И вы исполните меру отец ваших (Мф. 23, 32)

 

Обновленчество – это чаще всего вполне осознанное, а порой даже не осознаваемое течение в жизни Церкви, адепты и сторонники которого пытаются духом мiра сего вытеснить из Церкви Дух Божий, Дух Святой. Такое проникновение в Церковь служения духу мiра сего, жажда обновления в духе церковного либерализма, стремление переделать христианство и Церковь на новый лад, привести ее в соответствие с запросами современной мысли и жизни наиболее ярко проявляется в критическом отношении к установленным догматам и к существующим церковным традициям.

В первую очередь эти обновленческие реформы относятся к церковнославянскому языку богослужения. Обновленцы стремились реформировать и «осовременить», якобы во имя благих намерений и целей, главным образом – «миссионерских», как само богослужение в сторону его облегчения, а по сути – профанации, так и церковнославянский богослужебный язык в сторону его упрощения и русификации.

Под лозунгом «возврата к практике Древней Церкви» предлагается либеральная ревизия и реформация богослужебных традиций Русской Церкви, в частности, пересмотр традиционной практики подготовки ко Святому Причащению (отмена исповеди перед причащением), постепенный переход с юлианского календаря, освященного жизнью Господа нашего Иисуса Христа, на новоюлианский или григорианский. Стремление приспособить Церковь к современному обезбоженному и секулярному мiру отражается и в новом либерально-экуменическом модернистском богословии.

Такое отрицание и разрушение Предания и укоренившихся традиций Русской Православной Церкви можно охарактеризовать как церковный либерализм, модернизм или протестантизм «восточного обряда».

Народившийся в начале ХХ века церковный модернизм, или обновленчество, не исчез в 1920-30-е гг., хотя и потерпел сокрушительное поражение. К середине 1940-х годов бὀльшая часть обновленческих архиереев и священников, принеся покаяние, присоединилась к Патриаршей Церкви. Это было время окончания Великой Отечественной войны и временного возрождения Русской Православной Церкви после двух с половиной десятилетий кровавых гонений. Было восстановлено Патриаршество, стали открываться храмы, монастыри, духовные семинарии... Однако в то время церковной разрухи не хватало священников, архиереев, многие из которых погибли в лагерях, не хватало преподавателей во вновь открывавшихся духовных школах. На кафедры, приходы и в качестве преподавателей в семинарии приходилось посылать епископов, священнослужителей и профессоров, разделявших реформаторские идеи и ранее находившихся в обновленческом расколе (или симпатизировавших им). Современные церковные историки подтверждают, что процент бывших обновленческих клириков, среди епископата в особенности, и среди городского духовенства в послевоенные годы был очень велик. Эти обновленческие клирики, которые после войны вернулись в Московский Патриархат, становились преподавателями и профессорами в открывающихся духовных академиях и семинариях.

В результате обновленчество, зародившееся в начале ХХ века и, казалось бы, уже навсегда отвергнутое, на самом деле как бы растворилось в среде православного духовенства и мирян, изнутри незаметно влияя на верующих, в первую очередь на учащихся духовных школ. Постепенно взращивалась немногочисленная, но влиятельная плеяда будущих пастырей, симпатизирующих идеям церковного реформаторства, склонных к критической переоценке Священного Предания и святоотеческого понимания духовной жизни в Православии.

Шумная деятельность в 1990-х гг. двух московских приходов – о. Георгия Кочеткова и о. Александра Борисова, практиковавших богослужебный и богословский модернизм с целью создания некоего «живого», «обновленного» православия «с человеческим лицом», «просвещенного» христианства в противовес «охранительному», «кондовому» Православию (терминология о. Г. Кочеткова) представляла собой откровенную реформацию Православия, начиная от модернизма в литургической практике, причащения на своих богослужениях католиков и других инославных, отмены постов и устроения кощунственных «полулитургических агап» и кончая пересмотром православной догматики, экклезиологии, Священного Предания, отрицанием присутствия Тела и Крови Христовых в евхаристических Дарах и баптистским толкованием почитания Божией Матери. Все это получило должную оценку в выступлениях на богословской конференции «Единство Церкви» (1994 г.), в голосе духовенства на московском епархиальном собрании и в обращении клириков и мирян к Святейшему Патриарху Алексию II (1993 г.). На епархиальном собрании духовенства Москвы 20 декабря 1993 года Святейший Патриарх Алексий впервые назвал модернистское движение внутри Русской Православной Церкви, в частности, деструктивную реформаторскую деятельность священника Георгия Кочеткова, разрушающую богослужебные традиции, неообновленчеством. Тем самым Святейший Патриарх Алексий показал, что современные церковные реформаторы являются духовными преемниками обновленцев 1920-х годов.

Строго говоря неообновленчество конца ХХ века – это обновленчество по рецептам протоиерея-модерниста Александра Шмемана и Парижской богословской школы.

Церковные реформы обновленцев начала ХХ века

 

 

Рассмотрим программу церковных реформ обновленцев 1920-х годов.

Глава обновленческого Союза «Церковное возрождение» епископ  Антонин Грановский в 1924 г. заявлял:

 

«Реформационная тенденция – это основа, нерв и душа СЦВ».

 

А вот слова другого лидера обновленчества священника Александра Введенского, сказанные накануне обновленческого «собора» 1923 года:

 

«Вопросы самой реформы церкви, конечно, если не так срочны, то не менее важны и на них должно быть обращено внимание Собора. Современное передовое церковное сознание стоит перед несомненным расхождением догматов веры и достижений человеческого разума... Необходимо практически пересмотреть все церковное учение. Здесь и догматика и этика. Богослужебная реформа неоходима нисколько не меньше... Тихоновская церковь не желает реформы: косная по психологии, реакционная политически, она реакционна и в религиозной области... Никакие обоснования уже изжитого невозможны; реформа церкви, реформа самая радикальная неизбежна» («Известия». 28.04.1923).

