Дарья МЕНДЕЛЕЕВА,
Евгений САМАРИН (фото), редактор Ирина ЛУХМАНОВА
По профессии Виталий – сварщик, слова «ацетилен», «аргон», «пропилен», «нержавейка», «проверка на разрыв» он произносит так, словно читает поэму. Но постоянной работы в своем Оренбуржье, где на всю область – один газоперерабатывающий завод, он найти не смог. Ездил по другим городам – Самара, Уфа, Москва, варил газопроводы, инженерные коммуникации, холодильные установки. Про семью лаконично говорит: «Была, не сложилось».
Диких фирм, которые используют людей, совсем как рабов, отбирая у них паспорта, ему удалось избежать. Но и там, куда Виталия приглашали как хорошего специалиста, приходилось работать вахтами, по временному договору. Трудились ремонтники иногда ночами, а жили – там, где решит работодатель.
Как-то, отработав в Москве, Виталий решил в столице задержаться: строек-то вокруг много, работай – не хочу. И остался. Но не совсем так, как планировал.
Маленькие люди в большом городе
В новой кожевенной мастерской
Закончив работу, Виталий получил деньги, часть перевел домой, чтобы закрыть там кредит, снял отдельную комнату в хостеле, сходил, наконец, на Красную площадь. А потом решил посидеть с приятелями. Во время вахты алкоголь запрещен совсем. Некоторые работодатели даже на стройку по утрам запускали всех строго через алкотестеры. Дунул в трубку, чисто – проходи, работай. Если анализ показал хоть сколько-то промилле, – договор с тобой расторгают моментально, и даже уже заработанные деньги могут не отдать.
Выпить по случаю отдыха пошли в кафе, оттуда переместились в лесопарк; у Виталия была с собой сумка с документами и деньгами, он не оставил ее в хостеле. Очнулся в лесу, сумки при нем не было: «Я не хочу никого обвинять, я же сам не видел, что произошло. Люди вроде были все нормальные, общались нормально…»
Виталий сходил в милицию, написал заявление об утере паспорта. За новый нужно платить пошлину. Денег не было совсем. Он зашел на пару строек: «Так и так, потерял документы…» Ему ответили: «А если к нам милицейский рейд зайдет?» Один отказ, второй, больше просить кого-то в незнакомом городе Виталий не решался.
«Я сам»
«Семь месяцев на костылях – начинаешь страшно завидовать ходячим». Сейчас Виталий ждет протез
«Тогда все казалось ясным. Я в чужом городе, люди здесь чужие. Домой не позвонил – совестно. В голове стучало: «Не хочу никого тревожить. Я сам».
Блуждая по городу, Виталий наткнулся на квартал выселенных пятиэтажек. Жильцы съехали, получив новые квартиры по реновации, но дома еще не снесли. Правда, в домах не было тепла и света.
Виталий нашел квартиру, в которой стоял оставленный жильцами старый диван, собрал по соседним немного брошенной посуды, научился добывать металлолом и нашел, куда его сдавать. На вырученные деньги купил простенький телефон с интернетом и нашел место, где его можно было заряжать. Симку, для которой не нужен паспорт, купил у метро. В голове крутилась мысль: «Я справлюсь».
На дворе стоял февраль. Чтобы не замерзнуть в выселенном доме, Виталий каждый вечер согревался понятно чем.
В один из дней пришел, снял ботинки, заснул. Когда наутро проснулся, одна нога не слушалась, будто деревянная. Потом стала сначала синеть, дальше – чернеть.
Виталия охватила паника: «У меня совсем не было чувства опасности, наоборот, какое-то странное бесстрашие – я выкручусь, я справлюсь, – вспоминает он. – А тут прямо отчаялся: ну кому ты нужен без ноги – уже сам не пойдешь, на жизнь не заработаешь».
