Совершилось давно желанное, давно столь ожидаемое великое торжество Православия на Руси Святой. Еще раз как бы отверзлось духовное небо над землею, и Церковь земная с благоговением узрела нового молитвенника и предстателя пред Богом за земных братий своих, во славе небесной предстоящего божию престолу. Отныне все православные единым сердцем и едиными устами будут взывать к нему: преподобне отче наш Серафиме, моли Бога о нас!
Описывать во всех подробностях это торжество для читателей "Душеполезного чтения" нет надобности: без сомнения, они с понятным нетерпением спешили ознакомиться с этими подробностями по газетам. Пишущему эти строки хотелось бы поделиться теми личными впечатлениями, какие вынес он из обители Саровской за эти незабвенные дни.
И что это были за чудные дни! Справедливо некоторые говорили, что мы как бы возвратились на это время ко временам евангельским, как будто Господь, в смиренном образе великого угодника Своего Серафима, ходил между нами, да между нами ли только?.. Со всех концов России получались вести одного и того же отрадно-благодатного свойства: совершались преподобным великие чудеса...
От самого Арзамаса, на протяжении 62 верст, еще задолго до торжества (мы ехали ровно за неделю) почти непрерывною вереницею тянулись богомольцы: то шли группами, распевая священные песнопения, то в одиночку, склоненные под тяжестью своих сумок, видимо утомленные долгим путем, опиравшиеся на свои дорожные посохи; то встречались повозки, в коих везли болящих все туда же, в Саров: ведь там открылся источник исцелений, для всех доступный, ни для кого не иссякающий. За повозки сзади держались старушки, еле передвигавшие ноги... И так до самого Сарова.
А вокруг Сарова, в его дебрях лесных, по берегам речек Сарова и Сатиса, верст на пять к западу и на столько же к востоку, было тесно от народной толпы... И это было еще за неделю до торжества, еще не пришли ближайшие, окрестные жители; что же было в самый праздник? За неделю считали приблизительно до 35 тысяч народа; сколько же его собралось к 19 июля? Говорят, что число богомольцев достигло трехсот тысяч...
Мне дали келию в самом монастыре. Окна выходили за монастырь. И вот в часы ночные в открытое окно можно было любоваться чудною картиной: везде были видны огоньки - то богомольцы, не имевшие возможности поместиться в бараках, которые были для них построены за пять верст от монастыря, разводили свои костры. Слышалось духовное пение, а под самый праздник пели даже пасхальные песни... Сбылось слово великого старца, преподобного Серафима: "Настанет время, когда среди лета запоют у нас пасху"...
Благоговейно было настроение народа. Не только в храмах, не только у святых мест подвигов отца Серафима, но и повсюду народ держал себя как бы в присутствии угодника Божия. Несмотря на то что войска и полиция по необходимости оттесняли народ даже от монастырских стен, несмотря на то что приходилось тысячам народа простаивать по целым дням в ожидании попасть хотя бы в стены обители, и ожидать сего напрасно, не слышно было ни ропота, ни слова малодушного порицания властям... В толпе только и речи было что о новых и новых чудесах преподобного Серафима.
Для удовлетворения хотя в некоторой степени жажды духовного назидания народа образовался проповеднический кружок из прибывших на торжество духовных лиц. В состав его вошли известный протоиерей Ф.Н.Орнатский, священник А.В.Рождественский, редактор "Отдыха христианина", ректор миссионерских курсов из Казани архимандрит Андрей, ректор Петербургской духовной семинарии архимандрит Сергий и пишущий эти строки, редактор "Троицких листков". Проповеди говорились на всех почти ранних и поздних обеднях. Само собою понятно, что основою всех их были жизнь и подвиги преподобного Серафима. При этом происходили трогательные случаи. Когда, например, отец Орнатский в своей проповеди привел незабвенные, дышащие любовию и отеческой нежностью слова угодника Божия: "А вы, когда меня не будет, когда вам скорбно станет, ко мне на гробик приходите, да все так, как живому, мне и поведайте, и я услышу вас, и всякая ваша скорбь пройдет" и т. д. - по всему храму послышались рыдания, сам проповедник едва мог говорить от волнения и слез... После проповедей нередко можно было слышать от всей церкви возгласы: "Спасибо, батюшка, благодарим вас!" Раз пришлось мне говорить в храме Иоанна Предтечи, за воротами монастырскими; видя пред собою и на открытом воздухе, и в храме необозримые толпы народа, который не мог проникнуть в обитель, я избрал темою утешение тех, кто не мог достигнуть края своих желаний - поклониться мощам угодника Божия; и лишь только сказал в проповеди: "Многие из вас, может быть, еще не могли поклониться преподобному Серафиму", как от всей церкви послышался какой-то скорбный вздох: "Ох, нет еще, батюшка!" Глубоко тронут я был этим сердечным вздохом и сказал между прочим моим слушателям: "Не скорбите, братия моя, что вы не получили еще желаемого; ведайте, что если вы не видите угодника Божия, зато он-то вас видит, видит он ваше усердие, ваше желание сердечное и благословляет вас... Смотрите, чудеса его среди вас совершаются, не в монастыре только, а и у источника, да и повсюду; слышите, несутся вести и из Москвы, и из всех краев Русской земли о том, как близок к нам, православным, преподобный Серафим". И нужно было видеть, с какою благодарностью народ принял это слово утешения.