 

Как видим, 100 лет назад звучали те же требования немедленной революционной реформации Православной Церкви, что и ныне от некоторых либеральных «ревнителей церковной перестройки». Вся разница состоит лишь в том, что «косная, реакционная Тихоновская церковь», «тихоновщина» теперь, спустя столетие, именуется нынешними церковными реформатами «кондовым, охранительным Православием», «церковью старух».

* * *

В программе церковных реформ, намеченной группой духовенства и мирян «Живой церкви» в 1922 году, выдвигались следующие требования:

 

§1. Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения.

 

§2. Устранение обрядов, являющихся пережитком языческого миросозерцания.

 

§3. Борьба с суевериями, религиозными предрассудками и приметами, выросшими на почве народного невежества и монашеской эксплуатации религиозного чувства доверчивых масс.

 

§4. Приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий.

 

§5. Исключение из богослужений выражений и идей, противных духу всепрощающей Христовой любви.

 

§6. Широкое вовлечение мирян в богослужение, до церковного учительства включительно... («Живая Церковь». 1922. № 10).

 

А на учредительном собрании группы «Живая церковь», состоявшемся в Москве 29 мая 1922 года, была поставлена и такая задача:

 

«Пересмотр церковной догматики, с целью выделения тех особенностей, которые были внесены в нее бывшим в России строем» («Живая Церковь». 1922. № 3).

 

В дальнейшем требования этой реформы были детализированы. Так, в тезисах предстоящих реформ Православной Церкви было особо выделено требование:

 

«§37а. Вполне допустимо богослужение на русском и других национальных языках» («Жизнь и религия». 1923. № 5).

 

Кроме того, в тех же тезисах значилось:

 

«§62. Патриаршество должно быть уничтожено».

«§63. Епископат... должен быть брачным».

«§64. Монахи священниками... быть не могут. Монах-епископ – вовсе не мыслим» («Жизнь и религия». 1923. № 5).

 

В сфере приходской реформы предусматривался широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, свободного доступа мирян к пастырскому служению, в том числе и женщин – к должности дьяконисс, и равного участия мирян в высшем церковном управлении. Кроме того, реформа требовала ликвидации «епископского деспотизма», свободного доступа к епископскому званию даже женатых священников («Живая Церковь». 1922. № 10).

* * *

Необходимо отметить еще одно обстоятельство. Церковные реформаторы 1920-х годов («Живая церковь» и др.) в основном выступали с теми же требованиями, что и их дореволюционные предшественники – группа духовенства, организовавшая в 1905 году кружок «32-х священников» («Союз Церковного обновления», куда входили священники А.Введенский, П. Кремлевский, И.Егоров, Г.Петров и др.).

Священник Валентин Свенцицкий еще в 1906 г. писал об этом реформаторском кружке «32-х»:

«Современное церковное движение можно назвать либеральным христианством, а либеральное христианство – только полуистина. Душа, разгороженная на две камеры – религиозную и житейскую, не может целиком отдаться ни на служение Богу, ни на служение миру. В результате получается жалкая полуистина – теплохладное, либеральное христианство, в котором нет ни правды Божией, ни правды человеческой» («Вопросы религии». 1906. Вып. 1. С. 5).

Требования «32-х» («Союза Церковного обновления») были в целом следующие: догматические, канонические и литургические реформы, ликвидация «монашеско-иерархического деспотизма», демократизация церковной жизни (выборность мирянами клира и епископата)... Это позволяет обнаружить преемственность идей «дореволюционного церковно-обновленческого движения» начала ХХ века («группы 32») и обновленчества 1920-х гг. «Живая церковь» открыто заявляла, что она продолжает линию «32-х священников» и других церковно-обновленческих движений дореволюционного времени. Различались лишь социально-политические условия времени.

Таким образом, все выдвигаемые требования обновленческих группировок 1900-20-х гг. по реформированию Православной Церкви можно свести к следующим основным положениям:

1. Литургическая реформа. Упрощение богослужения, приближение его к народному пониманию (русификация).

 

2. Догматическая реформа.

3. Каноническая реформа. Пересмотр церковных канонов и отмена некоторых из них. Ликвидация или ограничение института монашества. Брачный епископат. Допущение второбрачия духовенства.

 

4. Приходская реформа. Соборное (не патриаршее) управление Церковью. Демократизация приходской и церковной жизни. Выборность клира и епископата.

 

1. Литургическая реформа

В области литургической реформы совпадения требований реформаторов 1920-х и современных неообновленцев очевидны по всем пунктам.

Русский язык богослужения

 

Почти аналогичный характер церковных реформ, особенно в сфере богослужения, носили программы и других обновленческих движений, отколовшихся от «Живой церкви». Союз «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) ставил во главу угла именно литургические преобразования, дабы культ был «от мелочей и от слова до слова понятен каждому верующему и доступен» («Обновление церкви». 1923. № 3-4).

Антонин (Грановский)

 

Расколоучитель Антонин (Грановский) в 1924 году заявлял о необходимости внедрения в богослужение русского языка:

 

«Мы, если можно так выразиться, пионеры-новообрядцы. Вот эти новые формы нашего ритуала, наши новшества Тихону (Святейшему Патриарху. – Н.К.) завидны, а потому ненавистны и неприемлемы... Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка... Тихон наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства... Во имя мира и для единения в духе любви не мы должны, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон не прав, сто раз не прав, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими».

