Молодые ученики Московского училища живописи, ваяния и зодчества В.К.Бялыницкий-Бируля и С.Ю.Жуковский мечтали побывать в мастерской преподавателя училища И.И.Левитана. Однажды такой случай представился. Друзья были на Чистых прудах, когда неожиданно столкнулись с идущим им навстречу Левитаном. Жуковский обратился с просьбой разрешить им посмотреть работы в его мастерской: «Исаак Ильич, помогите нам набраться бодрости и "левитановского духа" для участия на выставке, побалуйте нас вашими работами».
«Через полчаса, - вспоминал позже В.К.Бялыницкий-Бирулся, - мы подошли к Трёхсвятительскому переулку, где в доме Морозовых находилась мастерская и квартира Левитана. Помню, как мы сидели, поражённые зрелищем его прекрасных работ. Но вдруг Левитан подошёл к одному из пейзажей и начал жестоко тереть стеклянной бумагой небо. Мы были удивлены. Жуковский толкнул меня плечом. Левитан заметил наше недоумение и, продолжая тереть пейзаж, заговорил: "Видите ли, нужно иногда забывать о написанном, чтобы после ещё раз посмотреть по-новому. И сразу станет видно, как много ещё не сделано, как упорно и много ещё надо работать над картиной. Я сейчас снимаю лишнее, именно то, что заставляет кричать картину..."» Многое привлекало молодых художников в замечательном мастере.
Стараясь отмести всё чужое, наносное, Левитан помогал ученикам выявлять самих себя. «Картина - это что такое? - говорил он. - Это кусок природы, профильтрованный через темперамент художника, а если этого нет, то это пустое место».
Работы Жуковского Левитан заприметил на ученической выставке. Изучал каждый его этюд, расспрашивал, сколько времени он их писал, и от многих приходил в восторг. После этой выставки он был особенно ласков к Жуковскому и внимателен к его работам.
Было ещё нечто, что сближало обоих. Оба пережили (каждый в своё время) острую нужду, но не отступились от страстного желания стать художником. Левитану порой не в чем было прийти на выставку, и он прятался за колоннами, чтобы не увидели его рваные башмаки; Жуковскому нечем было платить за обучение, и он, во внеурочное время, не имея собственной мастерской, писал пейзажи для продажи.
В 1897 году его картина «Весенний вечер» была приобретена П.М.Третьяковым. Художнику в ту пору едва исполнилось 24 года.
Жуковский очень высоко ценил русскую живопись. С большим пиететом относился к Репину. Очень чтил А.К.Саврасова. По воспоминаниям родственника С.Ю.Жуковского, профессора Московского архитектурного института Ю.Ю.Савицкого, не однажды в присутствии художника поднимался разговор о французской живописи. Позиция Жуковского всегда оставалась неизменной.
- Моне, Сезанн и другие - прекрасные и очень искренние художники. Но я не выношу, когда пишут русскую природу, подгоняя её под полотна Сезанна. Когда я вижу такие произведения, я делаюсь буквально больным, - говорил он с глубоким внутренним волнением.
Немногословный, замкнутый, в присутствии малознакомых людей Жуковский, замечает Савицкий, чувствовал себя неуютно и с видимым трудом поддерживал беседу. Был сдержан, но за этой сдержанностью чувствовался сильный и горячий темперамент. Оживлённым и приветливым был Жуковский только среди близких ему людей. Страстный охотник он едва дожидался ранней весны, чтобы выехать в Тверскую губернию. «Только охотники по-настоящему чувствуют природу», - говорил он часто. Своим охотничьим трофеем - огромной медвежьей шкурой - гордился, пожалуй, больше, чем самыми лучшими своими картинами.
Очень любил русскую провинцию. Многие его картины были написаны в окрестностях озера Удомли, близ Вышнего Волочка, где жил его близкий друг В.К.Бялыницкий-Бируля.
Как художник Жуковский предпочетал весну и осень. «Конечно, я пишу во все времена года, но меньше всего люблю лето. Самое интенсивное наслаждение природой для меня кончается в мае».
В конце первого десятилетия прошлого века художник избирает местом своей работы тверское сельцо Всесвятское. Сельцо представляло собой старинную усадьбу, принадлежащую Милюковым. Работал в старом помещичьем доме, за которым открывался вид на берег проточного озера. Писал многочисленные интерьеры с сохранившейся старинной обстановкой комнат.
Здесь Жуковский пишет лучшие свои картины «Первые предвестники весны» (1909) и «Праздник весны» (1911). Здесь пробуждается у него неизбывная любовь к русской старине, русскому быту.
Простая мысль проглядывает в картинах Жуковского. Красота природы - это красота Божественной мысли, разлитой вокруг нас, и человек, восприявший её, напитавшийся ею, привносит её в свой дом. «Всегда левитановец по духу, он вдруг... зазвучал мажором - прояснился, развеял дымку грусти и дрёмы», - подметил критик, увидев его последние работы. В 1907 году его избирают академиком императорской Академии художеств.
Интерес к русской усадьбе возрос в ту пору, когда дворянская культура уходила в историю. Но именно в ней видел Жуковский почву для утверждения национального самосознания. Именно поэтому пишет он и последующие свои картины «Радостный май» (1912), «Поэзия старого дворянского дома» (1912), «Былое. Комната старого дома» (1912), «Весенние лучи» (1913), «В старой аллее» (1913).
После октябрьского переворота 1917 года многое изменилось в художественной жизни России.
«Для Жуковского начало 1920-х годов было временем очень тяжёлых переживаний, - вспоминал Ю.Ю.Савицкий. - Среди части советских художников и искусствоведов были сильны тенденции к отрицанию реалистической живописи, увлечение "левыми" направлениями. Жуковский же с давних пор стоял в оппозиции к этим тенденциям».
Ему оставались близкими слова В.А.Серова: «В России жить - так уж русским быть». Размышляя над некритическим использованием достижений искусства Запада многими русскими художниками, С.Ю.Жуковский писал: «Пора перестать ездить за модами в Париж, пора стряхнуть с себя вековую рабскую зависимость, пора иметь своё лицо». Слова художника были с неодобрением встречены идеологами «нового» направления в искусстве.
После персональной выставки Жуковского в 1921 году в журнале «Театральное обозрение» появилась разносная статья А.М.Эфроса, буквально зачёркивающего всё творчество художника. «Обычная выдержка не смогла сдержать темперамент Жуковского, - вспоминал Ю.Ю.Савицкий. - Он публично нанёс Эфросу "оскорбление действием", что породило, конечно, страшный шум. Одни с полным основанием негодовали, другие считали статью Эфроса заслуживающей такой реакции. Жуковский был подавлен мыслью о том, что статья Эфроса является чуть ли не официальным выражением взглядов на реалистическое искусство. Всё это в конце концов повлияло на решение его уехать из России. Осенью 1923 года Жуковский уехал с женой в Варшаву, где и провёл последние десятилетия своей жизни».
Живя в Польше, С.Ю.Жуковский очень скучал по русской природе. Оттуда он писал своей любимой племяннице Марии: «Ты там не понимаешь, какая ты счастливая, что видишь русскую берёзку и иван-чай».
Наталия Петровна и Лев Михайлович АНИСОВЫ
http://www.russdom.ru/node/6253
