою подругу за все доброе и рукой указал ей направление, куда мы пойдем. Наш подарок остался лежать на снегу, а мы вернулись в дом, чтобы не стеснять и не смущать зверей.
В доме хозяйка хлопотала с чугунком с картофелем, а на столе уже была разостлана скатерть, стояли тарелки и миски с горячими щами, хлебом, квашеной капустой и огурцами. Мой товарищ разговаривал с Николкой - рассказывал ему что-то смешное. Напряжение, возникшее между нами и хозяевами дома в первые минуты, спало - мы чувствовали, что стали ближе друг другу. Вопросы с обеих сторон возобновились с новой силой. Нас, прежде всего, интересовал сам населенный пункт - название, есть ли в нем или вблизи немцы, и как часто они здесь бывают. Нас обрадовало и несколько успокоило то обстоятельство, что ни в поселке, ни вблизи немецких гарнизонов нет. Немцы бывают наездом, и всегда за чем-то охотятся, часто забирая у крестьян домашних животных. Последовавшее за тем застолье вопросов только прибавило. Наш хозяин оказался участником гражданской войны на стороне красных, командовал подразделением численностью до 450 человек, так что в кое-чем разбирался. А главный его вопрос в то время интересовал многих. Немцы далеко продвинулись на восток. Не будет ли им сдана Москва, как это было сделано в 1812 году? Я в какой-то мере владел прямой и косвенной информацией по этой проблеме через свои контакты с командирами и радистами отряда. Поэтому осмелился заявить, что Москва готовится к обороне и немцам сдана быть не должна. К ней сейчас подтягиваются свежие кадровые соединения из Сибири и с Дальнего Востока, даже моряки. Это мое сообщение нашего хозяина и его домочадцев сильно обрадовало и немного успокоило. Василий Нефедович обратился к хозяйке: "А ну-ка, Маша, принеси нам из своей заначки что-нибудь интересное - надо отметить нашу встречу и хорошие вести." На столе тут же появилась бутылка спиртного - и ни какая-нибудь мутноватая жидкость, а что-то, очень похожее на довоенную водку.
Наша беседа велась и о военных, и о бытовых делах. Василий Нефедович сказал мне, что живет уже седьмой десяток лет, сам охотник, но такого, чтобы человек дружил с волчицей, обнимал и даже целовал ее, он не видел до сегодняшнего дня, и никогда не слышал от других. Это что-то необычное и умом не постижимое. Мне, говорит, этого никак не понять - может быть Николка, мой внучок, подрастет и попробует повторить ваш эксперимент. Николка был тут же за столом, слушая нас с широко открытыми глазами, и его никак не возможно было уложить спать. Нас уже основательно клонило ко сну и я попросил наших хозяев их позволения немного поспать перед дальней и трудной дорогой, чтобы перед рассветом уйти. Будем надеяться, что пурга к этому времени утихнет. Но отдохнуть нам удалось не долго. Только мы сомкнули глаза, как послышался громкий стук в дверь, а затем в окно...
В доме наступила напряженная тишина. Кто это мог бы быть в такое позднее время и непогоду? Не западня ли это для нас, так искуссно организованная и обставленная? В любом случае надо было действовать быстро и осторожно. Мы вскочили, накинули на себя верхнюю одежду, схватили оружие, привели его в боевое положение, приготовили гранаты. Живыми не сдадимся, а если предстоит дорога в мир иной, то в компании с пришельцами. Хозяин пошел окрывать дверь, и через минуту в комнату не вошли, а ввалились два немца - заснеженные и дрожащие от холода. У обоих головы были обмотаны женскими шерстяными платками. Они еле держались на ногах, но были вооружены - один автоматом, а другой - винтовкой. Мы стояли за перегородкой, прикрывшись занавеской, и внимательно наблюдали за появлением новых гостей. Первое наше впечатление о немцах было не в их пользу. Они были изрядно подморожены и очевидно сильно устали. За плечами у них были рюкзаки, а у одного в руках катушка с запасом телефонного провода. За поясами у каждого торчали по две гранаты с длинными деревянными ручками. В такой ситуации был только один выход - выйти к немцам, пока они не очухались и продиктовать им условия сдачи в плен. Так мы и сделали. Вышли вместе с оружием наизготовку, скомандовали по немецки: "Оружие на пол! Руки вверх! Гранаты руками не трогать!" Обшарили руками их одежду, но ничего опасного не нашли. Мы начали допрос, предупредив наших пленников говорить только правду, иначе - расстрел. Вопросы мы задавали на ломаном немецком. Немецкому языку я начал обучаться в 7-8 классах средней школы, а затем брал уроки у одной из партизанок, нашей переводчицы - бывшей учительницы немецкого языка. В ходе допроса выяснилось, что они - связисты, которых послали чинить провода, поврежденные нами по ходу движения. У них был строгий приказ - во чтобы то ни стало восстановить нормальную работу связи, которая соединяла несколько гарнизонов, размещенных по путям движения транспорта и бронетехники на восток. В пути их застала пурга, но они продолжали идти по линии, пока не починили последний разрыв вблизи этого дома. Увидев мерцающий огонек, они пошли на него и оказались нашими пленниками. Они нам сообщили интересную информацию и по другим вопросам.
