Архикафедральный собор Пресвятой Девы Марии - главный католичсекий храм в Минске. https://uk.m.wikipedia.org/wiki/Файл:Miensk,_Vysoki_Rynak,_Jezuicki-Katedra._Менск,_Высокі_Рынак,_Езуіцкі-Катэдра_(L._Daškievič,_1928).jpg
В начале 1920-х годов по инициативе советских властей в БССР была начата масштабная и весьма активная политика советской белорусизации, являвшаяся местной разновидностью более широкой политики коренизации, проводившейся большевиками и призванной сформировать в национальных республиках СССР «национальные по форме, социалистические по содержанию» новые культуры. Политику белорусизации решительно поддержал И.В. Сталин на Х съезде РКП(б) в 1921 году, категорично заявив о существовании отдельного от русского белорусского народа.
Важную роль в политике большевиков в белорусском вопросе играли далекоидущие геополитические интересы советского руководства, которое таким образом небезуспешно пыталось активизировать белорусское национальное движение в соседней Польше, отношения с которой оставались крайне напряжёнными и после заключения Рижского мира в марте 1921 года (Борисёнок 2013: 99). По афористичному выражению известного отечественного историка-слависта Ю.А. Борисёнка, именно Сталина, а отнюдь не Ленина, можно считать истинным «создателем» белорусской советской государственности (Борисёнок 2013: 98).
Отличительной чертой местных разновидностей советской политики коренизации было то, что в ходе её проведения в соответствии с идеологическими установками большевиков в 1920-е годы на роль главного врага был назначен зловещий «великорусский шовинизм». Именно с ним с самого начала политики коренизации стали с упоением бороться разношерстные местные националисты, с лёгкостью облачившиеся в одежды столь модного и идеологически удобного в то время «пролетарского интернационализма». С негативными последствиями «великорусского шовинизма» и должна была покончить политика советской коренизации, часто выливавшаяся на практике не только в щедрую административную и финансовую поддержку местных языков и культур, но и в преследования русского языка и русской культуры, которые были глубоко укоренены прежде всего в славянских республиках СССР, где продолжала сохраняться общерусская идентичность.
***
Однако в специфических условиях БССР, находившейся на ярко выраженном этноконфессиональном и этнокультурном пограничье, где католичество традиционно воспринималось как «польская вера», а православие как «русская вера», конфессиональный, и прежде всего католический фактор, с самого начала стал настоящей головной болью для профессиональных советских белорусизаторов, быстро убедившихся в декларативности красивого лозунга о «пролетарском интернационализме» и в правильности известной поговорки о том, что «гладко было на бумаге, да забыли про овраги».
Разбить реакционную старорежимную формулу «католик – поляк», «православный – русский», партийно-политическое руководство БССР в 1920-е годы вначале пыталось с помощью лихой агитпроповской атаки. Так, накануне проведения первой всесоюзной переписи населения в СССР в 1926 году в газете «Беларуская вёска» 17 января 1926 года появился материал политически подкованного селькора Барткевича из села Бояры Острошицко-Городецкого района, в котором жизнеутверждающе сообщалось, что «селяне деревни Бояры хорошо поняли значение всеобщей переписи населения и поэтому ответы будут давать правильные» (Беларуская вёска. 17 сьнежня 1926. №137(498).
Далее автор статьи авторитетно и со знанием дела опровергал старорежимные пережитки и заблуждения: «Давно у нас все считали так: если ты католик, значит ты – поляк; если ты православный, значит ты – русский. Это совершенно неправильно. Ты можешь быть по вере католиком, но по национальности французом, испанцем, русским и пр. Ты можешь быть православным, но по национальности поляком. Это хорошо поняли наши боярцы. Католики нашего села говорят, что мы будем записываться белорусами, потому что какие же мы поляки, если мы этой самой Польши и в глаза не видели…» (Беларуская вёска. 17 сьнежня 1926. №137(498).
