Уполномоченный по нашим детям

Полномочия - это непрерывное искушение. Человеку, которому дали власть надзирать, сложно удержаться, чтобы не сделать замечание, если его бдительному взору откроется нечто, не совпадающее с его представлениями о том, как тому следует быть.  Уполномоченный человек рано или поздно начинает думать, что его представление об устройстве предмета его полномочий и есть самое правильное, а потому он не только вправе, но просто обязан навязать данное представление всему обществу. Ну, если не прямо сейчас  навязать, то хотя бы заявить о такой необходимости.

18 ноября 2014 г. Уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов не удержался и высказался: «Малышей до 8 лет нельзя оставлять без присмотра взрослых. Жизнь ребенка дороже всего». Если же на родителей не действуют превентивные меры,  и они были замечены в неоднократном оставлении маленького ребенка одного - необходимо принимать соответствующие меры, вплоть до ограничения в родительских правах сроком на полгода.  Такое ограничение означает  контроль над тем родителем, который допустил халатность по отношению к ребенку, а вовсе не изъятие ребенка из семьи, и 6 месяцев -  достаточный срок, чтоб нерадивый родитель осознал свою вину и стал более ответственным по отношению к собственным детям. Попустительство со стороны взрослых часто становится причиной беды, уверен Уполномоченный.

Движение мысли господина Астахова - совершенно ювенально. Недремлющее око заглядывает в семейные окна: как там устроена жизнь? Родительство, данное Богом, упраздняется движением печати надзорного органа. А родитель должен кланяться в ножки и благодарить, что ребеночка все же не изъяли, а только ограничили родительские права... Впрочем, почему не изъяли? Уверен, что если надзор обнаружит еще какую-нибудь родительскую погрешность в указанные 6 месяцев, изъятие ребенка доведут до конца.

Хорошо, что пока господин Астахов витает в пространстве исключительно своих собственных представлений, потому как законодательной нормы, запрещающей оставлять ребенка до 8 лет «без присмотра взрослых», пока еще нет. Но информационный вброс сделан.  Уполномоченный выказал обеспокоенность. Теперь под это можно верстать закон... Поневоле закрадываются мысли: у нас на дворе экономические трудности, уж не пытается ли сообщество профессиональных нянь таким образом поправить свое финансовое положение? Ибо жизнь такова (особенно в неполной семье), что порою ребенка приходится оставлять одного, - хотя бы для того, чтобы сбегать в аптеку за лекарством, когда он болеет.  Я уж не говорю, что бедных детей придется таскать по магазинам, когда родителю приходится делать покупки. О! Может расчет на это - дети в магазине начнут плакать, родителям придется их утешать, что-нибудь покупая. Рост продаж гарантирован.

Однако, скорее всего, правда гораздо печальнее. Ювенальный настрой у определенных действующих лиц никуда не делся. Ибо через управление детьми достигается управление взрослыми, и именно так проще всего построить неототалитарное общество, составляющее чаяния очень многих. И слова Астахова льют воду на эту мельницу.

До 8 лет ребенок не должен оставаться один. То есть умение быть одному ему собираются прививать уже чуть ли ни в 3-м классе. Даже английский ныне начинают учить в 1-м, если не в детском саду. Английскому наших детей научить хотят, а вот самостоятельности, видимо, нет.

Стоит вспомнить Некрасова: «Однажды в студеную зимнюю пору» (из поэмы «Крестьянские дети») ... Лучше привести весь отрывок целиком:

Однажды, в студеную зимнюю пору,

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

И, шествуя важно, в спокойствии чинном,

Лошадку ведет под уздцы мужичок

В больших сапогах, в полушубке овчинном,

В больших рукавицах... а сам с ноготок!

- Здорово, парнище!- «Ступай себе мимо!»

- Уж больно ты грозен, как я погляжу!

Откуда дровишки?- «Из лесу, вестимо;

Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».

(В лесу раздавался топор дровосека.)

- А что, у отца-то большая семья?

«Семья-то большая, да два человека

Всего мужиков-то: отец мой да я...»

- Так вон оно что! А как звать тебя? - «Власом».

- А кой тебе годик?- «Шестой миновал...

Ну, мертвая!» - крикнул малюточка басом,

Рванул под уздцы и быстрей зашагал.

По нынешним временам тут 6 месяцами ограничения родительских прав не обошлось бы... И Некрасов, с точки зрения ювеналов, ведет себя странно. Не возмущается, а размышляет... (об этом, собственно говоря, и поэма). С одной стороны, ребенок может «сгибнуть». С другой стороны, его жизнь сочетает свободу и труд, помогающие ему стать человеком, приобщенным к своим корням - через свободу ребенок обретает чувство причастности к своей земле, а через труд - к семье, роду, народу, наконец. И вот благословение поэта: «Играйте же, дети! Растите на воле!».

Стоит вспомнить и страшно звучащие слова известного «детозащитника» (назовем его так) Януша Корчака, который перечисление прав ребенка начинал с права ребенка на смерть. Вот как он это формулировал: «В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы отбираем ребенка у жизни; оберегая от смерти, мы не даем ему жить». Корчак протестовал против тотального родительского надзора. Ему не приходило в голову, что к такому надзору родителей может принуждать государство. Последствия же этого по Корчаку:  «вся эта отвратительная машина работает долгие годы, сокрушая волю, тормозя энергию, расщепляя силу ребенка». К восьми годам возникает управляемое, безвольное существо, предпочитающее не жить, а существовать...

Не это ли итоговый замысел всей затеи с неоставлением ребенка до 8 лет без надзора?

Уполномоченные не доверяют родителям. Они считают, что, будучи на должности, они лучше разбираются в ситуации, чем загадочное родительское сердце. Родители чувствуют, когда и как можно оставить ребенка наедине с собою.  С точки зрения надзорного органа это - самоволие, которое следует пресечь. Подход должен быть унифицирован. А унифицированный подход порождает унифицированного человека, который идеально впишется в тоталитарное устройство завтрашнего дня.