Источник: Русский Вестник
После смерти (1891) его забыли беспощадно и, казалось, навсегда.
Либералы до сих пор его остро ненавидят, будто не прошло более 130 лет со дня окончания его философских исканий, столь болезненно воспринятых ими. В этом сокрыта дополнительная причина желания прочитать и понять Константина Николаевича Леонтьева, ибо только правда «имеет честь» быть колючей и неудобной согласно русской мудрости: «Правда глаза колет».
Да, трудно было хранить память о «мракобесце», когда на российских улицах с конца ХIХ века активно внедряли социал-демократические и атеистические воззрения, столь ненавистные ему. Процветал террор, в его жернова попадали министры и губернаторы. Рука бомбистов поднялась даже на царя – незыблемый оплот государственности, о которой он так много и по-доброму писал. Расцвели зловещими цветами идеи нигилизма, либерального демократизма, космополитизма, социализма и прочих подобных -измов, так проклинаемые им. Кто посмеет вымолвить хоть единое доброе словечко о противнике прогресса, социального равенства и братства?
Можно ли когда-нибудь либералам-космополитам, революционерам-интернационалистам и русофобам «полюбить» шокирующие выводы Леонтьева? Судите сами.
Леонтьев с усмешкой смотрел на «свободу, равенство, благоденствие (особенно это благоденствие!), которые принимают какими-то догматами веры и уверяют, что это рационально и научно! Да кто же сказал, что это правда?» («Византизм и славянство»). Безличное братство для Константина Леонтьева – словно жупел, несущий смерть, не менее чем война или другое бедствие. «…Благоденственное братство, доводящее людей даже до субъективного постоянного удовольствия, не согласуется ни с психологией, ни с социологией, ни с историческим опытом. В глазах христианина (он для Леонтьева – единственный авторитет. – М.Ч.) подобная мечта противоречит прямому и очень ясному пророчеству Евангелия об ухудшении человеческих отношений под конец Света» («О всемирной любви»).
«Стремление к равенству, к смешению, к единообразию враждебно полнокровной жизни и потому безбожно», – утверждает Леонтьев.
Он ярый монархист, прозревающий в демократии начало падения любого ранее крепкого государственного устройства. Вот как Леонтьев описывает причины возвышения Александра Македонского. «Ослабевший эллинский муниципальный (ругательное слово в устах Леонтьева. – М.Ч.) мир, соединившись потом с грубой, неясной… феодальностью македонян, дошел до мгновенного государственного единства при Филиппе и Александре и только тогда стал в силах распространять свою цивилизацию до самой Индии и внутренней Африки. Опять-таки, значит, для наибольшего величия и силы оказалась нужной большая сложность формы – сопряжение аристократии с монархией (курсив К.Н. Леонтьева. – М.Ч.)». («Византизм и славянство»).
К.Н. Леонтьева восхищает «…русский «кулак» – консерватор, очень хитрый в частных делах и непоколебимый, искренний в религиозных и государственных убеждениях своих».
Он поет осанну Православию, тому единственному охранителю русского государства, которое необходимо беречь как зеницу ока. «Принцип самодержавия и принцип патриаршей власти – это так тесно связано; это почти одно и то же…» Но не только в этом видит он заслугу христианской (но и любой) религиозности. Верующий человек, по его мнению, прежде всего носитель положительных нравственных качеств, не позволяющих свалиться в грех безбожия и космополитизма. «Хорошая натура есть особый дар; хорошее направление есть дело свободного избрания. Христианская вменяемость относится не к дарам натуры, а к приобретенным усилиями плодам веры и страха Божия». То есть, чтобы стать верующим, надо приложить душевные усилия и немалые, надо воспитать себя.
Он ненавидит «либеральный демократизм, который давно уже трудится над разрушением великих культурных миров Запада». Сознательное, а порой и чаще всего бессознательное его взращивание (которое он пытается остановить своим пророческим словом) в России приведет к разрушению ее государственности, веры и неисчислимым бедствиям – такова главная мысль его трудов. «Республика Франция в домашних делах своих не боится ни Бога, ни папы, ни безбожия; она боится только социалистической анархии, которая дала уже себя знать в 1871 году и даст знать себя еще сильнее… Подождите» («Национальная политика как орудие всемирной революции»).
К чему еще примеры? Наверное, любому, даже самому самокритичному либералу ясно, что перед ним – ярый образчик политического мракобесия, «враг демократии и прогресса», русский «шовинист», а в глазах Бердяева – «сатанист, надевший на себя христианское обличие», изувер, аморальный человек. Много подобных ярлыков навешали на него сторонники социальных потрясений в России, которые, увы, не боялись социалистической анархии. Прозападному либералу эти взгляды близки и понятны. Это так. Хотя, надо заметить, других либералов (не прозападных) в России не бывает!