Но чтобы видеть весь подъем религиозного чувства в народе, всю силу той веры, которою он живет другую тысячу лет, надо было пойти на источник преподобного Серафима. Это в трех верстах от обители, где была ближняя пустынька великого старца. Ключ холодной воды бьет сильною струею из горы. Над источником построена часовня, откуда вода отведена в две купальни - для мужчин и женщин. Из купальни вода бежит в речку Саровку.
Трудно описать то, что происходило здесь. Для этого нужна была бы кисть великого художника, слово гениального поэта. Сколько было тут болящих, и каких болящих! Вот где поистине был дом милосердия, о котором говорит святое Евангелие. Поистине тамо лежаше множество болящих, слепых, сухих, хромых, чающих исцеления. Были тут и скорченные, и расслабленные, были со страшно вывороченными руками и ногами, с обезображенными лицами; были прокаженные, один вид коих приводил в ужас; были, наконец, лишенные разума - словом, тут можно было наблюдать все виды человеческих страданий и нельзя было равнодушно смотреть на этих несчастных.
И казалось, что ангел Божий незримо утешает всех этих страдальцев, что угодник Божий тут, с ними, незримо ходит, благословляя их и, по мере их веры, исцеляя их недуги. Весь путь от монастыря до источника был покрыт сплошною массою народа; везде слышалось: "Сейчас прозрела слепая женщина, сейчас преподобный простил хромого, сейчас исцелился скорченный мальчик..." Вот толпа окружает 18-летнюю девушку; она была слепая от рождения; вчера искупалась она и стала отличать солнце на небе как красное пятно; сегодня искупалась и уже различала тени, видела свет, заметила даже блеск золотого креста на груди одного из нас - и невольно припоминались слова евангельского исцеленного слепца: вижду человеки, яко древия ходяща. После мы слышали, что на третий день она стала ясно видеть все.
Мы пришли к источнику в то самое время, как там получил исцеление скорченный мальчик. Он принесен был сюда на руках, но лишь только поднесли его под благодатную струю Серафимова источника, как он почувствовал себя здоровым, выпрямился, и надо было видеть его радость, его блаженство, когда мать помогала ему одеваться. Никогда я не забуду этого светлорадостного личика, этой неземной, ангельской улыбки! Разве только гениальная кисть нашего великого художника В.М.Васнецова умеет изображать такие личики у херувимов и серафимов.
Вечером того же дня этот мальчик уже на своих ножках был приведен матерью к преосвященному Иннокентию на благословение.
Трогательно было видеть, как бывший глухонемой, только что получивший слух и дар слова, учился говорить, повторяя за другими слова: "я рад, благодарю Бога".
Особенно поразила нас такая картина. В большой толпе народа стояла еще нестарая женщина, лет сорока трех, из города Верного Семиреченской области; она рассказывала со слезами умиления о своем исцелении от слепоты, которою страдала девятнадцать лет. "Уж резали-резали доктора-то мои глазыньки, да толку не было никакого, - говорила она. И действительно, в ее глазах не видно было ни век, ни ресниц. - А вот теперь я все ясно вижу, вижу всех вас, вот и деньги считаю", - говорила она, показывая в руках деньги, которые давали ей на благодарственный молебен.