Встал вопрос - что с ними делать? Если мы их ликвидируем, то на следующий день их могут начать искать с собаками, которые приведут к этому дому. За этим последует расправа не только с хозяевами этого дома, но и другими жителями поселка. Такой вариант нас не устраивал, и мы его оставили только на крайний случай. Надо было срочно придумать что-нибудь другое, оригинальное. Тащить их в плен тоже не годилось - ценность не ахти какая, да и далековато. У нас пока не было полной информации о наших гостях. Надо было еще раз внимательно пройтись по нашим вопросам, их ответам, сделать уточнения, расспросить о других деталях... Так наш допрос постепенно перешел в свободный разговор, где мы не вели протокола, а только делали небольшие пометки для себя. Мы записали их имена, фамилии, номер воинской части, где она расположена, откуда они вышли, кто их направил, фамилии и звания командиров, кому нужна эта связь, и.т.д. Выяснилось, что наши пленники служат в довольно крупной охранной воинской части, которая имеет свои гарнизоны на путях следования на восток. По ним в Московском направлении идут автомашины с живой силой, продовольствием, утепленной одеждой, вооружением, а также техника - самоходная и на тягачах. Их воинская часть имеет довольно крупное подразделение связи, так как зона их обслуживания весьма обширна. Они на память назвали ряд сравнительно крупных населенных пунктов. В этих условиях связь, по их мнению, крайне необходима и должна работать бесперебойно. Старший связист в звании обер-ефрейтора имел уже за плечами около сорока лет и, надеясь, очевидно, на наше снисхождение, сообщил, что он был насильно мобилизован в армию, как специалист. Он ненавидит Гитлера, а в войсках потому, что боится за жизнь своей семьи. Молодому, весьма тощему и на вид болезненному юноше, недавно исполнилось восемнадцать лет и он оказался единственным сыном из рабочей семьи. Этот парень ничем себя не проявлял и не болтал. Но вот незадача - что же нам делать с этой парочкой залетных гусей? Стали думать уже не вдвоем, а впятером, вместе с хозяевами. Жизни постановили их не лишать - немцы за двух своих солдат могли бы расстрелять и двадцать наших граждан. Такую тактику они часто применяли. Но не отпускать же их просто так - это в равной мере опасно для наших хозяев.
Мы стали думать дальше - а нельзя ли попробовать использовать этих ребят в будущем для наших целей, предварительно «связав им руки»? В этом направлении и решили действовать. Предложили им снять верхнюю одежду и осмотреть руки и ноги на предмет обморожения. Кое-какие признаки этого у них явно были. Хозяйка принесла таз со снегом и мы предложили им оттирать обмороженные места. Когда они привели себя мало мальски в божеский вид, мы их угостили за столом горячим картофелем, а хозяин расщедрился и налил граммов по 150 спиртного. Алкоголь помог им еще больше развязать языки. Они притащили к столу свои рюкзаки и выложили из них кое-что интересное, особенно для нас. Подумалось - обеспечивают же наших противников такими вещами. На стол были выложены хлеб, консервы (мясные и рыбные - то ли испанские, то ли португальские), шоколад, сыр, сигареты, и кое-что еще. Причем все это они выложили сами, добровольно - без какого-то принуждения с нашей стороны. Мы пили горячий чай и мирно беседовали - ни шума, ни крика, ни угроз. Это все, я полагаю, положительно подействовало на немцев. Они говорили все больше и больше, а мы сидели, внимательно все слушая и запоминая. И мне, в какой-то момент, подумалось - ведь могут же простые люди, когда над ними не давлеет никакая власть, вот так встречаться, общаться, и не прибегая к силе, достигать каких-то взаимовыгодных соглашений. А кто мешает то же самое делать верховным правителям? Неужели только в кровопролитной драке, когда в землю лягут миллионы людей - представителей лучшей части населения, можно достичь решения всех проблем? Это была кратковременная, случайно залетевшая мозгокрутка - но война, этот жестокий и неумолимый монстр, заставляла нас, еще несовершеннолетних парней, очень быстро взрослеть и задумываться иногда на тем, чем нам затуманивали мозги наши доблестные знатоки и "лекари" человеческих душ - политработники. Мы слишком много видели и могли сравнивать, что говорилось, и что происходило в действительности... Но это так, к слову будет сказано.
Нам же предстояло решить жизненно важный вопрос - что делать с немцами, свалившимися на наши головы? Когда наши гости насытились и отогрелись, мы предложили всем лечь и отдохнуть. Хозяин принес со двора охапку соломы, расостлал ее на полу, прикрыл каким-то полотном и предложил немцам располагаться на отдых. Они быстро согласились, положили рюкзаки под головы, укрылись своими шинелями и были таковы. Я вручил хозяину автомат, пару гранат (на всякий случай) и поручил ему, вместе со своим внуком, охранять сон воюющих, но в данный момент мирно отдыхающих в одном из сельских домов, представителей двух враждебных армий. Перед отходом ко сну я предупредил немцев, что они вернутся в свою часть живыми и невредимыми, но только при условии, что будут вести себя разумно, не предпринимая ничего враждебного по отношению к тем, кто живет в этом доме. Хозяина же попросили хорошенько подумать о том, как их можно использовать с пользой для дела и ему, и нам. (Забегая вперед, скажу, что наши условия немцы соблюли в полной мере.) Я и мой напарник тоже отправились на кратковременный отдых, решив, что до утра к нам никто больше не придет, так как связь исправлена и работает, дороги занесены снегом и практически непроходимы даже для специально оборудованного транспорта. Да и кто в этой снежной круговерти будет искать двух каких-то связистов, если связь устойчиво работает? В конце концов, положение рядового состава в таких условиях мало кого волновало.
