.png)
В феврале сразу две даты отсылают нас к важнейшим вехам жизни Александра Сергеевича Пушкина: 29 января (10 февраля) 1837 года великий поэт скончался от смертельного ранения, полученного на дуэли с Ж. Геккерном-Дантесом под Петербургом; 18 февраля (2 марта) 1831 года в церкви Большого Вознесения на Малой Никитской в Москве состоялось венчание А.С. Пушкина с Натальей Гончаровой. Начало семейной жизни в квартире на Арбате стало для него новым этапом осмысленного христианского счастья. В настоящее время там действует музей «Мемориальная квартира Пушкина на Арбате», посетители которого могут погрузиться в атмосферу Москвы начала 30-х годов XIX века и представить быт молодой семьи Пушкиных. После реставрации в мемориальной квартире открылся отдельный зал, где центральное место занимает масштабное полотно «Венчание Пушкина», которую в 2023–2024 годах написал Народный художник Российской Федерации, академик Российской академии художеств Дмитрий Анатольевич Белюкин. Государственный музей А.С. Пушкина обратился к прославленному мастеру исторической живописи не впервые (ранее была серия «Дуэль Пушкина») и неслучайно: его связывают с личностью главного русского поэта уже многие годы. Еще в 1981 году, будучи студентом Московского государственного художественного института имени В.И. Сурикова, он получил задание от руководившего мастерской портрета И.С. Глазунова на тему: «Пушкин на экзамене в Царском Селе», и так все началось…
Д.А. Белюкин: Можно было задаться вопросом: зачем писать на тему экзамена Пушкина после И.Е. Репина? Не исключаю, что так учитель хотел сбить с нас спесь и ощущение, что мы можем все. Несмотря на все усилия, картина не получилась. Пушкин мог быть исчерпан, но в том же году я посетил Мемориальный музей-квартиру А.С. Пушкина на Мойке и был поражен какой-то убедительностью атмосферы. Трагедию его гибели там воспринимаешь не просто со слов, а буквально видишь образы. Я настолько впечатлился, что на втором курсе решил написать «Смерть Пушкина», однако она не получилась, как и на следующий год. Только приближаясь к диплому, я переделал композицию и стал основательно готовиться к большому полотну. Судьбоносной для меня стала самостоятельная практика в 1984 году в Михайловском. К тому моменту я досконально поработал над этюдами фигур в костюмах, над освещением, но мне не хватало интерьера. Любимый музей на Мойке был закрыт на реставрацию, поэтому я писал элементы интерьера и книги в царскосельской библиотеке и в кабинете Михайловского. Хоть я бывал там раньше, в этот раз Михайловское властно захватило меня красотой своих интерьеров, и вдруг в них мне стали открываться темы. Допустим, захожу в гостиную Тригорского – и вижу сидящего за столом Николая Языкова, разливающую чай Анну Николаевну Вульф, Прасковью Александровну Осипову во главе стола, Пушкина, беседующего с Зизи (Евпраксией Вульф) и Алиной. И так пошло – картина за картиной. Что-то я написал еще до диплома, какие-то эскизы лежали в папке, ожидая своего срока.
В понимании пушкинской темы помогла встреча с легендарным Семеном Степановичем Гейченко – хранителем Михайловского, или, как его называли работники музея, «добрым домовым». Этот человек энциклопедических знаний неожиданно выделил меня из толпы репинцев, приезжавших на практику с этюдниками из Ленинграда, звал пить чай и много рассказывал. Говорил он о Пушкине как о живом человеке, как о современнике, который просто сейчас в другом измерении. Владея материалом, он блестяще импровизировал и выдумывал какие-то ситуации с Пушкиным. Благодаря бережной заботе С.С. Гейченко, Михайловское оставалось куском земли, пребывающем до сих пор в XIX веке. Во время той практики я набрал колоссальный материал, но самое главное – научился всюду видеть сюжеты возможных картин. Тогда же я загорелся идеей сделать цветные иллюстрации к «Евгению Онегину», «поселив» Онегина в Михайловское, а Лариных – в Тригорское, и Семен Степанович благословил. Трудно выразить, насколько я полюбил и погрузился в ту эпоху, досконально изучив все ее нюансы. С тех пор эта тема сопутствует мне всю жизнь, а в Михайловское я возвращался еще много раз, чтобы увидеть что-то еще, духовно напитаться от этого святого места. В эти поездки мне открылось, что так долго и мучительно работать над композицией, как я вынашивал «Смерть Пушкина», нельзя. Картина должна быть, прежде всего, полностью увидена художником неким внутренним взором. А потом уже можно ставить модели, одевать их в соответствующие костюмы, но делается уже не сто эскизов, а всего один, и – браться за большой холст.