Про службы, которые в Москве помогают бездомным, Виталий не знал, – в Оренбурге таких нет. Вылезать из убежища, чтобы заряжать телефон, он теперь не мог, и телефон сел. Да и мысль, что какие-то чужие люди приедут, чтобы помочь постороннему человеку просто так, казалась невероятной.
В своем убежище он пролежал около двадцати дней, наблюдая, как у него гниет нога; из стопы уже лезли опарыши. А потом Виталий решил умереть. «Ты не справился, значит, сам виноват. Прими нормальное мужское решение – на выход».
Нашел консервную банку, старательно, поглубже, чтобы наверняка, перерезал вены. Вот только о том, что кровь на холоде свернется, не подумал. Да и не было в выселенном доме воды, чтобы опустить в нее руки.
«Кровь похлестала, а потом перестала, – уточняет Виталий, – не получилось».
Ангел-хранитель с пачкой сигарет
Кожу перед раскроем надо зачистить и проклеить. Очень тонкая работа: чуть не так сделал – и все перекосило
Очнулся Виталий от ощущения: «Здесь кто-то есть». Голова кружилась, глаза открылись еле-еле, сил не было даже, чтобы окликнуть человека, который вроде ходил где-то рядом.
Человек сам подошел и во все глаза уставился на Виталия, обросшего длинной бородой и лежащего в запекшейся крови.
– Ты живой?
– Вроде.
– Чего тут делаешь?
– Лежу.
– Ты с ума сошел?
Неожиданный собеседник вызвал скорую. Когда он выволакивал Виталия на улицу, тот вместо благодарности разозлился: «Зачем? Все же вот-вот уже должно было закончиться. Куда? Опять жить?»
Спаситель, тем временем, сдавая Виталия врачам, засунул ему в карман сигарет:
– Держи, пригодится!
Пытался дать еще чего-то, да Виталий не очень в состоянии был брать, соображал туго.
«Странный человек», – говорит он про своего спасителя сейчас. Хотя и признается: рад, что выжил.
Когда ты кому-то нужен
Дальше была больница, где Виталия отмыли и ампутировали ногу. Он начал понемногу есть («самое интересное – две ложки вольешь в себя – и как будто объелся»), по больничному коридору передвигался на коляске, а размышления о том, что произошло и как жить дальше, решил на время поставить на паузу.
После больницы его перевели в центр на Иловайской, там покумекали и поняли, что быстро пристроить человека не получится – родственников, к которым можно отправить, нет. Обещали перевести Виталия в «Ной», но в итоге привезли в «Теплый прием». А тут Виталию спокойно плавать в болотце собственных мыслей не дали.
«Медик наш, Фатима, никак не запомню отчество, тут же размотала мою ногу, а там – нагноение, не дочистили, – рассказывает Виталий. – А она в хороших отношениях с врачом Химкинской областной. Сфотографировала ногу мою и скоро я уже ехал в больницу на реампутацию».
Из больницы привезли Виталия, и опять не дали жить спокойно: «Пиши заявление туда-сюда». Сделали документы. Тут и сам Виталий встрепенулся: «Если ж люди так хлопочут, видимо, там наверху решили, что списывать меня рано». И стал задавать вопросы про протезирование.
«Поможем!» – ответили в «Теплом приеме», – но надо немного подождать».
«Никогда не думал, что самым заветным желанием у меня будет – ходить. Когда семь месяцев на костылях, начинаешь завидовать людям, которые просто рассекают легкой походкой и не задумываются об этом», – вздыхает сейчас Виталий. И тут же обещает: «Говорят, на протезе нелегко ходить, надо научиться. Я так научусь, что ни один человек со стороны не скажет, что у меня протез!»
А пока ждет протез, предложили Виталию поработать в приюте в кожевенной мастерской.
Мандат особого доверия
Тимур (стоит с очками на груди) и его команда
В «Теплом приеме» давно задумывались, как бы обучить подопечных ремеслам, не выходя из реабилитационного центра. А то получается, компьютеры с интернетом в комнатах есть, работу искать можно. Но работа-то вся снаружи, надо куда-то выходить.
