Мы приходим в храм Божий, потому что в мире существует грех и существует смерть. Сколько плача и горя во всем мире, сколько слез — наверное, больше, чем где бы то ни было, — во все времена, и особенно сегодня, в нашей многоскорбной России!
Среди Церкви всегда — воскресший и всем владычествующий Христос, первый вестник всеобщего благодатного дня Воскресения. Тем не менее и с этим чудом мы можем остаться подобными утешителям Иова. Хотя мир в горе и недоумении вопрошает: «Если есть Бог, то почему Он допускает такие страдания?» — это совсем не поиск теоретического ответа. Никакой ответ, как бы он ни был глубок и полон, не облегчит ничьей боли. Люди ищут исцеления — не просто знания. Наше сердце — там, где надежда на исцеление, на возвращение дорогого человека, который физически или духовно умер. Недостаточно сказать: «Страдания и смерть — наказание за грех». Божий ответ на главный вопрос неверия, вопрос зла — практического характера. Смысл его — сделать что-нибудь для человека, а не просто все объяснить ему. Своим служением исцеления и воскрешения мертвых Господь не одобряет пассивной сдачи перед фактом страданий. Чудеса, которые Он совершает, подчеркивают со всей силой, что страдания должны быть преодолены.
«Мне должно делать дела Пославшего Меня», — говорит Господь. И все же самое великое из этих дел Божиих было явлено в распятии, когда руки Спасителя, которыми Он исцелял и воскрешал, были пригвождены в бессилии, и Он Сам стал, сострадая тем, кто был рядом с Ним, жертвою. Бог не просто коснулся края наших страданий, но вошел в самую их сердцевину. Он дал ответ тем, кто был там в предельном отчаянии, и всем, кого задела смерть, явив самое полное с ними единство. И теперь Христос в человечестве Церкви снова и снова сходит в глубины ужаса и горя, чтобы быть там, где Его, как говорит слово Божие, братья и сестры терпят страдания, болезни и смерть. Эта Церковь, которая называется Телом Христовым, не может отделить себя от боли мира. Проповедь Христа распятого, таинство Его присутствия во тьме мира означают для нас возможность восполнить, как говорит апостол Павел, то, что не достает Христовым страданиям. И только такой проповедью мы можем приносить утешение.
Некий свет утешения приходит страждущим и от тех, кто, не зная Христа, стоит с ними рядом и хочет разделить их тяжесть. Это тоже немало, потому что первоначальный инстинкт падшего человека — отделить себя от несчастного и не подходить слишком близко к той тьме, которая может оказаться заразной и нарушить наше собственное благополучие. Однако тьма отступает только от света Христова, и по-настоящему утешить можно только утешением Утешителя. Наше присутствие там, где горе, должно соединиться с присутствием Христовым. Но это присутствие наше среди страданий мира необходимо, потому что только по мере того как умножаются у нас страдания Христовы, умножается у нас Его утешение.
Преподобный Амвросий Оптинский являет собой прежде всего этот образ истинного утешения. «Батюшка, помолитесь, чтобы мне успокаивать других!» — обращается к нему какая-то женщина. «Успокойся прежде сама, тогда и других будешь успокаивать». Среди общей холодности и равнодушия, при совершенном нежелании людей видеть и чувствовать дальше собственного существа труднее всего добиться, чтобы участие было не просто вежливым словом, а чтобы оно было подлинным, чтобы оно светилось во всяком звуке голоса, во всяком движении и чтобы оно было не только по отношению к самым близким людям, но к каждому попавшему в беду человеку. Самое великое и самое редкое сокровище в мире — сердце внимательное — обретается многими скорбями по дару Христа.
Преподобный Амвросий говорил: «Любовь противным искушается, чтобы иметь прочное основание». И это означает принять участие делом в скорби другого человека, а не заменить его душевным чувством, никогда не достигающим истинной Христовой глубины.