Очевидно, жители села Бояры оказались в то время самыми продвинутыми в сложных вопросах этноконфессиональной принадлежности, поскольку в других белорусских католических сёлах эта проблема длительное время оставалась не только крайне актуальной, но и периодически обострялась, что представляло серьёзный предмет для беспокойства со стороны высокопоставленных советских чиновников, ответственных за успешное проведение политики белорусизации в БССР.
Так, в докладной записке заместителя полпреда ОГПУ по Западному краю И.К. Опанского секретарю ЦК КП(б)Б Криницкому от 28 декабря 1924 г. под грифом «совершенно секретно» католическому фактору уделялось самое пристальное внимание. Показательно при этом, что И.К. Опанский в целом весьма пессимистически оценивал общую политическую ситуацию в Советской Белоруссии, отмечая, в частности, что компартия БССР «слишком слаба количественно и ещё слабее качественно… Молодая КПБ не имеет возможности черпать из пролетарской среды в достаточном количестве работников, она принуждена использовать местную мелкобуржуазную и подчас реакционную городскую интеллигенцию… Наиболее твёрдо отстаивающими старые взгляды являются Лёсик и Колос… В издаваемых литературных произведениях Лёсика и Колоса наиболее характерными чертами является перегиб в сторону национал-шовинизма…» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1 Д. 1964. С. 1).
Показательно, что почти половину своей пространной докладной записки И.К. Опанский посвятил проблеме польского меньшинства и католическому фактору в БССР. По мнению высокопоставленного и хорошо информированного советского спецслужбиста, решающее влияние на всё католическое население БССР – как поляков, так и белорусов-католиков – оказывает католический костёл «через ксендзов» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1 Д. 1964. С. 6). По оценкам заместителя полпреда ОГПУ по Западному краю, не менее 60% находящихся в БССР католических ксендзов проводят «не только полонофильскую политику, но и агитацию против Советской власти и белорусизации. Информационные сведения отмечают: «местными ксендзами собираются подписи от шляхтичей в том, что Белоруссия не желает быть советской, а желает быть польской» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1 Д. 1964. С. 6).
Характерно, что особое возмущение товарища И.К. Опанского вызвал тот факт, что «польские секции при Наробразе рассуждают: «раз католик, значит поляк». Или другой факт: население деревни Печураны (Слуцкий округ) отказалось под влиянием ксендза от заключения коллективного договора на сельскую школу. Иногда, – подчёркивал Опанский, – под влиянием ксендзов население (хотя и белорусское), будучи католиками, отказывается посылать своих детей в белорусские школы, строя польские… В районах с преобладающим количеством польского населения мелкобуржуазные тенденции имеют ярко выраженный полонофильский, враждебный Советской власти, характер. В районах с белорусским населением ведётся работа в смысле ополячивания последнего» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1 Д. 1964. С. 7).
Судя по всему, мысли и опасения И.К. Опанского, изложенные им в докладной записке от 28 декабря 1924 г., произвели должное впечатление на партийно-политическое руководство БССР. Стремясь нейтрализовать католический фактор, ставший существенным препятствием для успешной реализации политики советской белорусизации, руководство компартии БССР выступило со своим собственным планом, призванным минимизировать негативное влияние римско-католической церкви на ситуацию в Советской Белоруссии. Парадоксальным образом советское руководство БССР в известной степени стало продолжателем политики властей Российской империи, безуспешно пытавшихся в своё время «располячить» римско-католическую церковь в белорусско-литовских губерниях России.
В докладной записке, поданной в ЦК РКП(б) в сентябре 1925 г. под грифом «совершенно секретно», её автор, секретарь ЦК КП(б)Б А. Криницкий откровенно оценивал роль католической церкви в БССР как «крупнейшего политического фактора как в силу того, что её влиянием охвачены здесь значительные слои населения (всё польское население плюс белорусы-католики), всего не менее 200-250 тысяч человек, так и в силу того, что она выполняет роль прямой агентуры польского государства» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 447).