В это время сквозь толпу протеснилась молодая женщина. Добравшись до исцеленной, она пристально стала всматриваться в ее лицо и вдруг воскликнула: "родная моя! Да ты ли это?.. Ведь ты была слепая! Помнишь, ты ночевала у меня в Красноводске?" Бывшая тут же вожатка исцеленной подтвердила, что действительно лицо молодой женщины ей знакомо. И вот эта красноводская странноприимница теперь бросилась на шею исцеленной со слезами радости, поздравляя ее с милостью Божией. А та, отвечая на ее приветствия, говорила ей: "Помню, матушка, что ты тоже жаловалась на свои глазыньки. Иди же, иди скорее к источнику, да ничего не бойся, милая, прямо так под струю-то и подставляй свои глазыньки-то - и будешь здорова. Я вот не видала еще своих деточек-сироток, вот радость-то будет им! Говорили мне наши-то староверы: если вернешься зрячею, то поверим твоему Серафиму... грех им будет, если теперь не поверят".
Таковы совершались дела Божии у святого источника Серафимова. Около часовни виднелось множество костылей, брошенных хромыми и расслабленными как ненужные вещи. Народ после сжег эти костыли: этим как бы хотели сказать: болезнь, где твоя власть? недуги, где ваша сила?
С среды 16 числа начались заупокойные службы. Святая Церковь молилась о упокоении родителей преподобного Серафима, игуменов, при которых он подвизался в обители, и о нем самом - в последний раз. Как трогательны были эти молитвы! Невольно думалось: нам ли, грешным, молиться о тебе, угодниче Божий? Но ты был так смиренен при жизни, что у всех готов был просить молитв себе; но теперь молится за тебя матерь наша, святая Церковь, радуясь твоему прославлению от Бога, готовая завтра же воспеть тебе песни похвальные... А когда молится Церковь, то молится с нею и Сам глава ее - Христос Спаситель, яко великий ходатай Бога и человеков, яко глава обновленного им человечества. Такая ли молитва не дойдет до Бога Отца Небесного? Не только дойдет, но сторицею и в недро молящихся возвратится!
В четверг обитель с радостным трепетом встречала Венчанного Богомольца - православного русского Царя, который прибыл с своею супругою, матерью и многими членами своего царственного дома, чтоб принять участие в великом торжестве своего народа православного, чтоб разделить с сим народом радость его, молитвы его, чтобы поклониться до праха земного новому молитвеннику земли Русской, смиренному "иеромонаху Серафиму", который при жизни своей не иначе себя называл, как "убогим", который целовал руки приходящих к нему, кланялся им в ноги и всех так любовно, так ласково-отечески приветствовал: "радость моя, Христос воскресе!" О, каким сердечным, громовым "ура!" встретил народ своего Боговенчанного Царя! Народ ограждал себя крестным знамением, издали крестил своего "батюшку" с его "матушкой", а Церковь Божия встречала его с подобающим велелепием у святых врат обители и в Успенском соборе. Прямо из сего собора Государь со всеми своими высокими спутниками изволил проследовать в Зосимо-Савватиевскую церковь, где временно почивали, до открытия, святые мощи угодника Божия, и здесь поклонился виновнику сего доброго и светлого торжества. Поздно вечером, после всенощной, Государь и Государыня исповедались в келии преподобного Серафима у иеросхимонаха пустыни отца Симеона, а наутро, за раннею литургией в Успенском соборе, изволили причаститься святых Христовых Таин. Как поучительно было это царское говенье вместе с прочими православными, коих было немало в тот день!
Стоит упомянуть, в назидание православным, что наш батюшка-Царь накануне проехал 62 версты проселочной дорогой, стоял всенощную, исповедался уже в одиннадцатом часу ночи, а к святому причащению все же изволил встать к ранней литургии, которая начинается в пять часов утра. И с ним разделила сей подвиг его Боговенчанная супруга. А затем они ходили пешие до дальней пустыньки - это верст восемь в один конец. Не поучительно ли?
В двенадцать часов дня 18 июля была совершена торжественная последняя панихида об упокоении "раба Божия приснопоминаемого иеромонаха Серафима". В последний раз, при пении "Вечной памяти" Царь и вся за ним церковь, весь русский народ в лице своих лучших представителей, собравшихся на торжество, преклонили свои колена в смиренной молитве за того, кто усердно молится за всех...
В шесть часов вечера раздался чудный благовест к всенощному бдению. Его совершали, в присутствии царственных особ, митрополит, 3 преосвященных, 12 архимандритов, 12 протоиереев и иеромонахов в Успенском соборе обители.
