Собеседники:
Андрей Никитин
Артём Войтенков - Познавательное ТВ, poznavatelnoe.tv
Артём Войтенков: Андрей, расскажите, как вы попали во Францию, и в каком году это было?
Андрей Никитин: Во Францию я приехал, потому что познакомился со своей женой.
Артём Войтенков: То есть, она у вас француженка.
Андрей Никитин: Француженка. Мы уже вместе довольно давно не живём, но у нас совместный ребенок, девочка. Так я и попал во Францию: женился и переехал жить к ней. Мы познакомились в Санкт-Петербурге чисто случайно. Она была с туристической группой. Я учил французский язык. Говорил тогда не очень хорошо на французском, но всё-таки это было достаточно, чтобы познакомиться с девушкой. Так как я был очень молодым человеком, то есть романтика и все такие вещи, которые мы в молодости не осознаём, может быть, а благодаря этому романтический настрой, девушка-француженка – это всё-таки победило. Так и попал во Францию, это был 1994 год.
Артём Войтенков: Ого – 1994 год, вы давно уехали. То есть вы там фактически 20 лет.
Андрей Никитин: Фактически да, но получилось так, что я не эмигрант в полном смысле этого слова, как некоторые эмигрируют, которые просят политического убежища или ещё что-нибудь. Я всегда выезжал и несколько раз в году это делал, ездил к своим родителям постоянно. Поэтому всегда обо всех событиях, которые происходили в России, я знал обо всём. Родители у меня жили под Нижним Новгородом, Дзержинск – центр химической промышленности, там около 500 тысяч жителей, я постоянно ездил туда. У меня тоже много друзей в Питере, Москве и я постоянно ездил и в Москву, и в Питер. Был в курсе всех событий, что происходят в России с тех времен. Как здесь были процветающие различные бандитские темы: крышевание бизнеса. Из-за этого тоже, у меня были идеи заниматься бизнесом в России каким-нибудь, но всегда это откладывалось, потому что ситуация была не очень хорошая для бизнеса. Поэтому так получилось, что я там и остался жить.
Потом я там работал переводчиком. Я закончил курсы в Сорбонне и стал профессиональным переводчиком. Работал переводчиком и в последнее время, года два-три, я работаю переводчиком уже точечно, когда приезжают российские делегации, я официально перевожу для россиян все встречи.
Артём Войтенков: Какие-то официальные, да?
Андрей Никитин: Официальные, когда приезжает кто-то из правительства.
Артём Войтенков: Это единственный ваш способ заработка или есть что-то ещё?
Андрей Никитин: Есть маленький ресторанчик, я не один являюсь владельцем, нас двое человек с моим партнёром. Ресторанчик называется La cantine russe по-французски, русская столовая. Это такой старинный ресторан, он один из самых старых русских ресторанов в Париже. Он был основан в 1923 году Фёдором Шаляпиным. Фёдор Шаляпин купил это здание и организовал музыкальную консерваторию имени Рахманинова в Париже. И этот ресторанчик в то время стал столовой этой консерватории. И до сих пор он жив. Ещё белые офицеры, которые работали таксистами в Париже, они любили ходить в эту столовую, поесть русской кухни. С тех пор там традиции поддерживаются.
Артём Войтенков: Если вы живёте во Франции двадцать лет, вы прекрасно знаете, что это за страна, и если вы ездите в Россию достаточно постоянно, вы тоже имеете представление, что здесь происходит. Вот как человек, который и здесь, и там, давайте сравним, Что, Как, Где происходит. То есть у нас как бы есть сказка, что Запад – это хорошо, шоколад, хорошая жизнь, пальмы, песок, много денег, не работай... Как дело обстоит на самом деле?
Андрей Никитин: На самом деле был такой момент начала распада Советского Союза, как я понимаю. Огромные деньги хлынули на запад при развале Советского Союза и Европа начала жить не по средствам. То есть, не зарабатывая этих денег, а получая эти деньги от развала Советского Союза. Конечно, уровень жизни там очень сильно поднялся. И французы в данной ситуации жили беспечно достаточно. То есть, они работали, получали хорошие зарплаты, тогда были ещё франки, а не евро. И сравнительно небольшая сумма по сравнению с сегодняшним днём: на тысячу, две тысячи франков можно было жить достаточно хорошо. Хотя минимальная зарплата была пять тысяч франков.
Поэтому французы позволяли себе практически каждый день ходить в рестораны. Они потеряли, вот именно, я думаю, в тот момент, интерес к тому, чтобы готовить самим дома. Потому что необходимость в этом просто отпала – можно пойти днём пообедать в ресторан, вечером пойти поужинать в ресторане. Вечерами Париж был такой тусовочный город; толпы народа вываливали и ехали по ночным клубам, и всю ночь тусовка длилась. В основном в четверг, пятницу, субботу – в эти три дня Париж гулял.
