Источник: Русский Вестник
Окончание. Начало в № 25
Русский погром русской культуры продолжается. Мать городов русских Киев лишился архитектурных памятников мирового значения, в частности Михайловского Златоверхого монастыря XII–XIX веков с собором Архангела Михаила, построенным в 1108–1113 годах с уникальными мозаиками; Никольского военного собора, построенного в 1690–1696 годах архитектором О.Д. Старцевым в стиле малороссийского барокко с семиярусным резным иконостасом; Десятинной церкви первой половины XIX века (архитектор Стасов) храма-преемника на месте первой древнейшей Русской Церкви.
Скидываются с пьедесталов (и нередко отправляются на переплавку) сотни памятников выдающимся деятелям России (Петру I в Архангельске и Петрозаводске, герою войны 1812 года – Платову в Новочеркасске и многим другим великим русским людям).
Особо следует сказать об утрате творений знаменитых русских зодчих и художников. Из построек гениального русского архитектора XVIII века В. Баженова после разных реконструкций 30-х годов не сохранились в Москве дом Анненкова на Петровке (угол Кузнецкого моста) с красивой угловой ротондой, дом Прозоровского на Большой Полянке, церковь Георгия на Всполье, церковь Спаса в Глинищах на Старой площади; в Липецкой области в Вешаловке великолепные готические сооружения усадьбы Знаменка (в художественном отношении не менее интересные, чем комплекс в Царицыне), а также усадебные постройки в Баловневе.
Погрому были подвергнуты выдающиеся постройки и другого великого русского архитектора XVIII века – М. Казакова. В Кремле разобрали Малый Николаевский дворец и готическую палатку Архангельского собора, на Никольской улице – Успенский собор Никольского Греческого монастыря, в Зачатьевском монастыре на Остоженке взорвали великолепный по своей красоте и изысканности собор, на Покровке снесли красивую ротондальную церковь Иоанна Предтечи, на Таганке – церковь Воскресения Христова Словущее. Сама могила зодчего, умершего в Рязани, оказалась в 30-е годы на территории предприятия и была потеряна.
В Брянске взорвали собор Свенского монастыря, построенный в конце XVIII века архитектором Мичуриным по проекту Растрелли.
В Иваново-Вознесенке снесли великолепный пятиглавый Спасский собор, украшенный снаружи мозаикой, возведенный по проекту Ф. Шехтеля. Все в этом соборе – от беломраморного иконостаса с золоченой бронзой до утвари, облачения и живописи – было создано по рисункам выдающегося русского архитектора-художника.
В Торжке Тверской области в 1932 году в городском соборе уничтожили 30 ценнейших картин-икон выдающегося русского художника В. Боровиковского. Такая же участь, только позднее, постигла иконостас работы В. Боровиковского в Покровской церкви в селе Романовка Брянской области.
В Хвалынске на Волге разрушили церковь, расписанную Петровым-Водкиным.
В селе Гриневе Погарского района Брянской области уничтожили иконостас церкви Троицы, принадлежащий кисти О.А. Кипренского.
Известны многочисленные случаи уничтожения произведений выдающихся русских художников В. Сурикова, И. Репина, Д. Левицкого, В. Серова, М. Врубеля, К. Маковского и других.
В 20–30-е годы уничтожены тысячи великолепных резных иконостасов и церковных росписей, а также миллионы икон XV–XX веков, выполненных лучшими мастерами. При закрытии церквей большая часть икон сжигалась на кострах или разрубалась на дрова. В некоторых местах была организована добыча золота из икон. В частности, свидетели, жившие рядом с Семигородной пустынью в Вологодской области и Борисоглебским Аносиным монастырем под Москвой, рассказывали, как иконы окунали в чаны с кислотой, на дно которых оседало золото, а затем бросали в костер, где уже горели ненужные в хозяйственных целях старопечатные книги.
В гальваническом цеху подмосковного завода имени Менжинского в 30-е годы наладили новый вид «золотодобычи». Золото смывали в основном с листов обшивки куполов церквей и церковной утвари. С купола Храма Христа Спасителя сняли 422 кг золота, всего же с московских церквей «намыли» несколько тонн золота.
