Общеизвестно, что посредством театра можно "влиять" на процессы в обществе.
Осуществляя идею возрождения российского государства, возводя и перестраивая здание такого важного общественного института как театр, надо хорошо помнить, что именно театру органически и исторически присуща роль того самого троянского коня, и он сыграет ее при первой возможности, если оставить без внимания и изменения существующую теорию драматического искусства и педагогику современной театральной школы.
Даже простейшие, мельчайшие и незначительнейшие, невинные термины и определения, теоретические положения, критерии практической деятельности рядового третьестепенного провинциального коллектива могут содержать подспудно судьбоносное для нас и нашего народа, нашего общего дела содержание. И даже такая, на первый взгляд "пустяковина" как, к примеру, современность спектакля, реализм русского театра, или перевоплощение, или конфликт может свести на нет усилия целых поколений русских художников.
Простота мудреца
В том, что нельзя убивать, воровать, обманывать, прелюбодействовать для многих современных людей наиболее убедительным, а подчас и единственным аргументом является только уголовный кодекс. Это уже даже не аксиома, а общее место. Социология новейшего времени нравственные категории рассматривает исключительно с такой утилитарной точки зрения. Дихотомия "выгода есть - выгоды нет" частенько охватывает и объясняет все, и совесть вполне вписывается в такую картину мира.
Отсутствие нравственного соглашения сказывается решительно во всех сферах нашей жизни - искусстве и науке, философии и псевдорелигии, этике и праве; в социальной, экономической и политической организациях, в образе жизни и умонастроениях людей.
В похвальных отзывах наших театроведов неизменно сталкиваешься c такими определениями: "спектакль современен", или "режиссер N придал пьесе Островского на редкость современное звучание", или "идея пьесы Гоголя, благодаря трактовке режиссера стала близка и понятна современному зрителю". Сразу всем становится приятно, легко - режиссеру, актерам, директору театра, спонсорам, самому критику. Все друг друга поздравляют, целуются, обнимаются, провозглашают тосты... Одним словом, радуются, что угодили.
Но что же такое этот зритель, так упорно и настойчиво ждущий и требующий от спектакля современности? Он сам что, неспособен просто так, непосредственно, без толкователей и посредников понимать и сопереживать людям, жившим двести лет назад? Где он живет, как он выглядит, чем занимается? Или в наше прогрессивное время история сделала такой скачок, что люди прошлых эпох кажутся нам забытыми вещами в себе, черными ящиками, или же просто скучными, примитивными и мелкими в своих переживаниях, чаяниях и проблемах?
Наверное, от этого последняя сцена в спектакле Малого театра "На всякого мудреца довольно простоты" для многих выглядит как досадно обязательная и лишняя. Несовременная. Действие в ней происходит в атмосфере этического курьеза - подглядывания в чужие дневниковые записи.
Островский в своей пьесе хотел показать событие исключительное, из ряда вон - нравственное повреждение определенного круга людей, которое можно сравнить только... Да и не с чем сравнить. Просто не могло тогда такого быть. Это за гранью всех норм. Человек 19 века даже в мыслях не мог допустить, что станет тайком читать письма и записки своей супруги или дочери, подслушивать, шпионить.
Но режиссер и не помышлял о таком анахронизме, не придал значения столь мелкому, по его мнению, недоразумению. А что такого? Ну, читают солидные и уважаемые люди сообща тайком забытый хозяином, лежащий на самом видном месте дневник. Что в этом такого особенного? В наше-то передовое время, когда по телевизору идут сплошь детективы и воровские сериалы, а реклама играет роль учителя и воспитателя, законодателя вкуса.
Так и решена режиссером эта сцена: все персонажи по очереди, с разной степенью подличанья, вяло и безынтересно, словно по обязанности, читают друг другу строки из дневника главного героя. Поскольку ситуация для современного человека пустяшная. "Ну, забыл пацан спрятать свой органайзер, - скажет какой-нибудь зритель первых рядов партера, - и все! Стоило этому Островскому тратить столько бумаги".
В чем же тогда эта, акцентированная Островским в названии, "простота мудреца", если не в убежденности юного героя в нравственности окружающих? В том то и дело, что не забыл спрятать, а просто не скрывал, потому что, чересчур дурно пахло от привычки к чтению чужих писем.
Сердца отцов
Но есть и совершенно иной, обратный путь в создании произведений искусства, известный в специальной литературе как феномен Возвращения.