Как говорил К.П. Брюллов, деталь в работе – признак мастера. Почему я с таким вниманием изучал корешки старых книг? Пушкин умирал в библиотеке, и это был не просто переход в Вечность, а восхождение к классикам – на Парнас. В предсмертные минуты, обращаясь к книгам, он сказал: «Прощайте, друзья!» И ему грезилось, что он по книжным полкам поднимается куда-то выше. Изобразить эти книги с портретным сходством было для меня сверхзадачей. Это известные издания Карамзина, Голикова, Вальтера, Дидро и многих других.
– В «Венчании Пушкина» Вы тоже уделяли внимание деталям – от костюмов до внутреннего убранства Вознесенского храма.
– По благословению настоятеля храма протопресвитера Владимира Дивакова я писал там этюды с натуры – подробные, многодневные. В классической живописи допускается использование фотоматериала, но никакие фото и пиксели не могут передать нюансы тона и цвета, тем более такого холодного света, идущего от заиндевелых окон церкви. Музей обратился ко мне исходя из требований абсолютной исторической достоверности. Здесь не подходят варианты с авторским видением, художественным самовыражением или эпатажем. Нужна реконструкция событий. Кстати, реконструкторы, которые надевают соответствующие моде конкретной эпохи наряды, вальсируют и живут этим временем, создают художникам прекрасное подспорье. Представьте, как изумленно смотрели прихожане храма на стоящую в белом платье почти что Натали, а рядом – А.С. Пушкина! Такие этюды с натуры были необходимы для убедительности передачи освещения: двойной или даже тройной свет – этого не придумать.
Специальная музейная комиссия следила за ходом работы, ее члены что-то подсказывали, о чем-то мы спорили. Например, они попросили изменить прическу Натали, которую с неимоверной скрупулезностью сначала завивали реконструкторы, чтобы я сделал этюд с натуры, а затем я, перебрав множество портретов того времени и рисунков из журналов мод, выбрал самую роскошную – с причудливыми переплетениями с цветками флердоранжа. Записывать сделанное с любовью всегда обидно, но иногда это необходимо для цельного и нужного образа. Натали из светской львицы превратилась в совсем юную робеющую девушку.
Я благодарен музею за подобранные портреты участников этого события и возможность присутствия того или иного персонажа. Например, П.А. Вяземский был без жены, но с сыном Павлушей; А.Ф. Малиновский, брат директора Царскосельского лицея, – с дочерью, П.В. Нащокин – один. Оставалось сравнить возраст на портрете с реалиями 1831 года, чтобы одних состарить, как И.А. Нарышкина, других омолодить, как Павлушу Вяземского. Музей уточнял в Военно-историческом архиве послужной список братьев Натали, чтобы удостовериться, кто был, а кто не мог быть в храме. От Пушкина присутствовал младший брат Левушка, и военные реконструкторы помогали мне воссоздать форму Нижегородского драгунского полка. Этому полку тогда ввели высокие меховые шапки вместо кавалергардских касок с черным конским волосом, однако это строевая форма одежды, а в случае светского передвижения ему полагались шинель и обычная офицерская шляпа с белым кавалерийским плюмажем. И здесь нужна абсолютная точность: его чешуйчатые эполеты, так как полк драгунский, звездочки на них, потому что поручик, а сабля вместо палаша, потому что приказом полку недавно поменяли оружие вместе с каской. Екатерина Николаевна Гончарова изображена в прозрачном платке. Тогда большинство женщин носили шляпки. Даже митрополит Московский Филарет, который благословил Пушкина венчаться в храме Вознесения, на проповедях говорил о фривольностях женщин, чьи шляпки совсем не закрывают голову или похожи на клумбу с цветами, призывая к скромности. Но модницы не желали слышать. Екатерину Николаевну я сделал в платке, потому что это и композиционно красиво, и показывает, что она православный человек и прислушивается к словам владыки Филарета.
