– Ну, Лен, ну не переживай, – утешали меня храмовые попрошайки. – Ну хочешь, мы с тобой вместе в полицию сходим? Скажем, что ты нормальная и с головой у тебя все в порядке…
И я представила, что являюсь такая в ОВД с толпой бездомных. Которые на все лады доказывают полицейским:
– Лена у нас не сумасшедшая, вы не думайте. Странная просто немного. Но с кем не бывает…
И полицейские такие:
– Ну, теперь мы видели все…
Нет уж. Мне и одного прихода туда хватило – без попрошаек.
***
А дело было так.
Приехала я недавно в наш храм. Вижу – сидит на паперти Маша, попрошайка. Грустная, слегка выпившая и плачет:
– Лен, а Юра-то мой помер…
И шапка у нее черная. Это я потом уже догадалась, что у нее другой просто нет. А тогда прямо ножом по сердцу мне эта шапка резанула: «Надо же, как горюет! Даже траур нашла».
Юра – это Машин бойфренд и коллега по паперти и выпивке. И отношения у них очень не банальные. То Мария верещит на всю округу, что он всю «подачу» на мороженое потратил. А у него это правда вторая страсть после спиртного…
То придет с фингалом в половину лица. Я спрашиваю:
– Маш, это Юрик тебя?
– Нет, что ты… Это я ночью проснулась, пошла… ну, понимаешь – куда… а тут – дерево.
Может, и правда не он. Юра к Машке трепетно относился. В нашем «Николином уголке» для нее вещи просил – хорошие…
Еще он на моей грязной машине как-то написал: «памой меня!» Так что вообще – дамский угодник…
А тут – помер!
И другой народ с паперти кивает:
– Помер-помер… Вот ведь как бывает, Лен. Жил человек – и все…
И плачут. Я сама заплакала, если честно:
– Да как помер-то? Случилось чего?
***
Рассказала мне Маша, что пошел Юра в магазин. Через дорогу от нашего храма. Шел-шел и упал.
– Две скорые приезжали. Одна – желтая. Сказали – инсульт. А у него же эпилепсия еще…
Насчет эпилепсии я не знала. Сколько лет его наблюдала – замечен не был.
В общем, забрали врачи Юру и отвезли в больницу N. Так мне Маша сказала. Дальше, по ее словам, кто-то из них в эту больницу то ли ходил, то ли звонил и выяснил, что Юра там умер. Вот и сидели они, оплакивали утрату.
– И что теперь, где его похоронят? – спрашивала она меня.
– Значит так! – говорю. – Давай мне его данные, я попробую все уточнить.
Записала я Юрино отчество, фамилию, дату рождения и попросила знакомого главврача одной из поликлиник пробить информацию. Бедный этот человек мне уже столько раз помогал, что даже звонить неудобно. Но что делать… На всякий случай сказала, чтобы и просто по «неизвестному» выяснил.
– Такого нет в больнице. И в померших нет, – написал он мне.
Я на всякий случай сама в больницу ту перезвонила. Правда – нет и не было. Ни Юры такого-то, не «неизвестного»…
Звоню в справочную скорой помощи. Может, они скажут, куда его отвезли. Эти информацию не родственникам не дают. То, что он вообще-то бездомный, их никак не тронуло.
В итоге я написала в соцсетях пост с вопросом: «И куда теперь бежать?». И мне посоветовали обратиться в «Лизу Алерт».
Параллельно попрошайкам нашим отчитываюсь:
– Подождите, скоро все узнаем…
Прихожане некоторые наши у виска покрутили:
– Ну, конечно, у тебя же всего пять детей, тебе заняться-то нечем, кроме твоего «бомжатника».
В общем, в «Лизу Алерт» я тоже позвонила. Отнеслись с пониманием и даже трепетом. А то я уже переживать начала. Может, мне правда нечем заняться.