Ночь, как мы и предполагали, прошла спокойно. Обе стороны предельно устали, дневные переживания были оставлены далеко позади - все спали, как убитые. Я же, несмотря на зверскую усталость, сначала не мог уснуть, а затем, по прошествии какого-то времени просыпался и, убедившись, что все в порядке, снова тут же засыпал. Но, пожалуй, самое удивительное для меня было то, что мне приснился отец, которого я беспредельно любил и уважал за его мудрость и человеческие качества. Мне хорошо запомнился его совет: "Сынок, ты попал в сложное положение. Из него надо выйти достойно. У тебя смышленая голова - думай! Запомни, что безвыходных положений не бывает. Выход всегда есть!" Даже во сне, мне казалось, я продолжал думать, не отдыхая. На утро, по условленному сигналу хозяина, все встали, привели себя в порядок, оделись, сели к столу, и мы продолжили откровенный разговор. Предварительно я обменялся кое-какими соображениями с Василием Нефедовичем. Немцев, во-первых, необходимо было ободрить, внушить им больше доверия к нам - не как к врагам, а как таким же зависимым людям, выполняющим приказы своего командования. И, во-вторых, попробовать использовать их несвободное положение с пользой для всех нас в будущем. Хотя у меня и не было опыта в таких делах, я все же припомнил кое-что из кратковременного курса, который я прошел в нашей партизанской спецшколе, а также рассказов и бесед со знающими офицерами, выходящими из окружения и на короткое время пребывавшими с нами в партизанских отрядах.
Ясно было одно - необходимо было действовать весьма осмотрительно, но напористо, стараться не применять крайних мер физического воздействия, но при этом настойчиво расслаблять и подавлять устойчивость психики противника. Противник должен ощущать свое зависимое положение, и гуманное отношение к нему должно вызвать у него встречное желание как-то отблагодарить своих благодеятелей. Все это быстро проносилось в голове, возникал целый ряд вопросов, замыкающихся в какой-то порочный круг, из которого, с учетом всех сложных обстоятельств, необходимо было найти быстрый и эффективный выход. А мне шел только семнадцатый год! Мой спутник в боевой обстановке был очень надежным и верным другом, но он не обладал необходимым опытом и знаниями для принятия сложных решений - вырос единственным ребенком, которого все опекали и которому оказывали всякую помощь. Я же вырос в иных условиях - в постоянном труде и учебе без подсказок, в поисках выхода, порой, из довольно сложных положений. Находил контакты с домашними и дикими животными, даже волками и пчелами. Все это приучило меня к внимательности, долготерпению и достижению желаемого результата при непростых обстоятельствах. И опять же, все чаще и чаще вспоминал я не пространные, а краткие, вразумительные, доступные мне, как подростку, примеры и поучения моего отца, Николая Федоровича. Мама тоже была женщина не простая, с характером - трех лет оставшись сиротой, она выросла на воспитании у своей тетки. Хотя и совершенно безграмотная (в школе не обучалась), она была наделена в достатке житейской мудростью. Она никогда не вмешивалась в разговоры двух близких ей мужчин. Все внимательно выслушивала, а после разговора иногда останавливала меня за плечо, и тихо говорила в ухо: "Слушай отца, сынок. Он мудрый человек и говорит тебе правду. Она пригодится тебе в жизни, а мы ведь не вечные и не всегда будем с тобой".
Конечно, многое из сказанного и услышанного от родителей я, в свое время, воспринимал не серьезно. Только с возрастом и в суровых обстоятельствах, когда уже от меня зависела не только судьба, но даже сама жизнь людей, все это невольно всплывало в голове и требовало принятия ни какого-нибудь, а разумного решения. Так, собственно, было и на этот раз. С немцами нам расправиться по законам военного времени никакого труда не составляло. Но я четко давал себе отчет, что последствия такого решения могли бы быть ужасными для наших гостеприимных хозяев и всего поселка. И тут у меня возникла идея. Не подать ли наших бедолаг командованию их части как героев, в точности выполнивших приказ, несмотря на огромные трудности, благодаря тому, что им помогли жители села Знаменское, спасшие их от верной смерти? Но предварительно нам нужно было их подготовить к этому. Для этого я сообщил немцам, что нам известно, что их командование очень не любит партизан, хотя мы, в действительности, такие же обыкновенные люди. Если мы просто разойдемся и доложим о нашей встрече каждый своему командованию, то ни вас, ни нас по головке не погладят. Поэтому надо совместно придумать выход из сложившегося тупика. Конечно, мы легко могли бы решить эту проблему, расстреляв вас, как наших врагов - и ваши тела, сброшенные в овраг, до весны никто бы не нашел - но не думаю, что вас такой вариант устроил бы. Немцы в один голос, и очень взволнованно, сказали, что готовы идти в плен, или сделать для нас что-нибудь полезное ради сохранения своих жизней. Как раз перед этой операцией мой напарник был в нашем партизанском госпитале и отметил великую нужду в медикаментах и хирургических инструментах, о чем постоянно велись разговоры среди раненых в отряде. Нам пришло в голову, что с помощью наших новых "друзей" в госпитале можно кое-что было бы подправить.
