Источник: Православная жизнь
Рассказывает священник Андрей Гавриленко.
Осквернение храмов, как всякая насмешка, само по себе мерзко. Над святыней смеялись, когда превращали в клуб, издевались, когда оборудовали в музей атеизма, космоса или современной науки, откровенно безумствовали, когда сидели на престолах, попирали Дары или в кельях святых устраивались отхожие места. «Храм – театр, священники – актёры, богослужение – пьеса», - было написано на одном из церковных внутренних столбов для посетителей музея атеизма. Но, как помнят старожилы, смешно насмешникам в жизни не было. А было много слез. «Бог поругаем не бывает» (Гал. 6, 7). Кто разрушал храмы и попирал святыню имели тяжкий конец в этой жизни для себя и трудную судьбу своим близким.
Власти в течении десятилетий планово закрывали храмы. Нельзя было сразу, страна большая, сильные «религиозные предрассудки» и до восстания могут довести. Тут холодный расчет, постепенное вытравливание религии через «просвещение» масс и атеистическую пропаганду. Хотелось, чтобы народ сам оставил свои церкви. Если на заре революции в религиозных делах чувствовалось полное беззаконие, несколько лет спустя власти искали «законных» предлогов к закрытию церквей.
К примеру, церкви ставили в двойную западню, заставляли сделать ремонт и параллельно платить баснословные налоги. Без ремонта святыню грозились закрыть, равно как и при невыплате налогов, а денег хватало едва ли на одно из действий. Однако, все-равно это давало возможность самоотверженной общине защитить святыню. Изучая жития новомучеников, видим, что во многих случаях все зависело от общины, от ревности о святом месте, от любви к богослужению и священнику. На то чтобы погасить непомерные налоги, которыми облагались «служители религиозного культа» - 81%, часто самые бедные прихожане жертвовали «все пропитание свое». Люди стояли за святыню. Быть верующим тогда значило быть исповедником и обрекать себя на лишения.
Священномученик Михаил (Косухин) был на своем сельском приходе с 1858 года. Самого священника власти тогда не арестовали и не выслали, полагая, по преклонному возрасту, ожидая, что он сам вскоре умрет или не в силах будет служить, и тогда храм все равно будет закрыт. Этого, однако, не случилось — священник служил и служил, а его преклонный возраст и близость смерти придавали ему еще более решимости и дерзновения. И он не упускал ни одной возможности для проповеди. Тогда пришлось применять другие «средства» для удаления ненужного священника и закрытия храма.
Верные оставались верными. Бога не так легко было вырвать из души народа. В одной из докладных записок ОГПУ за 1931 г. было отмечено, что религиозные организации являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы. Народ, простой народ в своем большенстве, был верующим. Из житий видим, как люди защищали святыню собырая средства для ремонта. Собирали подписи и писали письма в ЦК, чтобы храм не закрыли.
Из дела священномученика Илии Чередеева мы получаем такое свидетельство: «Стало известно, что власти намереваются закрыть храм под предлогом, что верующие перестали его ремонтировать. После всенощной под праздник Успения Божией Матери о. Илья собрал наиболее активных прихожан в церковной сторожке и сообщил им, что местные власти собираются закрыть храм, само здание сломать, а кирпич использовать для строительства театра в Калязине. Он говорил: «Я призываю вас, верующих людей, противодействовать отданию нашего храма на поругание. Он стоит у нас уже двести лет, лучше соберем деньги и украсим храм Божий». На следующий день о. Илья и староста храма пошли по приходу собирать пожертвования и собрали достаточно средств, чтобы сделать ремонт. Через две недели были завершены все работы, выкрашена крыша и побелены стены, так что храм выглядел теперь, будто только что выстроенный». И храм не закрыли. Дали служить еще несколько месяцев, ведь это был 1937 год.
Когда святыня разрушалась по селам и городам свято хранилась память где и какой был храм. В селах, где до сих пор нет даже молитвенного дома в день памяти святого в честь которого была церковь праздную за семейным столом «храм». Если храм не удалось отстоять, на месте разрушенного алтаря верующие часть, чтобы место не было попираемо, устраивали фонтаны или клумбы. Понятно, что это все было под более конспиративны предлогом. Когда храмы становились музеями атеизма, клубами или «храмами науки» верующие тайно приходили с сердечным воздыханием и молитвой. Вспомним, как в музей атеизма Киево-Печерской Лавры приходили тихонько молиться угодникам печерским и просить у мощей благословения.
Нелегко было видеть разрушенные алтари. Прощаться со святыней было трудно. Фудель С.И. вспоминает: «В начале 30-х годов закрывали и наш храм. Дня за два об этом как-то узналось и я пришел проститься. Храм стоял уже без службы и был пуст. Я ходил и целовал иконы, как живых людей». Киевский священномученик Анатолий Жураковский закрытие своего храма переживал, как «большое испытание» попущенное Богом, Который знает куда ведет.
