15 августа 1969 года открылся знаменитый фестиваль в Вудстоке. «Ярмарка Водолея. Три дня мира и музыки», – так было выведено на афише действа, состоявшегося на арендованной ферме в местечке Бетел, штат Нью-Йорк, собравшего многих знаменитых рок-музыкантов Америки и Европы и более четырех сотен тысяч американских детишек.
Символ шестидесятых – говорят о Вудстоке. Что ж, время нуждалось в символе и фестиваль пришёлся весьма кстати. Впрочем, громовой точкой шестидесятых он стал уже постфактум. Да и справедливо ли называть символом 60-х Вудсток? Кажется, происходили тогда вещи гораздо более значимые и с гораздо большими основаниями претендующие на роль символа. Вот, например, Чарли Мэнсон – типичный хиппан с Хайт-Эшбери, вождь коммуны, которая как раз за несколько дней до открытия фестиваля совершит серию знаковых убийств. Мэнсон и его «Семья» – вот это действительно были события, которые перелопатили сознание Америки шестидесятых. А фестиваль, ну что фестиваль? Единственной его по-настоящему большой удачей стало то, что он не кончился трагедией. Вот это действительно было чудо!
Организаторы фестиваля – люди плоть от плоти этого времени – совершили все ошибки, какие только могли. Они несколько раз переносили место проведения, встречая глухое сопротивление местного населения, пока, наконец, не удалось договориться с владельцем молочной фермы недалеко от местечка Вудсток, штат Нью-Йорк, известного тем, что здесь одно время жил и записывался Боб Дилан.
Организаторы просчитались и с акустикой, мощность которой оказалась раза в четыре меньше требуемой, и со световым оборудованием, основную массу которого не держали несущие конструкции, и оно так и осталось лежать за сценой. Просчитались с погодой, которая обратила лежащую амфитеатром поляну фермы в сплошное месиво грязи. Но главное, просчитались с количеством зрителей. Рассчитывая изначально тысяч на пятьдесят, они получили в итоге десант в четыре сотни тысяч хиппи и им сочувствующих, причем еще столько же остались (и слава Богу!) в чудовищных пробках на дорогах, так и не доехав до места.
Продав ещё до дня начала фестиваля 180 тысяч билетов, остальную массу народа, во избежание хаоса, и явно не справляясь со стихией, решили пускать бесплатно.
Времени ни на что не хватало, какая бы то ни было инфраструктура практически отсутствовала – ни еды, ни воды. Разве что, продажа наркотиков была организована изрядно: наркодилеры деловито окучивали вязкие толпы, торгуя продуктом столь подозрительного качества, что предостерегать людей от «коричневой кислоты» пришлось даже со сцены. Слава Богу, сумели развернуть бригаду медицинской помощи, которая за три дня фестиваля зафиксировала 742 передозировки (чудо, что лишь одна из них оказалась смертельной).
Добавим идущий бесконечным потоком дождь, людей, спящих прямо в слякоти, чудовищные терриконы мусора… Заголовки газет, освещающие событие, гласили: «Хиппи, погрязшие в море грязи». «Нью Йорк Таймс» писала в передовице: «Мечты о марихуане и рок-музыке, которые привлекли 300 000 фанатов хиппи в Кэтскиллс, имели немногим больше здравомыслия, нежели импульсы, побуждающие стаи леммингов маршировать прямиком в море, находя там смерть. Они кончили совершенным кошмаром, увязнув в грязи... Что ж это за культура, способная произвести столь колоссальный хаос?»
Одним словом, сегодняшняя мифология «шестьдесятвосьмых», описывающая Вудсток как некую святую икону хиппанского движа, всякому, там побывавшему, должна была бы показаться несколько сюрреалистичной.
Джон Фогерти, фронтмен «Криденс», так и описывал выступление своей группы, начавшееся в 3:30 утра: «Мы ждали, ждали, и ждали, когда, наконец настала наша очередь... Мы вышли, полмиллиона человек перед нами находились в полной отключке. Это было похоже на картины из Дантова ада: переплетенные, спящие, покрытые грязью тела»…
«Поколение Вудстока? – продолжает Фогерти, – о да, это было нечто! Пятидесятимильная автомобильная пробка… Ни еды, ни воды, ни крыши над головой… „Чувак, это было круто! Какой сейшн! Кто, спрашиваешь, выступал? Так кто ж его помнит? Я ж был обдолбан“».