Конечно, в России сохранены и даже преумножены органы «власти». Отсиживают время в прекрасно оборудованных кабинетах министерств, комитетов, агентств многочисленные и послушные сотрудники и их суровые начальники; заседают две палаты парламента, члены которого важно надувают пышные, буржуазные щеки, и еще тысячи муниципалитетов, городских дум и районных «думок». Даже эта внешняя витиеватость и кажущаяся многомудрость либерально-буржуазной власти замечательно предсказана Константином Леонтьевым: «Сложность машин, сложность администрации, судебных порядков, сложность потребностей в больших городах, сложность действий и влияние газетного и книжного мира (140 лет назад еще не было в ходу слова «пиар». – М.Ч.), сложность в приемах самой науки – все это не есть опровержение мне. Это всего лишь орудия смешения – это исполинская толчея, всех и вся толкущая в одной ступе псевдогуманной пошлости и прозы; все это сложный алгебраический прием, стремящийся привести всех и все к одному знаменателю. Приемы эгалитарного прогресса – сложны, цель груба, проста по мысли, по идеалу, по влиянию и т. п. Цель всего – средний человек; буржуа спокойный среди миллионов точно таких же средних людей, тоже покойных» («Византизм и славянство»).
Модно сейчас говорить, оправдывая некомпетентность властей предержащих, что в истории нет сослагательного наклонения. Но для чего тогда мировой опыт, научные, философские и социально-общественные открытия и обобщения, если мы игнорируем их, как не имеющих никакой ценности, важности и применения.
Вот еще пример ясновидения К.Н. Леонтьева из очень близкого прошлого.
Вспомним, как сусально ораторствовал юрист А. Собчак, словесно громя советское правительство за несоблюдение законов, называя их и само правительство несовершенными, призывал следовать западным примерам, внося десятки предложений при написании Конституции, многие из которых прямые заимствования из римского, «демократического» права. Демократия при наличии эксплуатации рабов – не смешно ли? Главным в этом рабовладельческом праве является постулат: «Граждане и юридические лица приобретают права своей волей и в своих интересах». В русском переводе это можно выразить поговоркой: «Кто смел – тот и съел».
Еще раз напомню, что этот взгляд в будущее сделан 130 лет назад, а как свежо и остро звучит. Даже время перед таким мыслителем, как К. Леонтьев, бессильно и не способно затупить верную мысль. Сделал ли Собчак карьеру? Нет слов, чтобы выразить тот скачок «из грязи в князи», сделанный им за счет наивной, пустой и впечатлительной публики, обманутой им своей опасной говорильней. Достаточно посмотреть на мемориальную доску, что «увековечила» место его жительства на Мойке в Санкт-Петербурге. Размер ее и буквы на ней гораздо больше, чем на аналогичной доске, установленной на доме, что напротив мэровского. В том доме умер после дуэли А.С. Пушкин. Разве можно сравнить русского поэта с всесильным мэром (слово-то какое мерзкое) Санкт-Петербурга? А как забыть птенцов из гнезда Собчака?
Да разве мы пошли бы за ними, если бы прочли Леонтьева, утверждавшего на первый взгляд нечто странное: «Даже рабство и всякие стеснения во многих случаях развивают личность – и народную, и единичную больше (т. е. выразительнее), чем общеевропейская нынешняя свобода…» Для того чтобы понять эту «странность» не нужно особенно долго размышлять, достаточно вспомнить, как при «свободе» сникли с 90-х годов ХХ века почти все писатели, драматурги, ученые и даже спортсмены.
Но мы пошли за теми, у кого «все смутно, все спутано, все бледно, всего понемногу. Система либерализма есть, в сущности, отсутствие всякой системы, она есть лишь отрицание всех крайностей, боязнь всего последовательного и всего выразительного. Эта-то неопределенность, эта растяжимость либеральных понятий и была главной причиной их успеха в нашем поверхностном и впечатлительном обществе» («Чем и как либерализм наш вреден?»). Не вчера ли это написано?
Вспомним, с какой неистовой страстью Ельцин изживал слово «план». И если бы только слово! Был уничтожен Госплан, а здание, в котором он располагался, передано Государственной Думе. Плановые показатели в промышленности и сельском хозяйстве были заменены прогнозными, ни к чему не обязывающими. Итог «растяжимого», либерального руководства – всего-то за 20 лет промышленное производство упало в пять раз, а поголовье крупного скота уменьшилось от уровня 1913 года – в два (два) раза! А без органического удобрения (навоза – кто не знает. – М.Ч.) совсем оскудеет в прямом смысле земля Русская. Не стыдно ли, господа либералы?!!
Думаю, что им нет. Это нам «позорно»! «Никакое насильственное иго азиатских владык не может быть так «позорно», как добровольно допускаемая народом власть собственных адвокатов, либеральных банкиров и газетчиков. Насилие не может так опозорить людей, как их собственная непостижимая глупость» – К.Н. Леонтьев («Письма о восточных делах»).
