«…Внешняя политика ‒ это, безусловно, та область, в которой царизм силен, очень силен. Русская дипломатия образует своего рода орден иезуитов, достаточно мощный, чтобы преодолеть в случае необходимости даже царские прихоти и коррупцию в собственной среде… Именно это тайное общество, … и подняло Российскую империю до ее нынешнего могущества. С железной настойчивостью, неуклонно преследуя намеченную цель – эта шайка настолько же безсовестная, сколь и талантливая, содействовала больше, чем все русские армии, расширению границ России от Днепра и Двины за Вислу, до Прута, Дуная и Черного моря, от Дона и Волги за Кавказ, к истокам Оксуса и Яксарта; это она способствовала тому, чтобы сделать Россию великой, могущественной, внушающей страх и открыть ей путь к мировому господству. Но тем самым она укрепила царскую власть и внутри страны» (Ф. Энгельс. Внешняя политика русского царизма. Собр. соч. К. Маркса и Ф.Энгельса. Т. 22, с. 13-52).
«…С Крымской войны она [Россия] не вела самостоятельной внешней политики, а плелась в хвосте политики Западных держав, жертвуя им в угоду своими национальными интересами, и являясь для них вспомогательным резервом» (И. Сталин. О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма». «Большевик», № 9, 1941).
Фридрих или Иосиф? Такие вот противоречивые мнения о русской внешней политике и русской дипломатии высказали два вождя мирового пролетариата. Второе мнение высказано вслед другому примерно полвека спустя. И, кстати, конкретно по поводу первого. Однако, само по себе не факт, что именно оно является верным. Фридрих Марксович иной раз так бывал прозорлив, что до сих пор диву даешься. Грядущее провидел аки пророк некий. Не то, что там под носом и на виду у всех, ― вроде царской внешней политики да дипломатии. Вот не угодно ли.
Никакая иная война, кроме всемирной… «Для Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданной силы.
От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга, и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста, как никогда еще не объедали тучи саранчи.
Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной, ‒ сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь континент, голод, эпидемии, всеобщее одичание, как войск, так и народных масс, вызванное острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите.
Все это кончается всеобщим банкротством. Крах старых государств и их рутинной государственной мудрости. Крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны.
Абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится, и кто выйдет победителем из борьбы…».
Не надо скромничать, гражданин Энгельс! Все вы уже предусмотрели. Во Франции корон нету. Значит, из ваших слов необходимо следует, что в предвидимой и предсказанной вами общеевропейской войне выйдет победителем – про-французский блок. Но ‒ без России!
Россия же у Энгельса неявно присутствует именно во французском блоке. Поскольку в противном случае Германия вместе с Россией разделались бы с Францией как бог с черепахой. Одной бы Германии за глаза хватило. И Англия с Америкой не помогли бы. Да они в этом случае и вмешиваться не стали б.
Как говорится в известном анекдоте про путан, ‒ они же проститутки, а не идиотки!
И короны в этом случае, что характерно, все бы целы остались. Все это тем более любопытно, что до возникновения противоестественного русско-французского альянса оставалось долгих шесть лет. Не во исполнение ли предначертанной цели он и начал подготавливаться?
А оговорка о том, что трудно предсказать, кто выйдет победителем свидетельствует лишь о том, что окончательное решение кого сделать таковым и на каких условиях, еще не было принято на высшем в пределах Земли ‒ мировом уровне.
Но судьба, предначертанная «старой Европе» в целом, ясно видна из заключительных слов классика: «Вот куда, господа короли и государственные мужи, привела ваша мудрость старую Европу. И если вам ничего больше не остается, как открыть последний великий военный танец, ‒ мы не заплачем» (Ф. Энгельс. Введение к брошюре Боркхейма «На память ура-патриотам» // Собр. соч. К.Маркса и Ф.Энгельса. Т. 21, с. 356-361).
Написаны эти хватающие за душу строки 15 декабря 1887 года в городе Лондоне. Примерно за 30 лет до того, как предсказанная война состоялась в точности по описанному сценарию и с детально совпадающим результатом. Такое просто не бывает. Словно бесы на ухо нашептали. Прямо духовидец какой-то, а не марксист!
Так что может и в оценке дипломатии царской прав он, а не гений культа личности?
А вот и третий! Для внесения ясности в этот вопрос приведем еще одно мнение ‒ третье. Принадлежит оно бывшему русскому вице-консулу в Мосуле Юрию Сергеевичу Карцову, знакомцу Константина Леонтьева, дипломату и геополитику: «После неудачной Крымской войны внешняя политика России всецело стоит на почве компромисса. Война за освобождение славян, а за нею японская, еще более утвердили правительство в убеждении правильности системы согласования интересов России с интересами более культурного Запада» (Карцов Ю.С. В чем заключаются внешние задачи России (Теория внешней политики вообще и в применении к России). СПб., 1908, с. 41-42).
Не правда ли слова члена Главной Палаты Русского народного союза имени Михаила Архангела Ю.С. Карцова почти текстуально совпадают с вышеприведенными словами Генерального секретаря ВКП(б), а в сентябре 1941 еще и Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина?
И прежде чем идти в наших рассуждениях дальше подумаем вот о чем.
Во-первых, похвально отзываться о тех сторонах деятельности противника, в которых он явно делает ляпы, есть один из классических приемов тайной войны. Главным врагом для Карла и Фридриха, и многих прочих карл всех времен и народов – была Россия. Так что вполне возможно истинное мнение соавтора «Коммунистического манифеста» о внешней политике царизма мало отличалось от двух других, но момент требовал…
А во-вторых: почему и Юрий Сергеевич и Иосиф Виссарионович, явно не сговариваясь, так дружно говорят именно о Крымской войне, как о некоей роковой развилке для русской внешней политики? Выше мы касались вскользь этой темы и в первом приближении ничего особо страшного ни в ней, ни в ее последствиях для России не обнаружили.
Ну, поменяли взятый в очередной раз Карс на половину Севастополя, взятую объединенной Европой в результате годичной осады. Флот пятнадцать лет на Черном море не заводили ‒ до циркулярной ноты Горчакова от 30 октября 1870 года. Зато на Востоке, сколько дел втихую обделали. И Приамурье присоединили, и Уссурийский край ‒ век бы так жить.
Ведь не отвлекись Англия так надолго на Севастополь, ‒ номер мог бы и не пройти.
Что же было еще в Крымской войне такого, не бросающегося в глаза, что однозначно представлялось крупнейшим поражением Российской Империи лидерам столь разных организаций, как Союз Михаила Архангела и ВКП (б)?
Об этом – дальнейший рассказ.
Борис Глебович Галенин, военный историк