А выход в город для бывшего бездомного – это мандат особого доверия. Право на выход из центра получают только те, кто не просто может работать, но может держать себя в руках и хочет, готов жить, как человек, – работать, заботиться о себе.
Такой человек и время планировать умеет – он заявку на выход заранее напишет, до работы доедет, и на работу явится вовремя. И по пути с работы не загуляет, не выпьет и спиртного в комнату не принесет. Пронести через охрану не сможет все равно, а вот случаи, когда являвшихся из города пьяными сразу отчисляли, в социальном центре были – такой пункт в правилах есть и неуклонно выполняется.
К тому же в центре есть инвалиды, которые не особо активно передвигаются, и люди, ждущие протезов – вот у них работа прямо здесь же, в помещении «Теплого приема», пользовалась особым спросом. И однажды в центре нашли для мастерской необычную тематику – работа с кожей. Долго искали мастеров, теперь кожевников в центре аж двое – первые полгода желающих обучает Павел. Те, кто проявил заинтересованность, терпение и оказался способным, продолжают обучение у Тимура.
Тимур, бывший ювелир, занимается кожей уже пятнадцать лет. С подопечными держится уважительно:
«Я понимаю, что люди взрослые, некоторым уж за пятьдесят. Их особо не повоспитываешь, да и жизнь их била. Я стараюсь особо не лезть с расспросами, если у кого день рождения – принести тортик. Но вот не люблю я, когда кто-то не старается. Не только работает плохо или не учится. Но, например, пришла кожа, надо разгрузить. Все таскают, а он сидит!»
А вообще Тимур своих неожиданных учеников ценит: «Сыновья мои не захотели заниматься кожей, так хоть кто-то от меня научится. Хотя учиться долго – я вот сам до сих пор учусь».
Ученики, в свою очередь, своим мастером и обучением дорожат. А уж про выделку кожи, про то, чем сумка-шоппер от сумки-тоута отличаются – рассказывают взахлеб и наперебой, так, словно всю жизнь только и кожевничали.
А недавно в социальном центре произошло событие – для подопечных Тимура, которые теперь не просто учатся, но уже выполняют заказы от фирм, сняли отдельное помещение за пределами центра. Теперь и они будут ходить на работу через проходную – получили мандат доверия.
«Кожа – это как… сварка»
«Кожа – это, понимаете, это не про шитье! – у Виталия не хватает слов, чтобы описать свои сложные чувства. – Там вся хитрость – как это выкроить и собрать, чтобы потом не было криво, не повело! Это как сварка, понимаете!!! – вдруг осеняет его. – Вот у тебя детали, и ты весь день сидишь и думаешь: «А как это собрать?» И вроде одним ухом слышишь разговоры и мир вокруг, а на самом деле ты отдельно, весь в процессе, как в космосе».
Для кожевника, как и для сварщика, по словам Виталия, нужно терпение, усидчивость. Там не проварил шов, здесь – пропустил пору на коже – и все, нужно возвращаться и переделывать. А это – потеря качества и потеря репутации, а репутация – это важно.
«О человеке же судят по поступкам, – уточняет Виталий. – «Вот, ты обещал, ты взялся и сделал хорошо» – это репутация. Чтобы люди, которые в меня вложились, – сказали: «Вот не зря мы старались, он – красавчик.
Если думать про будущее вообще, я бы вернулся в профессию. Ничего другого, кроме монтажа и сварки, я так хорошо делать не умею, – вздыхает Виталий. Ему сейчас 46.
– Москва, конечно, коварная, здесь нужно быть очень холодным человеком, и думать головой, а не чувствами. Но вот, если года два-три прожить в Москве очень скромно, во всем себе отказывая, можно накопить на маленький домик в провинции. И тогда будет огород, пенсия. Строго говоря, у меня на это было десять последних лет, но я почему-то думал, что это нескоро, время есть. А как прижало – оказалось, нету времени».
