«Материнское тепло как второе солнце. Материнское тепло делает потомцев». Своё первое стихотворение Вадим Степанцов написал в семь лет. Тогда мама мальчика со станции Узловая Тульской области и представить не могла, что сын станет известным на всю страну поэтом, певцом, музыкантом, актёром. Хиты на его стихи («Король Оранжевое лето», «Добрый вечер, Москва», «Жар-птица» и другие) будут знать абсолютно все. Как живётся поэту и музыканту сегодня в России? Создатель группы «Бахыт-Компот» Вадим Степанцов легко отвечает на любые вопросы.
– Вадим Юрьевич, раньше у вас было много любовной лирики. А в последние годы, мне кажется, ей на смену пришли новые темы.
– Чистым лириком я был недолго. Тогда, в конце восьмидесятых, в атмосфере страны воцарился угар перестройки, и мне захотелось отойти подальше от всего этого. Я создал литературное движение под названием «Орден куртуазных маньеристов». В наших первых сборниках были отвлечённые герои и образы – маркизы, ротонды, туфли на красных каблуках… Но это быстро наскучило. И тогда в моё творчество и в творчество моих коллег стали врываться современные герои и современные коллизии. Это оказалось не менее интересно и увлекательно, чем какой-то отвлечённый куртуазный, игривый идеал.
Майдан, Крым, 2014 год никого не оставили равнодушным. Тем более меня, поскольку я корнями по материнской линии связан и с Луганском, и с Донецком. Моя мама – этническая украинка. В её семье с дореволюционных времён основным языком общения был русский, а украинский – вспомогательный, для песен и анекдотов. Между прочим, моя бабушка, будучи молодой девчонкой из Луганской (Ворошиловградской) области, ездила с другими комсомолками на Центральную Украину учить местных детишек украинскому языку. Потому что наши донецкие всегда знали украинский лучше, чем жители глубинки Центральной и даже Западной Украины. И вот когда дело коснулось Донецка, я, конечно, не остался равнодушным. Стали появляться стихи, песни, клипы, посвящённые тем краям. Эта история длится по сей день.
– Вы родились в Донецке?
– Я родился в Донецке, хотя мои родители тогда жили в Туле, там они учились и поженились. Но бабушка, мамина мама, настояла, чтобы дочка приехала рожать в Донецк, под её крылышко. Правда, отец был такой нетерпеливый, что, как только мама меня родила, сразу же затребовал её к себе обратно. Когда мне выправляли документ, в свидетельстве о рождении автоматом записали «город Тула». Я – туляк, рождённый в Донецке, так себя ощущаю.
– У вас очень богатая история семьи. Есть и герои Великой Отечественной, есть и репрессированные.
– Мой дедушка по отцовской линии – этнический белорус родом из Смоленской области. Он Гражданскую не застал, но был активным юным комсомольцем, Аркадием Гайдаром местного разлива. Участвовал в продразвёрстке, служил командиром отряда. Но потом как человек, чуткий к веяниям эпохи, окончил университет. Затем возглавил смоленскую партийную газету. Подвергся репрессиям. Бабушка была вынуждена отречься от него, и мой отец долгое время носил бабушкину фамилию Ризберг. Лишь когда дедушку реабилитировали в 1955 году, папа вернул себе фамилию отца – Степанцов. А с материнской стороны все украинцы. Дедушка носил казачью фамилию Вертепа – это карточный термин, «расклад». Так что девичья фамилия моей мамы – Вертепа, но она с радостью поменяла её на фамилию Степанцова. (Смеётся.)
– Как человек, у которого семья пострадала от репрессий, как вы характеризуете то время?
