Фото: автора
В сентябре исполнится 180 лет со дня рождения публициста, писателя, уроженца села Коршево Бобровского уезда Воронежской губернии Алексея Сергеевича Суворина (11(23).09.1834-11(24). 08.1912), который известен не только своей издательской, но и общественной деятельностью. Он часто бывал в родном селе Коршево, построил школу, в которую подбирал лучших учителей, заботился о материальном положении крестьян. В 1892 году во время голода в Воронежской губернии приезжал на родину вместе с Антоном Павловичем Чеховым. В тот приезд он останавливался в доме священника местной Воскресенской церкви Федотова: здесь была организована столовая для голодающих, здесь Антон Чехов лечил крестьян. Дом Федотова с тех пор хранил память об этих людях, а рядом стоящий дуб, под которым врач Чехов принимал крестьян, стал своеобразной меккой для поклонников Антона Павловича.
С приближением 180-летия своего земляка воронежцы надеялись на отдание должной памяти Алексею Суворину, были уверены, что вспомнят добрыми словом и делом писателя Антона Чехова, для которого 2014 год тоже имеет свою круглую дату: в июле исполнилось 110 лет, как Чехов ушёл в мир иной. Казалось, что благодарность потомков неотвратима.
Но случилось то, о чём я вынужден рассказать. 8 ноября прошлого года мне позвонил краевед Александр Иванович Ляпин: «У нас в Коршево проблемы. Дом священника Федотова ломают. Отбивают штукатурку. Видимо, кому-то под сруб понадобился». Я не знал, что сказать. Единственное, что осталось в области от Чехова, и то сносят! Хотел написать заявление в суд, но кому предъявлять иск? Ляпин не знал, кто ломает дом. Я несколько дней думал, что же предпринять, как снова позвонил краевед и сообщил: «Стали шифер с крыши снимать». Больше ждать было нельзя. Позвонил руководителю областной телерадиокомпании, рассказал ставшие известными мне факты, потом привёз им фотографии разрушаемого дома. Меня обнадёжили: «Посмотрим. Тема в работе».
Наконец корреспондент сообщил: «Завтра выезжает группа». Я успокоился, хотя ещё закрадывалось: не обманули бы. Не обманули. Выехали, всё отсняли. Значит, подумал я, покажут по местному каналу, тему подхватят общероссийские телекомпании, и ударят по рукам тем, кто посягнул на память Суворина и Чехова.
Прошли день, второй, неделя. Позвонил краевед: «Есть новости...» - «Увидели по ТВ?» - обрадовался я. «Нет, ничего не показали, а с крыши уже сняли шифер, теперь сдирают железо». Я снова в телерадиокомпанию, передал печальные известия, а мне ответили: «Материал-то отсняли, но найти хозяина дома не можем». - «Как это? В администрацию Коршевского поселения позвоните». - «Звонили, все открещиваются».
Открещивались и областная, и местная власть, которая обязана знать, что происходит на её территории. Попытался найти концы через краеведа. Безрезультатно: «Спрашивали у рабочих, кто их послал. А те смеются и не говорят. Рамы уже вынимают. Кирпичный сарай рядом разрушили».
Шёл Год культуры, а получалось, год разграбления. Прошёл месяц, а мы так и не нашли тех, кто творит это безобразие. 5 декабря снова звонок от Ляпина: «Печь разбирают. Мы с ребятами подошли, спрашиваем, что же вы делаете? А нам: да нас заставляют»». Я звонил в телерадиокомпанию, приходил, требовал дать материал, но дело с места не двигалось. Знакомые в ответ на моё возмущение махали руками: «Что, в Воронеже это впервой? Вон дом, где останавливался Лев Толстой, раскурочили».
Так закончилась зима, прошла весна, наступило лето. Краевед больше не звонил, и я убеждал себя, что всё улеглось. В начале июня сам позвонил в Коршево. Хотелось услышать: дом оставили в покое. Увы...
- Подогнали трактора, и все разломали. На Пасху, 21 апреля, ковшами всё крушили. Школьники прибежали: «Там комод ещё целый». Я туда: угловая стенка устояла, комод за ней и уцелел. Единственное в области было место памяти Чехова!
