Имя архиепископа Никона (Рождественского) было широко известно в дореволюционной России прежде всего благодаря его выступлениям в «Троицком Слове» - самом популярном церковном издании тех лет. Эти выступления составили впоследствии цикл сборников, получивших общее название «Мои дневники». Предлагаем вниманию читателей одну из наиболее ярких публицистических статей из этого сборника - «Умеем ли мы молиться Богу?»
Что есть молитва в духовной жизни христианина? В сущности она есть
дыхание души, живущей с Богом, постоянное возношение ума и сердца к
Богу, являемое благоговейным словом к Богу.
Умеем ли мы «дышать молитвою», возносить свое сердце, свой ум к Богу
так, как подобает, как научил нас Господь, как учат святые угодники
Божии? Умеем ли мы молиться?
Как ни скорбно, но должно сказать, что мы, нынешние христиане, или разучились, или вовсе не научились молиться. И не потому ли, что мы в молитве уходим от Бога, сердцем далече отстоим от Него, гаснет в нас и жизнь духовная, и многие из нас даже понятия не имеют о том, что такое есть сия жизнь духовная, и мы живем только жизнию плоти и души, вовсе забывая, что в нас есть еще дух, существенно отличающий нас от других живых существ, духа не имущих?.. Не потому ли так быстро прививаются к нам такие учения, как дарвинизм, производящий человека от обезьяны? В самом деле, если человек вовсе не ощущает в себе начал духовной жизни, жизни духа, то он живет жизнию только животною, душевною, с миром духа не соприкасается, дух в нем как бы замер, не дышит, и ему становится как бы естественно уже и ощущать себя - только животным, а остаток неизгладимого в нем образа Божия, последние следы его всячески стирать под давлением греховных страстей, заглушая голос совести хитросплетаемыми софизмами лженаук естественных... Человек постепенно погружается опять в ту тьму богозабвения, в какой он находился несколько тысяч лет до Рождества Христа Спасителя, и уподобляется снова скотам несмысленным.
Молитва есть великий дар Божий, но подается он только тому, кто за
ним простирает к Богу руки, кто идет к Богу с произволением молиться.
Являем ли должное произволение, стремимся ли мы к Отцу небесному, яко
елень к источникам водным, ищет ли, просит ли наше сердце молитвы?
Не умеем мы, разучились мы молиться, но - слава Богу: есть среди нас еще
жаждущие молитвы, взывающие к Богу сердцем: Господи, научи нас
молиться!
Достойно внимания вот что: в нашей Православной Церкви, милостию Божией еще хранится священное предание о том, как творить Богу угодную и спасительную молитву; а отпадшей от единения с нею церковью западной, латинской, по-видимому, оно совсем утрачено и подменено мечтательною молитвою и состоянием прелести, как это видно из жизнеописаний всех западных святых после отпадения Запада от Востока.
Троицкие листки 1891 года
Это отобразилось даже в религиозном искусстве: в то время как православная икона, особенно написанная в духе древних преданий церковных, не увлекает воображение в область мечтательного натурализма: тонкие линии, прямые черты, высокие темные фигуры, только условно напоминающие живых людей, не увлекают воображение, не разжигают фантазию, - живопись латинская пленяет красотою внешних, телесных форм и быстро овладевает воображением, способствуя тем мечтательной молитве.
В житиях святых можно видеть много примеров погибельного состояния прелести от неправильной молитвы; встречаются они и теперь как в монастырях, так и среди мирян.
