Эпоха Просвещения в истории характеризуется отказом от религиозного миропонимания и безграничной верой в возможности человеческого разума. Однако в христианской традиции просвещение можно понимать не только как распространение знания, но и как приобщённость божественному свету. В основе этого понимания лежит христианское учение о Фаворском, нетварном божественном свете, преображающем верующее сознание. Автор статьи анализирует трактовку христианского просвещения и его значение для людей.
В настоящей статье мы размышляем над вопросами христианского просвещения и наставления в вере. Однако речь у нас не идёт о достоинствах или недостатках системы православного образования, педагогики или качестве подготовки специалистов в этой сфере. Мы не берёмся обсуждать здесь и проблему современного миссионерского или катехизаторского служения. Это, конечно, всё важные и насущные вопросы и проблемы, решение которых предельно значимо для жизни православной Церкви и общецерковного бытия. Тем не менее, нам представляется, что обогащение опыта решения этих проблем и вопросов, насыщение его нетривиальными, творческими смыслами и значениями зависит от понимания сущностных принципов христианской нравственности и возможно только на пути обращения к фундаментальным основам православной духовности - таким как молитвенное делание и умно-сердечное созерцание.
Мы убеждены, что любое начинание в области миссионерского, катехизаторского, церковно-образовательного, просветительского и тому подобного служения должно опираться на осмысленное восприятие молитвенного опыта Церкви: «Духовная школа, - писал игумен Никон (Воробьёв) в частном письме к своему послушнику, - даёт некоторые теоретические знания христианства. При этих знаниях, имея вполне заслуженное звание доктора богословия, можно совершенно не верить не только во Христа, но и бытие Божие отрицать. Только опыт, реальное общение со Христом даёт живую, зрячую веру. Приобретается она многими скорбями, искушениями, падениями и восстаниями и прочим, приводящими сначала к смирению (разные есть степени смирения), а потом к духовным дарованиям. <...> В семинарии и Академии должны не заниматься схоластикой, а действовать на сердце и волю, а не на разум и память только»[1].
Духовное образование и способствующее его формированию наставническое учительство и руководство должны быть неразрывно связаны с молитвенным опытом и умением этот опыт передавать от поколения к поколению.
Учитывая эти важнейшие моменты, сразу оговоримся, что означенные в заголовке статьи понятий «просвещение» и «наставление» рассматриваются нами в дискуссионном поле: с одной стороны, они имеют отношение к рационалистически прагматической и позитивистской системе мысли в рамках современной секулярной культуры и связанным с этой системой «просвещенческими» тенденциями педагогики и психологии, с другой - совершенно иное понимание семантика просвещения и наставничества имеет в христианской аскетике и учении о молитве.
К сожалению, оба указанных дискурса в современной гуманитаристике часто смешиваются. Иногда становится невозможно понять, что подразумевает тот или иной контекст, например, педагогической или же богословской работы: просвещение как повышение образованности, грамотности и общей эрудированности или же как духовный рост и совершенствование человека в христианской традиции? Таким образом, мы считаем важным проведение концептуального различения этих неравнозначных аспектов понятия «просвещение» и соответственной ему категории наставления / наставничества / учительства / руководства. Если формулировать ещё более точно, то наша цель состоит в том, чтобы показать принципиальное различие между секулярным и церковным пониманием «просвещённости» и «наставничества».
Хорошо известно, что Просвещение, понятое секулярным сознанием, - это не только историческая эпоха, но и концептуальная мировоззренческая модель, в основе которой лежит миф о всесилии человеческого разума[2].
