На фото: промышленный городской пейзаж с дымящимися трубами Брэдфорда. Этот город был продуктом промышленной революции в Англии и стал текстильной столицей мира в 19 веке. Гравюра, XIX век.
Сегодня, когда 47-й президент США ввел высокие и сверхвысокие пошлины на товары почти всего остального мира, стали задумываться над целями таких нестандартных действий. Они выглядят особенно нестандартными на фоне нескольких предыдущих десятилетий, когда в мире насаждались экономический либерализм и идеология глобализации. Сам Дональд Трамп заявил, что его протекционизм призван оживить американскую экономику, дать толчок реиндустриализации Америки.
К протекционизму ради индустриализации своих экономик в давние времена пытались прибегать многие страны. Но успеха достигали немногие. Первой была Англия, которая, как пишут в учебниках по экономической истории, осуществила промышленную революцию в период с 80-х годов XVIII века по 40-е годы XIX века. В середине позапрошлого века она уже имела титул «мастерской мира», обеспечивала промышленными товарами полчеловечества. За Англией во второй половине XIX века последовали Соединенные Штаты Америки, Германия, Франция, Австрия, Российская империя.
Но Англия была первопроходцем. И ее путь к положению «мастерской мира» был очень длинным. Он не ограничивался несколькими десятками лет так называемой «промышленной революции». Ей предшествовало по крайней мере три столетия пред-промышленной подготовки, без которой не состоялась бы и промышленная революция. Надо отдать должное тем монархам и королевским чиновникам, которые вели Британию к заветной цели — превращению ее в промышленную державу. Можно сказать, что превращение Британии в мировую державу произошло благодаря политике экономической мобилизации, которую власти проводили терпеливо и виртуозно на протяжении нескольких веков.
Есть смысл пройтись по истории становления Британии как промышленной державы. А вдруг что-то и современной России сгодится?
Принято считать, что индустриализация возможно лишь после победы буржуазной революции, которая создает условия для первоначального накопления капитала. Но вот в Англии капиталистический способ производства стал зарождаться задолго до английской буржуазной революции XVII века.
Еще с конца XV века в Англии начался процесс, получивший название «огораживание». Крестьян сгоняли с сельскохозяйственных земель (надо иметь в виду, что в Англии была такая особенность: земли десятилетиями и даже веками сдавалась лендлордами в аренду крестьянам; последние были не собственниками, а пользователями земли). Эти земли превращались в пастбища. На них паслись овцы, которые давали шерсть. А шерсть была сырьем для суконной промышленности. Спрос на продукцию этой промышленности постоянно рос — как на внутреннем, так и особенно внешнем рынке.
Фото: Global Look Press
Шерстяное животноводство стало самым доходным делом в аграрном секторе Англии. Им занимались немногочисленные фермеры, а миллионы крестьян становились бродягами (другое название: люмпен-пролетариями). Английский писатель, юрист, общественный деятель, лорд-канцлер Англии Томас Мор (1478−1535) в своей известной «Утопии» (1516) охарактеризовал этот безжалостный процесс крылатым выражением: «овцы пожирают людей».
Овечья шерсть для Англии XV-XVIII вв. — примерно то же, что, скажем, нефть для нынешней России XXI века. Монархи и чиновники королевского двора ломали головы, каким образом сделать так, чтобы Англия благодаря этой шерсти стала великой державой. И взяли управление хозяйством в свои ежовые рукавицы.
Современный корейский экономист Ха-Джун Чхан в своей нашумевшей книге «Недобрые самаритяне: Миф о свободе торговли и тайная история капитализма» (2007) констатирует: не либерализм, а жесткий и продолжительный протекционизм, проводившийся английской короной на протяжении XV-XIX вв., сделал Англию мировой державой. Без этого не было бы и Британской империи, в которой к началу ХХ века проживало четверть всех людей на Земле и над которой «никогда не заходило солнце». А под власть британской короны попали те страны и территории, которые поверили, что свободный торговый обмен и невмешательство государства в хозяйство является нормой жизни.
Впрочем, можно обратиться для понимания природы «британского чуда» и к английским авторам. Не только современным, но и тем, кто жил в период становления Англии как промышленной страны. Кто не знает англичанина Даниэля Дефо (1660−1731), автора романа «Робинзона Крузо»? Он был не только писателем, но также бизнесменом, разведчиком и экономистом. Сегодня мало кто знает его экономическую работу 1728 года «План английской торговли». А в ней много интересного из экономической истории Англии.
Дефо пишет, что до эпохи Тюдоров (т.е. до 1485 г.) Англия была довольно отсталой в экономическом отношении страной. Многие потребности покрывались за счет импорта. А деньги на импорт получали от экспорта шерсти-сырца. Это сырье направлялось в так называемые Нижние Страны (современные Бельгия и Нидерланды), в шерстяные и суконные мануфактуры. Но вот в конце XV века к власти в Англии (вместе с Уэльсом) приходит Генрих VII из династии Тюдоров (правил в 1485—1509 гг.).
