«Нас подталкивают к мысли о неизбежности церковной реформации»

«Тема коронавирусной эпидемии активно формирует общественно-политическую повестку. Церковное сообщество также оказалось вовлечено в политическое отыгрывание коронавирусной темы, которая приобретает в церковной среде наряду с политическим и богословский, а нередко и прямо эсхатологический подтекст. Вопреки усилиям священноначалия, направленным на формирование у паствы ответственного восприятия происходящего, наблюдаются попытки создать богословскую концептуализацию событий, связанных с COVID-19, которая подтолкнула бы Церковь в трудный момент к принятию необратимых решений, направленных на ее секулярную реформацию. Такая концептуализация требует особой информационной повестки, которая обозначается тезисом "пандемия как задание от Бога" (блогер Виктор Судариков)», - пишет в статье «Пандемия и новая сакральность» заместитель Главы Всемирного русского народного собора, профессор философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Владимирович Щипков. Статья опубликована на сайте Глазьев.ru.

По его словам, речь идет о якобы уникальном характере пандемиальной ситуации, которая является прямым обращением Бога к верующим, дабы «обличить и вразумить Своих, то есть Церковь» (игумен Петр Мещеринов). Используется толкование этой ситуации в духе «Божьей кары» и «Божьего послания», смысл какового послания аксиоматичен, абсолютно ясен, касается всех членов Церкви без исключения и должен привести к кардинальному повороту в осмыслении самой Церковью собственного положения и собственной миссии, а в конечном счете к ее радикальному реформированию на секулярных основаниях, отмечает автор статьи.

По его словам, в пределе — это призыв к продолжению церковной «перманентной революции» начатой еще весной-летом 1917 года реформаторски настроенным духовенством при прямой поддержке Временного правительства. Собственно реформаторским духом был пронизан весь Поместный Собор 1917-18 гг., инициированный также Временным правительством.

Также Щипков отмечает, что некая кардинальная политическая перемена (например, отречение Государя) принимается под давлением самоназначенной группы «прогрессивной общественности» без обсуждения - как магистральный принцип, направленный на богословскую переоценку существующих религиозных ценностей. Обсуждению подлежит что угодно — будущие ценности или будущий язык Церкви, но не сам факт «переоценки ценностей». Этот факт обязателен для исполнения. Этот факт — сам по себе есть «высшая ценность», которая не обсуждается: ведь что не обсуждаемо, то сакрально.

«Это направление мысли хорошо известно в западном модернистском богословии. Некое особое событие вселенского значения (например, теракт 11 сентября) используется как повод для смены богословского дискурса. В отношении предыдущего богословского опыта используется выражение "сброс на ноль" и таким образом исходное условие превращается в императив», - продолжил автор статьи.

Он также отметил, что эпидемия — это особый случай, но таких особых случаев в принципе может быть сколько угодно - богословие после Освенцима, после «Шарли Эбдо», после майдана, после землетрясения-наводнения-пожара-торнадо — всегда после чего-нибудь. Каждый раз постмодернистское богословие выдвигает новое «сакральное» событие, чтобы от него оттолкнуться и задать критерии некой новой сакральности. Далее «новая сакральность» успешно используется в политических и экономических целях, но это в условиях уже победившей реформации, у нас же в России церковная реформация пока является домашним заданием, поставленной целью, на которую в первую очередь и направлены усилия, добавил эксперт.

Далее он приводит различные примеры высказываний о коронавирусе. «Общий смысл их высказываний: не сам вирус, но Бог с помощью вируса выгнал из храмов прихожан, поскольку прогневался; Его не устраивает наше маловерие и наше неверное понимание назначения Церкви… Иными словами, вирус – это Божье наказание и великий знак свыше… Если протоиерей выступает как медиум, толкующий знамения, значит, нам навязывается вера в тайное знание, а не в Слово Божие, и это чистый гностицизм. Но дело еще и в том, что утверждение о "битве" выглядит едва ли не как пророчество скорого Армагеддона и конца света. Господь якобы решил отбросить "застывшую" Церковь, а взамен принять и возвысить другую, живую, обновленную, реформированную церковь», - отметил Щипков.