Эта исторически сформировавшаяся в европейской культуре Нового времени (с XVI века) модель мировоззрения, призванная к разрушению всех прочих мифов и мифологем человеческой культуры, обернулась рождением нового мифа, характерной чертой которого стала слепая вера в прогресс, что в результате привело к почти религиозному преклонению современной постиндустриальной цивилизации перед достижениями техники и естественных наук. Кроме того, рационалистическая и позитивистская составляющие Просвещения привели к дифференциации целостного знания, специализации и профессионализации, дроблению и фрагментации самой культуры: «Так называемое "Новое время" стало временем постепенного перехода от целостного (как сейчас принято говорить "холистического") восприятия мира к фрагментарному. <...> И в то же время происходит резкое обесценивание конкретной человеческой личности»[3].
Собственно фрагментация - характерная черта современной культуры и как тенденция порождена именно эпохой Просвещения; да и сами понятия просвещения и просвещённости в эпоху Нового времени становятся лишь усечёнными рационализацией осколками, утратившими христианскую сущность своего источника. Миф о всесилии человеческого разума потому и миф, что ставит во главу угла не целостное и всеобъемлющее Абсолютное начало, а лишь часть творения (да ещё и падшую часть) - человека с его весьма ограниченным разумом.
Крупнейшие теоретики Просвещения М. Хоркхаймер и Т. Адорно признавали кризисность данного просвещенческого мифа: «С давних пор просвещение в самом широком смысле прогрессивного мышления преследовало цель избавить людей от страха и сделать их господами. Но наконец-то просвещённая планета воссияла под знаком триумфирующего зла. Программой Просвещения было расколдовывание мира. Оно стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания»[4].
Такое секулярное «просвещение» означает тотальное подчинение человеческого разума научной картине мира, научному рационалистическому мировоззрению, лишённому подлинно религиозного измерения, а также поглощённость прогрессистской верой в экономический успех новейших технологий.
Светское понимание просвещения стало результатом кризиса традиционной христианской культуры и одновременно оказало на само христианство определённого рода воздействие. Поэтому и стало возможным указанное нами в начале статьи смешение дискурсов, охватывающих принципиально разные смысловые сферы: просвещение как богословскую категорию умно-сердечной созерцательной молитвенной жизни и просвещение как узкорационалистический тип человеческой ментальности.
Тем не менее даже современное научное мировоззрение усомнилось во всесилии рационалистических моделей понимания мира, чему и посвящена процитированная нами выше знаменитая книга немецких мыслителей М. Хоркхаймера и Т. Адорно.
Отметим в качестве экскурса в историю вопроса, что свет как физическое явление был осмыслен в научном контексте эпохи Нового времени. Семантика света стала относиться к культурным универсалиям Просвещения, формирующимся на пересечении научного и философского дискурсов. В этом дискурсивном поле совершенно по-новому актуализировалась архетипическая бинарная конструкция «свет / тьма», характерная для христианской культурной традиции. Этот новый аспект был прежде всего связан с феноменом электричества и электрического освещения, которое стало восприниматься культурным сознанием как безусловное достижение технической цивилизации и панацея от всех бед человечества. Произошла переориентация ценностей: тьму можно победить технически и технологически. Рационалистическое осмысление искусственного света привело к новой модели мира, в которой главенствующее положение занимает человек-учёный / инженер / изобретатель.
В культуре ХХ века появилась новейшая оппозиция искусственного и естественного света, вытеснившая и заменившая собой традиционное противопоставление света тьме. Свет естественный - циклический свет небесных светил; свет искусственный - постоянное, управляемое и регулируемое человеком освещение электрических фонарей, ламп и прожекторов. Электрический свет вплетается в богоборческие мотивы литературы и искусства ХХ века: «Нужно создать новое электрическое Евангелие...»[5], - декларировали русские авангардисты.
Было забыто о спасении мира и человека через Преображение Божественным светом. Христианское учение о Фаворском, нетварном божественном свете, преображающем верующее сознание, вытеснялось псевдоэсхатологическим образом пронизанного электрической световой энергией будущего.