Нет иного утешения, кроме утешения Креста, и даже благодать Божия, призывающая к служению утешения, может быть иногда воспринята, как говорит апостол Павел, с превозношением. Утешительное чувство и наслаждение благодати, говорит преподобный Амвросий, может быть опасно и близко к прелести. Это может быть, по слову святого Исаака Сирина, желанием славы Креста прежде распятия плоти досадою Креста. Так, если земледелец, увидев цвет сочтет его за плод и сорвет его, то уже никогда плода не получит.
Однако ни один человек, говорит преподобный Амвросий, не должен остаться неутешенным: если сто человек успокоишь, а одного оскорбишь — все пропало. Даже Лев Толстой, до конца не желавший примириться с Церковью, отзывался так об о. Амвросии: «Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога». Чтобы было понятнее, о чем идет у нас речь, приведем два примера из жизни преподобного. Одна молодая девушка с хорошим образованием, с хорошими стремлениями внезапно очень остро ощутила всю пустоту и бессмысленность жизни. Она приехала в Оптину и пошла к старцу. В келье шло всенощное бдение, было много народа. Во время молитвы, глядя на образ Божией Матери «Достойно есть», она как бы почувствовала в сердце ласку Самой Царицы Небесной и, не замечая сама, стала горько плакать. Вдруг из своей кельи выходит старец и с лицом, полным сострадательного участия, спрашивает: «Кто здесь так горько плачет?» Ему ответили: «Никто, батюшка, не плачет». «Нет, — повторил старец, — здесь плачет кто-то». С этого момента судьба девушки была решена: она просила старца принять ее в Шамордино. Ее мать приехала немедленно, чтобы «вырвать свою дочь», как она выразилась, «из этого ужасного монашеского плена». Со скорбью и упреками вошла она к батюшке. Старец предложил ей стул. Прошло несколько минут разговора, и огорченная мать невольно, не понимая сама, что с ней делается, встает со стула и опускается около старца на колени. Беседа длится. В скором времени с дочерью-монахиней соединяется и мать-монахиня.
В 1891 году, в год преставления преподобного, одна девушка, перелистывая журнал «Нива», увидала портрет о. Амвросия и заметку о том, что старец этот скончался в устроенной им Казанской женской общине. Несмотря на то, что изображение старца было довольно плохое, оно поразило молодую девушку. Взгляд его проницательных и бесконечно добрых глаз даже с картинки проник ей в душу, и она тут же почувствовала, что должна быть в обители, основанной этим старцем. В журнальной заметке ни о самом старце, ни об обители ничего особенного сказано не было, но в душе ее уже сложилось твердое решение. Вскоре она уехала в Оптину Пустынь, а оттуда в Шамордино, где и осталась навсегда.
И еще один случай. Лет тридцать назад, когда преподобный еще не был канонизирован, я причащал на дому умирающую старушку и увидел у нее на комоде большую фотографию отца Амвросия. Она сказала мне, что эта фотография чудотворная. Когда у нее было страшное горе, так что она не надеялась и выжить, она обратилась с отчаянной мольбой к старцу, и, как только перекрестилась, увидела в комнате на мгновение его живое, полное любви и сострадания лицо. После этого ей сразу стало легко, и она почувствовала полное успокоение.
«Утешайте, утешайте люди Мои», — говорит Господь. Дай нам Бог быть едиными до конца с неутешным горем России и молиться к нашим русским святым обо всех погибших за колючей проволокой концлагерей и на полях сражений, о убиенных невинно в октябрьской бойне 1993 года, о убиенных Оптинских иноках, обо всех, убиваемых ныне каждый день, хотя нет как будто у нас войны, о всех наших патриотах, погибших на войне в Новороссии, обо всех погибающих не только физической смертью, чтобы Церкви дана была власть сказать слово Христова утешения народу: «Не плачь». И тогда люди, может быть, с изумлением обернутся и скажут: «Бог посетил народ Свой. Никакие двери не остались для Него затворенными, никакой гроб не мог удержать Его, нет такой долины смерти, чтобы не было в ней Бога!»
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России