Руководство Советской Белоруссии, всё более обеспокоенное данным обстоятельством, предлагало минимизировать проблему католического фактора путём полного административного отрыва католиков БССР от соседней Польши и путём резкого усиления культурно-просветительской работы среди католической молодёжи – как польской, так и белорусской. В уже упомянутой докладной записке, направленной в ЦК РКП(б) в сентябре 1925 г. под грифом «совершенно секретно», секретарь ЦК КП(б)Б А. Криницкий писал: «На территории Советской Белоруссии имеются в настоящий момент две католические епархии: Минская, управляемая ксендзом Войцеховичем, но нелегально руководимая из Польши Новогрудским епископом Лозинским, и Могилёвская, подчинённая Ленинградскому ксендзу Малецкому. Обе епархии – и Ленинградская, и Минская – подчинены Варшавскому архиепископу барону Роппу. Польское правительство, – подчёркивал в своей докладной записке Криницкий, – использует такое подчинение по линии церковной иерархии для своих политических целей, вовлекая находящихся в Советской Белоруссии ксендзов в шпионскую и контрреволюционную работу по заданиям из Варшавы и пользуясь их положением и авторитетом среди местного католического населения для прикрытия антисоветской деятельности. С другой стороны, подчинение Варшавскому архиепископу епархий Советского Союза увеличивает удельный вес Варшавского духовенства во всей римско-католической церкви, что сказалось при заключении конкордата между Польшей и Ватиканом» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 447).
После столь пространной и весьма точной характеристики положения католической церкви в БССР А. Криницкий переходил к сути своего предложения по ограничению влияния католичества в Советской Белоруссии: «Среди католического духовенства Советской Белоруссии возникло в последнее время течение в пользу создания белорусской епархии, независимой от Варшавы и полностью подчинённой Риму. Мотивами, вызвавшими это течение, являются: 1). Отчасти, национальная вражда ксендзов-белорусов к польскому духовенству. 2). Затруднение доступа к белорусскому крестьянству в силу недоверчивого отношения, вызываемого связью католических церковников с Белой Польшей. 3). Невыгодные условия, в которые католическая церковь попадает в сравнении с другими церквами, так как Советские власти рассматривают её как наиболее опасного врага и ведут против неё особо острую борьбу по линии ГПУ… Поддержанное соответствующими нашими органами, это движение укрепилось. В настоящее время на его стороне находится, по данным ГПУ, почти всё католическое духовенство Минской епархии во главе с Войцеховичем, и поддерживает его ряд ксендзов могилёвской епархии. Наряду с этим, в Западной Белоруссии также имеет место движение белорусских ксендзов против колонизаторской политики Варшавского правительства» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 448).
Далее секретарь ЦК КП(б)Б А. Криницкий информировал Москву о том, что ЦК КП(б)Б признал необходимым «поддержать и развить движение в пользу белорусской автономной епархии» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 448). Как сообщал Криницкий, для реализации данного плана при поддержке партийно-политического руководства БССР в конце августа 1925 г. состоялось публично не афишируемое совещание ксендзов Минской епархии, которое «вынесло решение об отказе от подчинения Польше. Официально это постановление не опубликовано, но, – подчёркивал один из руководителей Советской Белоруссии, – оно может быть опубликовано, если это является необходимым. Вопрос с Могилёвской епархией задерживается в связи с нахождением центра в Ленинграде, где, по сведениям ГПУ, также идёт подготовка аналогичного съезда» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 448).
Показательно, что руководство БССР предусмотрительно сочло необходимым заранее проработать и важный кадровый вопрос о конкретных кандидатах на должность епископа планируемой отдельной белорусской римско-католической епархии в БССР. Как отмечал в своей докладной записке А. Криницкий, «предлагается выставление на пост епископа образуемой епархии… видного ксендза-белоруса Фабиана Абрантовича, живущего сейчас в Польше и, по сообщениям прессы, арестовывавшегося польскими властями за сочувствие к белорусскому национальному движению. По сведениям ксендзов-организаторов съезда, Абрантович согласится на приезд в Советскую Белоруссию» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 448).