Электроэнергия воспринималась как научно-технологическое достижение цивилизации, которое даёт человеку власть над природой и абсолютную независимость от Бога. Однако уже современники технологических открытий электрификации вполне скептически оценивали их значение и развенчивали оптимистический пафос эпохи научно-технической революции: «Свет электрических лампочек, - писал А.Ф. Лосев, - есть мёртвый, механический свет. Он не гипнотизирует, а только притупляет, огрубляет чувства. В нём есть ограниченность и пустота американизма, машинное и матёрое производство жизни и тепла. Его создала торгашеская душа новоевропейского дельца, у которого бедны и нетонки чувства, тяжелы и оземлянены мысли. В нём есть какой-то пафос количества наперекор незаменимой и ни на что не сводимой стихии качества, какая-то принципиальная серединность, умеренность, скованность, отсутствие порывов, душевная одеревенелость и неблагоуханность. В нём нет благодати, а есть хамское самодовольство полузнания; нет чисел, про которые Плотин сказал, что это - умные изваяния, заложенные в корне вещей, а есть бухгалтерия, счетоводство и биржа; нет теплоты и жизни, а есть канцелярская смета на производство тепла и жизни; не соборность и организм, но кооперация и буржуазный по природе социализм. Электрический свет - не интимен, не имеет третьего измерения, не индивидуален. В нём есть безразличие всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нём отсутствуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные взоры. В нём нет сладости видения, нет перспективы. Он принципиально невыразителен. Это - таблица умножения, ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке. Это - общение душ, выраженное пудами и саженями, жалкие потуги плохо одарённого недоучки стать гением и светочем жизни. Электрическому свету далеко до бесовщины. Слишком он уж неинтересен для этого. Впрочем, это, быть может, та бесовская сила, про которую сказано, что она - скучища пренеприличная. Не страшно и не гадливо и даже не противно, а просто банально и скучно. Скука - вот подлинная сущность электрического света»[6].
Нет, не такое рационалистическое и механическое понимание света и просвещения известно в рамках христианского культурного опыта. Просвещение понимается в христианской традиции в качестве приобщённости божественному свету, побеждающему тьму неведения, как говорится о нём в 26 псалме (1 стих): «Господь просвѣщенiе мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защи́титель животá моего, от кого устрашуся?» («Господь - свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?»).
Именно такой, внечеловеческий и сверхприродный, божественный Просветитель, о котором повествуют библейские тексты, святоотеческие трактаты, христианская традиция в целом, даёт человеку подлинно онтологическое просвещение - с опорой на веру в Бога и истоком в Божественном Откровении. Этому просвещённому Богом началу человеческого ведения о судьбах мира и человека была посвящена книга «Просветитель» (до 1504 г.) св. прп. Иосифа Волоцкого, направленная против еретических заблуждений своего времени. Название и содержание этого труда в полной мере соответствует семантике православного понимания просвещения - как приобщения к свету Истины. Все прочие семантические контексты и обертоны - мимо цели.
Главная же цель христианской жизни - спасение. Достигается спасение просвещением ума и очищением сердца посредством благодати Божией: «Возненавидь словеса мiра, да узрит Бога сердце твое, - поучает нас святой преподобный авва Исайя. - Люби часто молиться, да просветится сердце твое. Не люби лености, чтоб не пожалеть, когда достигнешь в воскресение праведных. Храни язык свой, да просветится сердце твое. Не люби лености, и страх Божий вселится в тебя»[7].
Мотив просвещения сердца и очищения ума часто встречается не только в трактатах церковных учителей, но и в молитвословиях Церкви. В утренних молитвах мы молитвенно взываем:
«От одра и сна воздвигл мя еси, Господи, / ум мой просвети и сердце, / и устне мои отверзи, / во еже пети Тя, Святая Троице: / Свят, Свят, Свят еси, Боже, / Богородицею помилуй нас. <...> И ныне просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим, и разумети заповеди Твоя, и творити волю Твою, и пети Тя во исповедании сердечнем, и воспевати всесвятое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь»; «Ты Сам, Владыко, всяческих Творче, сподоби мя истинным Твоим светом и просвещенным сердцем творити волю Твою, ныне и присно и во веки веков. Аминь» (молитва 4-я Макария Великого). Молитвенное прошение о просвещении сердца и ума - постоянный мотив Псалтыри.