 

Антонин говорил:

 

«...Народ ходит в церковь и желает, чтобы учение Христа мы проводили на понятном ему языке, и мы должны это сделать. Союз “Церковное возрождение” дает то, чего желает народ» (Труды первого Всероссийского съезда или собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 25).

 

Те же требования русификации богослужения выдвигал и «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ), основанный виднейшими деятелями обновленчества священниками А.Введенским и А. Боярским (последний образовал в Колпино т.н. «кружок друзей церковной реформации»).

 

Вот что писал журнал живоцерковников «Церковное знамя» (1922. 15 сент. № 1):

 

«Мы желали бы произвести те или другие изменения в области церковных богослужений и требнике с допущением новых обрядов и молитвословий в духе Церкви православной. Главным образом желательны изменения богослужебного языка, весьма во многом непонятного для массы. Эти изменения должны неукоснительно вестись в сторону приближения славянского текста к русскому. Обновление должно идти с постепенностью, без колебания красоты православного богослужения и его обрядов».

 

То же самое мы читаем и в программе СОДАЦ, составленной свящ. Александром Введенским:

 

«Мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближения его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение..., родной язык взамен обязательного языка славянского» («За Христа». 1922. № 1–2).

 

Богослужение на русском языке практиковал в петроградской Захариевской церкви и ближайший сподвижник А. Введенского церковный бунтарь о. Евгений Белков, основавший т.н. «Союз религиозно-трудовых общин». В декларации этого антицерковного Союза говорилось:

 

«В области чисто культовой Союз не производит никаких реформ, за исключением введения русского языка».

 

Выше уже приводились некоторые высказывания по этому вопросу епископа Антонина (Грановского), подготовившего и издавшего реформированный чин литургии на русском языке, которая служилась в вечернее время в Москве в Заиконоспасском монастыре, принадлежавшем Союзу «Церковное возрождение». На проходившем в 1924 году «соборе» этого Союза была принята следующая резолюция:

«1. Переход на русский язык богослужения признать чрезвычайно ценным и важным приобретением культовой реформы и неуклонно проводить его, как могучее оружие раскрепощения верующей массы от магизма слов и отогнания суеверного раболепства перед формулой. Живой родной и всем общий язык один дает разумность, смысл, свежесть религиозному чувству, понижая цену и делая совсем ненужным в молитве посредника, переводчика, спеца, чародея.

 

2. Русскую литургию, совершаемую в московских храмах Союза, рекомендовать к совершению и в других храмах Союза, вытесняя ею практику славянской, так называемой Златоустовой литургии...» (Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. 1922–1946. Kuesnacht. Schweiz. 1978. С. 274–275; М. 1996. С. 580).

 

Епископ Антонин на этом «соборе» говорил:

 

«Поповство и держится за славянский язык как за средство рабовладельческого командования умами верующих».

 

Упразднение иконостаса (открытый алтарь)

 

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:

 

«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 25).

 

Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Реакция еп. Антонина на эти слова Святейшего патриарха Тихона была такова:

 

«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

 

В 1922 г. другой обновленческий деятель о. И.Егоров также самочинно реформировал традиционное богослужение аналогично епископу Антонину: перешел на русский язык и перенес престол из алтаря на середину храма.

«Свободно-трудовая церковь» – СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни, требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

Журнал живоцерковников «Церковное Знамя» (1922. 15 сент. №1) писал:

 

«Мы горячо приветствуем совершение главнейшего богослужения Святейшей Евхаристии открыто на глазах молящихся, с непосредственным участием всего Тела Церкви Христовой – архипастырей, пастырей и мирян».

 

Другие литургические преобразования

 

Кроме службы на русском языке в 1920-х гг. обновленцами практиковалось и чтение вслух т. н. тайных священнических молитв. Известный обновленческий лидер о. А. Введенский честно признавался:

 

«Я шел в церковь с твердым намерением сокрушить казенную церковь, взорвать ее изнутри».

 

И уже на первой после своего рукоположения в июле 1914 года литургии, когда «во время Херувимской песни новопоставленный иерей, стоя с воздетыми руками, начал читать текст Херувимской песни, молящиеся остолбенели от изумления не только потому, что о. Александр читал эту молитву не тайно, а вслух, но и потому, что читал он ее с болезненной экзальтацией и с тем характерным “подвыванием”, с которым часто читались декадентские стихи» (А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки... С. 22–23).

 

Свящ. И.Егоров, создавший в 1919 г. в Петербурге модернистскую группировку «Религия в сочетании с жизнью», в своем приходском храме практиковал самочинные нововведения: вынес святой Престол из алтаря на середину храма, принялся за исправление богослужебных последований, переводил их на современный русский язык, учил о рукоположении «собственным вдохновением».

Из богослужебных новшеств вышеупоминавшегося епископа-нигилиста Антонина (Грановского) следует назвать широко практикуемое и активно пропагандируемое нынешними церковными реформаторами общенародное пение всей службы, произнесение вслух евхаристического канона.

 

Антонин также преподавал мирянам святейшее Тело Христово сахарными щипцами прямо в руки; при этом Антонин аргументировал такой «возврат к древней литургической практике» «гигиеническими соображениями» «во избежание заразы», что не могло не оскорбить религиозных чувств верующих.

 

Вот как описывалось в одной из провинциальных газет богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году:

 

«Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать “паки и паки”, “иже”, и “рече”. Все от начала до конца по-русски, вместо “живот” говорят “житие”. Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма» (Цит. по книге: А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки... С. 113–114).

 

Сам Антонин заявлял в 1924 г.:

 

«Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств – крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия» (Антонин распространял кощунственную идею о «негигиеничности православного способа причащения мирян» с помощью лжицы).