При этом А. Криницкий счёл целесообразным озвучить и потенциально негативные последствия данного проекта в случае его успешной реализации. По его словам, белорусское партийно-политическое руководство в лице ЦК КП(б)Б «отдаёт себе отчёт в опасных сторонах намеченной политики, а именно в том, что высвобождение белорусской католической церкви из-под польского влияния усиливает её религиозные позиции среди части белорусского крестьянства. Одновременно с этим создание белорусской автономной епархии вырвет из рук польского правительства сильное орудие политического влияния, позволит построить отношения между советскими органами и католической церковью по типу отношений с православной церковью и усилить национальное движение среди ксендзов Западной Белоруссии. ЦК полагает, – подчёркивал в своей докладной записке А. Криницкий, – что преимущества намеченной политики значительно перевешивают её минусы. Исходя из этого, ЦК КП(б)Б просит ЦК РКП(б) утвердить указанные выше мероприятия» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947. С. 448). Обращает на себя внимание то показательное обстоятельство, что запланированные меры были также рассчитаны и на активизацию национального движения среди католической части белорусского национального меньшинства в Польше.
Однако практическая реализация данного проекта пошла по иному сценарию, весьма отличавшемуся от изначальных замыслов руководства БССР. Так, после реорганизации католических структур в БССР в 1926 г. объединенную Могилевско-Минскую диоцезию (апостольскую администратуру) возглавил епископ (апостольский администратор) Б. Слосканс (Лебедев 2017: 89). Что же касается белорусского католического ксендза Ф. Абрантовича, первоначально планировавшегося на эту должность, то по решению Рима в 1928 г. он был назначен экзархом Апостольского экзархата для католиков восточного обряда в Харбине; причем для успешной работы в Харбине преимущественно среди русской эмиграции о. Абрантович и его сотрудники предусмотрительно приняли восточный византийский обряд. Таким образом, ставший неугодным польским властям белорусский католический ксендз Абрантович, что показательно, стал не инструментом проведения этноконфессиональной политики властей БССР, а продолжил прозелитическую деятельность в интересах Рима среди русской эмиграции в Китае.
***
Тем не менее, как показало будущее, ставка на социальный вопрос, культурно-просветительскую работу и на разыгрывание белорусской этноконфессиональной карты в католической церкви для ослабления польского влияния на внутриполитическое положение в БССР в целом оказалась оправданной. Так, в тезисах по антирелигиозной пропаганде, одобренных ЦК КП(б)Б 29 августа 1927 г. констатировалось, что «до Октябрьской революции влияние католической религии на белорусов-католиков было очень большим. Но за прошедшие 10 лет… белорусская деревня ушла вперёд в вопросе классового и национального самосознания, что проявилось в отношении белорусских католиков, в особенности бедняков, к католическим ксендзам – явным врагам Советской власти. В этой среде, – подчёркивалось в документе, – заметен гораздо более быстрый, чем в польских сёлах, темп уменьшения влияния ксендзов» (НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 3508).
ЛИТЕРАТУРА
Беларуская вёска. 17 сьнежня 1926. №137(498).
Борисёнок Ю.А. На крутых поворотах белорусской истории. Москва: Родина МЕДИА, 2013.
Лебедев А.Д. Римско-католическая церковь в БССР в 1920-х годах: духовенство, костелы и верующие // Беларусь у ХІХ–ХХІ стагоддзях: этнакультурныя традыцыі і нацыянальна-дзяржаўныя працэсы : зборнік навуковых артыкулаў. Гомель: ГДУ імя Ф. Скарыны, 2017.
Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1964. С. 1. Докладная записка зам.полпреда ОГПУ по Западному краю И.К. Опанского.
НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 3508. Тезисы и постановления ЦК КП(б)Б об антирелигиозной работе.
НАРБ. Ф. 4 п. Оп. 1. Д. 1947.