Рассказывает епископ Игнатий (Брянчанинов. - Ред.) об одном афонском иеросхимонахе, которого он просил научить его молитве. «Иеросхимонах немедленно согласился быть моим наставником, - говорит он, - и - о ужас! - с величайшим разгорячением начал мне передавать способ восторженной, мечтательной молитвы. Вижу: у него разгорячены и кровь, и воображение - он в самодовольстве, в восторге от себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему высказаться, я начал понемногу, в чине учащегося, предлагать ему учение святых отцов о молитве, указывая его в «Добротолюбии» и прося объяснить мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу: он вовсе не знаком с учением святых отцов о молитве. В беседе говорю ему: «Смотри, старец: будешь жить в Петербурге, никак не квартируй в верхнем этаже, квартируй непременно в нижнем». - «Отчего так?» - спросил афонец. - «Оттого, - отвечал я, - что если вздумается Ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести из Петербурга на Афон и они понесут тебя из верхнего окна да уронят, то убьешься до смерти; если же понесут из нижнего, то только ушибешься». - «Представь себе, - отвечал афонец, - сколько раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая мысль, что Ангелы восхитят меня и поставят на Афоне!» Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало вкушает пищи и чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается в теплой одежде. Я стал просить афонца, чтоб он испытал способ, преподанный святыми отцами, заключающийся в том, чтобы ум во время молитвы был совершенно чужд всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы, заключался и вмещался, по выражению св. Иоанна Лествичника, в словах молитвы, причем сердце обыкновенно сочувствует ему душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал преподобный Марк подвижник: «Ум, неразвлеченно молящийся, утесняет сердце: сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Когда же ты испытаешь над собою, сказал я афонцу, то и мне сообщи о плоде опыта, подобно тому, что самому предпринять такой опыт неудобно по развлеченной жизни, мною проводимой. Афонец с охотой согласился. Через несколько дней приходит он опять ко мне и говорит: «Что ты со мною сделал?» - «А что?» - «Да как я попробовал молиться со вниманием, заключая ум в слова молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться к ним». Далее в беседе с афонцем я не увидел той самонадеянности и дерзости, которые были заметны в нем при первом свидании. Я посоветовал ему не отличаться наружностию от других, потому что это ведет к высокоумию, и он снял с себя вериги и отдал их мне. Через месяц он еще раз был у меня и сказывал, что жар в теле его прекратился, что он нуждается уже в теплой одежде и гораздо более спит. Искушение таким образом кончилось».
Случалось и мне встречать примеры такой прелести среди самочинных подвижников неправильной молитвы. Лет двадцать пять тому назад, в Троицкой Сергиевой Лавре был послушник, слепец от рождения, звонарь по послушанию. Он и жил на колокольне, под колоколами. Ходил он ко всем службам исправно, жил крайне воздержанно, утрени никогда не просыпал, словом - был усердным послушником. Однажды он открылся духовнику, что «видит все, что совершается в монашеских кельях по ночам». - «Как же ты видишь, когда ты слеп, и притом живешь на колокольне?» - спросил духовник. - «Сижу в келье, - говорит послушник, - и брожу мыслию по кельям и вижу, кто что делает». - «А как ты молитву творишь в келье? Какое исполняешь правило?» - «Кладу каждую ночь по тысяче поклонов», - отвечал тот и рассказал способ молитвы мечтательной. Тогда старец строго запретил ему творить поклоны самочинно, разъяснил опасность того способа, какой он употреблял, и дал заповедь: творить не больше десятка поклонов сверх положенного ему от духовного правила. Прошла неделя какая-нибудь, и послушник является к духовнику. «Отче, - говорит, - что со мною делается, я не могу принудить положить даже те поклоны, какие ты заповедал». Так закончилось искушение сего брата. Но не всегда дело кончается благополучно. Иные и с ума сходят, и ведения видят, и самоубийством кончают...
Вот почему следует строго держаться правила молитвы, которое епископ Игнатий выражает такими словами:
«Ум во время молитвы должно иметь и со всею тщательностью сохранять безвидным, отвергая все образы, рисующиеся в способности воображения, потому что ум в молитве предстоит невидимому Богу, Которого невозможно представить никаким вещественным образом. Образы, если их допустит ум в молитве, соделаются непроницаемою завесою, стеною между умом и Богом».
«Те, которые в молитвах своих не видят ничего, видят Бога», - сказал преподобный Мелетий Исповедник.
«Самый простой закон для молит¬вы, - пишет святитель-затворник Феофан, - ничего не воображать; а, собравшись умом в сердце, встать в убеждение, что Бог близ, что Он видит и внимает, и в этом убеждении припадать к Нему, страшному в величии и близкому в благонисхождении к нам».
Архиепископ Никон (Рождественский), 1914 г.Б
Справка
Архиепископ Никон (в миру - Николай Иванович Рождественский) родился 4
апреля 1851 г. В 1913 г. возведен в сан архиепископа, назначен
председателем Издательского совета при Святейшем Синоде. Богослов,
публицист; политический и государственный деятель Российской империи.
Скончался 12 января 1919 г., похоронен в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.
