Источник: деловая газета ВХГЛЯД
В пункт плетения маскировочных сетей заходит красивая дама. Знакомится, рассматривает помещение, ленты в коробках, стол для их нарезки, натянутые на большие деревянные каркасы изделия. «И сколько за это платят? – спрашивает. – У вас тут почасовые расценки или сдельные?». Женщины-волонтеры, которые только что увлеченно рассказывали ей о работе, удивленно замолкают. Лишь преподаватель французского на пенсии Татьяна Никитична нарушает тишину: «Какие деньги? Это же для наших детей, для сыновей наших».
Рабочая казанская окраина. Под пункт сбора гуманитарки и плетения сетей владелец частной клиники отдал ее второй этаж. Пункт работает с шести утра, когда приходит Татьяна Никитична. За ней подтягиваются жаворонки-пенсионерки, чуть позже – домохозяйки, во второй половине дня после рабочей смены – заводчанки, инженеры, бизнесвумен, чиновницы, студентки, после суток в больнице спешит «на сети» неонатолог Надя.
«С утра на службу в храм, а потом – сюда». «В пятницу в мечети была, там через четыре клетки плетут, у них немного другая техника». «В монастыре прихожанки вечернюю служат за плетеньем». «Малыша в сад забросила и – на сети!». «Внуки смирились, что их бабушка всегда на сетях». «Я вышла из соцсетей, у меня теперь другие сети!». «Муж смеется, что я все тряпье из шкафов на сети вынесла». «А мой шутит, что у нас дома скоро и занавесок не останется!».
Распаковываем сумки с принесенной незнакомыми, но очень понятными людьми одеждой. Новые вещи – для беженцев, те, что похуже, идут на лоскуты – для сетей из ветоши. Режем цветастые платья, юбки, кофточки, у красивых вещей сейчас другое применение. Девушка в коробке с лоскутами выбирает цвет потемнее: «Скоро осень, там слякоть будет, надо переходить на коричневый. А белый на зиму оставим?». «А может, к зиме уже все закончится?» – оборачивается к ней другая барышня, завязывает крепким узлом на сети шелковый яркий лоскут, который еще недавно был частью кокетливой косынки.
К этому лоскуту привязываю кусок мужской рубашки. «Когда-то она была ослепительно белой и какой-то щеголь расхаживал в ней по офису, – проносится мысль. – Из недавнего мирного прошлого плетем военное настоящее». Вырезаю ленту из кружевного девчачьего платья. Вижу, как вчерашние наряды становятся одной огромной маскировочной сетью, которая скоро укроет собой наших бойцов. «Чтобы он мог спрятаться», – как подписан портрет бойца, висящий в пункте плетения. Юноша в камуфляже, в маске, только глаза видны. Этот образ сегодня в миллионах женских сердец.
После обеда приходит Анна, ей 83 года, берет в пункте ткань, из которой у себя дома на старенькой швейной машинке шьет белье для госпиталя. Приносит его, идеально отутюженное, в пункт и снова забирает ткань. «Можно я вас сфотографирую?» – спрашиваю. «Нет! Зачем? Я же это не для славы делаю!» – сопротивляется бабушка. И женщина, которая принесла две коробки витаминных батончиков, засмущалась.
Но я сфотографировала сладости, которые она сделала сама из злаков, орехов, сухофруктов, аккуратно упаковала их в пергамент, подписала: «Нашим родным защитникам с любовью из Казани! Ждем вас дома!». Учительница привела детей из школьного лагеря. За плетеньем они слушают модный рэп. Рядом с ними ловко плетут старушки: «Сейчас не время болеть, вот победим, и вернемся к нашим поликлиникам, сериалам, цветочкам».
В углу стоят мешки с сушеными овощами для быстрых фронтовых борщей. Татьяна Никитична их сортирует, чтобы было удобно приготовить еду в полевых условиях.
Пожилой мужчина привозит 20 коробок бритвенных принадлежностей. Семья из деревни – несколько мешков сушеных ягод: «Без нитратов, со своего сада!». Другая семья – врачи или фармацевты, мы не спрашивали – привезла несколько коробок безрецептурных медикаментов от простуды, противовирусные препараты. Принимаем, разбираем, складываем и плетем, плетем, плетем.
Катя читает со смартфона последние фронтовые новости. Не обсуждаем сводки, но слушаем жадно. Радуемся точно личной победе, если вести добрые. Тревожные – как удар, как личная боль. «Мой вчера эсэмэску прислал», – точно успокаивает всех Люся. Ее подхватывают: «А мой – скоро в отпуск!». «Мой говорит – в отпуск не хочу». «Невестка к сыну в Луганск собирается». «Внук нарисовал папу в танке».
Готовую сеть общими усилиями сворачиваем в рулон, внутрь его прячем сигареты – маленький сюрприз. «Давай, милая, езжай, спасай наших ребят», – говорим сети, как будто живой. К визиту бойца, который приедет за ней, покупаем тортик. И он к нам – с конфетами. Помогает тащить коробки с гуманитаркой, рулоны сетей. Но бывает, что мужчин рядом нет, и я вижу, как маленькая Татьяна Никитична грузит в машину тяжеленные тюки.
У входа в пункт плетения за погрузкой наблюдает группа мужчин – местных алкоголиков. «Не поможете спустить сети по лестнице?» – робко спрашивает пенсионерка. «Не-е-е, не могу, занят я», – отнекивается алкаш. «Этому парню потом будет стыдно», – говорит Татьяна Никитична. Никогда никого не осуждает, как и ее муж, 77-летний дядя Миша, который дни напролет на дому оплетает шнуром основу для сетей.