Однако для того чтобы цель христианской жизни уяснилась, а средства её достижения были человеку понятны, необходимо наставление в вере. Таким образом, христианское просвещение неотделимо от духовного наставления, понимаемого как наставничество и прежде всего как опытное научение в вере, а следовательно и в молитве.
Опытных наставников в вере мало, их было мало всегда, а в нынешние времена, по свидетельству многих духоносных отцов и учителей Церкви, наставничество в вере оскудевает и того больше. Этой теме посвящали свои труды св. Игнатий Брянчанинов, св. Феофан Затворник, в наши времена - архимандрит Иоанн (Крестьянкин), игумен Никон (Воробьёв) и многие другие православные авторы.
Однако для верующих открыто всё богатейшее наследие библейской и святоотеческой традиции, таинства Церкви и богослужение, которые содержат в себе неоскудевающие богооткровенные дары опытной веры: «Отцы, отделенные от времен Христовых тысячелетием, - отмечал св. Игнатий Брянчанинов, - повторяя совет своих предшественников, уже жалуются на редкость боговдохновенных наставников, на появившееся множество лжеучителей и предлагают в руководство Священное Писание и отеческие писания. Отцы, близкие к нашему времени, называют боговдохновенных руководителей достоянием древности и уже решительно завещают в руководство Священное и Святое Писание, поверяемый по этим писаниям, принимаемый с величайшей осмотрительностью и осторожностью совет современных и сожительствующих братий»[8].
Литургический и богослужебный опыт Церкви также является важнейшей опорой для наставления в вере. Этот опыт ценен уже потому, что объединяет в границах соборной молитвы ветхозаветное и новозаветное учение, христианское богословие и проповедь. Здесь наставничество выражено в чистом виде, поскольку наставляет в вере Сам Христос через своих посредников - священнослужителей, творящих молитву и таинства Церкви.
И, тем не менее, христианам явно заповедано и наставничество как духовное учительство верных. Без наставления, духовного совета более опытных на пути христианской жизни наставников легко впасть в заблуждение и прелесть. «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных, - объясняет такое наставничество св. апостол Павел, - и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему во благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал, но, как написано: злословия злословящих Тебя пали на Меня. А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду. Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа. Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию» (Рим. 15:1-7). В этих словах заключено учение о наставниках в вере. Безусловно, вся церковная соборность, все люди, обратившиеся ко Христу и возрастающие в вере, находятся на разных степенях этого духовного роста. Очень точно об этом говорит св. Феофан Затворник: «Даже у многих бывает так, что никто и не замечает этой светлости внутренней, ни даже сам обладающий ею. Зло око человеческое; ему и не показывают истинно-хорошего, пока оно может повредить ему»[9]. Понятно, что Господь часто закрывает от верующего меру этого роста, дабы верующий не впал в прелесть самомнения и самоценения. Святитель Феофан предупреждал и об опасности самооценки и самомерения: «Не следует слишком заниматься собою. Отцы святые говорят: "Не меряй себя!.." Лучшая мера: "Ничего нет"... Господи, даждь положити начало благое!.. Господи, иже веси судьбами спаси мя!.. И мысль всякую гоните о мерении себя, а, задняя забывая, совсем как бы его не было, - в передняя простирайтесь. Враг наводит на то, чтобы мерять себя, чтобы самомнение возбудить и испортить всё дело. Всегда говорите себе: "Ничего нет, нечего мерять"»[10].