Я так понимаю, что деньги перетекают как в сообщающихся сосудах. В России ситуация стабилизируется и где-то ситуация стабилизируется, а в Европе, и с вводом евро в 2000 году, цены начали очень сильно расти в Европе. Ввели евро. Европа начала включать в свой состав такие страны как Польша, затем – страны Балтии и за всё это Европа платила. То есть на европейские деньги в Польше были построены дороги, причём очень хорошего качества. То есть, Европа начала дотировать, в основном Германия, вновь присоединившиеся эти страны. Поэтому уровень жизни граждан Европы резко упал.
Поэтому на сегодняшний день разница между Россией и Европой не такая большая, на самом деле. То есть, если посмотреть по зарплате, которую получают россияне, да, они меньше получают, но и они платят меньше налогов, они платят меньше всяких разных коммунальных платежей, несмотря на то, что все россияне говорят, что очень коммунальные услуги подорожали. Если посмотреть на коммунальные услуги в Париже, то в принципе они сравнимы с кредитом на взятое жильё. То есть, фактически, вот эти коммунальные услуги, которые платит человек, живя в трех, четырехкомнатной квартире, они сопоставимы по размерам, если человек взял бы эту квартиру в кредит и платил.
Артём Войтенков: Это сколько примерно получается?
Андрей Никитин: Сопоставимо, я имею в виду, одного уровня. В Париже коммунальные услуги начинаются от электричества, платы за уборку подъезда, платы консьержу. Практически в каждом доме в Париже есть консьерж, который разносит почту и так далее. То есть ему надо тоже платить, поэтому жильцы все оплачивают эту услугу. Плюс, если нужно ремонтировать подъезд, если нужно ремонтировать здание. Париж старый город и здания очень часто требуют ремонта, поэтому каждый месяц находится что-то, за что нужно ещё дополнительно доплачивать. Может набегать до тысячи, тысячи пятьсот евро в месяц с помощью вот таких различных моментов.
Артём Войтенков: Тысяча евро в месяц за коммунальные услуги – это как-то лихо, нам ещё далеко до такого.
Андрей Никитин: Там электричество стоит дороже, газ стоит дороже и у всех стоят счётчики на воду. Я думаю, в России тоже сейчас ситуация поменялась и люди начинают устанавливать счётчики на воду.
Артём Войтенков: Да, в Москве много установлено.
Андрей Никитин: Потому что раньше, я помню, люди жили настолько беспечно в Советском Союзе, и в России в девяностых годах – они могли включать воду, она могла целый день литься…
Артём Войтенков: И сейчас такое происходит. У нас цены на воду очень небольшие. Даже в Москве люди живут, есть водосчётчики, но всё равно цена за кубометр воды небольшая, ты не думаешь про это. А вот во Франции, мне рассказывали, что когда зубы даже чистят, воду закрывают.
Андрей Никитин: Да, французы, когда чистят зубы – помочили щётку, закрыли воду и начинают чистить зубы. Но самая такая страна в Европе по поводу воды – это Германия. Они экономят сумасшедше. У меня знакомые живут в Германии, причём это совместные семьи, где жена русская, а муж – немец. Доходит просто до того, что наливают ванну воды, моется сначала жена, а потом в этой же воде моется муж. Потому что это уже перерасход воды получается и вот до такой степени они экономят воду. Во Франции этого пока нет, до такого ещё не дошло.
Артём Войтенков: Нам всегда рассказывали истории, что какие-то там туземцы, китайцы – у них воды мало, они в одну бочку воду наливают и моются всем семейством. Просвещённые европейцы уже до этого дошли.
Андрей Никитин: В Германии – да, такая ситуация происходит повсюду, потому что немцы очень педантичны и они стараются экономить на всех мелочах, поэтому они так и к воде относятся. Французы немножко более разгильдяйные в этом вопросе, но уже 100 евро туда, 150 евро сюда роли особой не играет. Во Франции ещё до такого не докатились.
Артём Войтенков: Живут в основном в съемном жилье? Или покупают в кредит?
Андрей Никитин: Восемьдесят процентов населения Франции живут в съемном жилье. Даже если французы приобретают какое-то жильё, они его приобретают, не с целью, чтобы там жить, а с целью, чтобы его сдавать и иметь какой-то дополнительный доход для своей семьи. Те, кто побогаче, покупают по нескольку квартир. Следующий слой, более богатый, они могут купить здание и сдавать вот эти квартиры. Но в основном французы не сдают сами. Они сдают квартиры через агентство. Тенденция на сегодняшний день – очень сложно снять квартиру в аренду. Требования агентства драконовские. Потому что агентство, как правило, требует такой список документов, что проще пойти в банк и с этим списком документов получить кредит, чем с этим же списком документов снять квартиру.
Артём Войтенков: С чем это связано, почему такие сложности?
