Усталость тихая, вечерняя
Зовёт из шума городов
В Нижегородскую губернию
И в синь Семёновских лесов…
Эти строки я прочитал первыми в сборнике избранных стихов Бориса Корнилова, который купил сразу, как только демобилизовался из рядов Советской Армии. Книга была издана Волго-Вятским книжным издательством к 70-летию со дня рождения Бориса Петровича в городе Горьком. «Нижегородская губерния» в те годы звучало как что-то древнее, патриархальное и в то же время притягательное, непреодолимо зовущее к постижению этого сокрытого тогда от нас новыми названиями городов, улиц, площадей.
Сейчас бы сказали – это тяга к национальным корням. В середине 70-х годов прошлого века так не выражались. Но я рос в пределах старой Нижегородской ярмарки, среди её каналов, лабазов, доходных домов и гостиниц, превращённых в жилые бараки. Потому древний Нижний Новгород, хотел бы я того или нет, но тянул к себе невидимыми нитями. И я постигал его по крохам, по крупицам, по истории превращённых в склады и клубы храмов, по странным названиям домов – «Германия», «Медведей», «Главсоль»…
В Нижнем Новгороде с откоса
чайки падают на пески…
………………………………………………..
Влажным ветром пахнуло немного,
лёгким дымом, травою сырой,
снова Волга идёт, как дорога,
вся покачиваясь под горой…
………………………………………………….
Наши разные разговоры,
наши песенки вперебой.
Нижний Новгород,
Дятловы горы,
ночью сумрак чуть-чуть голубой.
Сколько раз всё это мною было видено и пережито – не счесть. А так сказать никогда бы не додумался, не смог.
Как возникает это таинство – рождение поэзии, казалось бы, в случайном человеке.
Истинный поэт – миссионер слова.
Это состояние должно выжечь в нём всё мелкое, суетное, сиюминутное. Многие ли на такое способны, готовы пойти по такому жизненному пути? Единицы. Только избранные для этого подвига Господом. Да и те не все решаются на подвиг, а идут на компромиссы со временем и собственной совестью. Но кто решается, тот навсегда остаётся в благодарной памяти народной.
Мне много пришлось поездить по нашей стране, встречаться с разными людьми, выступать перед ними и в крупных городах, и в небольших сёлах. Со временем я стал невольно обращать внимание на одну деталь: в каждом населённом пункте сейчас есть возрождённый храм и одновременно в нём сберегается память о каком-нибудь литераторе, поэте или писателе, связанном судьбой с этой землёй.
Это феномен двуединства русского духа, которое выражается в вере и творческом начале преклонения перед СЛОВОМ. Неразрывное, мистическое соединение. Не мыслит себя народ России ни без веры, ни без литературы. Потому он в прошлом веке выстоял в сохранении Православия, в этом выстаивает во времена пренебрежения к исконной, нравственной, с родниковым словом русской литературе, помня и любя творчество своих поэтов, сберегая его для будущих поколений.
В Семёнове, на торжествах, хоть и не очень много, но говорили о трагической судьбе Бориса Корнилова. Конечно, эту тему невозможно было обойти – слишком рано ушёл поэт из жизни, слишком жестоко был прерван его земной путь
Однако, если поэзия даётся свыше, то и поэты не появляются среди нас случайно. А значит как их приход, так и уход не являются случайными и совершаются не без высшей воли, а в то время, когда Господь решает.
Нам невозможно понять высших смыслов этих уходов. Остаётся только принимать свершившееся таким, каким оно есть.
Может быть,
а может быть – не может,
может, я живу последний день,
весь недолгий век мой – выжат, прожит,
впереди тоска и дребедень…
(«Смерть», 1931)
Вот так начинает своё стихотворение 1931 года Борис Корнилов. И всю дальнейшую «дребедень» объясняет, которая ничто, по сравнению вот с этим:
Мы идём.
И рука в руке,
И шумит молодая смородина.
Мы на Кержинце, на реке,
Где моя непонятная родина,
Где растут вековые леса,
Где гуляют и лось и лиса
И на каждой лесной версте,
У любого кержачьего скита
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита.
Девки чёрные молятся здесь,
Старики умирают за делом
И не любят, что тракторы есть –
Жеребцы с металлическим телом.
Эта русская старина,
Вся замшённая, как стена,
Где водою сморёна смородина,
Где реке незабвенность дана, –
Там корёжит медведя она,
Желтобородая родина,
Там медведя корёжит медведь.
Замолчи!
Нам про это не петь.
(«На Керженце», 1927)
Да нет, Борис Петрович, будут петь и после, и, надеемся, ещё не один век эта песня пропоётся многими поколениями русских людей. И в веках будет с благодарностью помнить Русь и ваше незабвенное имя, и вашу поэзию, когда-то данную нам от щедрот Божьих.
Вот и в Семёнове в историко-художественном музее создали литературную экспозицию, посвящённую жизни Б.П. Корнилова, вспоминали его и совсем мальчишкой, и зрелым поэтом.
Хозяева угощали приехавших гостей чаем с семёновскими пирогами и ватрушками. Затем у гранитного памятника поэту на площади, названной его именем, под дождём читали его стихи и стихи ему посвящённые. А далее Центр искусств, большой концерт, где и сказал я со сцены примерно то, о чём написал выше.
И хорошо мне было на родине Корнилова. Люблю я приезжать в этот старинный, духовно чистый, гостеприимный город, окружённый заволжскими лесами. Здесь легко сердцу среди отзывчивых и талантливых людей. Здесь разлита музыка корниловских стихов.
Валерий Викторович Сдобняков, главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век», председатель Нижегородского отделения Союза писателей России