Все данные записали, время пропажи, во что был одет. Это мне тоже попрошайки рассказали. Но велели сначала заявление в полицию подать. Тут меня, если честно, начал подтачивать червь сомнения. Как-то не хотелось со стражами порядка связываться. Но делать нечего, самолеты задом не летают. Взялся за гуж, как говорится…
***
Звоню в ОВД:
– Так и так… Пропал бомжик. Пьяный… Упал… Увезли… Не знаю – живой или нет.
– А вам он кто? – спрашивают.
– Да никто, собственно, я многодетная мать и прихожанка…
– С какой целью интересуетесь?
– С целью – узнать…
– А зачем вам бомж?! – строго уже спрашивают.
Так как до этого они уже мои данные и адрес записали, я даже заволновалась, что что-то противозаконное в моем интересе.
– Эээ… Давайте я лучше подъеду…
– Само собой, заявление же вам писать… Мы вас зафиксировали!
Приехала. Обыскали меня, все чин чинарем… Документы взяли для оформления:
– Ну, рассказывайте…
Рассказываю:
– Бездомный, так и так… Напился… Инсульт, эпилепсия… «Лиза Алерт» сказала сначала к вам… Все знаю со слов других пьяных бездомных.
– Вы им кто?
– Никто… Прихожанка. Молюсь. Одежду даю иногда, телефоны заряжаю…
– Зачем?
– Ну-у-у-у… Просят.
– Ваше место работы?
– У меня? Ну, я – лицо, осуществляющее уход за ребенком-инвалидом. И многодетная домохозяйка…
– Ага.
Что «ага», мне объяснять было не нужно. У них лица были такие… Как будто инвалидность не у ребенка, а у меня.
– Но человек же, – оправдывалась я.
– Зачем он вам?
– Да, собственно…
– С какой целью?
– Ну… Мне надо понять. За здравие молиться или за упокой.
На этой фразе лица служителей порядка приняли еще более интересное выражение.
– Ну что… Идите туда.
«Там» был обезьянник.
– Да не туда, зачем так сразу? Вот рядом столик, пишите заявление…
Позвонил муж:
– Ты где, мать?
– В полиции.
– ?!!
– Заявление пишу…
– ?!!
– Я тебе потом все объясню.
Заявление приняли, провели меня в кабинет. Видимо, к следователю. Все то же повторила. Тут же мне с «Лиза Алерт» перезвонили. Я на громкую связь поставила, чтобы показать, что я не сумасшедшая, а мне правда велели в полицию. И что пропал человек.
А на том конце трубки женщина неравнодушная. Такая – из энтузиастов:
– Да, срочно заявление, потом нам все данные, мы сразу…
Следователь лицо держал и крепился. Как будто он каждый день для приходских сумасшедших бомжей ищет. Хотя в кабинет заходили сотрудники и говорили, что ему срочно надо на кражу.
При мне пробил инфу. Выяснилось, что пьяного вдрыбадан Юру, упавшего, но без инсульта и эпилепсии, отвезли в другую больницу. Он протрезвел и ушел…
Отделение провожало меня многозначительным молчанием.
Приезжаю к попрошайкам:
– Так и так, забодай вас комар.
– А, живой. Ну, хорошо! Он мог в другое место пойти. Мы знаем – куда. Спасибо.
– Да на меня все отделение смотрело, как на…
Тут они и предложили вместе сходить. «Отмазать» меня.
…Это, конечно, все забавно выглядело, но Юра пока у нас не появился. А в то другое заветное место Маша еще не ездила.
***
По следам моего посещения полицейского участка я написала в соцсетях пост. Удивительным образом он набрал большую популярность.
Мне говорили, что проблему надо решать комплексно, с психологом и соцопросами среди бездомных. И вообще нужно понять, в чем причина этой «язвы». И правильно реабилитировать. А не тратить энергию попусту. Хотя я не очень поняла, где я и где реабилитация. Я не специалист, не волонтер, а выясняла конкретную судьбу конкретного человека.