Причиной закрытия многих храмов новомученики часто считали «слабость исповедования веры», «маловерие» и «трусость перед властями». Священномученик Евфимий Горячев обличая и подбадривая в своей проповеди верующих говорил: «Братья и сестры, нам приходится служить воровски, как изгнанникам, и в этом виноваты вы сами, своим слабоверием, тем, что отступили от Церкви. Вы все боитесь. Вы пугаетесь, если кто вам покажет мизинец, а если уж топнет ногой, то вы от страха в землю готовы зарыться, а нужно все невзгоды переносить с терпением, как наши апостолы, как терпели старообрядцы при царском правительстве, они готовы были тайно в соломе перевозить священников, чтобы только служить. Вот и нам, возможно, придется служить и в тайге, и в подполье, все терпеть, все переносить». Из воспоминаний старожилов с. Ребальского, Татарбунарского р-на, Одесской области узнаем, что во время разрушения сельского храма св. ап. Иоанна Богослова собралась толпа односельчан, начались возмущения стариков. Опытный безбожник обращаясь к молодежи заявил: «Что вам церковь важнее или клуб?», молодость выбрала последнее... – там до сих пор нет храма.
Однако, где была вера и подвиг была и Божия защита святынь. Преподобноисповедник Севастиан Карагандинский пользовался огромным авторитетом среди верующих. Власти, видя это, всячески старались закрыть храм, но это им не удавалось: батюшка — как только они его вызовут — обезоруживал их так, что они совершенно лишались дара слова и после его ухода удивлялись: «Что это за старичок такой, что мы сделать ничего не можем?».
В это лютое время храмы устаривались на чердаках, квартирах, домах. Древнее христианский опыт ожил в практической жизни верных. Тайные епископы и священники в 20-30ее годы в мирском платье советского гражданина объезжали села и города, в товарных вагонах поездов, попутках, а случалось что и пешим ходом, чтобы служить и рукополагать, укреплять оставшихся верных и наставлять святой остаток.
В Хрущевские гонения, после Сталинских послевоенных открытий церквей, было закрыто 8000 храмов из 15000, 80 монастырей из 100, 5 семинарий из 8. Только отстранение от власти Хрущева, который планировал полное и скорое уничтожение Церкви, избавило ее от дальнейшего разрушения.
Но Господь действовал и в это время, было что-то потрясающее в жизни Церкви. Тайный священник и профессор минералогии Глеб Коляда писал в своих воспоминаниях: «Во время хрущевских гонений, когда было закрыто более половины храмов Русской Церкви, епископ Калужский Стефан у себя в епархии открыл с попустительства уполномоченного два храма. Помню растерянность владыки при составлении годового отчета: «Не знаю, что делать: всюду Церкви закрываются, а у меня в епархии два новых храма открылись. ЧП! Как писать? Я же могу подвести своего уполномоченного. С ним можно работать». Как же он добился разрешения на открытие храмов? В глухих углах калужской епархии крепкие православные бабки захотели открыть храмы. Конечно, отказ. Епископ уговаривает уполномоченного: «Если не разрешим им открыть храм, то они будут собираться по избам и домам, и там они наговорят все, что угодно, и закрытые храмы вспомнят. В открытом храме все видно. Да и за нас с вами помолятся. С бабками надо быть очень осторожными».
«Бывали уполномоченные удивительные, - продолжает о. Глеб, - В Ташкенте, например, владыка Гурий пытался открыть в одном месте церковь — уполномоченный не разрешает. Владыка пытается открыть молитвенный дом — опять нет разрешения. В конце концов, Владыка его допек, и тогда уполномоченный говорит: «Ну что вы, Гурий Иванович, все вам храмы нужны, молитвенный дом хотите открыть. А почему бы вам не открыть молитвенную беседку? И беседка — не храм и не молитвенный дом, не предусмотрена ни законом, ни инструкцией, и поэтому официального разрешения администрации на открытие не требуется».
Новомученики любили храмы, просили не покидать их, ходили даже по домам с просьбой посещать церковь, как сщмч. Александр Орлов, что видим из его обвинительного приговора: «Без разрешения сельского совета совершает обходы по домам верующих и неверующих жителей села… Во время обходов в каждом доме вел агитацию за посещение церкви… Вызванные дежурные свидетели показали, что священник упрекал верующих, что они не посещают церковь, призывал матерей водить детей в храм, молиться Богу».
Мы - дети новомучеников, мы их духовные последователи. Дай Бог не такой любви и переживания о наших святынях. Дай Бог ревности о наших сельских и городских храмах, о местах где мы служим Евхаристию и получаем прощения грехов. Дай Бог не забыть, что веру свою надо исповедовать, что необходимо хранить и любить свой «дом молитвы» (Мф. 21, 13).