Я
отложил все дела и на следующий день поехал в Коршево. Нашёл Ляпина,
который показал мне табличку «С.-Петербургское общество страхований 1858
г.», висевшую на доме священника Федотова: «Еле успели её снять!»
Выходило, дом застраховали. Он просуществовал более 150 лет! «Не спасла
страховка», - с горечью вздохнул я. Краевед показал план противопожарной
эвакуации, вывешенный в доме, когда в нём располагалась больница:
«Смотрите, какой огромный домина, буквой «П». Вот комната стоматолога.
Здесь лаборатория. Вот архив. И даже роддом. Одних печей - семь!»
Мы поспешили на место, где совсем недавно стоял дом священника. Я шёл и смотрел по сторонам на огромные пространства между строениями села Коршево, которое поражало простором в сравнении с обычной скученностью домов в других деревнях. Ляпин рассказывал: «Это распоряжение из области. А виновата наша глава, потому что она всё отдала, сбросила: не нужен ей дом, где бывали Суворин и Чехов! Сохранился только маленький лазаретик, потому что он достался потомкам Федотовых. А сам дом - нет. Хотя родственница Федотовых в своё время судилась за него. Но суд проиграла. И дом остался за больницей. Потом больницу закрыли, здания забросили. Наш пилорамщик с дочерью, он окончил художественное, она - музыкальное училище, просили его себе: «Мы здесь детский хор создадим. Воскресную школу. Рядом храм. Дом намоленный».
Но не от-да-ли.
По бокам широченной улицы с заросшими травой и деревьями пустошами чередовались дома. За ними в глубь дворов уходили огороды. Показалась гора из торчащих в беспорядке брёвен, балок, досок, панелей стен, листов железа, наваленных кирпичей. Всё, что осталось от дома, где были Суворин и Чехов...
Ляпин залез на край кучи из железа и брёвен. «Дом Федотова был красный, - рассказывал он. - А в советское время его обили дранью и замазали. Когда ломать стали, увидели: брёвна прокрашены, а между ними войлок». Ляпин постучал по дереву: «Брёвна-то живые! Звенят, как будто их вчера обтесали!» Я вспомнил табличку: «Застрахован в 1858 году». Надо же, как строили! На досках валялись медицинские карточки больных.
Даже не убрали, с ненавистью думал я о тех, кто не только дал команду уничтожить дом священника, но и растащил сохранившееся внутри. Было стыдно за себя, потому что не спас дом, помнивший Чехова и Суворина, за власти, допустившие погром, за нажившихся на доме священника воров и трусливых телевизионщиков...
«А вот деревянная, - краевед показал на прибитую к балке вешалку, - небось ещё федотовская. Под потолком была. На ней висели головной убор Чехова, пальто Суворина».
Я озирал побоище. Так поступают только тогда, когда нужно уничтожить любое упоминание, стереть с лица земли память. Добрался до администрации поселения, но главы на месте не оказалось. Как сказали: «Она на поселении». Направил ей запрос: почему уничтожен дом священника Федотова? И вскоре получил ответ.
«Старая больница (здания, включая дом Федотова) стояла на балансе... передана Департаменту имущественных и земельных отношений области, который 10 сентября 2013 года издал приказ о списании имущества...»
Списали... Выходило, что осенью прошлого года, когда начали растаскивать и курочить дом, он уже был списан, и о том, кто вынес такое распоряжение, все знали! Получалось, коршевцев, краеведа, школьников, меня, телевизионщиков просто держали в неведении. В приказе значился и инициатор сноса: «...на основании обращения Департамента труда и социального развития области... в десятидневный срок... представить... копии документов, подтверждающих... демонтаж здания...»
Судя по приказу, стоимость зданий, котельной, гаражей, подвалов - нулевая. А я-то видел, какие там брёвна, доски, стройматериалы. Неспроста их ещё по осени стали тащить...
А ведь на юбилей Суворина все эти чиновники соберутся, будут речи произносить в честь прославленного земляка и известного писателя, будут пить крепенькую, и никто и словом не обмолвится, как подло они обошлись с патриотами России.
http://www.lgz.ru/article/-35-6477-10-09-2014/pod-gusenitsami/