Нельзя сказать, что массовая гибель памятников русской культуры происходила при полном молчании и отсутствии протеста. Сопротивление было, но оно быстро подавлялось с помощью НКВД. Находились люди, которые не жалели своей жизни, отстаивая святыни и ценности русской культуры.
Мужественная позиция выдающегося русского архитектора-реставратора П.Д. Барановского позволила спасти от сноса собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве. Вот что рассказывал об этом он сам:
«Перед войной (в начале 30-х годов. – О.П.) вызывают меня в одну высокую инстанцию.
– Будем сносить собор, просторнее надо сделать Красную площадь. Вам поручаем сделать обмеры…
У меня тогда комок в горле застрял. Не мог говорить, не мог сразу поверить, а потом сказал:
– Это преступление и глупость одновременно. Можете сделать со мной, что хотите. Будете ломать – покончу с собой.
За дерзость… меня посадили. Жена с передачей приходит, а я, прежде чем принять узелок с харчами, спрашиваю:
– Не сломали, стоит?..
– Не сломали.
Меня выпустили…»
В Ярославле в это же время большевики готовились разрушить памятник мирового значения – церковь Ильи Пророка XVII века, в которой сохранились прекрасные фрески. Народная святыня стояла на главной площади рядом с административными учреждениями и «мешала» прохождению демонстраций. Назначен был день сноса, но против этого погрома выступил один из сотрудников ярославского музея, который объявил, что погибнет вместе с памятником, если снос не остановят.
Ограбив монастыри, храмы и соборы Русской Церкви, большевистские погромщики принялись за музеи. Решение об изъятии музейных ценностей для продажи за границу принималось на самом высоком уровне: была создана комиссия, главную роль в которой играли все тот же Л. Троцкий и его заместитель Базилевич, от Наркомфина и Гохрана – Ф.А. Вейс, от Наркомпроса и Главмузея – И.Э. Грабарь и С.Н. Тройницкий. Первой жертвой стали произведения Оружейной палаты. Здесь, например, из Евангелия XVI–XVII веков в дорогом окладе редкой художественной работы сняли панагию, украшенную бриллиантами, алмазными розами и цветными драгоценными камнями. Из патриаршей панагии члены комиссии приказали вынуть 20 бриллиантов и на их место вставить специально обработанные стекла. То же самое проделали с митрой Императрицы Елизаветы. Была вскрыта особая витрина Оружейной палаты с золотым оружием, поднесенным в 1814 году городом Парижем Русскому главнокомандующему. Из этой воинской реликвии вынули крупный бриллиант, заменив его грубым стеклом (РЦХДНИ, ф. 5, оп. 1, д. 341, л. 33).
В музее Троице-Сергиевой лавры большевистская комиссия изъяла для продажи за границу 109 шедевров русского искусства, в том числе 48 серебряных с золочением окладов икон, из них 4 оклада, украшенные жемчугом, бриллиантовыми звездами и цветными драгоценными камнями, 5 серебряных рамок и 2 ризы с икон, отделанные чернью, сканью, чешуйчатой эмалью и жемчугом, 3 серебряных с золочением оклада с Евангелия, 14 чарок, 6 лжиц, 6 напрестольных крестов и 4 лампады из старинного серебра, серебряный золоченый потир с изумрудами и сапфирами (там же, л. 37).
Организованному разграблению подверглись Русский музей, Эрмитаж и некоторые другие музеи Петрограда, откуда было вывезено 20 фунтов золотых и до 30 пудов серебряных художественных изделий мирового значения. Из Исторического музея увезли украшенный бриллиантами фельдмаршальский жезл, драгоценное обрамление великокняжеского головного убора и множество других шедевров русского ювелирного искусства.
Из ризницы Новодевичьего монастыря изъяли 28 произведений церковного искусства XVII–XVIII веков, а из Румянцевского музея – 120 исторических высокохудожественных экспонатов.
В целом за сентябрь – октябрь 1922 года большевистская комиссия изъяла в пользу преступного режима только из музеев Москвы, Петрограда и окрестностей более 10 кг золота в виде изделий, 35 пудов серебра в изделиях и 150 каратов бриллиантов (там же, л. 45, 46).