Андрей Никитин: Потому что несут очень большие риски. Во Франции действует такой закон. Когда подписывается этот контракт об аренде, он называется три-шесть-девять, хозяин жилья он потом не имеет права вот так вот взять запросто и выселить семью из квартиры. То есть это может длиться, это выселение, до трёх лет. Эти три года хозяин не будет получать никакого дохода. Он будет судиться, пока суд примет решение. И даже после этого, когда суд уже принял решение, если в семье есть хотя бы один ребёнок, выселить семью: это пройдет ещё пару лет, чтобы выселить эту семью. То зимний период – нельзя выселять, то ещё что-нибудь находят, адвокаты борются между собой, и находят каждый раз зацепки.
Поэтому требуются все документы:
- справка с места работы о получении доходов,
- налоговая справка из налоговой о том, что человек платит налоги,
- три последних выписки из банка за три последних месяца, чтобы они видели, есть ли зарплата, попадает ли она в банк, как человек расходует деньги и так далее.
Эти все документы – это те же самые документы, которые нужны при получении кредита. Иногда агентства просят какого-то поручителя, иногда и двух, чтобы те подтвердили, что готовы за него платить. Поэтому очень сложный рынок жилья во Франции. Там, чтобы найти квартиру съёмную – очень большая проблема.
Артём Войтенков: Получается проще взять кредит, купить своё жильё.
Андрей Никитин: Да, получается проще. Но население уже приучено – французы не привязаны к месту. У нас родился в каком-то городе, и они фактически в большинстве своём, всю жизнь в этом городе и живут. Французы – нет. Они могут родиться на юге Франции, потом учеба, они переезжают из города в город. Потом они где-то работают, они едут в другой город жить. И у них всю жизнь происходит такая ротация – переселение по всей территории Франции. Ну, иногда они уезжают в Испанию или Италию едут работать. Французы не привязываются как мы к месту, где родился. Нет у них этого. Они более такие – взяли чемоданы, собрали и поехали. Поэтому они предпочитают жильё такое чтобы…
Артём Войтенков: Быстро взял…
Андрей Никитин: Быстро взял, поехал, в квартиру другую переехал. У них поэтому, когда по Парижу ходишь по тем районам, которые не туристические, а где люди живут, там всё время стоят эти машины с лифтами, которые постоянно выгружают, погружают, через окна мебель перевозят, переезжают. Очень часто эта картина в Париже видна.
Артём Войтенков: По поводу приезжих: какая картина? Мне рассказывали, что в Париже и других городах есть целые кварталы приезжих: негров, арабов, африканцев, куда полиция даже не суётся.
Андрей Никитин: Да, есть два района в Париже. Если мы берём только арабов и негров, есть 19 и 18 район. Там, где живут практически одни арабы, негры, выходцы из Африки. И у французов сложилось типа поговорки, что если хотите поехать в Африку, можно поехать туда.
Артём Войтенков: Далеко ходить не надо.
Андрей Никитин: Да, то есть не нужно брать самолёт и лететь. Достаточно сесть на метро и приехать, и там можно всё это увидеть. Там на улицах можно ходить несколько часов и за несколько часов можно ни одного европейца не увидеть. Там индусы, африканцы, в основном, темнокожие, арабы, они там все тусуются. У них там надписи на арабском языке часто встречаются в магазинчиках, в лавках, там какие-то мини рынки, мини блошиные рынки. Они живут своей внутренней жизнью.
Есть районы пригорода, которые находятся за кольцевой дорогой, такие города как Sarcelles (Сарсель), туда полицейские боятся идти работать. Потому что там процветает продажа наркотиков, в основном это арабы и негры. Полицейские либо просят увеличивать им зарплату, если они идут туда на работу, и желающих особо нет. Все работают обязательно в бронежилетах. Если в городе работают иногда 2-3 человека группа, то там минимум 10 человек, ходят по 10 человек на всякий случай. Потому что пока ждать подкрепления… Молодежь очень быстро собирается из всех уголков они вытекают, и собирается толпа. И с ними очень тяжело, потому, что это очень активная молодежь и очень агрессивная. Поэтому места такие есть.
Артём Войтенков: Беспорядки 2005 года в Париже и во Франции, началось из-за того, что погибли два подростка. Вы были в то время?
Андрей Никитин: Да, я видел, как жгли эти машины по двести машин за ночь. Это из пригородов приезжала эта молодежь, они, пока ехали на метро, на поездах, они выбивали стёкла, попутно могли избивать европейских прохожих, туристов, причём битами. Громили вокзалы, стекла на вокзалах, бутики громили на улицах. Эти погромы были кем-то направлены, кем-то организованы. Тогда Саркози, он не был еще президентом, он был министром внутренних дел. И шла борьба за власть во Франции, это предвыборное было время. Такие беспорядки они кем-то организовывались для того, чтобы кого-то привести к власти, кого-то убрать. В данном случае Саркози получал большие плюсы, борясь с этими беспорядками, потому что он очень жестко с ними боролся: забирали в КПЗ, увозили, закрывали на трое суток, хватали просто на улицах. Но самое что неприятное в этом было – они там, где жили, жгли машины своих соседей, жгли машины тех людей, с которыми они вместе живут практически в одном доме – вот это была очень неприятная тенденция. Школы, садики – опять же в своих районах это делали. В основном этим занималась молодёжь 16-18 лет, потому что у них очень ограниченная ответственность за это.