Однако также очевидно, что на христианском пути встречаются более опытные души, стяжавшие дары благодати Божией, иначе история Церкви не знала бы и святых людей. Степень этого духовного роста определяется в христианстве парадоксальным образом - не измерением себя, а смирением. Смирение же в свою очередь определяется способностью видеть свои собственные грехи и собственную немощь. Удивительно: человек, признавший свою никчемность и немощность, обретает дар от Бога помогать другим людям: «Пока человек считает себя лучшим других, достойнее их - никогда не получит ни умиления, ни плача, не будет подниматься по духовной лестнице», - писал игумен Никон (Воробьёв)[11].
Таким образом, в христианстве (и, главным образом, в православном вероучении, поскольку ни в католичестве, ни в протестантизме этот момент не актуализирован) просвещение отождествляется с очищением, а очищение как духовное самосовершенствование совпадает со смирением.
Только смиряющемуся и смирившемуся человеку подаётся благодать Духа Святого и дары Божии. Всевидящий Господь видит не только наши дела, но и наши мысли и намерения. Когда наши мысли пленены духами злобы, лукавства, зависти, зложелательства и обиды, тогда Господь попускает для нашей испорченной первородным грехом природы оскверненные и безблагодатные состояния. Из этой бездны греховности, в которую мы погружаемся всё глубже и глубже, невозможно восстать, опираясь только лишь на собственные силы - волю, разум и даже совесть (хотя совесть, как говорил недавно ушедший из жизни замечательный русский писатель Даниил Гранин, есть «малое представительство Бога» в человеческой душе). Никакими собственно человеческими усилиями не способны мы воспрянуть от трясины греховных страстей, привязанностей и зависимостей, от нашей несвободы. И только уверившись в том, что никакими усилиями невозможно преодолеть это скверное и немощное бытие, которое устроили мы себе сами, и обратившись в покаянном порыве к единственному Источнику нашего спасения - Господу Иисусу Христу - за помощью, мы эту помощь стяжаем как благодатный, всесовершенный и драгоценный дар очищения от грехов через смирение. Чем чаще это происходит с нами, тем чище мы становимся, а чистота становится залогом нашей духовной просвещённости. Очень точно эту тему развивает игумен Никон (Воробьёв): «Человек должен понять: 1) свою ветхость, испорченность, падение, всякую неправду, полное искажение всей души своей и прочее; 2) убедиться на своём горьком опыте, что сам он своими силами не может исправить себя, хотя и должен постоянно бороться со своей испорченностью и оплакивать это состояние; 3) должен обращаться ко Господу, как мытарь: "Боже, милостив буди мне, грешнику. Я погибаю, тону в море беззаконий моих, спаси меня, Господи Иисусе Христе, как спасал всех, кто к Тебе обращался: разбойников, мытарей, блудниц и т.п". Бог есть любовь. По любви к падшему роду человеческому Господь не остановился совершить величайшую жертву: Бог-Отец послал Сына Своего на крестные муки, Бог-Сын несет послушание до смерти крестной, Бог-Дух Святой не гнушается входить в грешную душу человека и очищать и спасать её»[12].
Таким образом, мы усматриваем ещё один парадокс: через признание своей нечистоты, осквернённости, немощности и непросвещённости - через одно только признание этой нашей тотальной, всеохватной испорченности, темнотности, меоничности - мы встаём на путь очищения и просвещения, поскольку свет Христов озаряет нас своими благодатными лучами и просвещает нашу тьму: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твоё будет чисто, то всё тело твоё будет светло; если же око твоё будет худо, то всё тело твоё будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6:22-23).
Наши глаза («око») - тот источник света, который освещает путь нашего земного странствования. Однако без духовного зрения (духовных очей) человек не способен найти верный путь своей жизни. Как при ослабевании физического зрения затруднительным становится осуществление жизненно важных и необходимых действий (а иногда такое состояние даже опасно для жизни), так при ослабевании способности внутреннего видения возрастает опасность заблуждения и падения для человека. Но внутреннее видение зависит от просвещения божественным светом, то есть от благодати. Образ и подобие Божие в человеке делают этот свет внутри нас отчётливо зримым, но мы сами замутняем этот источник света склонностью и удобопреклонностью ко греху.