Господи, да что же это такое?!! Он что, вчера что ли прошелся по московским или петербургским улицам, побывал на заседании Государственной Думы и поговорил с президентом, студентами, народом? Вот они – истинный профессионализм, знание народа, тех подводных течений, подмывающих общество, знание людских слабостей, гордыни и глупости. Десять восклицательных знаков и низкий поклон Константину Леонтьеву!
Пытаясь в ХХI веке найти в нынешнем Русском народе хотя бы черточки того своеобразия, о котором говорил пророк, с печалью убеждаешься, что их уже нет. А ведь был массив народной, культурной исключительности (77% населения России до революции – крестьяне), и велик он был по количеству и по особенностям народной жизни (своеобразию, т. е. культуре). С такой массой трудолюбивого и неприхотливого к внешним удобствам народа Россия в ХХ веке могла бы сделать исключительный прорыв к высотам «цветущего своеобразия», как сделал Китай в ХХI веке. Но бес либерализма, как колорадский жук, занесенный из Америки, укрепился, размножился и сожрал все цветы, все листья и стебли, похоронив надежды России.
Лишь Иосиф Сталин, основательно прижав хвост либеральному бесу, тут же возвысил Россию до мировых высот во всех сферах государственной и общественной жизни (еще одно подтверждение правоты Константина Леонтьева. – М.Ч.). Но бес и есть бес, чтобы изворачиваться и выживать. При попустительстве Никиты Хрущева он опять ожил, и СССР покатился в его санках с крутой горки, пока не разбился о камень либерализма. Далее известно.
К.Н. Леонтьев предвидел упадок образовательного уровня в европейских либерально-демократических странах. Однажды по одному из российских телевизионных каналов был репортаж из Англии, в котором рассказывалось о новинке тамошних школьных учителей. Чтобы привлечь и заинтересовать учеников, они проводят занятия в специально арендованном для этих целей… самолете. Английский учитель сетует, что иначе детей не заманишь на уроки, на которых можно получить лишь самые элементарные знания вроде арифметического счета и умения написать письмо. Физика, химия, математика объединены в один урок под названием «наука».
Не только упадок знаний, но и будущее сексуальное распутство демократической Европы и распространение гомосексуализма предсказаны К.Н. Леонтьевым: «Практику политического гражданского смешения Европа пережила; скоро, может быть, увидим, как она перенесет попытки экономического, умственного (воспитательного) и полового окончательного, упростительного смешения!» («Византизм и славянство»). «Смешение» – это ключевое слово философии К.Н. Леонтьева. Если подобрать ему синоним, то лучшим, мне думается, будет «деградация». Он вывел закон развития, состоящий из трех периодов: «первичной простоты, цветущей сложности, вторичного смесительного упрощения». Ему подчиняются, по его словам, государственные организмы и целые культуры мира.
Возможно, К.Н. Леонтьев очень сложен для понимания. Вдумайтесь: «Культура есть не что иное, как своеобразие (далее следует сноска: «Китаец и турок поэтому, конечно, культурнее бельгийца и швейцарца!»); а своеобразие ныне почти везде гибнет преимущественно от политической свободы. Индивидуализм губит индивидуальность людей, областей и наций».
Такой сложный взгляд на культуру позволяет К.Н. Леонтьеву предвидеть грядущий декаданс культуры, в этих словах можно узреть и «Черный квадрат» Малевича, и авангардные убожества американских небоскребов, порождения «жаргонной культуры», по выражению Сергея Есенина, и современные биеннале. На них демонстрируют гильотины, о которых французы с восторженным придыханием и улыбкой говорят: «Здорово!», и унитазов, и других предметов, помогающих удовлетворению физиологических (но не выше) потребностей homo sapiens, и о которых (и котором) стыдно говорить.
«Зла в суровой жизни много, и не надо обманывать себя ожиданием какой-то несбыточной весны», – утверждает К.Н. Леонтьев. Морально, по его убеждениям, принимать зло прямо, не отводя глаз от тяжелых сторон бытия. Для «цветения» необходимы «деспотическое единство», дисциплина, принуждение со стороны сильного государства – это его точка зрения. Он выступает, прежде всего, как пламенный патриот в отличие от Николая Бухарина и Николая Бердяева, зовущих к созданию эфемерного «нового» человека, который «не примет никогда религии власти и страха, он проклинает эти темные призраки прошлого…»
О тяжелом и внезапном мировом исходе и всего человечества пророчествует и святой апостол Павел в первом послании фессалоникийцам (1 Сол., 5:27): «Ибо, когда будут говорить “мир и безопасность”, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющуюся во чреве, и не избегнут».
Мы в ХХI веке что-то часто стали повторять слова «мир» и «безопасность». К чему бы это?
Я специально много цитирую Константина Леонтьева, потому что мои современники совсем не знакомы с его творчеством, с его упрямой и неудобной философией. Это лишь выдержки убийственной силы, а сколько мудрости рассыпано в его неспешных рассуждениях. Не счесть. Читайте его не спеша, вдумчиво, и восторгайтесь, гневайтесь, плачьте! Всю гамму чувств разбудит у вас этот непризнанный гений