Фото: Science Museum/Global Look Press
Дефо констатирует, что династия Тюдоров (в особенности Генрих VII, а также Елизавета I, которая правила в 1558—1603 гг.) очень активно вмешивалась в хозяйственную жизнь Англии и Уэльса, применяли протекционизм (не только высокие пошлины, но также полные запреты на импорт), государственное субсидирование, оказывали английским экспортерам военную поддержку, выдавали особые монопольные привилегии некоторым участникам внешнеэкономической деятельности. Особые права были предоставлены Ост-Индской компании, которая была учреждена в 1600 году указом Елизаветы I.
Особый упор делался на то, чтобы развивать английскую шерстяную промышленность, сделать ее первой в Европе и во всем мире. Генрих VII очень больше внимание уделял созданию суконных мануфактур в Англии, подыскивал им удобные места и переманивал опытных мастеров из Нижних Стран на острова Туманного Альбиона. Добивался максимальной переработки сырой шерсти дома, введя пошлину или временно даже полные запреты на экспорт шерсти-сырца. Елизавета I в 1578 году ввела полный и окончательный запрет на экспорт шерсти-сырца, сочтя, что в ее королевстве достаточно мощностей для полной его переработки.
Сокращение экспорта шерсти-сырца из Англии поставило мануфактуры Нижних Стран в сложное положение. А при Елизавете I они вообще начали массово закрываться. А британские суконные мануфактуры заработали на полную мощность и стали занимать на рынке Европы те места, которые ранее занимали производители Нижних Стран.
В XVIII веке Англия укрепляла свои позиции на мировом рынке шерстяной продукции. Теперь она стала бороться за то, чтобы отжать свои позиции на рынке хлопчатобумажной продукции. В конце XVII века Ост-Индская компания ввозила в Англию более 1,5 миллиона рулонов хлопковых тканей и предметов одежды, что составило большую часть всего английского импорта.
Но в Англии уже разворачивалась кампания против индийских тканей. Наконец, в 1701 г. был принят первый Ситцевый закон, который запрещал импорт окрашенного ситца и налагал пошлину в 15% на неокрашенные ткани. Но английские протекционисты на этом не остановились. В 1721 году им удалось запретить полностью импорт тканей из Индии. Разрешалось ввозить только хлопковые нити и хлопок-сырец. Ткани нельзя было не только ввозить, но и носить одежду из индийских тканей.
Кстати, ранее в Англии уже были запреты на ношение импортной шерстяной одежды. А вот ныне за импортные одеяния индийского происхождения устанавливался штраф в 5 шиллингов (причем в пользу доносчика). Одежда англичан (даже состоятельных и высокопоставленных) была на протяжении XV-XVIII вв. весьма невысокого качества, потому что импортные облачения либо запрещались, либо осуждались.
Британский протекционизм очень усилился принятием в 1721 году законодательства Уолпола (по имени тогдашнего премьер-министра). Упоминавшийся выше корейский историк экономики Чанг Ха-Джун в своей книге «Недобрые Самаритяне…» вообще считает, что промышленная революция в Англии началась не в 80-е годы XVIII века (как это принято считать), а при премьер-министре Уолпопе, т.е. лет на шестьдесят раньше: «Став премьер-министром, Уолпол начал реформу, которая радикальным образом сместила фокус британской промышленной и торговой политики. До Уолпола главными целями британской политики, обобщённо говоря, были, во-первых, захват и расширение торговли, посредством колонизации и «Закона о мореплавании» (Navigation Act), который требовал, чтобы вся торговля с Британией обслуживалась британскими судами и, во-вторых, на создание дохода государству.
Поддержка суконного производства была наиважнейшим исключением, но даже и оно частично мотивировалось желанием увеличить доход государства. В противоположность этому, политика введённая Уолполом после 1721 года, была сознательно направлена на поддержку обрабатывающей промышленности… Законодательство Уолпола 1721 года, по существу, было направлено на защиту британских отраслей обрабатывающей промышленности от иностранной конкуренции, субсидирование их и поощрение их экспортировать.
Таможенные тарифы на иностранную промышленную продукцию были значительно повышены, в то время как тарифы на импортное сырьё, применяемое в промышленности, были снижены или отменены вовсе. Экспорт промышленной продукции поощрялся целой серией мер, включавшей в себя и экспортные субсидии. Наконец, было введено административное регулирование, имеющее целью контроль качества промышленной продукции, в особенности текстильной продукции, чтобы неразборчивые производители не могли повредить репутации британских товаров на иностранных рынках".