К тому времени, когда на сцену вышел Джими Хендрикс, завершающий в 8:30 утра понедельника программу «ярмарки Водолея», от 400-тысячной толпы осталось тысяч тридцать, большая часть которой свалила уже во время выступления.
Земля Ясгура, фермера, арендовавшего её для фестиваля, после того, как её оставили последние гости, ещё много лет лежала мертвой – на ней ничего не росло.
Впрочем, дымные ангелы хиппи явно хранили место. Немало было и позитивного: дружелюбная атмосфера, отсутствие драк и поножовщины – при столь колоссальном скоплении народа настоящее чудо. Объяснимое, вероятно, тем, что подавляющая часть приехавших на уик-энд в Вудсток было нью-йоркской молодежью, желавшей пережить опыт «лета любви 1967», которое они по молодости и неопытности пропустили.
Вудсток и стал в сущности таким мостом передачи эзотерического опыта Хайт-Эшбери лета 1967-го для внешнего круга. Теперь не только избранные, но вся сплошь молодая Америка начала курить травку, закидываться кислотой, повторять мантры: make love, not war, и говорить вслед за «Джефферсон Эрплейн»: «Посмотрите, что происходит на улицах – произошла революция!»
Народу на фестивале выступило действительно много (хотя многие и не приехали), почти все герои шестидесятых: «Ху», «Джефферсон Эрплейн», Дженис Джоплин, «Криденс», Джими Хендрикс, «Грейтфул дэд», Карлос Сантана… Правда, слышно о чем они там поют, было совсем не многим. Да и сами герои едва ли воспринимали происходящее, как создание легенды. Легендой, повторимся, фестиваль стал постфактум.
И только потому, что настоящим чудом и огромным напряжением (мобилизовались и организаторы, и полиция, и медпомощь и даже армия) удалось избежать серьёзных эксцессов. Две-три жертвы фестиваль, впрочем, все-таки взял: один умер (его мы уже помянули) от передозировки, второго, спящего, задавил трактор. Говорили ещё об одном, упавшем с высоких конструкций…
Впрочем, в сухом остатке Вудсток действительно оказался самым крупным, и, главное, мирно прошедшим фестивалем эпохи, чем и заслужил честь быть запечатленной в истории «парадной иконой шестидесятых». Именно таким показывает его документальный фильм 1970 года, спродюссированный организаторами.
«Повсеместно признанный поворотный момент в истории популярной музыки», «определяющее событие для поколения контркультуры», – это можно услышать сегодня повсеместно. Но, по-настоящему сущностных фактов, связанных с Вудстоком, думается, всего два. Первое: фестиваль показал, что к концу 1960-х философия контркультуры (расовое смешение, феминизм, секс, наркотики, духовность «эры водолея») действительно уже начала становиться молодежным мейнстримом; второе – что эра хиппи подошла к концу...
И не только потому, что совсем скоро вся Америка узнает о Чарли Мэнсоне… Вудсток стал прощальным салютом эпохи, которая умирала сама собой, и без всякой помощи «смешного чудака» Чарли, истощив себя в наркотиках, наивных мечтах и бессодержательных бунтах.
Приближавшуюся катастрофу явит уже следующий большой фестиваль в Альтамонте 6 декабря 1969-го. «Роллинг Стоунз» только-только выйдут на сцену в сгустившихся калифорнийских сумерках, и даже не успеют ещё отыграть свой «хит века» «Sympathy for the Devil», как между нанятыми для охраны порядка «Ангелами ада» и группой зрителей-негров вспыхнет драка, быстро перерастающая в кровопролитие и убийство. Фестиваль запомнится также многочисленными драками, вспышкам мелькающих ножей, кражами и угонами авто…
В это же самое время священные столпы движения, изнуренные физическим истощением и наркотиками, начнут падать, как подкошенные, один за другим: Брайан Джонс (1969), Дженис Джоплин и Джими Хендрикс (1970), Джим Моррисон (1971). К началу 70-х количество наркоманов в США по данным министерства здравоохранения перевалит за 20 млн. человек…
Вудсток догорал в пламени заката шестидесятых. Именно здесь, где совсем недавно, но уже так давно Боб Дилан записывал свой «подземный блюз» и горны контркультуры трубили призыв к началу Революции… Символично, что здесь же они протрубили её отбой. Что, конечно, не было изощренной задумкой организаторов, скорее – исторической шуткой Бога…
***
Прекрасную эпитафию поколению хиппи оставит культовый американский писатель-фантаст Филипп Дик. В своем романе «Помутнение», посвященном друзьям, не пережившим «лета любви», Дик описывает близкое, и, кажется, вполне возможное будущее, в котором реальность 60-х становится повсеместной: в Америке свирепствует новый, вызывающий мгновенную зависимость и разрушающий сознание наркотик, 20% населения уже наркоманы, реальный мир и галлюцинации постепенно сливаются воедино.