Артём Войтенков: То есть их не посадят как-то надолго, да?
Андрей Никитин: Франция настолько либеральная страна, у них нет жёсткого применения к молодым людям таким. Максимум, что им могут сделать – это на 72 часа задержать – все. Ну, несовершеннолетние до 18 лет. 17 лет ему, значит надо выпускать, толерантность. Поэтому бороться с ними - сейчас все, кто продают на улице наркотики, это, в основном ребята которым по 14-15 лет, потому что с ними сделать ничего нельзя.
Артём Войтенков: То есть полиция знает, что они делают, но, увы. По закону сделать ничего не может. Мне рассказывали, что на каких-то ветках метро даже опасно ездить. Есть такое в Париже?
Андрей Никитин: Да, есть, это ветки метро, которые пролегают через восемнадцатый и девятнадцатый районы, которые заполонены арабами и неграми. Там опасно ездить, ну, я бы сказал, что не днём, но вечером – да. Потому что ездят группы молодёжи, причём 16-17 лет, которые могут атаковать заблудших туристов, в основном женщин и девушек. Они набрасываются толпой, могут избить, отнять сумочку, телефоны. Были случаи и изнасилования именно в метро. Поэтому да, в тех районах опасно.
Артём Войтенков: Как французы с этим мирятся, когда есть целые районы, куда опасно заходить, пригороды?
Андрей Никитин: Ну, они не мирятся с этим, просто законодательство так построено, что очень сложно что-либо сделать. Не так давно я писал статью про напёрсточников в Париже, которые прямо под Эйфелевой башней крутят напёрстки.
Артём Войтенков: Кручу-верчу, обмануть хочу?
Андрей Никитин: Да.
Артём Войтенков: Слушайте, а у нас они исчезли, я их давно-давно не вижу…
Андрей Никитин: Потому что порядок навели, а там это всё процветает – напёрсточники, картёжники. Такое ощущение, что мы находимся вот в центре Европы, прямо под Эйфелевой башней и тут вдруг эти группы напёрсточников и на какой-то момент начинаешь думать "я попал в девяностые годы". При этом Европа пытается что-то говорить, учить Россию, как надо жить.
Я часто вижу в средствах массовой информации, что что-то там американцы или англичане, или немцы говорят – вот у вас там этого нет. Достаточно посмотреть, что, ребята у вас происходит, вы у себя порядок не можете навести. А пытаетесь научить порядку другую страну, в которой другой менталитет совершенно. Ну, такая вот ситуация, поэтому процветают все вот эти уличные разводные моменты, где там могут колечко поднять, сказать: "А это не ваше?". Оно на вид золотое, но конечно не золотое. Потом могут дать вам его сказать: "Ну, вот мы же вам его, это же ваше!" Человек думает – "о, колечко мое". И человек дает 10 евро в знак благодарности, что тот нашёл колечко.
Артём Войтенков: Ну, он же знает, что у него кольца не было.
Андрей Никитин: Знает. Здесь на жадность рассчитано, что человек думает – будет у меня теперь колечко за 10 евро. А колечко один евро не стоит, пол-евро. Могут пристать, могут начинать спрашивать. Даже на русском языке иногда: "Вот мы там с выставки. Вот у нас остался товар, купите, мы вам всё задёшево отдаём". Как правило, это некачественный товар, в девяностые годы попадаешь, в девяностые годы в России.
Артём Войтенков: Что касается средств массовой информации, что про Россию говорят?
Андрей Никитин: Старушка-Европа, Франция, они не особо распространяются о тех событиях, которые могли бы вызвать жалость у французов по отношению к россиянам. События наводнения на Дальнем Востоке – это же трагедия была, и люди остались без домов, потеряли вещи свои. Кто-то погиб – реальная трагедия. Это всё вообще не просто не освещалось средствами массовой информации – об этом все молчали. Потому что была такая установка средствам массовой информации, что не надо этого показывать. Потому что иначе наши граждане начнут сочувствовать россиянам и думать о том, что россияне – это такие же люди, как они сами. Всё время создают картинку, что россияне – это второй сорт, это не люди, средства массовой информации работают в этом направлении. Меня приглашали на радио France Culture это второе радио во Франции. И там должна была быть дискуссия по поводу внутренней политики России. Там была дискуссия по трём вопросам: по поводу Ходорковского, "Пусси райот" и Владимира Владимировича Путина, кто он тиран или… И вот меня пригласили на эту передачу. Но, в конце концов, главный редактор, задали мне несколько вопросов, чтобы посмотреть моё видение. Я честно абсолютно сказал, что я буду говорить именно так, я буду говорить правду. Они меня за два часа до передачи сняли. Я уже находился на студии. Они сказали: "Нет. Мы нашли французского профессора". И это дебаты, то есть одно мнение – противоположное мнение. И они взяли профессора какого-то французского института, который был согласен с тем мнением, противоположным. И на всё говорил: "Да, это так". "Путин тиран?" – "Да, Путин – тиран".