Представим себе на минутку, что каким-то чудесным вихрем нас подхватило и занесло в 19 век, и мы вынуждены стать ровесниками героям пьесы, живем рядом с ними, разговариваем, общаемся, наносим визиты, разговариваем о делах, сочувствуем их заботам, сопереживаем бедам, пытаемся дружить, входить в их положение... Сможем ли мы совсем поселиться, освоиться, раствориться и адаптироваться в том обществе? Интересно, как долго удастся нам пробыть незамеченными, прежде чем мы выкажем свое происхождение и нас разоблачат? Легко ли нам стать "своими" в прежних эпохах? А ведь в те, не столь далекие времена, жили всего лишь наши прадедушки и прабабушки. И в этом вопрос: "Признает ли пращур в пришельце своего внука, или отречется, сочтет гнилой ветвью рода?"
Театральный спектакль изначально - своеобразное путешествие в прошлое, дверь, отворив которую, можно запросто встретиться и поговорить с Пушкиным и Островским, Софоклом и Шекспиром, Сумароковым и Шаховским, Чеховым, Аверкиевым... Есть ли в нас потребность в таком диалоге? Есть ли ощущение "разорванного времени", которое ты призван соединить? Если да, то необходимо дать труд понимания и истинной любви, чуткости своей душе. Если же нет, то вправе ли мы считать себя частью народа и его истории, его культуры?
"Я оживляю Гамлета", - часто слышим, как на страницах желтой газеты самоуверенно заявляет такой современный актер. "Чем же я так плох, что меня надо оживлять? Да и кто ты такой, ответь мне, чтобы меня оживлять?- спросит Гамлет. - Мне по меньшей мере четыреста лет. И это я, пойми, несчастный, я оживляю тебя!"
В Библии есть место, где говорится об одной исключительно насущной задаче, которая звучит так: вернуть детям сердца отцов. Т.е. вернуться к истокам, чтобы быть "яко древо насажденное при исходищах вод". Мы должны рассматривать призвание театра и его жизненную задачу, необходимость для жизни нации и государства, не в том, чтобы развлекать и угождать сиюминутным чувствам, не прилаживать драматургию к обыденным нашим нуждам, а в том, чтобы заставить сердца зрителей биться в унисон с сердцами их предков, в том чтобы вернуть детям сердца отцов. Соединить разорванное время. В этом основа всякой преемственности. В этом смысл всякой культурой традиции. В этом источник силы и мощи народа.
Феномен Возвращения был более присущ традиционному русскому театру, нежели угодливое коммерческое рыночное осовременивание.
Не случайно, очень не случайно, мудрые теневые идеологи большевизма, сразу же после переворота, бросили все лучшие кадры на фальсификацию фактов истории русского народа. Достаточно вспомнить подделку А.Толстым дневников фрейлины Вырубовой, убийство Царской семьи, переименование городов, переход на декретное время, перемену календаря, введение упрощенного правописания, уничтожение крестьянского уклада. По сию пору мы пожинаем плоды этой адской работы, в ней корень наших неудач и просчетов в деле возрождения России.
Существенные изменения претерпел и театр во многих основных своих чертах и традициях. Сейчас, когда в народе нашем назрела насущная необходимость возрождения основ русской жизни - церковности, государственности и самобытности, тот прошлый, находящийся под спудом русский театр, стал необходим и востребован, но, увы, во многом еще оказался слишком разобщен и раздроблен. Подменен. Критики и театроведы, прошедшие определенную выучку, в оценках своих руководствуются теми же "соцреализмовскими" критериями, режиссеры и актеры в работе над ролью, анализе драматургии, построении композиции изъясняются терминами все тех же учебников, что выпущены с одобрения большевистских цензоров. А современная пьеса, если и берет тему веры и религии, то чаще раскрывает ее в формах и традициях советской агитки. Да и программы профессиональной подготовки в театральных учебных заведениях практически не изменились.
И наш зритель вынужден поглощать всю эту пустоту, продолжать считать театром все эти идеологемы разврата и хамства; все то, что и искусством никогда не было.
Впрочем, русский театр жив, встречаются, вопреки обыкновению, принесенные неведомо откуда, каким-то наплывным ветром, отдельные спектакли, актеры, труппы - щепочки того самого русского императорского театра. И чудом уцелевшие традиции. А главное - Православие. Оно одно дает радость в творчестве и восприятии искусства, целостность и Истину. Эти традиции порой едва различимы в нынешнем нашем театре, они как огоньки на болоте, но все же есть. А значит и есть надежда на возрождение нашего традиционного национального театра. Предстоит кропотливая и большая работа, похожая на археологические раскопки. Необходимо отделить зерна от плевел.