 

В обновленческом уставе Союза «Церковное возрождение» 100 лет назад говорилось:

 

«Союз объявляет высшим достижением и высшею радостью литургическое творчество, составляющее красоту и духовную мощь апостольского и святоотеческого периода и решительно осуждает талмудическое вырождение поповства, истощившегося в духовно-поэтическом порыве и уцепившегося за традиционный обряд, декорацию и внешнюю помпу» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 68).

 

Из программы церковных реформ, намеченных активистами «Живой церкви»:

«§6. Широкое вовлечение мирян в богослужение до церковного учительства включительно» («Живая Церковь». 1922. № 10).

 * * *

Таким образом, основные реформы в литургической практике обновленцев 1920-х годов и современных реформаторов традиционного богослужения Русской Церкви абсолютно тождественны. И там и здесь подобные преобразования проводились или декларировались под лозунгами «приближения богослужения к народному пониманию», возврата к «апостольской литургической практике», устранения из православного богослужения «более поздних наслоений».

2. Догматическая реформа

В области догматики обновленцы 1920-х годов выдвигали лозунг «возврата к первохристианству», к «религии древнеапостольских времен» («Обновление церкви». 1923. № 3-4). Например, звучали такие тезисы:

 

«Пересмотр церковной догматики, с целью выделения тех особенностей, которые были внесены в нее бывшим в России строем» («Живая Церковь». 1922. № 3). «Все современное, так называемое, православное богословие должно быть пересмотрено с высоты незыблемых норм евангельской Истины» («Жизнь и религия». 1923. № 8).

 

Лидеры вышеупоминавшегося революционно-обновленческого «Союза общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ) пересмотр догматических истин предоставляли даже самой церковной массе путем широкого обсуждения этих вопросов в печати и в диспутах. В программе СОДАЦ предусматривалось:

 

«Пересмотр догматики... с целью выяснения подлинных евангельских и апостольских принципов веры, нравственности, затемненных средневековой схоластикой и школьным богословием» («За Христа». 1922. № 1–2; «Жизнь и религия». 1923. № 8).

 

Епископ Антонин (Грановский) требовал изменения в Символе веры слов: «и седящаго одесную Отца», – на том основании, что, будто, «Христос Спаситель при вознесении Своем, скрывшись из глаз Своих учеников, распылился в воздухе.

Экуменизм

Остановимся теперь кратко на искажении православной экклезиологии обновленцами начала ХХ века и, в частности, на экуменических идеях, активно пропагандируемых современными церковными реформаторами.

В публикациях обновленцев 1920-х гг. тема экуменизма предстает как неотъемлемая составляющая их богословских концепций по «обновлению» Православия, т.е. фактическому отказу от святоотеческого учения о Церкви Христовой.

Обновленец, проф. В.Д.Попов писал:

 

«Необходимо утвердить мысль, как исходную точку зрения, что христианские церкви... являются ветвями единой, соборной, апостольской Церкви, все они между собой в отношении друг к другу – родные сестры, связанные кровным родством и в то же время отличающиеся индивидуальными чертами. Мысль эту необходимо довести до сведения верующего в каждой отдельной Церкви» (Обновленческий «Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви». 1925. № 5. С. 5–10).

 

В составленной А. Введенским программе Союза общин древлеапостолькой церкви (СОДАЦ) говорилось:

 

«Необходима борьба за сплочение всех верующих во Христа в единую семью. Нельзя не видеть, что религиозно-классовое разделение человечества на католиков, православных, лютеран и т. д. есть дело рук человеческих» («За Христа». 1922. № 1–2).

 

Один из главных идеологов обновленчества проф. Б.Титлинов писал:

 

«Деятели русского церковно-обновленческого движения со своей стороны с особым вниманием присматриваются к новому всемирно-христианскому движению. По своим идейным лозунгам оно как нельзя ближе подходит к идейным лозунгам обновленчества» (Единое христианство. «Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви». 1925. № 4. С. 8).

 

«Христианские исповедания – к великому счастью – оставили свой полемический задор... Религиозное сознание переросло старые формы вероисповедной обособленности. Главы церквей восточных и западных могут не только разговаривать друг с другом мирно и спокойно, а даже входить в молитвенное общение» (Там же. 1926. № 8–9. С. 9–10).

 

«Западное (экуменическое. – Н.К.) движение во многом совпадает с идеологией русского обновленчества... Но русское обновленчество, не связанное с условиями буржуазного строя, гораздо последовательнее проводит те идеи, к которым приходит и современный... Запад. Этим открываются перспективы мирового значения нашего обновленчества в христианской истории и предопределяется исход борьбы между "старой" и "новой" церковью, в недрах русского Православия» (Там же. 1927. № 1. С. 22).

 

Универсальный характер носила обновленческая «Пуританская партия революционного духовенства и мирян», в основе деятельности которой лежал устав «Живой церкви», и которая открывала свои двери христианам всех вероисповеданий, как признающих Христа за Богочеловека, так и признающих Его за простого человека, но великого учителя нравственности.

В программе реформ сибирского движения «Живой церкви» священник Петр Блинов (будущий женатый «Митрополит всея Сибири») предлагал:

 

«Соединение церквей в единую вселенскую, отнюдь не подчиняя русской церкви какой-либо иной» («Советская Сибирь». 1922. 24 июня. № 18).

 

По мысли одного из самых ярких представителей петроградского обновленчества прот. А.И. Боярского,

,

«все конфессиональные различия должны быть стерты в мощном потоке человеческих сердец, жаждущих обновления христианства» (Очерки... С. 147).