Во второй половине 20-х годов постепенно свертывается музейное дело в стране. Из примерно тысячи музеев начала 20-х годов остаются (включая филиалы) 592 музея. Прекращают свою деятельность сотни обществ, занятых изучением и распространением культурного наследия, объединявших многие тысячи энтузиастов, специалистов и краеведов. Закрываются: Общество истории и древностей российских (основано в 1804 году), Общество любителей российской словесности (основано в 1811 году), Общество поощрения художеств (основано в 1821 году), Русское общество друзей книги, Общество любителей старины, Общество по изучению русской усадьбы, многочисленные краеведческие объединения в Москве и других городах России. Во второй половине 30-х годов уничтожаются архивные материалы, посвященные снесенным памятникам. Так, была ликвидирована большая часть архивов Оружейной палаты и Патриарший архив. Изымались материалы из Центрального государственного архива древних актов и других центральных архивов. Из памяти народа пытались стереть его историческое прошлое.
Ценности закрытых музеев распределялись между оставшимися музеями (помещения которых чаще всего не позволяли обеспечивать нормального хранения), передавались в Государственный музейный фонд и посредством его продавались за границу или расходились по частным рукам, оседая в особняках и квартирах большевистских вождей.
Огромные художественные ценности России вывозились иностранцами за границу по баснословно дешевым ценам после уплаты 15-процентного экспортного налога. Целое состояние составило на русских художественных ценностях семейство Хаммеров. Например, Хаммерами за ничтожную цену было приобретено одно из сокровищ русского Императорского Двора – платиновое пасхальное яйцо с бриллиантами, выполненное мастером Фаберже в 1906 году. В начале Второй мировой войны яйцо было продано египетскому королю Фаруку за 100 тыс. долларов, что по нынешним ценам составляет около миллиона долларов.
Шведский банкир масон О. Ашберг, будучи в 20-е годы в Москве, собрал коллекцию в сотни икон XV–XVII веков. Позднее Ашберг получил специальное разрешение А.В. Луначарского на вывоз своей коллекции в Стокгольм.
Продажа русских художественных ценностей за границу стала постоянным источником казны. Советские внешнеторговые организации в течение всех 20-х годов регулярно продавали за границу предметы церковного искусства, украденные у верующих, конфискованные картины выдающихся русских художников, художественные ценности, реквизированные из усадеб, особняков и квартир русских людей.
В начале 20-х годов индустрия продажи за границу русских святынь и музейных художественных ценностей курировалась членом ЦК РКП(б), масоном Л.Б. Красиным. Ключевые места в этом преступном бизнесе большевистской партии занимали старые соратники Красина по темным делам Н.Е. Буренин и вторая жена Горького – М.Ф. Андреева. За ходом продажи русских ценностей и святынь за границу следил сам Ленин. Сохранилось секретное письмо к нему, датированное февралем 1921 года, отражающее масштабы и особенности проводимой «работы»:
«Тов. Ленину. Экспертными комиссиями при Отделе художественных ценностей Экспортного управления Народного комиссариата внешней торговли Петрограда и Москвы до сего времени выявлено, взято на учет, а частью собрано на своих складах и приведено в ликвидный вид до 500 000 разных предметов антикварно-художественных и предметов роскоши, имеющих большую валютную ценность.
Работа по дальнейшему выявлению, учету, а также закупки такого рода вещей у частных лиц, учреждений и предприятий продолжаются… <…> ведется планомерно, согласно программе, утвержденной Народным комиссариатом Внешней Торговли. <…> Реализация антикварно-художественного товара и предметов роскоши за границей производится тт. Бурениным, Березиным и Андреевой. Первосортный товар идет преимущественно в Англию и Францию. Товар второстепенного качества – исключительно в Германию. Серебро псевдорусского стиля и новый фарфор – в Скандинавию. Вещи сенсационного характера годны для сбыта главным образом в Америке.
Центральным Складом за границей избрана Большая гавань Гамбурга, откуда легче и удобнее всего распределять товар по странам, где имеются хорошо приспособленные для этого помещения, организованная и притом дешевая техническая сила и крепкая охрана» (РЦХДНИ, ф. 5, оп. 1, д. 2369, л. 61).