Осуществляя идею возрождения российского государства, возводя и перестраивая здание такого важного общественного института как театр, надо хорошо помнить, что именно театру органически и исторически присуща роль того самого троянского коня, и он сыграет ее при первой возможности, если оставить без внимания и изменения существующую теорию драматического искусства и педагогику современной театральной школы.
Даже простейшие, мельчайшие и незначительнейшие, невинные термины и определения, теоретические положения, критерии практической деятельности рядового третьестепенного провинциального коллектива могут содержать подспудно судьбоносное для нас и нашего народа, нашего общего дела содержание. И даже такая, на первый взгляд "пустяковина" как, к примеру, современность спектакля, реализм русского театра, или перевоплощение, или конфликт может свести на нет усилия целых поколений русских художников.
Простота мудреца
В том, что нельзя убивать, воровать, обманывать, прелюбодействовать для многих современных людей наиболее убедительным, а подчас и единственным аргументом является только уголовный кодекс. Это уже даже не аксиома, а общее место. Социология новейшего времени нравственные категории рассматривает исключительно с такой утилитарной точки зрения. Дихотомия "выгода есть - выгоды нет" частенько охватывает и объясняет все, и совесть вполне вписывается в такую картину мира.
Отсутствие нравственного соглашения сказывается решительно во всех сферах нашей жизни - искусстве и науке, философии и псевдорелигии, этике и праве; в социальной, экономической и политической организациях, в образе жизни и умонастроениях людей.
В похвальных отзывах наших театроведов неизменно сталкиваешься c такими определениями: "спектакль современен", или "режиссер N придал пьесе Островского на редкость современное звучание", или "идея пьесы Гоголя, благодаря трактовке режиссера стала близка и понятна современному зрителю". Сразу всем становится приятно, легко - режиссеру, актерам, директору театра, спонсорам, самому критику. Все друг друга поздравляют, целуются, обнимаются, провозглашают тосты... Одним словом, радуются, что угодили.
Но что же такое этот зритель, так упорно и настойчиво ждущий и требующий от спектакля современности? Он сам что, неспособен просто так, непосредственно, без толкователей и посредников понимать и сопереживать людям, жившим двести лет назад? Где он живет, как он выглядит, чем занимается? Или в наше прогрессивное время история сделала такой скачок, что люди прошлых эпох кажутся нам забытыми вещами в себе, черными ящиками, или же просто скучными, примитивными и мелкими в своих переживаниях, чаяниях и проблемах?
Наверное, от этого последняя сцена в спектакле Малого театра "На всякого мудреца довольно простоты" для многих выглядит как досадно обязательная и лишняя. Несовременная. Действие в ней происходит в атмосфере этического курьеза - подглядывания в чужие дневниковые записи.
Островский в своей пьесе хотел показать событие исключительное, из ряда вон - нравственное повреждение определенного круга людей, которое можно сравнить только... Да и не с чем сравнить. Просто не могло тогда такого быть. Это за гранью всех норм. Человек 19 века даже в мыслях не мог допустить, что станет тайком читать письма и записки своей супруги или дочери, подслушивать, шпионить.
Но режиссер и не помышлял о таком анахронизме, не придал значения столь мелкому, по его мнению, недоразумению. А что такого? Ну, читают солидные и уважаемые люди сообща тайком забытый хозяином, лежащий на самом видном месте дневник. Что в этом такого особенного? В наше-то передовое время, когда по телевизору идут сплошь детективы и воровские сериалы, а реклама играет роль учителя и воспитателя, законодателя вкуса.
Так и решена режиссером эта сцена: все персонажи по очереди, с разной степенью подличанья, вяло и безынтересно, словно по обязанности, читают друг другу строки из дневника главного героя. Поскольку ситуация для современного человека пустяшная. "Ну, забыл пацан спрятать свой органайзер, - скажет какой-нибудь зритель первых рядов партера, - и все! Стоило этому Островскому тратить столько бумаги".
В чем же тогда эта, акцентированная Островским в названии, "простота мудреца", если не в убежденности юного героя в нравственности окружающих? В том то и дело, что не забыл спрятать, а просто не скрывал, потому что, чересчур дурно пахло от привычки к чтению чужих писем.
Сердца отцов
Но есть и совершенно иной, обратный путь в создании произведений искусства, известный в специальной литературе как феномен Возвращения.