 

Отличительной особенностью идейно-религиозных взглядов обновленческой СТЦ («Свободно-трудовой церкви») являлось положение о слиянии всех религий в одну общечеловеческую религию, с верой в одного единого Бога. Лидеры СТЦ считали, что буддизм, иудейство, христианство, магометанство не в силах будут затемнить «раскрепощающихся религиозных истин», единой в своих основах человеческой религии. В программе СТЦ говорилось:

 

«Человечество ближайшего будущего отвергает разнообразие форм всех разлагающихся религиозных культов... основанных на экономическом рабстве и перейдет к единой религии, согласной с современной наукой и являющейся корнем всех вероучений – к действительному христианству – универсалу восточных представлений о Боге и мире» («Камо грядеши». М. 1924. № 1).

 

3. Каноническая реформа

В программе же церковных реформ «Живой церкви» 1922 г. значилось:

 

«Выделение из книги правил тех канонов, которые отжили свой век... и признание их необязательными в настоящее время, при современных условиях церковной жизни» («Живая Церковь». 1922. № 10).

 

Из программы СОДАЦ, составленной А.Введенским:

 

«Пересмотр всех церковных канонов и отмена из них тех, которые потеряли свою жизненность» («За Христа». 1922. № 1–2).

 

Кроме этого, требования обновленцев 1920-х годов в области канонической реформы Православной Церкви в целом сводились к следующему:

1) ликвидация («Живая церковь») или ослабление института монашества: борьба с «монашеской эксплуатацией религиозных чувств доверчивых масс», «ликвидация монашеско-епископского деспотизма»;

 

2) «женатый епископат», институт диаконисс;

3) введение нового (григорианского) календаря.

Ликвидация монашества

 

Как известно, все церковные реформаторы начинали именно с критики монашества, ибо монашество во все времена было оплотом истинного, неискаженного Православия, расшатать которое можно было лишь нанеся удар по его духовной твердыне.

 

Если идеологи «Живой церкви» требовали самого радикального «искоренения монашеской эксплуатации», нанесения сокрушительного удара по «ученому монашеству», возложив на него всю ответственность за то, что Церковь стала «идейным оплотом эксплуататорских порядков» в России, упразднения «института монашества» как такового, то церковно-обновленческая «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» (левое крыло «Живой церкви»), идейной основой программы которой был «христианский коммунизм», вопрос о монашестве решала не менее кардинально.Так в газете «Церковное обновление» (1925. №1) писалось о монашестве как о суеверно-изуверской секте:

 

«противной духу Христова учения». «Дух современного монашества так далек от Христовых заветов».

 

Бритый, стриженый и женатый «митрополит» А. Введенский почитал монашество за «порождение буддийского язычества» («Церковное обновление». 1925. №11).

 

Александр Введенский

 

Обращает на себя внимание буквально животная ненависть к монашеству, к аскетическому началу в христианстве вообще. Вот что писал один из верховодов обновленческого раскола протоиерей Владимир Красницкий в статье «Монашеский вопрос»:

«Перед нашим движением встает задача освобождения честных монахов, сознающих несправедливость данных ими обетов неосторожно и несвоевременно и противозаконно взятых на себя обязательств убить в себе все человеческое, все живое во имя отвлеченных, туманных мечтаний».

«Духовенство должно быть освобождено от мертвящего гнета монашества, оно должно получить в свои руки органы церковного управления и непременно получить свободный доступ к епископскому сану» («Живая Церковь». 1922. №2).

 

В статье «О нравственном идеале христианства», автор которой обозначил себя как «Мирянин», читаем:

«Монашество, как особый институт в Церкви, безусловно изжило себя, почему и должно сойти со сцены церковно-исторической жизни. В настоящее время, время, по преимуществу, раскрытия социального смысла и значения христианства, монашество является не более, как историческим анахронизмом. Несомненный упадок монашества самым красноречивым образом свидетельствует о завершении его исторической миссии и его окончательном идейном крахе. Не нужно доказывать, что русские монастыри позднейшей эпохи представляли из себя гнезда праздных, бесполезных тунеядцев, весьма часто развращенных, за немногими индивидуальными исключениями».

Священник К.В. Семенов в статье «Революция духа» вообще называет монахов «получеловеками».

Женатый епископат и второбрачие духовенства

 

Вопрос о «женатом епископате» был чуть ли не наиважнейшим для обновленческих деятелей.

 

«...Все стремления обновленцев, ценою разрыва с Православной Церковью и даже открытого восстания против нее, свелись, в конце концов, к одной цели: брачный епископат и второбрачие священнослужителей, со всеми, конечно, мирскими принадлежностями этого института: стрижка, бритье, завивка, модные костюмы, театр и т.п.» («Обновленцы»... Затворник А. Уфа. 1927).

В решении первого всероссийского съезда белого духовенства «Живая церковь» 1922 года было, в частности записано:

 

«Просить ВЦУ открыть дорогу к епископскому сану и тем представителям белого духовенства, которые состоят в брачном сожительстве со своими супругами».

 

«Поместный собор» живоцерковников 1923 года также призывал:

 

«Решительно необходимым ввести в жизнь белый брачный епископат, наравне с лицами безбрачного состояния...» (Деяния II Всероссийского поместного Собора Православной Церкви. М. 1923. С. 8).

 

На практике это выражалось в откровенном попрании обновленцами церковных канонов: во епископов стали «хиротонисать» женатых священников без разлучения с женами, рукополагать во все три священные степени второбрачных.