Часть тайных операций по продаже национального достояния России большевики проводили через Коминтерн и коммунистических деятелей зарубежных стран. Так, например, один из лидеров финской компартии О. Куусинен (будущий учитель и покровитель Ю.В. Андропова) со своими соратниками подпольно специализировался на продаже русских художественных ценностей и бриллиантов в странах Скандинавии.
Некоторые видные большевистские деятели имели подпольный бизнес на распродаже художественных сокровищ России. Так, по признанию В. М. Молотова, у заместителя наркома Альтского в Польше был брат-антиквар, через которого за бесценок уходили за границу многие картины из частных коллекций.
Однако самая страшная страница продажи музейных сокровищ за границу началась в 1928 году и продолжалась много лет, в течение которых была осуществлена распродажа ценностей Государственного Эрмитажа и других центральных музеев. Отправкой русских сокровищ за границу руководил Наркомат внешней торговли, возглавляемый А. Микояном. За короткий срок были проданы десятки тысяч произведений искусства.
Торговля производилась в полной тайне от Русского народа. Самые выдающиеся произведения купил американский миллионер Э. Меллон. «В результате блестящих покупок Меллона, – писал антиквар Дж. Дьювин, – Эрмитаж лишился величайшей в мире коллекции картин…» Были проданы гениальнейшие произведения Рембрандта, Боттичелли, Рафаэля, Веласкеса, Тициана, Хальса, Веронезе, Перуджино, Яна ван Эйка, Ван Дейка, Шардена и многих других. «За картины Ремрандта, Хальса, Веронезе, Ван Дейка и Шардена, – пишет исследователь утраченных сокровищ Эрмитажа А. Мосякин, – оптом уплачено 2 661 144 доллара; всего за 21 шедевр из Эрмитажа Меллоном на счета “Ноудлер энд компани” переведено 6 654 053 доллара. В 1935 году эти картины были оценены в 50 миллионов долларов, вскоре после войны – вдвое дороже, а об их нынешней стоимости говорить бессмысленно. Они бесценны…» (Огонек. 1989. № 6. С. 19).
Бесконечно долго перечислять проданные за границу художественные сокровища – список займет многие тома. Следует только сказать, что продавалось все, что покупалось: картины и скульптура, ковры и мебель, керамика и стекло, художественное оружие и рыцарские доспехи, изделия художественного металла и гобелены, книги и рукописи.
Протесты деятелей русской культуры отклонялись. А особо настойчивых протестантов передавали в руки НКВД.
Впрочем, в некоторых случаях большевистские вожди обосновывали продажу народных святынь и музейных художественных ценностей, как ловкий и мудрый шаг советского правительства: мол, сейчас мы продаем, но через два года выкупим все обратно с большой скидкой ввиду экономического кризиса в зарубежных странах.
Уничтожая национальную русскую культуру, правители еврейского Интернационала делают ставку на создание собственной космополитической большевистской культуры. В отличие от русской культуры – культуры великого народа, основанной на русской цивилизации, создаваемая антирусским режимом псевдокультура исходит из ее отрицания. Большевистские культрегеры делают все, чтобы осквернить и оскорбить святыни и духовные ценности нашей Родины. Жалкие недоучки, преимущественно из-за черты еврейской оседлости, пытаются представлять русское прошлое как сплошное темное пятно.
Под предлогом борьбы с «темным царским прошлым» вытесняется истинно русская культура, заменяясь псевдокультурным эрзацем кучки, преимущественно еврейских самозванцев из «малого народа», осмелившихся говорить от имени Русского народа. Сами слова «Россия» и «русский» для представителей этого «малого народа» являются символами вражескими, контрреволюционными. Изменяется вся система культурных духовных ценностей. На место культуры русской цивилизации, Святой Руси взгромождаются талмудические представления о Добре и зле: Евангельское «простить» заменяется иудейскими «отомстить», «око за око»; Любовь к Родине – ненавистью к ней и насаждением космополитизма; Любовь к Богу – самым отвратительным безбожием и преклонением перед сатанизмом; добротолюбие – принципом «Дашь на дашь», «Ты мне, я тебе»; скромность и целомудрие в отношениях мужчины и женщины – «свободной любовью» (животным сожительством).