Я объявил нашим пленникам, что мы, вместе с ними, должны составить правдоподобную легенду их спасения от неминуемой смерти от холода, и что эту легенду они должны хорошо запомнить и повторить в точности своему командованию. При этом они будут хорошо поощрены за свои "героические» действия. Но, кроме того, они также должны подписать один документ, который уже крайне необходим нам. Этот документ никакой для них опасности не представляет и заменит плен, где бы они испытывали крайние неудобства. Чтобы несколько приободрить наших пленников, я сказал им, что это обычная для таких случаев процедура, и что в будущем мы, возможно, никогда не встретимся. Согласны ли они на такой вариант? Немцы переглянулись и обменялись несколькими короткими фразами, вроде "А чем мы рискуем? Останемся в живых - а там посмотрим. А если узнают в полку - будет суд, сошлют на фронт, где все равно убьют или замерзнем. Подпишем и будем молчать." И тут же подтвердили свое согласие подписать такой документ. Я попросил нашего хозяина найти несколько листов бумаги и ручку с пером и чернилами. У Николки все эти припасы быстро нашлись. Я же начал сочинять текст, обдумывая каждое слово и фразу. По моему замыслу обязательство должно было быть не коллективным, а индивидуальным для каждого немца. В частности в нем говорилось, что подписавшийся обязуется хранить в глубокой тайне от своего командования, что он нанес непоправимый ущерб Великой Германии тем, что ночевал с двумя партизанами в одном доме и оказал им различные услуги: сообщил номера воинских частей, фамилии командиров, расположение и позывные своей части и других гарнизонов, количество транспортных средств и характер перевозимых грузов в направлении на Москву, а также добровольно передал партизанам свое вооружение и запас продуктов. Кроме этого, подписавшийся брал добровольное обязательство помогать партизанам и в будущем всеми у него имеющимися средствами. Далее следовали номер части, звание и должность каждого из немцев, подпись и дата. Личные данные я проверил по их солдатским книжкам. Когда черновой вариант обязательств был готов, я попросил моего напарника проверить его и внести возможные, на его взгляд, дополнения и замечания. Он, просмотрев мой вариант, сказал, что полностью с ним согласен, замечаний не имеет, и что если немцы все это подпишут и выполнят, будет очень здорово.
В отличие от конфиденциальных "вербовочных" документов, устную "легенду" для немецкого командования мы обсудили совместно с хозяевами дома. Немцы также внесли кое-какие конструктивные предложения. Суть легенды, от имени немцев, сводилась к следующему. «Когда мы вышли на задание, погода была хорошей и не предвещала никаких сюрпризов. Через некоторое время мы обнаружили первый обрыв проводов, устранили повреждение и двинулись дальше, так как связь не была восстановлена. Вскоре мы обнаружили второе, а за затем и третье повреждение. На их устранение потребовалось много времени, так как провод был многожильным. Но связь так и не заработала - значит впереди были еще повреждения. Мы продолжали двигаться дальше, утопая в глубоком снегу. Постепенно началась сильная пурга и усилился мороз. Работать было все труднее и труднее - повреждений было много. К тому же, мы стали замерзать в своих легких шинелях. Выбиваясь из последних сил, мы стремились во что бы то ни стало выполнить данный нам приказ - восстановить работу важной телефонной линии. Наконец мы обнаружили и устранили последний обрыв. Совершенно обессилив и замерзнув, мы упали на снег и окончательно потеряли способность двигаться. Словно сквозь сон, мы услышали какие-то звуки, похожие на лай собаки и голос человека, говорившего по русски. Нас потрогали, потрясли, и очевидно убедившись, что мы живы, куда-то потащили. Почувствовав тепло, мы очнулись в доме одного местного крестьянина. Нас раздели и растерли снегом обмороженные места рук и ног, напоили травяным чаем и накормили горячим картофелем с хлебом, огурцами и капустой. Кроме того, нам дали по стакану водки. Через некоторое время нам стало гораздо лучше и мы хотели поблагодарить наших хозяев и идти обратно в часть. Но пурга продолжалась и наш хозяин, ничего не понимая по немецки, знаками показал, что в такую погоду мы обязательно замерзнем и пропадем. Посреди комнаты, рядом с печкой, он накрыл для нас из соломы постель и сказал, чтобы мы провели у него ночь. Укрывшись шинелями, мы проспали до утра. Утром погода улучшилась. Мы привели себя в порядок, проверили оружие и припасы. Консервы и гранаты мы оставили где-то по дороге, когда были не состоянии себя контролировать. После завтрака мы отправились в путь, предварительно поблагодарив наших хозяев и сказав им, что наше командование не забывает добрых дел, сделанных для немецких солдат. Хозяин и его внук 12-13 лет, который немного изучал немецкий язык, сказали нам, что немецкие власти конфисковали у них двух свиней и телку двух лет. У них осталась одна корова, которая их кормит, и которую у них тоже хотят забрать.»
Я предупредил немцев, что они должны в точности усвоить эту легенду и детально доложить ее своему командованию. За свои заслуги они, наверняка, будут представлены к повышению по службе, а возможно будут награждены и медалями. Мы заставили их несколько раз повторить все слово в слово, делая упор на сентиментальные детали и на то, что никаких партизан они не видели и от хозяев об их пребывании в селении не слышали. Для нас, конечно, главная надежда была в том, что в выигрыше от этого варианта будут наши гостеприимные хозяева. Немцы не должны были замедлить с использованием этого случая для рекламы своих достижений по установлению связей с местным населением. За "спасение" немецких солдат, нам сильно хотелось бы, чтобы нашим хозяевам возвратили бы хотя бы часть ограбленного. (Опять же, забегая вперед, скажу, что наша легенда сработала даже в большей мере, чем мы ожидали.)