Представим себе на минутку, что каким-то чудесным вихрем нас подхватило и занесло в 19 век, и мы вынуждены стать ровесниками героям пьесы, живем рядом с ними, разговариваем, общаемся, наносим визиты, разговариваем о делах, сочувствуем их заботам, сопереживаем бедам, пытаемся дружить, входить в их положение... Сможем ли мы совсем поселиться, освоиться, раствориться и адаптироваться в том обществе? Интересно, как долго удастся нам пробыть незамеченными, прежде чем мы выкажем свое происхождение и нас разоблачат? Легко ли нам стать "своими" в прежних эпохах? А ведь в те, не столь далекие времена, жили всего лишь наши прадедушки и прабабушки. И в этом вопрос: "Признает ли пращур в пришельце своего внука, или отречется, сочтет гнилой ветвью рода?"
Театральный спектакль изначально - своеобразное путешествие в прошлое, дверь, отворив которую, можно запросто встретиться и поговорить с Пушкиным и Островским, Софоклом и Шекспиром, Сумароковым и Шаховским, Чеховым, Аверкиевым... Есть ли в нас потребность в таком диалоге? Есть ли ощущение "разорванного времени", которое ты призван соединить? Если да, то необходимо дать труд понимания и истинной любви, чуткости своей душе. Если же нет, то вправе ли мы считать себя частью народа и его истории, его культуры?
"Я оживляю Гамлета", - часто слышим, как на страницах желтой газеты самоуверенно заявляет такой современный актер. "Чем же я так плох, что меня надо оживлять? Да и кто ты такой, ответь мне, чтобы меня оживлять?- спросит Гамлет. - Мне по меньшей мере четыреста лет. И это я, пойми, несчастный, я оживляю тебя!"
В Библии есть место, где говорится об одной исключительно насущной задаче, которая звучит так: вернуть детям сердца отцов. Т.е. вернуться к истокам, чтобы быть "яко древо насажденное при исходищах вод". Мы должны рассматривать призвание театра и его жизненную задачу, необходимость для жизни нации и государства, не в том, чтобы развлекать и угождать сиюминутным чувствам, не прилаживать драматургию к обыденным нашим нуждам, а в том, чтобы заставить сердца зрителей биться в унисон с сердцами их предков, в том чтобы вернуть детям сердца отцов. Соединить разорванное время. В этом основа всякой преемственности. В этом смысл всякой культурой традиции. В этом источник силы и мощи народа.
Феномен Возвращения был более присущ традиционному русскому театру, нежели угодливое коммерческое рыночное осовременивание.
Не случайно, очень не случайно, мудрые теневые идеологи большевизма, сразу же после переворота, бросили все лучшие кадры на фальсификацию фактов истории русского народа. Достаточно вспомнить подделку А.Толстым дневников фрейлины Вырубовой, убийство Царской семьи, переименование городов, переход на декретное время, перемену календаря, введение упрощенного правописания, уничтожение крестьянского уклада. По сию пору мы пожинаем плоды этой адской работы, в ней корень наших неудач и просчетов в деле возрождения России.
Существенные изменения претерпел и театр во многих основных своих чертах и традициях. Сейчас, когда в народе нашем назрела насущная необходимость возрождения основ русской жизни - церковности, государственности и самобытности, тот прошлый, находящийся под спудом русский театр, стал необходим и востребован, но, увы, во многом еще оказался слишком разобщен и раздроблен. Подменен. Критики и театроведы, прошедшие определенную выучку, в оценках своих руководствуются теми же "соцреализмовскими" критериями, режиссеры и актеры в работе над ролью, анализе драматургии, построении композиции изъясняются терминами все тех же учебников, что выпущены с одобрения большевистских цензоров. А современная пьеса, если и берет тему веры и религии, то чаще раскрывает ее в формах и традициях советской агитки. Да и программы профессиональной подготовки в театральных учебных заведениях практически не изменились.
И наш зритель вынужден поглощать всю эту пустоту, продолжать считать театром все эти идеологемы разврата и хамства; все то, что и искусством никогда не было.
Впрочем, русский театр жив, встречаются, вопреки обыкновению, принесенные неведомо откуда, каким-то наплывным ветром, отдельные спектакли, актеры, труппы - щепочки того самого русского императорского театра. И чудом уцелевшие традиции. А главное - Православие. Оно одно дает радость в творчестве и восприятии искусства, целостность и Истину. Эти традиции порой едва различимы в нынешнем нашем театре, они как огоньки на болоте, но все же есть. А значит и есть надежда на возрождение нашего традиционного национального театра. Предстоит кропотливая и большая работа, похожая на археологические раскопки. Необходимо отделить зерна от плевел.