Артём Войтенков: И сидели с двух сторон вот так: борьба нанайских мальчиков.
Андрей Никитин: И на телефоне была еще некая Анастасия, правозащитница из Москвы, которая на французском языке вела совместную эту радиобеседу. Я просто слушал эту беседу, меня не пустили дискутировать, но оставили как бы послушать о чём, что и как. Мне было очень смешно, потому, что где дискуссия, и где дебаты?
Артём Войтенков: Правды о нашей стране, ну, по крайней мере, какого-то донесения каких-то фактов во Франции нет, то есть даже фактов, без их объяснения, толкования. Получается однобокая подача.
Андрей Никитин: Однобокая подача. Но, к счастью, тенденция меняется за последнее время, когда Россия начала возвращать себе суверенитет на международной арене. Это началось буквально с победы в 2008 году – 08.08.08 победа в войне с Грузией, когда Россия всё-таки выиграла информационную войну, подчёркиваю, потому что обливалось грязью здесь. Когда я разговаривал с французами, когда только началось это, на второй день, французы с круглыми глазами мне говорили: "Вы представляете, Россия напала на маленькую Грузию, как это вообще можно! Что у вас там Путин делает?"
Артём Войтенков: Не сказали, кто на кого напал на самом деле?
Андрей Никитин: Вообще в Европе первые несколько дней информация шла только однобокая – это Россия напала на Грузию.
Артём Войтенков: Это просто враньё откровенное.
Андрей Никитин: Откровенное враньё. Это везде. Ну, мы видели интервью американских каналов, где корреспондент начинает чихать и кашлять, когда девочка и мама начинает говорить, что это Грузия напала на Осетию на самом деле. Соответственно, вся Европа поддерживала эту именно точку зрения в информационной войне.
Артём Войтенков: И они сейчас так думают?
Андрей Никитин: Нет, сейчас все-таки, нет. Эта война была выиграна Россией, то есть комиссия европейская определила, кто напал на кого, что это Грузия начала обстрел "Градами" и сейчас в Европе все это знают уже. Ну, не любят на эту тему говорить, муссировать, но уже у них с тех пор начало возникать определённое уважение к русским.
Последние события – это победа в информационной войне за Сирию. Это было стратегической победой. Все шаги, которые Владимир Владимирович проводит во внешней политике – он делает очень большое дело. Потому что благодаря ему сегодня на политической арене Россия вновь набрала свой вес и к нам, россиянам, которые живут за рубежом, естественно, отношение поменялось кардинально. К нам начали относиться с глубоким уважением, мне очень часто в последнее время говорят – вам везёт, у вас такой президент, вот нам бы такого. Есть с чем сравнивать. Наши россияне иногда говорят: "Во всём виноват Путин – вот тут Путин виноват, вот тут Путин виноват" А на самом деле. Даже если взять просто международную арену, граждане других стран, европейских, которые, казалось бы, должны быть уверены, что они лучше живут, чем в России, они говорят: "Нет, нам надо такого президента, нам надо проводить эти реформы, которые проводит у вас ваш президент". Поэтому сейчас завидуют нам, россиянам.
Артём Войтенков: Уж, коль мы заговорили о международном положении вещей – война в Ливии. Там же французы в основном были ударной силой. Как французы понимали и как им объясняли – зачем они едут бомбить эту Ливию? Для чего?
Андрей Никитин: Дело в том, что был тогда президент Саркози и решение принималось такое. Сначала Соединённые Штаты всех подняли, сказали: "Давайте, в Ливии нет демократии" и Франция взяла на себя роль координатора: "Мы близко, мы тут рядом, наш авианосец тут, вот у нас самолёты быстро туда долетят". В принципе народ Франции в большинстве отнёсся инертно к этому. Ну, были те, кто был против, естественно, были те, кто были за, говорили: "Да, это надо, вот они там зазнались совершенно, их надо на место ставить и так далее", потому что французы всё-таки верят в то, что полковник Каддафи совершал все эти теракты и так далее. Но также французы знают, что полковник Каддафи давал деньги на выборы Саркози, и слухи об этом ходят, и многие об этом говорят. Поэтому ситуация сейчас очень техничная такая во Франции. Все сейчас знают, что это было, даже средства массовой информации об этом в какой-то период писали. Но, видимо получили команду об этом молчать, и сейчас все молчат, и никто никого не трогает. И Каддафи уже давно нет.
Артём Войтенков: В общем, большинству было по барабану, а сейчас все молчат и ждут, что будет дальше, да?
Андрей Никитин: Ждут, да. Сейчас, когда была ситуация с Сирией, она уже совершенно была не похожа на ситуацию с Ливией. То есть население французское больше прислушалось к российской точке зрения в том плане, что не надо вторгаться в чужую страну, не надо сеять там "демократию", и метать демократические бомбы там куда-то.