В литературе и искусстве меняются сюжеты и темы. Описание души и внутреннего состояния человека сменяется иллюстративным повествованием внешних событий, смакованием зверств, жестокости (например, рассказы Бабеля), развратных действий и натуралистических сцен.
По требованию Ленина все преподаватели высших учебных заведений в независимости от возраста были обязаны сдавать экзамены по марксизму. «Кто не сдаст специального марксистского экзамена, будет лишен права преподавания» (М. Покровский).
Из Российской академии художеств и других учреждений русского искусства изгоняются опытные русские педагоги-художники: А. Васнецов, Н. Касаткин, В. Бакшеев, В. Мешков, на их место приходят еврейские функционеры – Д. Штеренберг, О. Брик, И. Школьник и другие. Законодателями вкусов, воспитателями молодежи становятся люди, абсолютно чуждые и даже враждебные русскому искусству: Малевич, Татлин, Шагал, Н. Альтман.
Подобным же образом русские изгоняются и из Академии наук СССР. На их место принимаются люди, враждебные русской культуре. Подбор кадров в действительные члены академии происходит путем закулисных махинаций. Под грифом «Совершенно секретно» по поручению специальной комиссии ЦК ВКП(б) во все партийные комитеты был разослан специальный циркуляр, в котором говорилось следующее: выборы имеют большое значение, в результате их должно быть укреплено партийное влияние в Академии наук, которая будет полностью обслуживать социалистическое строительство. К инструкции прилагались два списка: лиц из первого предлагалось поддерживать, лиц из второго – всячески порицать. Особо отмечалось: «В целях сохранения конспиративности решительно рекомендуется избегать при проведении этой работы переписки, широких инструктирований и т. п., ограничиваясь личными переговорами».
Мироощущение еврейских местечек задает тон и темперамент «новому искусству». Конечно, выходцы из-за черты оседлости использовали русский язык и по этой причине не могли полностью игнорировать произведения русской культуры, но всяческим образом пытаются подмять ее под себя, приспосабливая к интересам своего сословия.
Создание интеллигенции «малого народа» происходило не только на основе культуры еврейских местечек. Большим источником кадров стала и традиционная российская интеллигенция, лишенная национального сознания.
Самым крупным погромщиком русской культуры был писатель-космополит и воинствующий русофоб А.М. Горький. С юношеских лет привыкший к бродяжничеству и общению с маргинальными слоями российского общества, не понаслышке знакомый с жизнью притонов и ночлежек, этот литератор стал основоположником «романтики» люмпен-пролетарских слоев населения, презиравших простого трудового человека (особенно крестьянина). С ранних лет своего «творчества», закосневший в невежественном представлении о Русском народе, «буревестник революции» постоянно проводит мысль о неразрешимом противоречии между городом (прогрессом) и деревней (темнотой и невежеством) и предрекает, что «крестьянская Русь» уничтожит город, и «возьмет власть в свои руки», и «продаст всю Россию заморскому купцу», убеждая: «Всенепременно продаст. Для него (мужика) Россия никогда не существовала как государство. Почему же не продать? Он знал свою деревню, пожалуй, свою волость, в наилучшем случае – свой уезд. Что такое для него Урал, Донецк, Кавказ, Карелия, Сибирь? Пустые слова» (Федин К. Горький среди нас. M., 1967. С. 39). Абсолютное непонимание русского крестьянина переплеталось у Горького с патологической ненавистью к нему. «А возвращаясь к деревне, – писал он И. Вольнову, – скажу вам: да погибнет она так или эдак, не нужно ее никому, и сама она себе не нужна» (Литературное наследство. M., 1963. Т. 70. С. 57).
Реально же продавал Россию заморским купцам сам Горький. Через круг его близких друзей шла продажа за границу русских культурных ценностей. Не протестовал он и против продажи русского хлеба за границу, когда вся Россия голодала.