Метафора света и тьмы в словах Христа, таким образом, является определяющей. Блуждание во тьме - физической или духовной - всегда губительно для нас. Стремление к свету - спасительно! Противопоставление света и тьмы напрямую связано с возможностью/невозможностью видеть. Причём как наше физическое зрение возможно при свете, так условием духовного видения является также свет - божественный.
Однако если наше внутреннее око, по слову Христа, замутнено и загрязнено, то мы утрачиваем способность не только ориентироваться в жизненных обстоятельствах, но и здраво мыслить. И тем не менее, указывает Спаситель, это именно так, поскольку наше внутренняя способность к духовному зрению была повреждена в первородном грехе, носителями которого все мы являемся.
Поэтому и произносит Христос эти загадочные слова «Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?». То привычное нам видение мира, внешнее или внутреннее зрение (миро-воззрение), к которому мы приучены воспитанием, убеждениями, сформировавшимся образом жизни, на самом деле является весьма искажённым, очень далёким от идеала. То, что мы считаем светлыми, ясными, очевидными сторонами жизни, в действительности есть тьма - тьма неведения, наша душевная ослеплённость и духовная слепота. Мы слишком самонадеянно и горделиво полагаем самих себя в качестве надёжного источника знания (света). Об этом и предупреждает нас Христос. Единственный источник света для нас - это Он Сам, Господь наш Иисус Христос! Даже стремление наше к добру и чистоте часто окрашивается в тщеславные тона, а значит уже затемнено, искажено и завязло во тьме кромешной нашего своеволия. Только всемерное упование на Бога даёт нам просвещение наших внутренних очей и формирование подлинного мировоззрения.
Однако Господь никоим образом не ограничивает нашей свободы, и поэтому мы, опираясь на собственную волю и собственные представления о свете и тьме, добре и зле, часто поддаёмся советам лукавых духов, которые стремятся заманить нас во тьму. Для нас вдруг неожиданно становится ценным то, что не имеет никакого значения и цены для Бога: богатство, слава, успех, удовольствие, комфорт и так далее. Но ведь «дело не в деньгах и не в количестве женщин», как пел в известной песне Борис Гребенщиков. Искусство (конечно, только подлинное искусство, вдохновлённое духом творчества и Самим Богом) напоминает нам об Истине и очищает нашего внутреннего человека от замутнённых и искажённых представлений.
Злые устремления человеческой похоти направляют нас к смерти, к темноте и беспросветности существования. Так мертвится жизнь внутренней тьмой, которую мы иногда ещё отваживаемся называть светом, когда гордимся возможностями человеческого разума, познания, своими умственными способностями. Вся эта гордость - от лукавого. Противоположность гордыне - смирение. Необходимо множество раз убедиться в иллюзорности представлений о силе собственного разума, чтобы подойти к смирению как признанию своей слабости, немощности, неспособности без Бога противостоять козням лукавых духов, заполонивших наш горделивый рассудок.
Просвещение божественным светом - во Христе, Который есть Свет мира. Спасение - в Церкви, которая есть Тело Христово. Участвуя в таинствах Церкви, мы становимся членами Тела Христова, и наш путь во тьме и мраке мирской суеты освещается и освящается светом Христовой Истины, которая единственно наставляет и подаёт нам силы к преодолению собственной внутренней тьмы.