Артём Войтенков: И томагавки.
Андрей Никитин: И томагавки. Поэтому французы, на самом деле, уже пришли к тому, что их дурят. Потому что то, что случилось со Стросс-Каном в Соединённых Штатах, когда ему в номер уборщицу отправили чернокожую и потом обвинили в домогательствах и так далее: это политическая игра. Французы сначала они её восприняли как будто так и было, и действительно так ситуация сложилась. Но потом, спустя несколько месяцев, когда уже Стросс-Кана выпустили американцы, не доказали ничего, получилось так, что французы чувствуют себя конечно облапошенными, что называется. Они говорят: "Да нас просто обманули. Мы хотели все за Стросс-Кана голосовать. Нас обманули, мы в результате голосовали за Оланда и что мы получили? Мы получили закон об однополых браках". Потому что американцы его привели к власти, естественно, он делает всё, что ему говорят американцы. Европа на сегодняшний день суверенитетом практически не обладает. Страна, которая ещё может что-то делать - это Германия и то мы видим, когда Ангела Меркель узнаёт, что её телефон прослушивался, она максимум что может сделать – "Это нехорошо, - она сказала. – Вот это плохо, что мой телефон прослушивался, как это так, мы же партнёры". Ну, а больше тут ничего и не сделать.
Артём Войтенков: А что ещё сделать – всё. Пошуметь только и всё.
Андрей Никитин: Только пошуметь. Поэтому только так шумят, а делают всё равно, что им сверху как бы комитет центральный госдепа говорит: "Надо делать так!" Все делают.
Артём Войтенков: А вот этот закон об однополых браках. Насколько большое количество населения было против? Там же миллионные были демонстрации в Париже и вообще. Как так, что он прошёл?
Андрей Никитин: На самом деле очень интересно, потому что все нормальные люди думают, что демократия – это власть народа, большинства. То есть большинство общества, которое для себя выбирает какие-то законы, за них голосует большинством и принимаются эти законы.
Здесь совершенно идёт другая история. То есть это какое-то меньшинство. И правительство, и парламент, который выбран народом, отстаивают почему-то интересы этого меньшинства. Вот здесь не понятно. Получается, на большинство наплевали: "Вот всё, вы там стадо…". А меньшинство это – оно должно холиться и лелеяться. Причем какое! Можно считать, что это больные люди, наверное, гомосексуалисты.
Артём Войтенков: Конечно, больные. Отклонение от своей природной как бы…
Андрей Никитин: Не знаю, может быть, толерантная Франция относится к ним как к инвалидам, и поэтому даёт им какие-то такие преференции. Но на самом деле это по указке свыше было сделано, естественно.
И когда этот закон принялся, восстала практически вся Франция: это те люди, которые имеют нормальные здоровые семьи. И первый митинг они провели двести пятьдесят тысяч в Париже, второй митинг уже набрал миллион. А потом они ещё несколько месяцев спустя делали даже не митинг, а такую акцию, когда они шли по всей Франции, вот так по кругу с юга на запад и потом в Париж, и шли через все города. И длилась эта акция полтора месяца. То есть они из города в город толпами шли, и наконец-то дошли до Парижа. И когда дошли до Парижа, это был, если я не ошибаюсь, по-моему, август месяц, конец августа.
Артём Войтенков: 2013.
Андрей Никитин: Да, 2013. И они собрали здесь тоже около семисот тысяч. Я ходил просто, участвовал в митинге. Участвовал сам лично, потому что мне тоже как-то противно то, что пропагандируются эти однополые браки вплоть до усыновления детей. Здесь вообще я этого не понимаю, как однополая пара? Вообще как им можно позволить усыновлять детей, если дети будут расти неполноценными людьми? Они будут воспитываться, и будут думать, что именно так и надо, и будут делать то же самое, как их что называется "родитель один" и "родитель два".
Артём Войтенков: И, тем не менее, несмотря на все эти демонстрации, протесты, ничего не произошло, закон не отменили, он по-прежнему действует.
Андрей Никитин: Правительство и все законы направлены сейчас на то, чтобы поддерживать мнение меньшинства. Что печально, потому что вышло много народу, вся страна протестовала. Ведь выйти миллиону человек – это значит, сколько сочувствующих, которых не вышло. Это вышли только активные люди.
Артём Войтенков: Один из десяти, двадцати.
Андрей Никитин: Да. А это фактически половина населения Франции, которая высказали свою точку зрения. Ничего это не поменяло. Хотя могли бы сказать… Вот наш президент, Владимир Владимирович говорит: "Соберите сто тысяч подписей, и мы будем рассматривать этот закон в Думе и так далее". А здесь миллион. Да здесь могли собрать миллионы подписей против этого закона, и никто бы это не рассматривал, потому что политика не направлена на то, чтобы поддерживать интересы большинства.
Артём Войтенков: Хорошо. Тогда вопрос про работу. Насколько сейчас легко найти работу? Количество безработных. Вот это дело.