– Я в своей жизни по-разному относился к советскому периоду. Скажем так, у меня к нему сейчас отношение ровное. Но всё-таки я имперец и нашу Россию вижу империей. Мне интересно следить за полемикой Захара Прилепина с проводниками имперской идеи. Я понимаю, что времена царя и династии канули в Лету, но мне кажется, что большевики первого призыва всё-таки были бесами. А вот как случилось преображение одного из этих бесов в спасителя Отечества, отца народов, – для меня большая историческая загадка. Может быть, Божьим произволением. Я говорю о Сталине.
– А сегодня вы наблюдаете какие-нибудь исторические параллели с теми временами?
– Сегодня я вижу продолжение Гражданской войны и отголоски всего, что происходило на том этапе слома эпох. Красные, белые, махновщина, петлюровщина – всё это буйным цветом цветёт на Украине, но только с уклоном в сатанизм, антигуманизм и прочее. Что-то нужно было с этим делать. Если бы Путин и Шойгу не взялись решать вопрос, уже полыхало бы в Ростовской, Воронежской, Брянской областях. Война всё равно была бы. Сметя Донбасс, они бы не оставили в покое наши приграничные районы. Да мы и сейчас видим «прилёты» по мирным городам и посёлкам на российской территории. У меня такое ощущение, что, даже если бы не получилась провокация против нас на южных границах, – натравили бы на Россию коллективную Прибалтику. Где-нибудь всё равно бы полыхнуло. Не оставили бы в покое Путина и Россию. Людям, которые управляют миром, нехорошо от того, что наша страна движется вперёд и богатеет. Им это неприятно.
– Говорят, русские и украинцы – один народ. Но почему же тогда в России всё совсем иначе?
– Это к вопросу о роли личности в истории. Просто Украина не произвела такого лидера, как Путин. На Украине этого не случилось, не повезло им. А на Россию будто лучик упал, и у нас это произошло. Как говорил мой папаша-коммунист Юрий Петрович Степанцов, который когда-то построил в Сибири город Саянск: «Китайцам достался мудрый Дэн Сяопин, а нам – два дебила подряд». Но слава богу, Путин вытащил Россию, уже практически тонувшую в болоте. Вот такие у меня ненаучно-марксистские взгляды на происходящее.
– Я смотрела репортажи с ваших выступлений перед бойцами. Скажите, это ведь не та публика, которая слушает вас в московских клубах, где вы тоже часто выступаете?
– В гламурных московских клубах, таких как «Рюмочная Зюзино» или «Магнус Локус», где мы часто выступаем с группой «Бах-Компот» (неофициальное название группы. – Ред.), всё иначе… А на передовой бойцам очень нравятся песни типа лезгинки. В прошлый раз нам досталась именно такая публика – казаки и кавказцы.
В госпиталях и расположениях частей на передовой – разная атмосфера. В одном месте бойцы бодрые, на позитиве. А когда в госпитале видишь бойца, особенного молодого, без руки, без ноги, – совершенно другое ощущение. Не все это стоически переносят. Серьёзные ранения легче воспринимают те, кому за сорок. Да и на передовой я чаще встречался именно с такими мужиками. Это правильно, я считаю. Взрослые должны воевать, а детишки должны хоть немножечко подышать вольной жизнью.
– Что скажете о современной молодёжи? Почему некоторые идут защищать Родину, а другие бегут на голую вечеринку или ещё куда подальше?
– Видимо, некоторые люди живут идеей своей избранности – интеллектуальной, расовой… «Все вокруг быдло, а мы – богоизбранные». С поэтом Рубинштейном я имел полемику в соцсетях, и он мне однажды ответил: «Да таких, как ты, мы дальше людской пускать не будем!» Смешно! Некоторые из приличия скрывают чувство собственного превосходства, но в момент кризиса, исторического слома оно проявляется: «Мы – избранные, а вы быдло». Вот на этом всё основано.
– Вы с раннего возраста стали писать стихи. Родители поддерживали в вас этот талант?
