Когда-то в эпоху перестройки в прессе было запущено выражение «Социализм с человеческим лицом». А ведь на самом деле источником для этого выражения стала фраза Александра Дубчека, сказанная им 18 июля 1968 года во время выступления по телевидению.
В ней он призвал проводить «такую политику, чтобы социализм не утратил
своё человеческое лицо». События этого периода политической
либерализации получили название «Пражская весна».
Идеологами перестройки в России, как и Пражской весны, под этим
понималась попытка смягчения тоталитарного характера государства,
привнесение в него демократических элементов. Горбачёв предпринял
действия, которые, во-первых, отделяли государственную власть от власти
КПСС, во-вторых, «вводили» элементы демократизации в структуры партийной
бюрократии. Он понимал это как попытку «вернуться к Ленину». Но вот
перестройку запутчило. К Ленину вернуться, слава Богу, не успели, но
родили новых монстров, с которыми потом и жили все 90-е годы.
В этот момент кому-то показалось: «Эх, жалко, красивый термин
пропадает!» И тогда произошла незаметная подмена, все забыли про
социализм и начали бурно обсуждать новый лозунг: православие с
человеческим лицом! Никому даже в голову не пришло, что мы имеем дело с
самой настоящей идеологической диверсией. В этот период на остатках
разваленного Союза стала стремительно возвышаться настоящая
созидательная сила - Православная Церковь. Её надо было попытаться
сделать «комфортной», удобной и необременительной. Это и есть главная
причина всех претензий к нашему Православию за последние 20 лет -
отсутствие комфорта.
Известно, что главный метод либерал-демократии - интеллигентная
провокация. «Церковь-де не та, тоталитарная! Ей бы надо человеческое
лицо! Даёшь либерализацию духовной жизни!»
Я помню ответ на эту словесную эквилибристику московского пастыря
протоирея Александра Шаргунова: «А с каким ещё лицом может быть Церковь?
Только с человеческим, с ликом Христа!»
Прошло с тех пор лет 20. И вот новая волна попыток показать
«человеческое Православие» захлестнула Церковь. Только теперь уже
изнутри. Создаётся даже такое впечатление, что некоторые молодые
священники соревнуются, кто креативней и современней, кто найдёт самый
примитивно-доходчивый язык проповеди. Там, глядишь, какой-нибудь отец
красуется перед камерой на YouTube: «Это фуфло, а тут чувак с чувихой...
Анджелина Джоли - класс». Или концерт в городе Одессе хора семинаристов,
на мотив «Хава нагилы» поющих православную молитву «Многая лета».
Однако никто не говорит, что это Православие с пейсами, это, видимо, то
самое - с человеческим лицом.
Не отстаёт и православная журналистика, например, недавно на популярном
православном портале читаю заголовок: «Приключения Библии в России: быть
ли новому переводу?» Интересно, это кому-то ещё режет слух? Или уже
привыкли? Страх Божий потеряли? Тогда объясняю: Библия - это не
приключения «Итальянцев в России». Это Бытие, Исход... Евангелие,
Апокалипсис... Вот вышла книга одного священника, а к ней предисловие
очень хорошего, уважаемого мною журналиста, где он про батюшку пишет:
«Священник с человеческим лицом». Я что, должен сразу себе представить,
будто нас окружает безчисленное количество попов с нечеловеческими
физиономиями? Конечно, не этого эффекта добивался журналист, а хотел
подчеркнуть удивительную духовность и образованность батюшки. Но слух
опять режет.
К сожалению, мы часто забываем слова Спасителя: Царство Мое не от мира
сего. Слова эти неизменны, как и всё Евангелие. Однако новые традиции
либерального диалога таковы, что напоминание об Истине теперь называют
некорректной запредельной критикой.
Современные православные либералы очень хорошо научились манипулировать
двумя понятиями: свобода и любовь. Если вы такому «ортодоксу» на его
мысли об обновлении Церкви, якобы закосневшей, не идущей «в ногу со
временем», скажете: «Так нельзя», - то сначала обязательно услышите:
«Господь сказал: Се творю все новое!». Когда же просто поймаете за руку
такого товарища, обратив внимание на противоречие мнению отцов
Вселенских Соборов, вас сразят любовью: «Что ты, брат, надо всё с
любовью решать! Ты же православный, христианин!» И вот приходится
отходить, сокрушаясь в сердце своём об отсутствии любви, не зная, как и
ответить. Вспомнится вдруг заушение Ариево, и совсем неразбериха в
голове начнётся. А тут ещё вдогонку что-то про кота Леопольда пошутят:
«Ребята, давайте жить дружно!»
Я очень люблю святителя Николая и часто многие современные события
измеряю таким образом: а за это великий святитель мог заушить или нет?
Так же советую и плывущим в мэйнстриме «Православия с человеческим
лицом» задумываться иногда: а если придёт и прямо в ухо?
Пётр Олегович КОНДРАТЬЕВ
http://www.russdom.ru/node/7476