Андрей Никитин: Количество безработных растёт с каждым годом во Франции. Работу найти на самом деле очень сложно даже квалифицированным людям. Я уже не говорю неквалифицированные какие-то рабочие моменты. Да, есть там люди, которые замки меняют, слесари. Даже такую работу найти сложно.
Едет очень большой поток мигрантов из стран бывшей Восточной Европы. Очень много поляков в Париже. В Польше которым делать нечего, цены там. Они работают, конечно, в Польше, но у них зарплаты маленькие по сравнению с Францией.
Да, естественно, многие работают по-чёрному, поэтому не платят все эти налоги-шаржи. И становится выгодно, когда ты не платишь и работаешь по-чёрному, потому что уже более или менее хорошие деньги получаешь. Поэтому они сбивают цены на все услуги в секторе слесарей, сантехников, продавцов, официантов ресторанов. Официантка в ресторане получает пятьдесят евро в день.
Артём Войтенков: В день? Неплохо, наверное.
Андрей Никитин: Но это грязными, конечно. Если она работает двадцать шесть дней и суббота, воскресенье у нее выходной. Двадцать шесть умножить на пятьдесят – это не так уж и много на самом деле.
Артём Войтенков: Тысячу триста.
Андрей Никитин: Да, тысячу триста. Из этих тысячи триста она уже должна заплатить налог. Если она, официантка, живет одна, у неё нет детей, она должна заплатить налог от 23 до 27%.
Артём Войтенков: Не мало.
Андрей Никитин: Уже от этой зарплаты. Это просто налог. Остаётся тысяча евро. Вот на эту тысячу евро нужно жить. Нужно найти где-то жильё. Жильё в Париже, оно стоит уже к тысяче евро. То есть даже самое маленькое, оно будет стоить почти тысячу. И остаются какие-то копейки, чтобы купить поесть.
Артём Войтенков: Жильё – вы имеете в виду аренда плюс коммунальные платежи? Получается, в тысячу евро укладывается.
Андрей Никитин: Да, это маленькая будет комнатка. Это отдельная квартира, но она по метражу очень маленькая. Там в одной комнате находится кухня. То есть такой маленький зальчик. Тут же в этой же комнате раскладывается кровать или диван, чтобы спать. И может быть отдельно туалет, скажем, либо в этой же квартирке душ, туалет. А бывает так, что в этой квартирке душа, туалета нет и нужно идти в коридор. И это только есть в коридоре эти удобства для всех.
Артём Войтенков: Общага, в общем, по-нашему.
Андрей Никитин: Да, как в общежитии, там.
Артём Войтенков: Вы говорите про работу – услуги какие-то. А вот работа конструктором, например? Что-то такое, повыше. Рабочие на заводах. Или заводы там как уже?
Андрей Никитин: Конструкторы – это уже, конечно, очень высокооплачиваемая уже должность. Потому что конструкторы работают: это специалисты, которые отучились иногда и по десять лет. Инженеры: они получают очень хорошие зарплаты. Они могут чистыми получать до пяти тысяч евро как инженеры. В такой ситуации уже жить можно достаточно хорошо, когда зарабатываешь пять тысяч евро. То есть это хватает и на аренду жилья, и на автомобиль, и уже на всё хватает.
И в таких семьях, где есть инженеры, в основном работает только муж. Жена, допустим, уже в такой семье может не работать, может позволить себе это сделать. А в семьях, где, конечно, зарплата ниже, жена обязана просто тоже работать.
Артём Войтенков: Какой порог, когда человек может, один мужчина может содержать семью из трёх человек? Сколько он должен получать, чтобы жена не работала примерно?
Андрей Никитин: В чистом виде это должно быть три – три с половиной тысячи на руки, то есть за вычетом уже всех налогов.
Артём Войтенков: А во Франции двойное ещё налогообложение.
Андрей Никитин: Да, сначала платит компания, где работает человек, налог, а потом в конце года приходит налоговая декларация, её надо заполнить. И в принципе те, кто немного зарабатывает (чем меньше человек зарабатывает, тем меньше процент налогообложения идёт), у них получается, как тринадцатую зарплату они должны отдать. То есть он зарабатывает двенадцать зарплат. Вот двенадцатую он получил, он её получил не для себя, он её должен отдать в налог.
Артём Войтенков: Двенадцатую все-таки, не тринадцатую.
Андрей Никитин: Некоторым платят тринадцатую. То есть это в каких-то крупных компаниях. Потому что в мелком бизнесе, конечно, этого уже нет. Да, крупные компании могут себе позволить тринадцатую зарплату своим рабочим на Новый год. Средний бизнес – нет, конечно. Человек отработал, получил зарплату в месяц, и двенадцать зарплат получил – всё, одну надо отдать.
Артём Войтенков: Так если там три тысячи чистыми, то "грязными" должно быть четыре, получается, как минимум.
Андрей Никитин: Четыре с половиной.