Около восьми часов вечера из собора вышел на литию крестный ход в Зосимо-Савватиевскую церковь, которую так любил при жизни своей угодник Божий, на постройку которой он собирал когда-то пожертвования, в которой он сподобился видеть во время литургии Самого Господа, в которой он часто причащался святых Таин, в которой и теперь временно почивали его святые мощи.
Открылось чудное зрелище. Среди многотысячной толпы народа двумя рядами стояли войска, охраняя путь крестному ходу. Десятки хоругвей, всех видов и форм, тихо веяли, колебались, блестели в тихом воздухе. Массы народа стояли с возжженными свечами. И свечи те не гасли, как бы знаменуя, что тихий и кроткий старец, при жизни своей "льна курящегося не угашавший", теперь внемлет каждому вздоху, каждой слезинке тех, что собрались сюда к нему от всех краев Русской земли... А у кого в эти торжественные минуты, кажется, не было слез? Они невольно подступали к горлу, они катились по ланитам всех... И вот из Зосимо-Савватиевской церкви показалось шествие: вынесли на руках драгоценный гроб, заключающий в себе священные останки. Несли этот гроб 12 архимандритов, а когда гроб был поставлен на носилки, впереди понес сам Государь... Высоко-высоко подняли мы эти священные носилки, и видны они были всему народу, что наполнял весь монастырь... Тихо двигалось шествие; оно направилось мимо собора во имя Живоносного Источника, вокруг Успенского собора, причем останавливалось на всех его четырех сторонах. Усердие народа бросало на путь и деньги, и холст, и разные полотенца... В первый раз на литии, в молитве "Владыко многомилостиве..." послышалось среди лика избранников Божиих имя преподобного и Богоносного отца нашего Серафима, саровского чудотворца... По окончании литии гроб внесен в собор и поставлен на средине церкви.
Всенощное бдение совершалось обычным порядком до величания. Кончилось чтение кафизм. Вышли святители и все священнослужители на средину и расположились вокруг гроба. Пропели "Хвалите имя Господне..." Митрополит отпер гроб ключом и открыл его крышу, которую тут же унесли в алтарь два архимандрита. Вдруг раздалось чудное пение всех стоявших вокруг гроба священнослужителей: "Ублажаем тя, преподобне отче Серафиме..." Слезы умиления опять у всех показались на глазах... За пением последовал земной поклон пред гробом - первый поклон преподобному Серафиму, яко прославленному от Бога угоднику Его. Это как бы приветный поклон Церкви земной новому прославленному молитвеннику за нас, грешных...
Минуты незабвенные, минуты торжественные и умилительные!..
После чтения Евангелия стали делать опять земное поклонение и прикладываться к святым мощам - сначала святители, их величества и царская фамилия, священнослужители, а потом и народ, который продолжал благоговейное поклонение угоднику Божию в течение всей ночи.
Настало утро 19 июля. После ранних обеден, за которыми было множество причастников, в восемь часов ударили к поздней литургии. Ее совершали те же лица, что и всенощную. Нет надобности говорить, что в общей молитве участвовал и Царь со всеми своими спутниками. Особенно трогательна была минута, когда святые мощи во время малого входа были внесены в алтарь и обнесены вокруг престола при пении: "Спаси ны, Сыне Божий, во святых дивен Сый, поющия Ти: аллилуйя". Когда их вынесли снова на средину церкви и стали опускать в дубовый гроб под сению великолепной раки, то одна женщина быстро просунула руку между нами, несшими гроб, отерла белым платком дно гробницы, в коей мы несли святые мощи, и тотчас же отерла платком личико своей дочери... Девочка тут же заговорила: она была немая... Можно себе представить всю радость матери!.. Свидетелем сего чуда был сам благочестивейший Государь, который на другой день, после напутственного молебна пред отъездом, изволил подозвать к себе эту девочку с матерью и лично с ними беседовать по поводу сего исцеления. Торжество закончилось после литургии крестным ходом вокруг Успенского собора, причем святые мощи были несены в том же порядке, как и накануне.