«Шуруем, девочки!» – подбадривает нас Татьяна Никитична. В каждом пункте плетения есть свои словечки, такие как наше «шуруем». И свои наработки, хитрости, свои истории, свой культурный код: «По углам замотаем «трали-вали», каждая третья клетка – «в облет», эту сеть – по схеме «Оксфорд», а эту – делаем в полете фантазии! Тыр-пыр-восемь дыр! Пятна как на графике. Никаких прямых линий! Их нет в природе! На сгибах – кармашки и капюшончики. Шурум-бурум по краям! Нашлемники не превращаем в произведения искусства, для защиты на поле боя нужен хаотичный сюжет, девочки!».
«Девочки! У нас заканчиваются материалы! Счет на спанбонд – 45 тыс. рублей; в заказе также основа сети 120 кг на 80 тыс. рублей; нитки 7150 рублей. Постараемся, девочки! – в чат нашего пункта плетения пишет Марина, которая «на удаленке» занимается координацией. – В пятницу будет отправка. Батюшка Ярослав с Никольского, друг погибшего на СВО отца Анатолия, едет по заявкам бойцов.
Нужны лекарства, армейский душ, кофе, чай, сахар, тушенка, каши, бомж-пакеты, шоколадки по карманам. Поможем, девочки?».
У Ирины племянник работает в магазине рыболовных снастей. Рыболовные сети – основу маскировочных – покупаем по оптовым ценам. Пошивочная мастерская отдает обрезки. Пустые коробки под посылки бойцам тащим из магазинов. Пустые консервные банки – под окопные свечи. Синтепон – для валиков…
«Ольга К. – 1500, Гузель И. – 2000, Альфия Н. – 300, Неля А. – 350, Ирина В. – 500, Виктория М. – 100», – отчет о денежных поступлениях идет круглые сутки в нашем чате, где уже больше ста человек. А сколько таких женских чатов в стране? И я видела такие, в которых несколько тысяч участниц.
Под пункты плетения сетей оборудованы футбольные клубы, автомастерские, заброшки, складские помещения, комнаты в религиозных центрах, подвалы, да и квартиры, дома, дачи некоторых плетуний. Женщины мгновенно включаются в работу. Точно их руки всегда шили, завязывали узлы, связывали воедино, плели.
Судьбы плетем вместе с сетью. Прочно связываем и молимся за своих. В каждую маскировочную сеть, в каждый нашлемник, в каждый костюм лешего вплетена молитва. Руки – плетут, душа – молится. О плохом, о грустном, о раздражающем за плетеньем не говорим, не сговариваясь. Но часто вспоминаем хорошее, доброе. Пересказываем эпизоды любимых фильмов. Тянем песню, как ленту в сети. Делимся рецептом сложного пирога, который обязательно испечем, когда закончится конфликт.
«Может, в этом есть какое-то волшебство? – пишет мне подруга из Крыма. – Как начала сети плести, перестала спина болеть. И знаешь, пропали мутные люди. Кругом – только близкие, верные, хоть недавно познакомились, а они все – как мое третье плечо».
«А как это работа оплачивается?» – иногда спрашивают меня. Как оплачивается колыбельная матери? Как оплачивается забота о старых родителях? Как оплачивается бабушкина сказка для внуков? Как оплачивается твое дыхание? Как оплачивается стук твоего сердца? Помощь нашим ребятам, нашим мальчикам сейчас такая же естественная потребность, как дышать. Или – как дар?
Каждый раз, глядя на сплетенный кусок сети, испытываю благодарность. За что? За причастность к великому делу? За единение? За родство? Своим телом прикрыть бойца не могу, но вот эта сеть, в которую вплела всю свою суть… Женскую. Материнскую. Бабью. Если кому-то нужно это объяснять, то не нужно объяснять.
Заметила: чем больше плетешь, тем сильнее становишься. И маленькая, хрупкая бабушка – встретишь такую на улице с сумкой продуктов, предложишь помощь – вдруг подхватывает десятикилограммовую связку. Своя ноша не тянет? На мой молчаливый вопрос отвечает взглядом, в котором – благодарность, спокойствие, сила, уверенность и безграничная, бесконечная, неубиваемая любовь к своим, родненьким.
В конце месяца новый боец, который после ранения не может воевать, повезет на передовую новые рулоны наших сетей. Весь его старенький «Уазик» будет заполнен под завязку. Уходящую машину одна перекрестит, другая ей вслед тихо прочтет мусульманскую молитву… В пунктах плетения сетей я встречала и одиноких женщин, у которых – ни детей, ни мужей. Так жизнь сложилась. «Мне всегда казалось, что я одна и некому за меня вступиться, – признавалась мне такая. – Но сейчас столько мужчин за меня воюет! За меня, понимаешь?».
В ночи тренькает чат: «Мы купили пять клеенок, размером 2х1,4. Наташа завтра их завезет». «На днях из Бавлов сети 3х6 передадут. Для блиндажей». «Девочки! У нас срочный заказ!» – и фотография написанной от руки заявки: «В целях обеспечения маскировки и безопасности личного состава, вооружения, военной и специальной техники прошу организовать пошив маскировочных сетей… Командир артиллерийской батареи военной части…». Следом за фото Ира шлет песню про наши маскировочные сети. Про наши обережьи сети. Сети, нас связывающие:
«Ты плети, плети рука,
А мы будем петь,
Как укроет от врага
Обережья сеть.
И накроет их крылом,
Как ладонью мать.
И согреет их теплом,
Разрешив поспать.
И как верим, что смогли,
Отвести беду!
Что солдатики мои
Все домой придут».