«Нас подталкивают к мысли о неизбежности церковной реформации и о скором появлении грядущего реформатора — ведь Бог уже "разминается" и вот-вот отшелушит застывшую церковную скорлупу со своего Тела», - отметил автор статьи.

«Некоторое время назад протоиерей Алексей Уминский демонстрировал в своих высказываниях похожую логику, утверждая, что в трагедиях ХХ века "виновата Церковь", потому что не смогла их предотвратить, а, следовательно, место и роль Церкви в современном обществе должны быть как-то заново определены. Хотя, заметим, что все революции, репрессии и мировые войны вдохновлялись исключительно секулярными идеологиями. Мысль о том, что Бог через эпидемии являет нам Свою волю, которую мы должны постичь и принять за руководство к действию, может произвести впечатление лишь на мятущегося и напуганного человека. Настаивание на своей способности лично читать послания Бога, адресованные всей Церкви, неизбежно ведет к эзотерике и гностицизму, что и приходится констатировать», - продолжил он.

По словам автора статьи, результаты этой богословской методики обычно неутешительны. Священник Никита Бадмаев в финале своей проповеди заявляет буквально следующее: «И как будто Бога нет... Он опять умер, теперь от коронавируса...». Это перифраз Фридриха Ницше, главного богоборца XIX века. Ради красного словца не пожалеешь и отца… на этот раз Отца Небесного. Так инерция постмодернистского игрового сознания, оттолкнувшись от спектакля на тему «конца времён» и Армагеддона, доводит до прямого, хотя, вероятно, и невольного кощунства, добавил он.

По словам А.В. Щипкова, выдавая эпидемию COVID-19 за веху в истории Церкви, аудиторию подводят к некоему «откровению», напоминающему пророчества Феклуши из «Грозы» Александра Островского: «Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние!»

«Можно отнести это явление к псевдостарчеству, а можно охарактеризовать резче — как лжепророчество. Христос предупреждал: "Берегитесь лжепророков"», - подчеркнул автор публикации.

Он также отметил, что вариант вирусного «богословия после» имеет два разных смысловых уровня. Они создают универсальное и «неопровержимое» объяснение того, почему Церковь должна реформироваться. «Потому что таково задание Бога, которое мы поняли безошибочно в минуту смертельной опасности и отверженности, когда паства не может войти в Его храмы. Он не пускает нас туда, и этот гнев Божий замаскирован под вирус», - сказано в статье.

«Если мы позволим настроить нас на этот апокалиптический тон, то далее легко примем уже любые "спасительные" пророчества, выводы, суждения, ведь главное — чтобы не стало хуже. Великанов пишет об этом практически открыто: "А у нашего Бога, оказывается, отменное чувство юмора!… Он ведь просто чуть-чуть приблизил реальность смерти к каждому дому. Чуть-чуть снизил градус праздничного пафоса". В нормальном состоянии христианин не может ни помыслить, ни воспринять подобное суждение, ибо какой же юмор в том, что люди умирают, задыхаясь как в газовой камере? Эта легковесная постмодернистская игра слов и смыслов, по сути, ничем не отличается от гнетущей ненависти Андрея Кураева, которую тот сформулировал в своём "некрологе" по кончине протоиерея Александра Агейкина. Абсурдный взгляд для здравого ума, который находится в ладу с сердцем», - продолжил Щипков.

«Любое "богословие после" эксплуатирует чувство страха. Чувство страха иррационально и заставляет даже рассудительного человека верить в то, во что тот раньше не верил. Но "богословие после пандемии" пошло дальше и к страху присоединяет чувство вины, коллективной вины перед Богом. Играет на соединении чувства страха и чувства вины, комбинирует их. Так в лабораториях комбинируют генетический материал вирусов, соединяя разные компоненты. Нам предлагается путь от новозаветного к ветхозаветному состоянию. В Ветхом Завете присутствует принцип коллективной ответственности народа до седьмого колена. Христос этот принцип отменил. Навязывать евангельскому сознанию принцип коллективной ответственности означает в сущности декатехизацию и обратный путь к Ветхому Завету», - отметил он.