В мае 1928 года М. Горький вернулся в СССР, где встретил торжественный прием. Большевистское правительство подарило ему особняк Рябушинских, в котором сохранялись нетронутыми паркет, ковры, зеркала, картины, позолота, роскошная мебель. Жалованье ему положили миллион в год, огромную по тем временам сумму. Кроме всего этого, в Подмосковье во владение Горького был передан загородный дворец, после смерти «буревестника» ставший одной из главных правительственных резиденций. Гонорары «пролетарскому писателю» выплачивали в валюте (Чуковский К. Дневник, 1930–1969. М., 1994. С. 42).
В июне 1929 года М. Горький посетил Соловецкий концлагерь, где были собраны многие русские интеллигенты, находившиеся там только за свои личные убеждения. Ему разрешили посещать все части острова, беседовать с любым из заключенных. Он выслушал множество жалоб и просьб, сочувствовал, обещал помочь, а приехав, никому не помог и, более того, написал статью в «Известиях», восхвалявшую систему большевистского рабства, созданную на Соловках для русских людей.
Многие видные литераторы малого народа соревновались друг с другом, кто напишет большую пакость о народном укладе жизни, крестьянской культуре труда и быта.
«Мы, пролетарские поэты… объявляем жесточайшую войну кулацким идеологам “Расеюшки-Руси”» (Клюеву и Клычкову. – О.П.), – заявлял А. Безыменский.
Мужику в нынешнее время цена – грош, глумился над крестьянством Демьян Бедный. «Я не певец мужицкого труда, – витийствовал он, – не стану ему делать рекламу. Пора с него снять амальгаму, фальшивую позолоту, махнуть рукой на такую работу! Не работа – беда…»
«Пусть это оскорбительно – поймите… Есть блуд труда, и он у нас в крови», – писал поэт О. Мандельштам в 1931 году.
Красной нитью через литературу малого народа 20-х годов, как и в годы революции, проходят «романтика антирусского погрома», безудержное восхваление идеалов и радостей большевистских палачей. Образцом для подражания – чекист, вся его деятельность представляется как своего рода «священнодействие» эпохи.
Большая часть деятелей культуры малого народа входила в тот или иной политический клан, или, как тогда говорили, «ходила» к тем или иным большевистским вельможам: Пильняк – к Ежову, Мандельштам – к Бухарину (Мандельштам Н. Воспоминания. С. 119–120).
Горький «дружил» со многими вождями, а особенно с Ягодой. По мере вхождения в тот или иной правящий клан уровень жизни приближенных к правителям еврейского интернационала писателей, художников, деятелей науки заметно возрастал. Как отмечал, например, К. Чуковский в своем дневнике за 1931 год: «Похоже, что в Москве всех писателей повысили в чине. Все завели себе стильные квартиры, обзавелись шубами, любовницами, полюбили сытную жизнь. В проезде Худ. Театра против здания этого театра выстроили особняк для писателей» (Чуковский К. Дневник, 1930–1969. С. 34).
К началу 30-х годов активно действовали несколько литературных объединений, среди которых особой антирусской направленностью отличались два: Российская ассоциация пролетарских писателей (обычно именуемая как РАПП) и «Литературный фронт». Руководство первой состояло преимущественно из еврейских писателей и литераторов, таких как Л. Авербах, А. Афиногенов, В. Ермилов, В. Киршон, Ю. Либединский, А. Селивановский, В. Сутырин, Л. Левин и др.
Рапповцы считали себя политическими представителями партии большевиков в литературе и всеми силами проводили в ней «партийную линию». Руководство его долгое время пользовалось особой поддержкой высшего эшелона власти. Главный руководитель РАППа – «кремлевский барчонок» (Вопросы литературы. 1990. № 10. С. 66).