К утру пурга стихла, все кругом было белом-бело от свеже-выпавшего снега. Надо было побыстрее выпроводить немцев. Ведь с рассветом могли начаться их поиски, которые могли бы быстро привести к нашему дому до десятка немцев, если они будут на вездеходах. Перед прощанием я провел беседу с обер-ефрейтором с глазу на глаз, сообщив ему придуманный мною пароль и отзыв в случае если на встречу с ним приду не я. Я ему еще раз напомнил, что отныне их личное благополучие будет полностью зависеть от них самих, и что он должен очень внимательно присматривать за своим молодым подчиненным, чтобы тот держал язык за зубами - особенно в пьяном состоянии, когда появляется желание поразить собеседника чем-то необычным, а собеседник может оказаться осведомителем спецслужб. Наконец, немцев, с их облегченными рюкзаками, без инструментов, гранат и значительного числа патронов, мы выпроводили из дома. Они попрощались с нами и хозяевами, мило улыбаясь нам и благодаря за спасение их жизней. Было видно, что наше обращение с ними оказало на них сильное воздействие. Но мы, на всякий случай, держали оружие наизготовку... Как выяснилось в дальнейшем, наши опасения на счет поисков наших пленников полностью подтвердились, но, к счастью, все закончилось для нас благополучно. Дело в том, что разыскивать наших связистов выехала довольно внушительная группа, в составе которой были и медицинский персонал. Но, встретив своих солдат живыми и невредимыми на полпути, они повернули назад. Так мы избежали возможной опасной встречи с неприятелем.
Наступил и наш черед расставаться с нашими гостеприимными хозяевами и двигаться в путь. Хозяйка пригласила нас за стол, и мы основательно позавтракали перед дорогой. Сердечно поблагодарив всю семью за гостеприимство, я выразил надежду, что освобождение не за горами, но для этого нужно еще много сделать. Я также еще раз высказал мысль, что несмотря ни на что наша столица-Москва врагу не будет сдана, хотя народу при этом погибнет много. Немцы, обозленные усилившимся сопротивлением Красной Армии и партизан, не стесняются применением самых жестоких мер к мирному населению - расстреливают людей, жгут дома и даже целые села. Я также обратил внимание хозяев на то, что все они, включая внука Николашку, должны хранить в глубокой тайне все, что произошло в прошедшую ночь в этом доме. Необходимо было учитывать то, что в поселке могут оказаться агенты немецких спецслужб. Для связи же с нами, в случае получения какой-нибудь ценной информации или в беде, можно использовать следующий прием. В таком-то селе надо пройтись по такой-то улице с поднятым воротником, повязав шею шарфом из красной материи. Это будет сигналом тому, кто напрямую связан с нами. Услышав это, хозяин, как мне показалось, даже слегка обидился за то, что ему полностью не доверяют. Я заверил его, что это - естественная мера безопасности, и что его черед, как контакта, еще впереди.
Хозяева, учитывая наш неблизкий путь по снежной целине, снабдили нас приличными съестными припасами, среди которых было кое-что, позаимствованное у немцев. Две из четырех немецких гранат мы оставили хозяину, посоветовав ему припрятать их в надежном месте. Хозяева помогли нам составить маршрут нашего дальнейшего пути, рассказав какие села нам лучше обойти из-за присутствия в них укрепленных полицейских постов и немецких гарнизонов. Я также сказал деду Василию, что если немцы поверят в нашу легенду, то ему вполне могут предоставить какие-то преимущества - возможно не будут грабить, а может даже что-нибудь и вернут из награбленного ранее. Все будет зависеть от того, как командование воинской части отнесется к нашей легенде. При этом я добавил, что начальство наших связистов, скорее всего, их рассказ решит проверить. (Так оно и оказалось на самом деле - в скором времени проверка состоялась, легенда подтвердилась, и все сомнения немцев в лояльности наших хозяев к новой власти были сняты.)
Внук Николка рвался уйти с нами. Пришлось выкроить время и провести с индивидуальную, разъяснительную беседу с этим юным романтиком. Я ему сказал, что война, судя по всему, продлится еще долго. За это время он подрастет и очень может пригодиться для Красной Армии или партизан. Сейчас же он должен многому учиться, особенно если он хочет стать разведчиком. Надо учиться замечать все, что делается вокруг, запоминать разговоры людей, и, главное, поменьше самому болтать, так как рядом всегда может оказаться кто-нибудь, кто может причинить большой вред ему и всей его семье. Если у него окажется оружие, он ни в коем случае с ним не должен играть - лучше его спрятать подальше до поры до времени. Необходимо также во всем советоваться с дедом, спрашивать его обо всем и рассказывать ему о том, что он видел или слышал, особенно если что-то показалось ему необычным. Ни в коем случае не следует связываться с сомнительными компаниями, так как его всегда могут подставить и сделать виноватым. Я также заверил Николку, что мы будем его иметь в виду в будущем. Таким образом мы старались не пропустить даже малейших деталей и потенциальных зацепок, которые могли бы повлиять на наши планы. Мы покидали этот гостеприимный дом в уверенности, что посаженные нами на крючок немцы смогут нам еще пригодиться. Но самое главное было то, что мы приобрели новых верных друзей в лице наших хозяев, так стойко проявивших себя в критической ситуации. Для нашей бродячей, неопределенной и опасной жизни это обстоятельство имело огромное значение...