В послесловии романа Дик пишет о поколении 60-х: «Они всего лишь хотели повеселиться, словно дети, играющие на проезжей части. Одного за другим их дивило, калечило, убивало — на глазах у всех, — но они продолжили играть. Мы были очень счастливы — не работая, и просто валяя дурака, — но такое короткое время, такое кошмарно короткое время! А расплата оказалась невероятно жестокой; даже когда мы видели её, то не могли поверить. Какое-то время я сам был одним из этих детей, веселящихся на улице, подобно им, я пытался играть вместо того, чтобы расти, — и был наказан. Злоупотребление наркотиками — не болезнь. Это решение, сходное с решением броситься под машину. Скорее даже это — ошибка в суждении. Если заблуждаются многие, это уже социальная ошибки, ошибки в образе жизни. Девиз этого образа жизни: “Лови момент! Будь счастлив сейчас, потому что завтра ты умрешь”. Но умирание начинается немедленно, а счастье лишь остается в памяти. Этот образ жизни не отличается в корне от вашего. Просто счет в нём идет не на десятилетия, и на недели или месяцы. “Бери деньги, а долг пусть растёт”, — говорил Вийон в 1460 году. Но так нельзя, если денег — грош, а расплачиваться всю жизнь. Роман лишен назидания. Он не поучает, не говорит наставительно, что им следовало работать, а не играть; он всего лишь описывает последствия.
В греческой драме открыли причинно-следственную связь. Немезида в этой книге — не судьба, потому что любой из нас мог принять решение уйти с проезжей части. Из глубины души я рассказываю о чудовищной Немезиде для тех, кто продолжал играть. Сим я — не персонаж; я — роман. Как, впрочем, к все наше общество… И нас постигла кара. Кара, как я уже говорил, невероятно жестокая, и я предпочитаю думать о ней с безучастностью греческой драмы, как о предопределенном следствии, неумолимо вызванном причиной…».
Что же касается итога философских осмыслений этого поистине странного десятилетия в среде самих революционеров измененного сознания, им стали две простые истины, высказанные понемногу трезвеющими и приходящими в себя бумерами: небо нельзя купить (Stairway to Heaven, «Лед Зеппелин»), а стены, разделяющие нас, — разрушить (The Wаll, «Пинк Флойд»)...
В 1976 году (на заре панк-рока, следующей странице контркультурной революции) американская группа «Иглс» запишет песню, подведшую итог духовным исканиям шестидесятых: впечатляющий образ постояльцев волшебной калифорнийской гостиницы, неспособных вырваться из тюрьмы своего эго:
«На темном пустынном шоссе ветер трепал мои волосы …и запах цветов… и вдали я увидел свет… Она стояла в дверях, колокольчик звенел, и я подумал: может это рай, а может и ад… много номеров в отеле Калифорния и всегда много места в любое время года… Как все они танцуют во дворе — одни танцы чтобы помнить, другие — чтобы забыть … Принес бы вина, — кликнул я Капитана. – мы не пили его с 1969-го, — усмехнулся он… Но всегда тот же голос, пробуждая среди ночи, зовет: Добро пожаловать в отель Калифорния! Какое милое место! Все они живут в отеле Калифорния, какой сюрприз, да и алиби… Зеркала на потолке, шампанское во льду… Все мы здесь узники наших уставов, и хозяин палат собирает на пир и колет ножами, но не в силах убить зверя… Последнее, что я помню, как пытался бежать, отыскав двери. Но голос из тьмы сказал: расслабься… этот отель настроен только на вход. В любое время ты можешь выписаться, но никогда не сможешь уехать отсюда…» («Hotel California»).
Однако шестидесятые и правда кончились. Начинались 70-е — время ледяных сквозняков, которые уже начинали продирать мир сквозь дыры, понаделанные в мироздании шестидесятыми…