…Много лет я дружу с бездомными. Мы живем бок о бок. На их глазах рождались мои дети, и они знают их всех поименно. В отличие от многих прихожан и некоторого духовенства. Они не берут у меня денег и отдают моим девчонкам сладости, которые им жертвуют.
Бездомные вообще много о нас знают. Потому что сидят и смотрят. Мы проходим мимо, не замечая, а они – смотрят. Годами… А мы ничего о них не знаем. Нам не интересно. В лучшем случае – они клиенты на реабилитацию.
Бездомные собрали для меня между собой деньги, когда мой муж лежал в больнице с подозрением на онкологию. И, смущаясь, протянули мятый пакетик:
– Лен, не побрезгуешь?
Каждую зиму я боюсь, что они ее не переживут. И сколько их уже ушло на моей памяти… Не только от холодов. Наташку убили, Катю тоже. Бабушка Катя умерла от инсульта. Наталья молдаванка – тоже. Ромка напился и замерз. И сколько еще, увы, уйдет…
Они молятся за мою семью, я молюсь за них. Я считаю их своими друзьями, хотя для многих это и странно.
***
Да, от этой дружбы у меня чаще проблемы. Но это тоже жизнь.
Когда я стою и общаюсь с ними, иногда и мне… подают, думая, что я – одна из них. Сначала пыталась объясниться, потом махнула рукой.
Как-то мне пришлось выслушать от одной женщины, что я чуть ли не разбазариваю церковное добро и «Я буду жаловаться!». Она принесла в храм вещи, их передали мне, чтобы я, в свою очередь, раздала нуждающимся.
Нам часто приносят хорошую одежду, обувь, которая находит своих новых благодарных хозяев. Но те вещи были словно от умершего еще в Октябрьскую революцию деревенского больного деда. Грязные, старые и вонючие. И вопрос для меня стоял так: сразу вынести это «богатство» на помойку или все же отправить на половые тряпки.
Среди прочего там было потертое и изъеденное молью старое пальто. И я отдала его нашим бездомным. И надо же было такому случиться, чтобы женщина (а она захожанка) пришла на следующий день и увидела его на одном из попрошаек.
Был грандиозный скандал:
– Я думала, вы – нуждающиеся. А вы с жиру беситесь! Хорошие вещи бомжам выкидываете… Ничего вам больше не принесу!
– Вот за последнее спасибо! Не поленитесь дойти до помойки…
***
Однажды на наших попрошаек напоролась Росгвардия. Молодые парни пытались как-то уговорить пьяную вдрыбадан бабу Зину подняться с земли. Она же посылала их и крыла на чем свет стоит.
И тут я иду…
– А, вот наша Лена! – объявили попрошайки Росгвардии. – Наша Лена, да!
Я попыталась замахать на них руками: «Тихо-тихо!» – но было поздно. Внимание вооруженных мужчин обратилось на меня. И я испугалась, что сейчас меня упакуют вместе с матерящейся бабой Зиной.
Но оказалось все иначе:
– Ну, нельзя же так валяться. Она же замерзнет, – обратился ко мне один из них.
– Бабушка, вставайте, – это уже бабе Зине. – Давайте я вам ботинок надену…
И правда начал надевать слетевшую обувь.
– Да пошел ты! – не унималась она.
И я опять запереживала.
***
Одна из них каждую встречу пытается меня расцеловать, и потом от меня шарахается благочестивая публика. А дальше мне высказывают, что «моя» любвеобильная попрошайка хулиганила, разлила масло из лампадки и билась головой о дорогую иномарку: «Караул, убивают», – когда ее пытались проводить за ворота.
И таких историй я могу рассказать море. Потому что, да, мы просто живем бок о бок и считаем друг друга – друзьями. Так получилось.
Елена Кучеренко
17 ноября 2022 г.