Дальнейший наш путь складывался удачно до тех пор, пока вблизи одного из сел нас не обнаружили двое полицейских. Они пустились за нами в погоню на лыжах. Сначала мы решили просто уйти от них, не ввязываясь в перестрелку. Но они достаточно быстро нагнали нас и стали вести по нам прицельный огонь. Одна из пуль пробила рукав моей куртки и задела руку. Поняв, что обстоятельства складываются не в нашу пользу, мы выбрали укромное местечко для засады, рассредоточились и залегли. В пылу погони полицейские не разгадали нашего замысла и попали под перекрестный огонь. Бой был весьма скоротечным - один из них был убит наповал моим напарником, а другого я с расчетом ранил в ноги, чтобы коротко допросить. Оказалось, что в этом селе, кроме них двоих, врагов больше нет и наш путь свободен. Эти полицейские недавно, но довольно рьяно, приступили к исполнению своих обязанностей. Немцы им выдали винтовки, патроны, по паре ручных гранат, повязки на рукава, документы, и приказали следить за порядком, отслеживать и задерживать партизан, а также им сочуствующих жителей села. Один из них оказался местным, другой был из окруженцев, уже успевшим найти себе молодую подругу. Так, за предательство, они быстро поплатились жизнями. У нас был соблазн - снять с убитых очень хорошие и новые полушубки и валенки. Эту идею подал мой напарник. Однако я вспомнил, что про партизан немцы распускают множество всевозможных небылиц. Нам не хватало только, чтобы нас обвинили в мародерстве. Я сказал напарнику, что по этому вопросу полный отбой, тем более, что полушубок своего противника он изрешетил из автомата. Сейчас обойдемся без этих вещей, а в будущем, может, повезет где-нибудь взять склад или транспорт с теплыми вещами. Ведь немцы везут их на восток. А вот охотничьи лыжы, широкие и укороченные, мы изьяли. Захватив оружие и документы наших преследователей, мы двинулись дальше по полю - но уже на лыжах.
Встретив к вечеру скирды с соломой, мы решили в них переночевать. Было уже темно. Мы зарылись поглубже в солому, согрелись и уснули тревожным сном. Было решено ранним утром быстро уйти подальше от этого села, где мы так изрядно наследили. Но не тут-то было - когда я вылезал из соломенной норы, ко мне подошла Зорька! Вот чего я совсем не ожидал! Она не замедлила лизнуть меня в щеки, пока я был на четвереньках. А дальше пошли объятия и разговоры с ней. Я задумался. Что побудило ее и еще полдюжины волков, стоявших возле скирды, выследить нас и провести ночь здесь? Возможно они нас охраняли, но вполне могли быть и другие причины. Ясно было одно - в тяжелых зимних условиях (мороз, глубокий снег) волки нормально бы укрылись в лесу. Что же нам делать с Зорькой и ее собратьями? Ведь, возможно, они надеялись на помощь человека. Но что мы могли сделать для них, если сами прятались от людей, как зайцы? Как это обьяснить зверям? У меня было какое-то смутное, подсознательное чувство, что в будущем волки нам могут сослужить добрую службу и что надо найти какой-то способ укрепить нашу дружбу. Мы решили поделиться с ними нашими съестными припасами. Пересчитали волков, каждому из них положили по немногу съестного. Быстро попрощавшись с Зорькой и ее друзьями, мы двинулись в путь, в темноту - было пасмурно, да и рассветало в это время довольно поздно.
Наконец, все наши многодневные (и не менее многотрудные) приключения и пути-дороги благополучно закончились. Поздно вечером мы прибыли в отряд. Наши ребята, коллеги из разведгруппы, очень обрадовались нашему благополучному возвращению. Командование же отнеслось к этому сдержанно - вроде бы все было в порядке вещей. Надо сказать, что нам было немного обидно за такое к нам отношение. Но это между прочим - в дальнейшем мы уяснили для себя, что к чему. Наше дело было быть в упряжке и тянуть воз, часто перегруженный. А сверху всегда найдутся, кто тебя будет понукать и подстегивать. Наше дело было выполнить работу и доложить о ней и ее участниках кому следует. Нередко от успеха проведенной операции нам доставались только "рожки да ножки от барашка", а лакомые части уходили кому-то другому, стоявшему в сторонке. Но постепенно, повзрослев, мы привыкли к такой правде жизни. Главным для нас было уничтожить противника, спасти наших людей и остаться в живых - лавры были вопросом второстепенным. Сразу по прибытию в отряд мы сделали краткий доклад, а основной разговор был перенесен на утро. Была дана команда нас накормить и напоить горячим чаем. Я заметил, что по случаю нашего "улова" нам бы не помешало и по сто граммов. Замкомандира по разведке кивнул в знак согласия и мы направились ужинать, а затем уже спать в долгожданной спокойной обстановке.
Утром мы сделали детальный доклад по выполнению задания, после чего состоялось обстоятельное обсуждение всех вопросов. Мы сообщили о случайном контакте с немецкими связистами и выложили на стол их обязательства по сотрудничеству. После их просмотра, комиссар, криво усмехнувшись, сказал, что они малограмотно составлены. На это его замечание замкомандира по разведке резко ответил, что ребята - натоящие молодцы, не растерялись в сложной обстановке и сумели обработать хваленых немецких вояк, и что эти обязательства являются серьезным основанием для дальнейшей их разработки. При этом, конечно, было отмечено, что у нас нет информации о том, как их встретили в части, и что оценить их практическую полезность для нас можно будет только тогда, когда мы узнаем это наверняка. Нам дали три дня отдыха, пообещав после этого вернуться к начатому сегодня разговору. Мы с другом поняли, что командованию наши действия по вербовке немцев пришлись по душе, но необходимо было все взвесить, используя, возможно, информацию и из других источников. Рана на моей руке оказалась не глубокой - ее обработали, забинтовали и посоветовали поберечь хотя бы несколько дней. Это было весьма кстати, так как наши ноги также были подморожены и за ними требовался определенный уход. Таким образом мы с товарищем отдыхали, стараясь не вспоминать неприятные моменты нашего похода. Частенько перед моими глазами вставала, как живая, моя Зорька - наша спасительница. Как ей там сейчас живется в трудных поисках пищи? Но это уже забота волков. Они, хотя и не всегда сытые, но вольные твари. Никакие приказы и ограничения их не касаются, кроме одного обстоятельства - человека с ружьем. А таких врагов (а иногда и соперников по охоте) с началом войны развелось много...