Артём Войтенков: Четыре с половиной. То есть только на такую зарплату он, получается, может содержать семью и жена не работать.
Андрей Никитин: Да. Я думаю, что если бы здесь, в Москве кто-то зарабатывал четыре с половиной… У меня брат работает в Сочи, строит канатные дороги для Олимпийских игр. Он зарабатывает сто двадцать тысяч рублей.
Артём Войтенков: Это много.
Андрей Никитин: Это достаточно много. Он в горах работает, работа там тяжёлая. Хорошая зарплата, и на эту зарплату можно достаточно хорошо жить.
Артём Войтенков: С семьёй – легко, если ещё кредиты не платишь большие. Кстати, мне рассказывали, что во Франции очень много людей живёт в кредит. То есть всё покупается в кредит вплоть до бытовой техники. Это так и есть?
Андрей Никитин: Дешёвая бытовая техника, конечно, в кредит не покупается. А уже начиная от дорогой бытовой техники, такая техника, как холодильник, машинка стиральная – это, конечно. Если даже французы не берут это в кредит, то они покупают это в магазине с возможностью оплатить в течение шести месяцев.
Артём Войтенков: Рассрочка.
Андрей Никитин: Рассрочка, да. Купить в рассрочку.
Машины в основном, конечно, да, покупают в кредит. Потому что во Франции, например, если у вас есть наличные деньги, чтобы купить автомобиль, вот вы приходите в магазин, чтобы купить автомобиль новый, вам его за наличные деньги не продаст никто.
Артём Войтенков: Как это так? Вот у меня деньги – дайте.
Андрей Никитин: Нет. Они скажут: "Нет, мы у вас не возьмём. Идите несите их в ваш банк, положите их на счёт, а потом выпишите нам чек или сделайте нам безналичный перевод". Всем продавцам автомобилей и крупных каких-то дорогих вещей запрещено брать наличку более трёх тысяч евро.
Артём Войтенков: С чем это связано?
Андрей Никитин: Это всё началось с 2001 года, 9 сентября 2011, 911 эти вот когда.
Артём Войтенков: Когда башни обрушили.
Андрей Никитин: Да. Соответственно, Соединённые Штаты выбрали такую финансовую политику во всём мире: обрести контроль над всеми финансовыми потоками, чтобы избежать, скажем так, финансирования террористов. Но это красивые лозунги и не более того, конечно.
И благодаря этому они взяли под контроль всё, в том числе и Европу. И все европейские банки обязаны на сегодняшний день выполнять все эти указания. Поэтому за наличку сейчас в Европе, и вообще переносить в кармане можно только три тысячи, если вас остановят. Потому что есть проверки на дорогах, таможенные проверки. Не полицейские, а таможенные. Если вас останавливают, и у вас, скажем, четыре тысячи евро в кармане, и у вас нет подтверждающих документов, что вы их сняли в банке или ещё что-то, то у вас их могут просто изъять, и очень сложно будет потом их вернуть обратно.
Артём Войтенков: То есть эта таможенная проверка не на границе, а внутри Франции.
Андрей Никитин: Внутри Франции, да. То есть это в самом Париже. Едете на машине, и вдруг вас останавливает такая проверка, как дорожный патруль таможенный.
Артём Войтенков: Обучение людей в школах. Что вы про это знаете? Насколько уровень там обучения, образования, университетов?
Андрей Никитин: Уровень достаточно высокий, да. Я считаю, что выше уровень, чем в Америке. Я бывал в Соединённых Штатах. Я разговаривал, там у меня живут знакомые. Во Франции уровень выше по обучению. Плохо, что с этого года гендерная европейская политика переборола всю эту систему, перемолола её, и ввели уже такие уроки, где детей учат, что они не мальчик и девочка, а "оно". То есть шестилетних мальчиков учат как надевать друг другу презервативы в школе.
Артём Войтенков: Шестилетних?
Андрей Никитин: Да. Это приводит в шок на самом деле.
В этом году заставили все школы сломать, убрать писсуары, оставить только унитазы, чтобы все дети ходили в туалет только сидя.
Среди детей пяти, шестилетнего возраста ведется прямая гендерная политика о том, что ребенку надо по максимуму показать, что существует такое хорошее направление, как гей. И в основном это на мальчиков направлено.
Артём Войтенков: Получается, что это какая-то государственная политика уже?
Андрей Никитин: Да. И государство за этим следит. Не допускают родителей в школу с этого года. Если раньше были родительские комитеты, которые ходили в школы, проверяли, как детей там обучают, чему, то в этом году на это ввели запрет. Родителей в школы не пускают. Ввели буквари, картинки в которых абсолютно направлены… То есть там два мужчины везут коляску с ребенком. Это букварь, где учат дети буквы, слова.
Артём Войтенков: Сокращение населения.
Андрей Никитин: Да. Кормить всех денег не хватает, поэтому давайте-ка будем сокращать население любыми способами, в том числе и этим. Но это печально на самом деле.