На другой день обитель с подобающею честию провожала августейших богомольцев в Дивеево. На вечные времена останется светлым воспоминанием это царское богомоленье для обители, как и сам этот праздник навеки останется памятным в истории Русской Церкви, русского народа. И когда переживались эти светлорадостные дни, то мысль невольно иногда обращалась к несчастным отщепенцам нашего народа, удалившимся от родной Церкви: ах, почему их нет с нами! Как благотворно было бы для них быть свидетелями всего того, что совершалось здесь! Не верится, чтоб их сердце могло до того ожесточиться, чтоб не тронуться всею силою благодати, которая тут веяла столь ощутительно... Но увы, их не было тут, они не захотели, все эти искатели новых путей, не знающие старых вековечных путей, Богом открытых в Церкви святой, не захотели они прийти сюда в гордости своей... Что делать с таким ожесточением сердца? Как смирить эту гордыню, мнящуюся быть мудростью?.. Если они честно ищут святую истину, если бы хотели быть добросовестными искателями ее до конца, то кто мешал им производить "строжайшее научное исследование" всех этих чудес Божиих, здесь совершенных? Но они сего не хотели, они заранее решили, как евангельские предки их - фарисеи, ничего не признавать из того, во что с благоговением верит Церковь, верит народ: видимо, аще и от мертвых кто воскреснет, не имут, не имут они веры!.. Честно ли это?
Размышляя над дивными делами Божиими, во дни наши совершаемыми, вспоминая все чудеса Божии, не только в Сарове, но и в Чернигове, и в Курске, и в Борках, Богом сотворенные, невольно становится и радостно, и страшно... Радостно: ведь все это совершается воочию нашею, все это для нас - вернейшее, небесное, непререкаемое свидетельство правоты нашей святой веры, нашего родного Православия. могут ли противостоять таким свидетельствам все велеречивые глаголы современных врагов Церкви, всех этих "союзников борьбы с Православием"? С нами Бог, и расточатся все враги Его, враги Церкви Его святой! Но и страшно... В самом деле, никогда так много не было столь поразительных, столь явных, непререкаемых чудес, как в наше время... Разве во времена первых христиан, разве во времена гонения на Церковь Божию... Но теперь, кажется, не те времена...
И приходит скорбная мысль: уж не потому ли Господь умножает чудеса на Русской земле, чтоб нас сделать безответными на страшном судище Своем? Вразумлял, и многажды вразумлял Он нас разными бедствиями - не слушаем Его вразумлений, живем не по-православному, не являем дел веры своей; и вот Он, в бесконечном милосердии Своем, начинает нас вразумлять Своими благодеяниями, Своими чудесами... Слава Богу, народ благоговеет пред сими знамениями милости Божией - но что наша так называемая интеллигенция, наши мнимообразованные?.. Разверните их любимые газеты за 19 июля: их идеал, богоотступник расстрига Комб, коему они изволят посвящать передовицы в такой день, да некое "иное", только не церковное просвещение... И больно-больно становится на душе, когда вспомнишь, что и во времена Христовы тогдашняя "интеллигенция" так же относилась к Спасителю мира, и... все мы знаем, чем кончилась история богоизбранного народа...
Будем же крепко молиться Господу, да молитвами новоявленного чудотворца не попустит Он, милосердный, всем этим отщепенцам совратить православный народ наш на пути развращенные, да вразумит Он и самих этих несчастных слепцов духовных, на коих грех пребывает по слову Христову (Ин. 9, 41), да обратит их на путь светлой истины Православия.
Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас, грешных!
P. S. 15 августа, час ночи. Окно открыто. На площади между соборами Троицким и Успенским в святой лавре преподобного Сергия шумит народ... Весь минувший день непрерывною вереницею тянулся он, на протяжении около версты, по площади пред святыми воротами лавры, поднимаясь из-под горы и вливаясь волною в обитель. И все это - православные русские люди, пришедшие поклониться угоднику Божию. Но они не успели сего сделать в течение дня. Они и ночью стоят, ожидая очереди... Стоят пять, шесть, восемь часов. Какое терпение! Какая вера! Благослови Господь сих смиренных сердцем и укрепи их на жизненном пути... Вот где сила нашей Руси православной! И пока не иссякла она, эта сила, дотоле будет стоять Русская земля, несмотря на все бури, на все козни и тайных, и явных ее врагов...
То же самое творится и в Сарове, и творится вот уже четвертую неделю... Великие угодники Божии с любовью принимают к себе малых сих и продолжают то святое дело, какое творили при жизни своей на земле...
1903 г.
Впервые опубликовано в журнале «Благодатный Огонь» N 5