Можно добавить к сказанному корейским автором, что законы Уолпола запрещали экспорт из колоний товаров, которые конкурировали с британской продукцией как на внутреннем рынке, так и за рубежом. Также они запрещали строительство новых прокатных станов и пил для продольной резки металла в Америке (которая для Лондона в то время также была колонией, хотя и населенной выходцами из Англии). Это принуждало североамериканские колонии специализироваться на продукции с низкой добавленной стоимостью, а не на более прибыльной стальной продукции.
О самой английской промышленной революции, которую принято датировать примерным периодом 1780−1840 гг., я особо говорить не буду. По той причине, что о ней написано очень много. Своего пика Англия достигла к середине XIX века. На нее (вместе с заморскими территориями) приходилось в это время без малого половина оборота мировой торговли; доля в мировом промышленном производстве оценивалась в 50%.
Когда Англия почувствовала, что она стала «мировой мастерской» и у нее почти не осталось в мире серьезных конкурентов, она стала разворачивать свою торгово-экономическую политику на 180 градусов: от протекционизма переходить к фритредерству. Несколько веков Англия шла к заветной цели стать мировой колониальной, торговой и экономической державой. Чтобы захватить то, что она не успела прибрать к рукам, она стала насаждать всему миру идеологию экономического либерализма и фритредерства. Но, парадоксальным образом, она стала стремительно терять то, что завоевывала начиная с времен Генриха VII и Елизаветы I. К 80-м годам позапрошлого столетия Британию по промышленному производству уже обошли США, а к началу ХХ века и Германия.
Уверен, что когда другие страны пытались проводить индустриализацию, они непременно изучали опыт Англии. Но в истории кроме английской, американской, германской и прочих индустриализаций была еще советская. И опыт советской индустриализации еще более уникален, чем опыт английской. Если отсчитывать от Генриха VII до середины XIX века, то получается, что английская индустриализация растянулась аж на три с половиной столетия. Если английской индустриализацией считать только промышленную революцию XVIII-XIX вв., то получается около шести десятков лет.
А советская (или сталинская) индустриализация уложилась чуть более чем в десяток лет. Вот слова Сталина, сказанные в 1931 году: «Мы отстали от передовых стран на 50−100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут. Вот что диктуют нам наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР». И аккурат к началу Великой Отечественной войны отставание было преодолено. История знает различные способы индустриализации.
Сталин прекрасно знал опыт индустриализации Англии и других стран Запада. Вот что он говорил в апреле 1926 года: «Англия индустриализировалась благодаря тому, что она грабила десятки и сотни лет колонии, собирала там «добавочные» капиталы, вкладывала их в свою промышленность и ускоряла темп своей индустриализации. Это один способ индустриализации.
Германия ускорила свою индустриализацию в результате победоносной войны с Францией в 70-х годах прошлого столетия, когда она, взяв пять миллиардов франков контрибуции у французов, влила их в свою промышленность. Это второй способ индустриализации.
Оба эти способа для нас закрыты, ибо мы — страна Советов, ибо колониальные грабежи и военные захваты в целях грабежа несовместимы с природой Советской власти.
Россия, старая Россия, сдавала кабальные концессии и получала кабальные займы, стараясь таким образом выбраться постепенно на путь индустриализации. Это есть третий способ. Но это — путь кабалы или полу-кабалы, путь превращения России в полуколонию. Этот путь тоже закрыт для нас, ибо не для того мы вели трёхлетнюю гражданскую войну, отражая всех и всяких интервенционистов, чтобы потом, после победы над интервенционистами, добровольно пойти в кабалу к империалистам. Остаётся четвёртый путь индустриализации, путь собственных сбережений для дела промышленности, путь социалистического накопления…" («О хозяйственном положении и политике партии»).
Об этом четвертом пути я подробно пишу в своей книге «Экономика Сталина» (М.: Институт русской цивилизации, 2016). Где обращаю внимание на то, что если Англия и другие страны Запада важнейшим условием индустриализации считали внешнеторговый протекционизм, то советская индустриализация проводилась в условиях государственной внешней торговли (ГМВТ). Это и было одной из причин советского «индустриального чуда» 1930-х годов.
А после того, когда на рубеже 1980−90-х годов мы отказались от государственной монополии в сфере внешней торговли и валюты, началась стремительная экономическая деградация страны. Мы отказались не только от ГМВТ, но даже от торгового протекционизма. И Российская Федерация по скорости разрушения промышленности, доставшейся ей в наследство от Советского Союза, вполне может конкурировать с Британией, которая в середине XIX века от протекционизма перешла к фритредерству. Пока, увы, никаких надежд на экономическое возрождение России нет, так как мы продолжает жить по догматам экономического либерализма.