– Отчасти да. На дворе стояли времена физиков и лириков, и люди инженерных специальностей очень тянулись к литературе. Почти в каждой квартире была библиотека. Вот и моим главным воспитателем стал книжный шкаф. А также библиотеки моего родного городка Узловая в Тульской области, где я прожил до шестнадцати лет. Я был записан во все библиотеки нашего райцентра.
– После школы вы учились в Москве, в институте мясной и молочной промышленности?
– О технологии мясного и колбасного производства я имею не только теоретическое представление. Довелось поработать на Микояновском комбинате, и это было любопытно.
– И после армии вы где и кем только не работали – на химзаводе, грузчиком, слесарем-сантехником, вырубщиком жёстких кожизделий.
– Это называлось «вырубщик жёстких кожтоваров». Велосипедные сёдла, стельки, подстилки всякие… Опасная работа, всё время приходилось думать о том, как бы большой палец не попал между прессом и резаком. Год я там проработал, а потом, слава богу, поступил в свой второй институт – Литературный. Целиком и полностью стал студентом-гуманитарием, даже получал какие-то писательские корочки. Благ писательских не получал – не успел пожить в ту эпоху. Хотя у нас в Литинституте случались интересные моменты. Старшекурсников всё-таки допускали к благам под названием «творческая командировка» или «агитбригада». За счёт Литфонда мы ездили в разные концы нашей страны. Таким образом мне удалось побывать во Владивостоке, Калининграде, Ашхабаде. Мы читали стихи школьникам, бойцам, матросам, пограничникам, хлопкоробам. Может, они особо не понимали поэзию, но были очень довольны, что их сняли с хлопковых полей и дали возможность немножко отдохнуть.
– В интернете пишут, что у вас были проблемы с алкоголем и вы начали выпивать будучи подростком. Это правда?
– Я бы не назвал это словом «выпивать». В те времена подростковое выпивание носило случайный характер. И денег не было, и возможность выпить появлялась, лишь когда гуляла свадьба, например. Мы жили на окраине города, где селились семьи, переехавшие из шахтёрских посёлков. Так было принято – свадьба выливалась из квартиры на улицу, и угощали всех. Подростки тут как тут. Старшие братья наливали нам, «шнуркам». И вообще, у шахтёров в каждой второй квартире стояла брага и гнали первач. Так что выпивали мы по праздникам. Тогда алкоголь не был таким доступным.
– «Хорошие люди склонны бухать», – сказали вы как-то раз.
– Это поэтическое кокетство! Плохие люди тоже в этом смысле не отстают. Просто хороший человек всегда остаётся хорошим, а дурному хочется взять финку, пойти на улицу, кого-нибудь прирезать.
– Правда, что вы лечились от алкоголизма в Америке?
– Было дело. Когда я делал первые шаги в рок-н-ролле, московские клубы платили начинающим командам в основном водкой и пивом. Эти «бюджеты» надо было как-то осваивать, вот и затянуло. Ну и плюс общая атмосфера безнадёги начала девяностых провоцировала на пьянку. Жили одним днём, и гори оно всё, а завтра будь что будет… Хотелось нажраться и ничего не видеть.– Лечение в американской клинике помогло?
– Да, можно сказать, помогло. Я туда попал по блату, по протекции лидера сообщества художников «Митьки» Дмитрия Шагина. Американцы устроили мне и моему гитаристу из «Бах-Компота» поездку в США. Поехал, чтобы посмотреть на эту уловку – как, будучи алкоголиком, можно не пить? Это оказалось сообщество «Анонимные алкоголики». После него действительно шесть лет не пил. Потом развязал, но стал воздержаннее. Даже научился обходиться без алкоголя. Он для меня сейчас – гастрономия, а не желание спрятаться от мира. Вот скоро иду на дегустацию вин крымских виноделов. Со времён воссоединения с Крымом тема виноделия меня забрала. Отказаться не могу.