Л. Авербах был племянником Я. Свердлова, а его родная сестра – Ида, состояла замужем за Г. Ягодой. Любимец и идейный воспитанник Л. Троцкого, Л. Авербах представлял собой ярого русофоба, претендовавшего на управление всей российской литературой. Для этого литературного начальника было характерно отрицание классической русской литературы, традиций добротолюбия и гуманизма, неприятия зла и насилия. Авербах пропагандирует чуждые русской литературе чувства ненависти и презрение к добротолюбию и гуманизму. «Рассуждения о социалистическом гуманизме, – заявлял он, – слышим мы сегодня от некоторых интеллигентских писателей, стремящихся действительно искренно идти вместе с нами. Они признают и классовую борьбу, но говорят не о классовой ненависти, а о гуманизме…» (Белая Г. Дон-Кихоты 20-х годов. М., 1989. С. 312.) Авербах, как и многие его соратники, понимает классовую борьбу не просто как стремление уничтожить враждебные классы, но и как необходимость искоренить идеи, традиции, идеалы исторической России. Он один из первых обосновывает понятие «социальный заказ» как постоянную готовность писателя совершать погром традиционной русской культуры. Авербах и другие руководители РАППа выдвигают целый ряд воистину погромных лозунгов, каждый из которых был предназначен не столько создавать новое, сколько разрушать старые традиционные основы русской литературы. Вот некоторые из них: «Союзник или враг» (громи всех чуждых, т. е. русских), «Одемьянивание советской поэзии» (установление для русских поэтов образца в виде вульгарных виршей Д. Бедного), «Создание Магнитостроя литературы» (графомания производственных романов), «Призыв ударников в литературу» (чтобы научить писателей), «Диалектико-материалистический творческий метод» (написание произведений по классовой схеме и борьба с дворянско-буржуазной литературой, под которой понималось все лучшее, что было создано в России в XIX – начале XX века). Для народных крестьянских поэтов самым мягким ярлыком рапповцев был «мужиковстующий», ну а за наклеиванием ярлыков «враг пролетарской культуры» и «враг пролетариата» следовали репрессии ОГПУ, которые возглавлял Г. Ягода.
Другое антирусское объединение литераторов малого народа – «Литературный фронт» («Леф»), хотя и враждовало с РАППом, но по своей антирусской направленности ничем от него не отличался. Его руководители, прежде всего А. Безыменский, И. Беспалов, Вс. Вишневский, М. Гельфанд, Г. Горбачев, А. Горелов, А. Зонин, А. Камегулов, Н. Свирин, прославились классическими антирусскими сочинениями.
В 20-е годы засилье сионистских критиков в литературе стало абсолютным. Даже космополитически настроенный Маяковский, когда речь заходила о критиках, не стесняясь, говорил: «Все они Коганы». Евреи монополизировали практически все журналы. Так, В. Полонский редактировал три журнала: «Новый мир», «Красная нива», «Печать и революция», о чем В. Маяковский с тонкой иронией говорил, что тот «редактирует и “Мир”, и “Ниву”, и “Печать”, и “Революцию”. Сформировалась целая когорта критиков и литераторов, готовых травить любое проявление самобытного русского таланта. Свою ненависть к русскому они прикрывали разными ярлыками «кулацкой литературы», «отсутствием классового подхода»: О. Бескин, А. Безыменский, Б. Розенфельд и т.п., а также лозунгами борьбы против «кумачовой халтуры», «фальши», «буржуазного индивидуализма»: Л. Авербах, Б. Бухштаб, Б. Беккер, А. Горнфельд, И. Гроссман-Рощин, С. Дрейден, В. Ермилов, К. Зелинский, П. Коган, А. Лежнев, Г. Лелевич, И. Машбиц-Веров, Н. Насимович-Чужак, М. Ольшевец, А. Селивановский, Д. Тальников, Ю. Юзовский. Особой оголтелой критике подвергались С. Есенин, А. Толстой, Н. Сергеев-Ценский, А. Чапыгин, М. Пришвин, М. Шолохов. «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем, – писал С. Есенин. – Тяжелое за эти годы состояние государства. <…> выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей <…> (которые трубят) <…> около семи лет об одном и том же, что русская современная литература контрреволюционна…» (ЦГАЛИ, ф. 190, оп. 1, д. 66.). Эти фельдфебели поучают русских писателей, что и как им писать.