Утрачивая свет, омрачаясь, ввергаясь в пучину страстей, человек теряет способность отличать добро от зла и Истину от лжи. А если вдобавок к этому такой человек по-фарисейски убеждён в правильности своей жизни и не видит своего падения, то часто он превращается и в соблазн для других людей. Святитель Феофан Затворник описывает посмертную участь «творящих соблазны и беззакония» и вдохновляет на борьбу со страстями в словах, в которых также присутствует категориальное разделение светы и тьмы: «"И ввергнут их (творящих соблазны и беззакония) в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их". Так совершится разделение добра и зла, света и тьмы. Теперь течёт период смешения их. Господу угодно было так устроить, чтобы тварная свобода возрастала и крепла в добре через борьбу со злом; зло допущено и в сопредельности с свободою внутри, и в соприкосновении с человеком вовне. Оно не определяет, а искушает. Чувствующему искушение необходимо не падать, а вступать в борьбу. Побеждающий освобождается от одного искушения и подвигается вперед и вверх, чтобы там вступить в новое искушение. Так до самого конца жизни. О, когда бы уразуметь нам это значение искушающего нас зла, чтобы по этому уразумению устроить и жизнь свою! Борцы увенчиваются, наконец, переходя в другую жизнь, где нет ни печалей и болезней вовне, и где они извнутри, как ангелы Божии, становятся чистыми без приражения искусительных движений и мыслей. Так заготовляется торжество света и добра, которое во всей славе своей откроется в последний день мира»[13].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
1. Добротолюбие: дополненное. В 5 тт. / В русском переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского. Том I.: Сибирская Благозвонница; М., 2010. 320 с.
2. Исаак Сирин, преп. Слова подвижнические. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008. 632 с.
3. Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990. 464 с.
4. Никон (Воробьёв), игумен. «Нам оставлено покаяние». Письма. М., 2001.
5. Федотов А.А. Личность и развитие глобализации сквозь призму творчества английских писателей конца XIX - первой половины XX вв. М.: Издательский Дом «Большая Москва», 2016. 400 с.
6. Феофан Затворник, святитель. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. М.: Отчий дом, 2012. 320 с.
7. Феофан Затворник, святитель. Наставления в духовной жизни. М.: «Отчий дом», 2000. 367 с.
8. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты / Пер. с немецкого М. Кузнецова, М.-СПб.: «Медиум», «Ювента», 1997. 312 с.
9. Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / сост., предисл., примеч. В.Ю. Бобрецова. Ярославль, 1996. 524 с.
[1] Никон (Воробьёв), игумен. «Нам оставлено покаяние». Письма. М., 2001. С. 338, 345.
[2] Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты / Пер. с немецкого М. Кузнецова, М.-СПб.: «Медиум», «Ювента», 1997. 312 с.
[3] Федотов А.А. Личность и развитие глобализации сквозь призму творчества английских писателей конца XIX - первой половины XX вв. М.: Издательский Дом «Большая Москва», 2016. С. 10.
[4] Хоркхаймер М., Адорно Т. Указ. соч. С. 16.
[5] Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы / сост., предисл., примеч. В.Ю. Бобрецова. Ярославль, 1996. С. 436.
[6] Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990. С. 439.
[7] Цит. по: Добротолюбие: дополненное. В 5 тт. / В русском переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского. Том I.: Сибирская Благозвонница; М., 2010. С. 176.
[8] Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений и писем в 8 т. / Общ. ред. О.И. Шафранова. 2‑е изд., испр. и доп. Т. 1. М.: Паломник, 2014. С. 41-42.
[9] Феофан Затворник, святитель. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. М.: Отчий дом, 2012. С. 146.
[10] Феофан Затворник, святитель. Наставления в духовной жизни. М.: «Отчий дом», 2000. C. 282-283.
[11] Никон (Воробьёв), игумен. «Нам оставлено покаяние». Письма. М., 2001. С. 377.
[12] Никон (Воробьёв), игумен. «Нам оставлено покаяние». Письма. М., 2001. С. 383-384.
[13] Феофан Затворник, святитель. Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия. М.: Отчий дом, 2012. С. 142-143.
Источник: Богослов. Ru