Идеолог и устроитель обновленческого раскола и моральный убийца митрополита Петроградского Вениамина «Блаженнейший и Святейший Первоиерарх Московский и всех Православных Церквей в СССР», «Митрополит-Апологет, Благовестник Христовой Правды» А.Введенский уже в «архиерейском сане» дважды разводился и дважды венчался, побывав таким образом три раза в «законном» браке. Хиротонисан Введенский был также в брачном состоянии 6(19) мая 1923 г. в храме Христа Спасителя.

 

Александр Введенский

 

Институт диаконисс

Введение института диаконисс проектировал еще А.Введенский. Также «Живая церковь», СОДАЦ и др. выдвигали в своих программах богослужебно-канонических реформ введение в церковную практику института диаконисс, а на «соборе» обновленцев 1923 г. некоторые ораторы предлагали ввести и институт пресвитерисс!

Календарная реформа

Календарная реформа является одним из главнейших условий радикальной реформации Православия, ибо при переходе на новый католический григорианский стиль нарушаются ряд соборных определений и церковных установлений, в частности богослужебный Устав, изложенный в Типиконе.

 

На обновленческом разбойничьем сборище – лжесоборе 1923 года «митрополит» Антонин (Грановский) сделал доклад «О реформе календаря»; в результате «собор» в своей резолюции, принятой без прений, признал необходимым переход на новый (григорианский) стиль с 12 июня 1923 г., хотя верующие продолжали отмечать праздники по старому стилю и не посещали храмы в праздники по новому календарю.

Под давлением богоборческой большевистской власти и Святейший Патриарх Тихон, введенный в заблуждение Констатинопольским патриархом-модернистом Мелетием IV, мечтавшим о проведении «живоцерковнических» реформ во всей Православной Церкви, согласился было на введение в Русской Церкви нового стиля, но народ церковный как «хранитель веры Православной» не принял этого пагубного нововведения, и тем самым попытка антиканонических новшеств в Русской Патриаршей Церкви с Божией помощью сорвалась: Российская Церковь снова подтвердила решение Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг., отвергшего новый стиль, и, несмотря на властное принуждение большевиков, сохранила свой Православный календарь и тем самым Церковное Предание.

 

4. Приходская реформа

Из программы церковных реформ «Живой церкви» 1922 года:

«Реформа приходская предполагает ряд существенных изменений в структуре церковного управления и во взаимоотношении клира и мирян. Реформа требует нового назначения прихода как “литургического общества, объединяемого священником около своего храма”. Она предполагает широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, что должно и проявляться в первохристианском обычае выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства» («Живая Церковь». 1922. № 10).

Выборность всех пастырей, начиная с дьяконов и кончая епископами, предусматривалась и в программе СОДАЦ, составленной А. Введенским.

Выборность мирянами клира предлагали еще в 1907 г. приверженец церковного обновления священник-расстрига, член Государственной Думы Н. Огнев и другие церковные либералы:

 

«Приходам должно быть предоставлено право избирать для себя членов причта... Избирательное начало должно пронизать весь строй церкви снизу доверху» (Н. Огнев. На пороге реформ русской церкви и духовенства. СПб. 1907. С. 16).

 

То же самое предлагалось и в программе Союза «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) в 1922 г.:

 

«5. По духу свободного народничества в порядке церковной экономии группа признает выборное начало для всего церковного устроения снизу доверху».

 

* * *

Сравнив программы церковных (литургических, канонических, догматических и приходских) реформ обновленчества 1920-х гг. и современных неообновленцев и либеральных церковных реформаторов-модернистов, мы обнаруживаем полное совпадение взглядов и преемственность целей в вопросе революционного переустройства («перестройки») Церкви. Поэтому заявления современных апологетов «просвещенного православия», что сущность обновленчества заключалась лишь в симбиозе идей христианства и коммунизма и в расколе с патриаршей Церковью, представляются нарочито лживыми и стремящимися скрыть антиправославную направленность движения по разрушению Церкви путем искажения ее вероучения, отрицания ее Предания и древних богослужебных традиций.

Часто сторонники радикальных церковных реформ и, в частности, русификации богослужебного языка постоянно сетуют на то, что революционные события 1917–1918 гг. насильственно прервали тот путь преобразований, на который встала наша Церковь к этому времени. Но подобная «историософия» скорее свойственна неверующему разуму, нежели православному сознанию, видящему во всех катаклизмах Преблагой Промысл Божий и делающему соответствующие выводы из этих уроков Свыше. Видеть Благую Волю Божию в том, что богослужебные реформы (в частности, пересмотр литургических текстов) были промыслительно прерваны попущением революционных потрясений позволяет нам и то, что именно те же самые революционные события побудили соборян принять историческое решение – восстановить Патриаршество в Русской Церкви, тогда как незадолго до этого все еще шли дискуссии по поводу патриаршей формы церковного управления и ее сторонники были далеко не в большинстве.

 

А вот что писал Святейший Патриарх Тихон о недопустимости нововведений в церковно-богослужебной практике в Послании от 4/17 ноября 1921 г.:

«...Совершая богослужение по чину, который ведет начало от лет древних и соблюдается по всей Православной Церкви, мы имеем единение с Церковью всех времен и живем жизнью всей Церкви... При таком отношении... пребудет неизменным великое и спасительное единение основ и преданий церковных...  Божественная красота нашего истинно-назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения, как оно создано веками апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в Святой Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее ее достояние...»

Приведем ответ на это Патриаршее Послание идеолога и лидера обновленчества лжемитрополита А.Введенского:

«Под влиянием Петра Полянского Тихон подписывает декрет, запрещающий какие бы то ни было новшества в Церкви под угрозой самых крайних мер церковного взыскания. Декрет рассылается по всей России и особый отклик находит в Петрограде. Здесь почти поголовно всем духовенством этот декрет приветствуется как кладущий наконец предел неугодному реакционерам явлению... Прот. Боярский хочет уйти от активной работы, другие решаются не подчиняться ни за что, утверждая, что этот декрет затрагивает их религиозную совесть. А, в общем, все это единицы. Мрачные о.о. протоиереи и черносотенцы-епископы торжествуют. Тягостно даже вспоминать этот период» (А.Введенский. Церковь и государство. М. 1923. С. 241–242).