В отряде все шло своим чередом. Небольшие группы разведчиков и подрывников выходили на задания, осуществлялась связь с подпольщиками (хотя иногда были и провалы), поступало новое пополнение. Новичков нужно было срочно обучать тактике партизанской войны и оснащать оружием. Если говорить откровенно, без напыщенности (которая частенько занимала передовые позиции на страницах наших газет), у партизан было еще мало опыта борьбы с обученным, дисциплинированным и хорошо вооруженным противником. К этому следует добавить, что военнослужащие германской армии обеспечивались намного лучше, чем наши солдаты, не говоря уже о партизанах. И опыта у немцев было достаточно - ведь они прошли практически по всем странам Европы. О вооружении надо сказать особо. Немцы имели новейшее и довольно эффективное оружие. Это касалось автоматов, мощных скорострельных пулеметов (например МГ-32 и МГ-34), огнеметов, разнообразных гранат и мин, винтовок с оптическими прицелами, и.т.д. У нас же на вооружении, в основном, было то, что нам оставляли выходящие из окружения воинские части - винтовки образца 1893 г, но мало пулеметов, минометов, гранат, взрывчатых веществ, детонаторов. Можно было бы использовать какое-то количество орудий, но как их было транспортировать по лесам и болотам? Да и где взять снаряды и опытных артиллеристов? Надежды на пополнение нашего арсенала за счет немцев, как это предполагали горячие головы в Москве (и даже на местах), были в реальности весьма иллюзорны. Оружие можно было добыть только в бою, уничтожив противника, что сделать было необычайно трудно. Немцы в бою с партизанами всегда старались обеспечить свое количественное и качественное (боевое) превосходство, применяя для усиления давления бронетехнику, артиллерию, а нередко и авиацию. Удручающее впечатление производила и экипировка партизан. Практически все мы были одеты и обуты в то, что использовалось в мирной жизни, до войны. Мало кто имел одежду и обувь, соответствующую сезону. Аналогичное положение было и с вооружением, особенно стрелковым. Рядом в строю стояли бойцы с винтовками образца 19-го века и партизаны с трофейными автоматами а груди. Понятно, что боевые возможности таких подразделений были весьма ограничены и поэтому для успешной борьбы с немцами (и особенно их спецслужбами) нам каждый раз нужно было искать нестандартные решения.
Через несколько дней мы были опять вызваны в штаб отряда, где должна была состояться беседа по сути нашего очередного задания. Нам поручили связаться с завербованными немцами и выяснить обстоятельства их возвращения в часть - прежде всего, их настроение, последующие изменения в службе, а также степень доверия к ним со стороны командования. Кроме того, нас интересовал ряд вопросов. Смогут ли они, их друзья или доверенные лица, передавать нам, на основе товарно-денежного обмена, что-нибудь, представляющее для нас интерес - например, медикаменты, хирургические инструменты, перевязочные материалы. Нам особенно нужны были анастезирующие и бактерицитные средства. Встречи с нашими агентами пришлось ждать не один день - ведь не пойдешь же на проходную и не попросишь вахтенного пригласить обер-ефрейтора Ганса Штребля для разговора. На это задание мы вышли в нашей обычной, изрядно поношенной, одежде и обуви. При себе имели закрепленные на теле небольшие плоские пистолеты и ножи. Мы обладали хорошо отработанными приемами для их быстрого извлечения и пуска в действие.
После длительного наблюдения, мы, наконец, заметили издалека, что интересующее нас лицо покинуло расположение части и направилось в сторону так называемого "колхозного рынка". Но, немного приблизившись к нему, мы слегка опешили, так как увидели не того жалкого, замерзшего и растерянного обер-ефрейтора, а бравого унтер-офицера в новой шинели и в шапке на голове вместо пилотки. Наша легенда сыграла-таки свою роль. Как нам потом рассказал Ганс, им поверили, а их действия посчитали геройством, достойным солдатов Великой Германии и фюрера. После соответствующей проверки обер-ефрейтору было присвоено звание унтер-офицера и он был произведен в более высокую должность. Теперь он имел в своем распоряжении отделение солдат и мог пользоваться автотранспортом. Его напарник тоже получил на рукав шинели ефрейторские нашивки. Но это мы узнали позже. А пока мы пошли в след за своей добычей, но на приличном от нее расстоянии. Так мы дошли до довольно жиденького на людей рынка, где наш немец пошел по торговым рядам, что-то там выискивая. У одного из продавцов он остановился, рассматривая какие-то изделия. При переходе к следующему прилавку, я приблизился к нему, показав рукой на какую-то железяку и сказав по-немецки: "Здравствуй, Ганс! Поздравляем тебя с унтер-офицерским званием. Ты теперь важный человек и нам надо с тобой поговорить." Он слегка смутился от такой неожиданной встречи. Покраснев, он показал взглядом на расположенную в конце рынка пивнушку. Туда мы и направились - он вперед, а мы за ним. Я зашел за Гансом в пивную, а напарника оставил на улице, в нескольких метрах от входа, с наказом смотреть в оба и в случае опасности подать сигнал - двойной свист.