А гитарист, который со мной тогда ездил в Америку, с тех пор так и не пьёт. Хотя далеко не всем этот метод помогает. Например, Юру Ш… аж два раза возили в Америку в группу анонимных алкоголиков. Первый раз он напился уже в самолёте по дороге домой, второй раз немножко дольше продержался.
– Однажды вы рассказали, что у вас с женой гостевой брак, притом что вы вместе уже третий десяток лет. Это как?
– Так получилось с самого начала. Я жил в коммуналке, в мрачной комнате у Трёх вокзалов. С точки зрения женщины-москвички, вьющей гнездо, такие условия для семьи неприемлемы. А значит, надо заставить мужчину более активно двигаться, зарабатывать на свою квартиру. Психологически эта установка помогла мне тогда встать на ноги. А потом, когда у нас родилась дочка, мы построили свой первый более-менее приличный домик в Тульской области. Затем мы с женой жили в моей квартире возле Трёх вокзалов – благодаря каким-то ухищрениям она из коммуналки уже превратилась в мою собственную. И вот мы с ней наконец поселились под одной крышей. Когда я возвращался домой с выступлений, посиделок и от меня пахло отнюдь не шахматами, жена стала скандалить. Однажды даже побила меня, причём так, что руки отбила. Голова у меня крепкая, а у неё ручки тонкие. И вот она сидела, плакала, я её утешал, и в этот момент она поняла, что гостевой брак для нас благо. Так и повелось с тех пор. Когда наступает дачный сезон – живём вместе. Недавно построили большой дом, где можно жить и зимой, в той же Тульской области. Сейчас вот с вами поговорю в Москве и поеду туда жить семейной жизнью.
– Дочь Ольга, появившаяся на свет в 2000-м, унаследовала ваши таланты? Слышала, что она хорошо рисует.
– Талант у неё есть. Но нет усердия, нет горения. Художник должен гореть, его должно «штырить» от того, что он делает. В своё время я так забросил гитару, потому что меня это не штырило, а вокруг много людей, которые просто боги в музыке, гитару из рук не выпускают. Да, Ольга рисует, но не только. Она умеет и строгать, и пилить, и сверлить. Это от мамы, мама у неё рукастая. Дочь занимается дизайном и продолжает учиться на каких-то курсах. До этого училась в РАНХиГСе. А ещё раньше поступила в МГИМО. Там все бюджетные места, естественно, заняли золотые медалисты из Дагестана, и для того, чтобы платить за учёбу дочери, я сдал квартиру в центре Москвы.
– Мне хотелось бы закончить интервью поэтически. Для меня вы Поэт с большой буквы. Очень люблю ваше актуальное творчество. Думала поговорить о каком-нибудь конкретном стихотворении, но не смогла выбрать. А какое стихотворение вы бы сами выбрали для нашей газеты?
– Стихотворение 2015 года.
Машина времени распалась
На тьму осколков – все не счесть,
И ничего нам не осталось,
Как в новую реальность влезть.
Тот мир, где ржачка и ламбада,
Похоже, сгинул навсегда,
И в состоянии распада
Народы, страны, города.
Любови, семьи, дружбы, люди –
Всё разлагалось, но не так.
У нашей Примадонны груди
Вдруг отвалились – и чердак.
А мастер басен под гитару
Вдруг ощутил себя борцом,
Телят водил он по бульвару
Со скорбным кроличьим лицом.
(Подайте бедному Макару!)
Похожий кролик, но плешивый,
Пресвитер секты сатаны,
Рассорил в кровь Донбасс и Киев.
Так скучно было без войны!
И Украина скачет, скачет,
Закутав маскою лицо.
И старый панк в Сибири плачет,
Узнав, что жив Анита Цой.
– Спасибо за ваше творчество, Вадим Юрьевич.
– И вам спасибо! Целую ручки!
Расспрашивала
Марина ХАКИМОВА-ГАТЦЕМАЙЕР
Фото из личного архива
Опубликовано в №8, февраль 2024 года