 

Теми же эпитетами награждал в 1924 г. православных и Антонин (Грановский):

 

«Тихоновцы – обскуранты, реакционеры, черносотенцы, упрямцы, христоненавистники».

 

Епископ Антонин говорил о себе:

 

«Реформистская деятельность инициатора СЦВ, епископа Антонина, началась еще при благополучном самодержавии патриарха и тогда вызвала его неудовольствие и репрессии... Тихон прислал официальный запрет: не отступать ни в чем от общей практики служить, как все, иначе грозил репрессиями».

 

В другом воззвании Святейшего Патриарха Тихона от 1 июля 1923 года об обновленцах и о положении Русской Церкви говорилось, в частности, следующее:

 

«Тяжелое положение переживает Православная Церковь. Появилось много разных групп с идеями “обновления церковного”... Обновленцы эти, бессознательно или сознательно, толкают Православную Церковь к сектантству: вводят совершенно ненужные церковные реформы, отступая от канонов Православной Церкви. Никакие реформы из принятых бывшим Собором (обновленческим. – Н.К.) мы одобрить не можем... Наряду с этим, пользуясь происходящей у нас неурядицей в Церкви, Римский папа всячески стремится насаждать в Российской Православной Церкви католицизм, и при поддержке польских властей уже закрываются на территории Польши православные храмы, и многие из них превращены в костелы... Разные сектанты – баптисты, евангелисты и другие, как противники Православию, также направляют все усилия, чтобы умалить значение Православной Церкви, привлечь на свою сторону православных людей. Всем им мы заявляем, что Церковь Православная не даст себя превратить в сектантские группы, и уповаем, что не отойдет она ни на шаг от своего учения».

 

В послании заместителя Патриарха митрополита Ярославского Агафангела к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Русской Церкви от 18 июня 1922 года, в частности, говорилось:

«Братья и сестры о Господе, наши духовные чада! Храните единство святой веры в союзе братского мира; не поддавайтесь смущению, которое новые люди стремятся внести в ваши сердца по поводу учения нашей православной веры; не склоняйтесь к соблазнам, которыми они хотят обольстить вас, производя изменения в православном богослужении, действуя не законными путями соборного установления, но по своему почину и разумению, не повинуясь голосу древних вселенских отцов и великих подвижников, создавших наши церковные уставы».

 * * *

И, наконец, приведем несколько высказываний об обновленческих лидерах 1920-х гг. и покажем отношение к обновленчеству православного народа.

Одному из главных церковных радикальных реформаторов, епископу Антонину (Грановскому) хлесткую характеристику дал митрополит Антоний (Храповицкий):

 

«Я вполне допускаю вероятность того, что среди 40 тысяч русского духовенства нашлось несколько негодяев, восставших против Святейшего Патриарха, имея во главе известного всем развратника, пьяницу и нигилиста, побывавшего клиентом дома умалишенных еще 20 лет назад» (Цит. по книге: Прот. Владислав Цыпин. История Русской Православной Церкви 1917–1990. М. 1994. С. 57).

 

Митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях об Антонине Грановском отмечал:

«Что-то в этом человеке было роковое, демоническое, нравственно-преступное с юных лет»; «Жуткая, мрачная фигура» (Путь моей жизни. Воспоминания. М. 1994).

Из выступления епископа Винницкого (Каменец-Подольского) Амвросия (Полянского) на собрании архиереев в Донском монастыре в сентябре 1923 года:

«Для меня и, наверное, и для других, здесь присутствующих, Евдоким (Мещерский) вовсе не высокопреосвященнейший митрополит, а бывший архиепископ, потому что он присоединился к отщепенцам, самозваному духовенству, отколовшемуся от Святейшего Патриарха Тихона и от Церкви Христовой. Сами посудите, кто у них первыми вершителями дел были? Бывший епископ Антонин (Грановский), состоявший на покое в Заиконоспасском монастыре. Он из личных счетов пошел против Патриарха Тихона, а к нему примкнули и прочие из духовенства с темным прошлым. Антонин оказался богохульником. Он, как нам известно, идет против почитания святых угодников Божиих... иконостас он называет ненужной перегородкой, которую пора, по его словам, сломать, он не признает крещения младенцев и причащает по-католически. Епископ Леонид (Скобеев) – нам мало известная личность, но он, несомненно, подкуплен, дабы расшатать канонические устои святого Православия. Введенский, бывший Петроградский священник, а теперь женатый архиерей – чуть ли не из евреев; священник Боярский высказывался кощунственно на их незаконном соборе 1923 г. против почитания св. мощей. Вот эти опороченные люди и восстали против Святейшего Патриарха Тихона и Святого Православия, и Святейший Патриарх во всяком случае не мог им поручать управления Церковью и образовывать ВЦУ. Некоторым из них лицам поручено было только патриаршую канцелярию привести в порядок, а они, воспользовавшись этим, самочинно захватили и патриаршую власть в свои руки, образовали ВЦУ и устроили незаконный Собор. Вот к ним и присоединился бывший архиепископ Евдоким (Мещерский) и тем самым откололся от Церкви Христовой, а посему он не может быть законным архиереем...» (Цит. по книге: Патриарх Тихон и история русской церковной смуты. Сост. М. Губонин. СПб. 1994. С. 173–174).