За кружкой пива, наедине с Гансом (в пивной, кроме хозяина, практически никого не было) я спросил у него о том, что произошло после нашей встречи. Он ответил, что правды, кроме него и его напарника, никто не знает, и что наша легенда была хорошо продумана и отработана. Командование ее проверило и полностью в нее поверило. Отсюда их повышение в званиях и по службе. Теперь их ставят в пример другим солдатам. А хозяин дома, за спасение от смерти двух солдат фюрера, получил благодарность от немецкого командования. Ему вернули свинку и телку, а также выдали охранную грамоту, чтобы его больше не грабили ни полиция, ни немцы. Про себя я подумал - если бы все так и было бы... Я выразил свое удовлетворение всем происшедшим и добавил: "Видишь, Ганс, когда встречаются хорошие люди, как мы с тобой, то можно всегда договориться о взаимовыгодном сотрудничестве." Затем я, очень осторожно, изложил наше предложение о более тесном сотрудничестве с ним, и возможно, его друзьями, на основе коммерции. Я сказал, что ничего плохого мы не замышляем. Те бумаги, которые они подписали, положены, как у нас говорят, в долгий ящик. Если все будет хорошо, без обмана, то их никто никогда не увидит. Мой собеседник немного помедлил, затем пообещал подумать и назначил встречу через два дня в той же пивной в вечернее время. На всякий случай я повторил ему пароль и отзыв. В заключение я выразил надежду, что следующая наша встреча будет деловой и без всяких сюрпризов. Обо всем, что мы узнали, мы подробно проинформировали наше командование. При этом разговоре присутствовали и представители НКВД, так что у меня невольно, где-то на затворках, шевельнулось недоброе чувство. Разведчики, должны, что называется, пробивать укрепленную передовую линию, рискуя своей жизнью, а эти друзья приходят на все готовенькое, подвергают опасности чужие жизни и «стригут купоны». Мы понимали, что наши жизни ценились не высоко этими людьми. Нами, юными разведчиками-диверсантами, затыкали все дыры, посылая навстречу смерти, не особенно заботясь, вернемся ли мы живыми. Но разве вслух это скажешь?
Наше руководство стало готовиться к очередной встрече с немцами. Меня это уже не интересовало, так как я полагал, что для нас с Лехой (Алексеем) все закончилось. Есть пароль-отзыв, обозначено время и место встречи - все было предельно ясно. Но нам все-таки пришлось выполнять работу по организации встречи наших людей с немцами. Казалось бы задача не сложная, но нельзя было полностью доверяться обстоятельствам - ведь провалы часто происходили там, где их совсем не ожидали. Нельзя было исключать любого сбоя в наших планах, вплоть до засады и возможной гибели связников. Эти мысли ни в коем случае не были перестраховкой - они отражали суровую реальность нашей жизни. Вопросы один за другим всплывали в наших головах - как сложится эта критическая для нас встреча? Вдруг тот самый унтер-офицер, возомнив себя уже в более высоком звании, решит повести с нами свою игру и явится на встречу в сопровождении представителей своих спецслужб? И тогда уже игра может пойти в другие ворота. В силу всех этих причин на эту встречу мы собирались более основательно, чем на предыдущую. Взяли с собой более мощные пистолеты и по паре гранат, которые в процессе встречи были приведены в боевое состояние.
Встреча состоялась в условленном месте в установленное время. Перед ее началом никаких внешних признаков засады мы не обнаружили. Я вошел в здание пивной первым, за мной еще два наших человека. Подошел к столу, за которым перед кружкой пива сидел Ганс и с ним еще аж три новых человека! Надо сказать, что это меня несколько насторожило. Я поприветствовал их на немецком, и спросил, хорошее ли пиво здесь подают. Я сказал «Может господа хотят отведать русской водки?» и поставил на стол поллитровую бутылку в фабричной упаковке. Это мое действие немцев немного развеселило, и я кивнул хозяину, чтобы он подал стаканы. Затем я представился сам и назвал имена (конечно, вымышленные) тех, кто со мной пришел. Когда водка была выпита, разговор пошел оживленнее и постепенно перешел на деловой лад. Дальше, за пивом, обе стороны выдвигали свои соображения по сотрудничеству. Некоторые сразу принимались, над другими же необходимо было еще думать. Возможно интересующие нас предметы придется добывать в других воинских частях через посредников. После такого (довольно приятного) общения все наши люди, соблюдая меры предосторожности, вернулись в лагерь - наши с Алексеем волнения оказались позади только тогда, когда последний член нашей команды вернулся живым и невредимым. Может возникнуть вопрос - чего мы так опасались? Надо было кое-что знать о коварстве и уловках немецких спецслужб - они не дремали. Но на данный момент, слава Богу, все обошлось хорошо. В дальнейшем этой операцией с нашей стороны занимались специально назначенные люди. Мы свое дело сделали, и сделали его неплохо. Между тем, у нас в отряде нашлись некоторые горячие головы (даже из комсостава), которые заявили, что начинать торговлю с немцами - это позор, и что надо все добывать в бою. Но как узнать, на кого надо напасть, чтобы добыть все жизненно необходимое? Да и открытые действия против хорошо вооруженного и укрепленного противника в то время привели бы только к нашему быстрому разгрому, чему уже было немало доказательств. Вывод напрашивался сам собой - надо было выбирать и рубить то дерево, которое нам было под силу, а не лезть, сломя голову, в пекло.
В скором времени в нашем госпитале появились дефицитные лекарства и инструменты. Начало, хорошее начало, было положено, а дальнейшее уже зависело от ума, осторожности и умеренности сторон. Полагаю, что эти отношения постепенно перешли и в другие, некоммерческие, формы взаимодействия. Отряд креп и наши операции наносили врагу все более ощутимый урон - это был наш личный вклад в разгром немцев под Москвой, который свершился в конце ноября-начале декабря 1941 года.
(Продолжение следует)
