Источник: блог Ларисы Бравицкой
«В РОССИИ есть один актер – абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно», - эти слова Лоуренс Оливье произнес о выдающемся актере ПАВЛЕ ЛУСПЕКАЕВЕ.
СЫН армянина и донской казачки, высокий, красивый, горластый, прямодушный, с горячим нравом и неистребимой склонностью к загулам, жить разумной, размеренной жизнью не умел.
Мальчишкой, в родном Луганске, дрался так, что однажды получил раскаленным металлическим прутом в лицо – меньше, чем в сантиметре от глаза.
В шестнадцать сбежал к партизанам, однажды в разведке несколько часов неподвижно пролежал на снегу, сильно обморозил ноги, потом в ближнем бою был тяжело ранен в руку разрывной пулей, раздробило локтевой сустав. В госпитале его срочно готовят к ампутации руки. Невероятным усилием воли он вытаскивает себя из беспамятства, не дает хирургу до себя дотронуться, пока тот не поклянется обойтись без ампутации. Руку удалось спасти, Луспекаев возвращается на фронт.
В 19 поступает в Щепку. Однажды профессор Зубов влепил ему четверку, оскорбленный студент поехал скандалить к педагогу на дачу. Пока добрался – наступила ночь, стал стучать кулаком по воротам, перебудил соседей, через час стоял на коленях перед опешившим Зубовым и рвал на груди рубаху: «Отец родной, прости! Ты для меня дороже всех, я за тебя землю есть стану», - и отправил пригоршню чернозема себе в рот.
БДТ на гастролях в Варшаве. Перед официальным приемом в Министерстве культуры представитель администрации театра умоляет его не пить, не буянить, держать себя в руках! Никаких драк! Не позорь высокое звание советского артиста! Сиди тихо, чтоб тебя никто не заметил! Ты понял?
Он понял. Вошел на прием в светлом бежевом костюме, в бабочке, красавец-богатырь, с блестящими карими глазами, и все, кто там был, смотрели только на него.
Сидел тихо, но…не долго. После пятого тоста поднялся, рванул рубаху, раскинул руки: О-о-очи че-о-о-рные! О-о-очи стра-а-астные!
Душа его потребовала песни.
Но обещание не драться сдержал.
Вместо него, подрались две польские оперные дивы, вцепились друг в другу в прически, не могли решить, кому из них он подмигнул.
А что он устроил на гастролях в ГДР!
Немецкие актеры пригласили русских в ресторан гостиницы и заказали бутылку шнапса. Луспекаев шепчет Басилашвили, что на такую компанию одной бутылки не хватит, неси нашу водку из номера. Тот принес. Луспекаев начал говорить тост:
В замечательном городе Берлине, чистом, красивом, где даже в гостиничных номерах – легчайшие пуховые перины…ну и тд и тп…и закончил: Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чисто поле, и из пулемета, из пулемета.
Переводчик пытается спасти ситуацию, но лютый взгляд Луспекаева был красноречивее слов.
Потом, оправдывался: «Ну не могу я слышать их поганую немецкую речь! С самого 43 года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!»
На съемках «Белого солнца..», эпизод, где пуля рассекла Верещагину бровь, был придуман на съемочной площадке: явился с ножевой раной на лице, поссорился с местными в пивнушке, никаким гримом рану не скрыть…
Такой уж это был человек и таких историй за его короткую жизнь было немало
Ему было 30, когда на ногах началась газовая гангрена, последствия обморожения ног. Надеялись обойтись малой жертвой, но это привело к тому, что резали его частями: сначала ампутация пальцев на одной ноге, через месяц, на другой, потом, одна стопа, затем вторая.
Если бы не министр культуры, не встал бы. Фурцева выписала из Франции лекарства и добилась изготовления специальных протезов.
Боли терпел адские, выписали обезболивающий наркотик пантопон, около года он жил в полубреду. «Мне противно держать перо и что-то писать, но я должен записать, что в течение суток уколол что-то около 16 кубиков. Я погряз в этой мрази и хочу, чтобы быстрее наступил конец», - пишет он в дневнике и тут же решает бороться.
«Люди! Я боюсь даже верить, но через три часа будет трое суток, как я сделал последний укол. Муки адовы я прошел… Терплю! Через восемь часов будет четверо суток. Вымотало страшно, ничего не ем – ослаб, ужасно устал. … Да, да! Поборол! Самому не верится! Пантопончики – тю-тю! Будь они прокляты».
Он мог всё, даже невозможное.
Безногого, безработного, его звал в Современник Ефремов. «Олежка, дорогой ты мой человек! Ты посмотри на меня внимательно! Да если ТАКОЕ выйдет на твою сцену, весь твой “Современник” рухнет!»…
Евгений Вестник, закадычный друг, рассказывал, как бродил с Луспекаевым по Ленинграду, ночь, ни души, присели на скамеечку около Гостиного двора. Луспекаев с палкой, ее смастерили ему в подарок на съемках «Белого солнца..», спрашивает:
«Палка моя нравится? Я с ней много километров по пустыне прошел. Теперь это мой талисман. Чувствую, если потеряю, ей-богу, не смейся, умру!» Подошла компания молодых людей: Спички есть? Есть. Пожалуйста. Покурили. Шумно подошли, шумно ушли. Хватились. «А палка?», палки не было. В такси Луспекаев тихо плакал.
Его пригласил сниматься Козаков в свой фильм «Вся королевская рать», поселил в гостинице «Минск».
17 апреля в час дня Луспекаев позвонил ему из своего номера, рассказал, что встретил приятелей из Еревана, что ждет завтрашней съемки, страшно соскучился.
Через два часа кто-то пришел на съемочную площадку и сказал, что Луспекаев умер от разрыва сердечной аорты.
Павел Борисович Луспекаев
20 апреля 1927-17 апреля 1970
42 года