Из письма одного православного протоиерея в Петроград к своим духовным чадам:

«Лучше остаться без церкви-храма, без епископа и умереть без Причастия, нежели отойти от истины Православной и иметь молитвенное общение с живоцерковниками и обновленцами».

Церковного расколоучителя и проходимца священника А.Введенского вкупе со священником Е.Белковым в мае 1922 г. анафематствовал и отлучил от Церкви священномученик митрополит Петроградский Вениамин.

Епископ Антонин (Грановский) был подвергнут в конце ноября 1921 года запрещению в священнослужении Святейшим Патриархом Тихоном именно «в связи с его самочинными нововведениями в богослужения», вызывавшими у верующих огромный соблазн, а уже позже Антонин был отлучен от Церкви за учинение раскола.

В мае 1922 г. епископ Антонин выступал в качестве эксперта на суде по делу о сопротивлении изъятию церковных ценностей в Москве. В результате его «экспертизы» Антонин стал виновником расстрела пяти московских священников. Через год на обновленческом «поместном соборе» Антонин подписывает в числе других позорнейшее постановление о лишении сана Святейшего Патриарха Тихона.

Управляющий Вятской епархией Яранский епископ Нектарий в 1925 г. писал:

«Богомерзкого обновленческого движения отрицаюсь и анафематствую оное. Богомерзкий разбойничий, так называемый собор 1923 года в Москве со всеми его постановлениями анафематствую...» (Очерки... С. 501).

В Вятке обновленческого «митрополита» Евдокима (Мещерского) православные верующие встречали криками: «Долой еретиков и кровопийц!»

Слово «обновленец» сделалось для основной массы верующих синонимом «исказителя веры», «разрушителя Церкви»; соединялись с ним и религиозно-нравственные пороки, так как многие обновленческие священнослужители, часто второбрачные, а иногда и третьебрачные, носили короткие волосы, светскую одежду, брились, курили открыто, разъезжали с дамами на извозчиках (как А.Введенский), посещали театры и т.п., что никак не вязалось в сознании верующих с обликом служителя Христова. В верующем народе к обновленцам надолго пристали клички «живцы», «красные попы».

«Богомольцев», посещавших проповеди Введенского, метко характеризует очевидец тех событий Н.П.Окунев:

«...Да и не богомольцы это, а любители скандальных зрелищ и хлестких лекций. Сегодня на лекцию “архиепископа” Александра Введенского, трактующего о притворности “раскаяния Тихона”, а завтра – на лекцию профессора Запихалова, поучающего половой гигиене, – слушатели те же самые для обоих лекций» (Дневник москвича. 1917–1924. Париж. 1990. С.579).

Осенью 1922 года один казанский обновленческий протоиерей писал:

«Как нам быть, что делать с мужиками. Ведь и слышать не хотят ни о “Живой церкви”, ни о Высшем Церковном управлении» («Жизнь и религия». 1922. № 1).

И это было не только в начальный период реформаторской деятельности обновленцев. Чем дальше, тем больше нарастала неприязнь и глубокое отвращение верующих к «Живой церкви», решительно ломавшей старые, привычные устои церковной жизни. В одном из своих отчетов в ВЦУ Казанское епархиальное управление отмечало:

«Само слово “Живая церковь” сделалось ненавистным и с ним соединяли все пороки и нравственные преступления».

Огромные массы рядовых верующих, воспитанные в духе незыблемости Православной веры, чувствовали инстинктивно неправду обновленчества, неприязненно относились к церковным реформам, боялись порчи веры своих отцов и дедов, отворачивались от женатых епископов. Об этом свидетельствует целый ряд документов – протоколов приходских и епархиальных собраний духовенства и мирян. Та же картина наблюдалась и при попытках обновленцев «оживить», изменить богослужение, упразднить церковнославянский язык, перейти на новый календарный стиль. Именно консерватизм Церкви сохранил вокруг нее верующие массы.

На своих публичных выступлениях А.Введенский, составлявший иногда даже списки «контрреволюционного духовенства» и подававший их в известные инстанции, получал немало записок следующего содержания:

«Будь проклят, Иуда-предатель, за твои выступления против Православной веры и ее пастырей. Иди в ад кромешный к своим наставителям – дьяволам». «Товарищи Введенский и Калиновский! Иуда предал Христа за 30 сребреников. Ответьте же нам, за сколько продан вами патриарх Тихон» и т. п.

 * * *

Итак, мы видим, что программа современных представителей церковного либерализма по реформированию Православия абсолютно идентична требованиям, выдвигавшимся более 100 лет назад идеологами обновленческого движения (Титлиновым, Грановским, Введенским и другими представителями т.н. «прогрессивного духовенства»), носившими так же, как и теперь, антицерковный, разрушительный характер. Поэтому представляется вполне закономерным, что обновленцы, начав с идеи «оживления» Церкви, закончили гнусным сотрудничеством с новым богоборческим режимом.

Этим печальным финалом Господь хотел показать «плоды», которые неизбежно приносит древо т.н. «просвещенного», «обновленного православия». Иных «плодов» идея реформации Православной Церкви дать и не могла. Если в 1918 году в газете «Знамя Христа» священник А.Введенский писал, что после избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить Патриаршество изнутри, то стоит призадуматься, ради чего остаются в Русской Православной Церкви современные обновленцы.

Будем всегда помнить слова приснопамятного старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина) о современных последователях обновленческого движения начала ХХ века. Архимандрит Иоанн, прекрасно прозревая, куда могут завести эти «прогрессивные батюшки» с их неудержимым реформаторским зудом, воззвал в 1990-е годы к православным: «Если мы не разорим это движение, то они разорят Церковь».