Ярчайшим выразителем «еврейской школы критики» был В. Шкловский, заслуживший брезгливое презрение многих русских писателей. Ахматова и Блок, например, считали, что он принадлежит к тому «бесчисленному разряду критиков, которые, ничего не понимая в произведениях искусства, не умея отличить хорошее от плохого, предпочитают создавать об искусстве теории, схемы – ценят то или иное произведение не за его художественные качества, а за то, что оно подходит (или не подходит) к заранее придуманной ими схеме» (Чуковский К. Дневник, 1930-1969. С. 406.) А схема эта была изначально космополитической и антирусской. Все, что не укладывалось в нее, и прежде всего национально-русское восприятие жизни и патриотическая позиция, объявлялось проявлением черносотенства, ретроградства и антисемитизма.
Подрыв традиционных устоев Русского народа, хранителями которых были Православная Церковь и национальная интеллигенция, ставшие жертвами преступного режима, повел к резкому падению нравственных начал в обществе. Особенно сильно пострадала семья: интеллигенция малого народа восторженно пропагандировала разрушение семьи и «свободу любви». Отношения мужчины и женщины в их среде носили характер «собачьих свадеб». Целомудрие, верность, ревность объявляются пережитками прошлого, «остатками собственнической психологии». Супружеские отношения приобретают сугубо условный характер. В общежитиях и коммунальных квартирах 20-х годов нередко практиковалось коллективное сожительство. От интеллигенции и полуинтеллигенции малого народа «новая мораль» проникала в «массы», особенно сильно поражая молодежь.
В главных городах СССР в начале 20-х годов развивалось движение «Долой стыд». Его последователи предлагали всем жить по законам природы. Время от времени они проводили своеобразные демонстрации. В публичных местах появлялись совершенно нагие молодые парочки с ленточкой через плечо и надписью «Долой стыд». Моральное растление миллионов молодых людей в городах стало нормой жизни, половые отношения в их среде приобретали животный характер. Большевистское воспитание превращало отношения мужчины и женщины в примитивный акт. Брак носил формальный характер. Любой супруг мог в течение дня, не уведомив даже об этом свою половину, в одностороннем порядке развестись.
По сравнению с дореволюционным периодом число проституток в больших городах увеличилось во много раз. В Москве, например, для значительной части молодых работниц на заводах и в конторах проституция стала второй профессией. Злачный характер приобрели целые московские районы: Тверская (с наиболее дорогими «дамами»), Неглинка и Цветной бульвар с прилегающими переулками; Домниковка, прилегающая к трем вокзалам Каланчевской площади. Притоны, дома свиданий, «уличный» промысел приобрели невиданный раньше размах. Весьма характерно, что во второй половине 20-х годов проституция стала пролетаризироваться: от своих традиционных мест (гостиницы, рестораны, кафе) представительницы древнейшей профессии перебираются в рабочие кварталы, к пивным, семейным баням, а в дни получки даже к заводским проходным. Подавляющее большинство их было из рабочих и крестьян (Вопросы истории. 1994. № 2. С. 37).
20-е годы создали новый массовый тип проститутки (неизвестный до революции) – так называемой «с арканом»: каждая из этих проституток имела толстую веревку с петлей, в которую она продевала подколенную часть одной из ног, далее веревка шла по шее, а руки держали эту ногу на весу, создавая «необходимое удобство» для сношения, стоя, где-нибудь в подъезде или в любом закоулке. Этот тип проститутки был доступен любому школьнику или комсомольцу, воспитывая тысячи молодых людей на началах «новой морали».
В первой половине 20-х годов, несмотря на запреты, пьянство, особенно среди рабочего населения, продолжало расти. Ухудшение материального положения, крушение привычных устоев, и прежде всего благотворного влияния Церкви, превратили наиболее неустойчивую часть населения в неизлечимых алкоголиков. В Ленинграде в 1926–1927 годах потребление спиртных напитков на душу населения достигло 59 л (там же. С. 41). В августе 1925 года процесс спаивания народа был взят в руки советской власти – официально разрешена продажа водки, которую по имени предсовнаркома А.И. Рыкова, подписавшего этот декрет, назвали рыковкой. Доля доходов от продажи спиртных напитков в госбюджете возросла с 2 процентов в 1923/24 финансовом году до 12 процентов в 1927/28 году (там же).
Таким образом, большевики совершали культурную революцию по сионистским лекалам.
Олег ПЛАТОНОВ