В годы лихолетья убранство храма не очень пострадало: внутри остался практически без изменения иконостас левого Никольского придела, где проходило торжество. Храм прекрасно отреставрирован, но сейчас около левых диаконских дверей находится икона святителя Филарета, тогда еще живого и не причисленного к лику святых. Поэтому мы решили сделать на ее месте Архангела Гавриила, что очень символично: Пушкин этим крестным ходом замыкает один круг своей жизни, где осталась в прошлом его «Гавриилиада», за которую ему уже было стыдно, и начинает новый круг – как православный человек. И Архангел Гавриил его благословляет.
– Как долго Вы работали над этой картиной?
– От первого эскиза до завершения прошло около двух с половиной лет, непосредственно работа над холстом заняла чуть меньше года, что рекордный срок для меня. Практически сразу директор Е.А. Богатырев и комиссия приняли мой замысел композиции. При поставленной мне задаче реконструкции события и изображении более 20 персонажей с портретным сходством требовалось сделать это не скучно и внести в картину движение. При венчании есть торжественный момент, когда священник, обвив епитрахилью руки молодых, трижды обводит их вокруг аналоя, как бы совершая малый крестный ход. Это решение оказалось единственно верным, чтобы показать участников таинства не со спины. Заранее зная, где разместят картину, я стремился создать ощущение присутствия, вовлеченности зрителя в процесс, и я рад, что, судя по отзывам, мне удалось воплотить задуманное.
Интересно, что в XIX веке на великосветских венчаниях шаферы не держали венцы рукой, тем более не надевали на головы; они прикреплялись на специальной витой палочке с ручкой. Мне повезло увидеть и даже подержать в руках венчальные венцы Пушкина и Натали, которые хранятся в Оружейной палате, так что они написаны с натуры. Они удивительно красивы и поистине царские. Храм у Никитских ворот строил Григорий Потемкин, он заказал такие роскошные венцы к предполагаемому венчанию с императрицей Екатериной II. История умалчивает о том, состоялось ли таинство, но венцы остались в храме.
– «Венчание Пушкина» вошло в постоянную экспозицию музея-квартиры, а другие работы по Александру Сергеевичу продолжают жить своей выставочной жизнью?
– На огромной юбилейной выставке в Музее Пушкина на Пречистенке, в которой приняли участие все музеи России, отдельным блоком были представлены 11 моих картин серии «Дуэль Пушкина». С августа она начала свою жизнь не в стенах музея, а как передвижная выставка, побывав сначала в музее-заповеднике М.Ю. Лермонтова «Тарханы», а теперь переместившись в пушкинский музей-заповедник «Михайловское». Она была открыта 12 февраля, причем к 11 картинам Музея на Пречистенке была добавлена картина «Смерть Пушкина» из собрания Пушкинского заповедника. Это мое авторское повторение дипломной работы, которое я делал по просьбе С.С. Гейченко в 1986–1987 годах.
– Сейчас Вы продолжаете работу над сюжетами о первых царях из династии Романовых?
– Да, у меня есть картины, где изображены Михаил Федорович и Патриарх Филарет, Алексей Михайлович и Патриарх Никон. Сейчас на мольберте – фигуры осиротевших детей: это – Федор Алексеевич, Софья, маленькие Иоанн и Петр; они стоят, обнявшись, пока еще объединенные общим горем. Есть еще много замыслов. Я веду сразу несколько работ. Помимо исторической серии я написал большой пейзаж-панораму Михайловского с любимой Пушкиным Савкиной горки. Продолжаю серию «Святые места Православия», в которой появились новые работы и по Афону. Я давно там не был, но за время поездок собрал такой же большой натурный материал, как и по Пушкиногорью. Важна и зрительная память. В эту краткую поездку в заповедник «вновь я посетил» любимые и дорогие моему сердцу усадьбы – Петровкое, Михайловское, Тригорское, и снова затеплилась новая тема по А.С. Пушкину, но раскрывать подробности пока не буду.
Беседовал Филипп ЛЕБЕДЬ