«Реформация - дело всеобщее, касается абсолютно всех и надо как-то объяснить членам Церкви, почему они все вместе должны согласиться быть реформируемыми. Лучше всего для этого подходит тезис: все виноваты, значит, все должны покаяться, измениться и идти в реформацию как в революцию. Впрочем, слово "как" избыточно: реформация и есть революция в Церкви. Это, по мысли реформаторов, единственное условие спасения. Такова революционная сотериология», - подчеркнул Щипков.

«Нам внушают, что нынешняя Церковь — уже ненастоящая, мертвая, непригодная, в сущности, предлагая Церкви отменить саму себя. Парадокс этого "откровения" заключается в том, что его предпосылка – эзотерическая, а вывод из нее следует секуляристский: давайте реформируем Церковь. Факт закрытия храмов используется как предлог для продвижения политической повестки», - сказано далее в статье.

«Мы понимаем, что читателя интересуют конкретные предложения — что именно хотят изменить в Церкви. Список этих новаций давно сформирован и хорошо всем известен», - пишет автор статьи. Далее он повторяет основные его положения:

· Отмена института патриаршества и возвращение к синодальной системе управления;

· Переход от епископальной системы, идущей от понятия апостольской преемственности, к церковному парламентаризму: выборность епископата и духовенства, трехгодичная ротация членов Синода и других церковных учреждений;

· Переустройство Церкви в конфедерацию свободных и независимых друг от друга приходов (протестантский принцип горизонтального устройства вместо иерархического вертикального);

· Легализация прямого участия духовенства в политической борьбе, включая уличную;

· Создание профсоюза духовенства для консолидированного противостояния епископату;

· Создание мирянского движения, неподконтрольного епископату и духовенству (формирование социальной базы как рычага воздействия на Церковь);

· Реформирование монашеских уставов (выборность игуменов, духовников) для ослабления влияния монастырей на народную религиозную жизнь;

· Богословская реформа в русле «парижской школы». Например: дальнейшее развитие идеи всеобщего священства, что открывает дорогу мирянам к управленческим рычагам; совершение Евхаристии мирянским чином, рукоположение священников не епископом, а другими священниками и многое другое;

· Кардинальная реформа церковного искусства. Смена «устаревшей» формы, которая необходима для изменения содержания: русификация богослужения, создание новой иконы, архитектуры, облачений, музыки и проч. Передача права идеологического «заказа» и богословской интерпретации церковного искусства от епископа к «профессионалу» - художнику, музыканту, архитектору;

· Передача контроля за финансовыми потоками белому духовенству (вариант – мирянам);

· Запрет русскому государству оказывать материальную, политическую и экспертную поддержку русской Церкви (противопоставление Церкви и государства с целью ослабления обоих исторических институтов).

«Перечень запланированных изменений, как мы видим, внушительный. Сравним: в конце 1980-х годов было предложено нечто подобное в светской жизни — начать историю России с нуля, не с дореволюционных традиций, а именно с нуля, взять новый исторический старт. Это привело к краху страны. Сейчас нам точно так же предлагают упразднить тысячелетний опыт русской церковной жизни и начать жизнь Церкви "с нуля". Разговор верующего с Богом опосредован Писанием и святоотеческим наследием, мы находимся в рамках их незавершенного, исторически длящегося толкования. Без учета совокупного опыта Церкви, опыта наших единоверцев этот процесс неполноценен. Он не может происходить в форме эзотерических откровений и массового покаяния», - отмечается в публикации.

«Периодизация Церковной истории связана с соборами (это в первую очередь), гонениями, преодолениями расколов и ересей, но никак не с эпидемиями. На самом деле эпидемия — не кара и не знамение, но испытание. Причем Бог нас испытывает постоянно, а не только сейчас, и хотя были в прошлом и войны, и революции, и другие эпидемии – "последние времена" не наступили и знать эти даты нам не дано. Эпидемия требует бережного отношения к ближнему, но в ней нет ничего, что требовало бы от Церкви структурных изменений. Не существует "богословия до" и "богословия после", богословие следует своим путем, согласно промыслу Божьему. Мы не можем угадать, чего Бог хочет от нас именно сейчас, зато мы хорошо знаем, чего Он хочет всегда. И эпидемия на это никак не влияет», - заключил Александр Щипков.