Блюдите убо, како опасно ходите.
Еф. 5, 15
Лейб-медик Его Императорского Величества Евгений Сергеевич Боткин (1865†1918). Проводя наше расследование о Григории Ефимовиче Распутине, имя этого человека обойти стороной мы, разумеется, никак не могли. И действительно, писали мы о нем не раз. Правда, наше впечатление о нем складывалось, главным образом, на основании вышедших еще в 1921 г. в Белграде воспоминаний его дочери Т.Е. Мельник, не раз переиздававшихся в последние годы и у нас на родине. Именно на этой книге, как нам представляется, было основано прославление в 1981 г. Евгения Сергеевича вместе с другими Царскими слугами, расстрелянными в Ипатьевском доме, Зарубежной Церковью. Так в джорданвилльских святцах появилось имя «мученика Евгения».
Обложка книги 2011 г., вышедшей в издательстве ''Царское дело''
Решение Русской Православной Церкви было иным. Среди части верующих, в основном, придерживавшихся монархической точки зрения, оно вызвало непонимание и даже неприятие. Напомним этот документ в интересующей нас части: «...Не представляется возможным окончательное решение вопроса о наличии оснований для канонизации этой группы мiрян, по долгу своей придворной службы сопровождавших Царскую Семью в период Ее заточения и принявших насильственную смерть. [...] ...Наиболее подобающей формой почитания христианского подвига верных слуг Царской Семьи, разделивших Ее трагическую участь, на сегодняшний день может быть увековечение этого подвига в житии Царственных мучеников». Бог оградил в то время автора этих строк от опрометчивых шагов: никаких публичных высказываний не делал, хотя, быть может, в частных разговорах это и имело место... Но в соблазн печатным словом, слава Богу, никого не ввел.Что же изменилось с тех пор? - вправе задать вопрос читатель.
В 2011 г. в уважаемом петербургском издательстве «Царское дело» вышел русский перевод новых воспоминаний Т.Е. Мельник-Боткиной, написанных ею в 1980 г. на французском языке. Это, как говорится, с одной стороны. А с другой, - так уж совпало - автор приступил к написанию очередного, седьмого тома своего «расследования» о Царском Друге. Он открыл эту купленную недавно и, за недосугом, нечитанную, аккуратно поставленную на полку книгу и - как бы это помягче выразиться - удивился. Не поверив своим глазам, вновь обратился к ранним 1921 г. мемуарам Т.Е. Мельник (вдруг что-то забыл) и после этого еще сильнее задумался над тем, что открылось. Это было настолько необычно и, на первый взгляд, непонятно, что для ответа пришлось провести специальное расследование, с результатами которого мы решили познакомить читателей.
Скажем прямо, новый извод воспоминаний дочери Лейб-медика 1980 г., наряду с другими, привлеченными нами документами, заставил нас серьезно усомниться в искренности и правдивости тех первых мемуаров 1921 г., созданных, скорее всего, с оглядкой на монархический характер влиятельной части русской эмиграции, среди которой ей тогда пришлось жить. По словам публикатора этой новой книги (О.Т. Ковалевской), она была написана, «когда пришло время полного осознания произошедшего» .
Что касается самого текста, принадлежащего Т.Е. Мельник-Боткиной, то мы, разумеется, не имеем ничего против публикации подобного рода исторических источников, пусть и содержащих клеветнические выпады против Государыни, А.А. Вырубовой и Г.Е. Распутине. Таких книг сегодня хоть пруд пруди. Не удивляет, если хотите, даже гриф: «Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви». Напутствуют же подобным образом лживую книгу пресловутой Л. Миллер, пусть и прикрыв стыдливо подлинное первоначальное ее название: «Царская Семья - жертва темной силы» - более пристойным и «благочестивыми». Всё это, повторяем, не удивительно, хотя, конечно, и печально.
Непостижимо для нас другое: как превратилось в «жертву темной силы» такое вот издательство, как «Царское дело»? Хорошо известно, например, что именно его директор С.И. Астахов был среди первых поднявших свой голос против осквернения 11/24 сентября 2012 г. креста на месте захоронения Царского Друга в Царском Селе и одним из тех, кто его восстановил.
Кстати говоря, в слове перед этим же крестом, произнесенном еще 30 декабря 2009 г., в очередную годовщину убийства Григория Ефимовича, С.И. Астахов с необходимой полнотой изложил свои взгляды о Г.Е. Распутине, «друге Царской Семьи, оболганном и оклеветанном при жизни и до сих пор испытывающем на себе гонения [...], в том числе, к сожалению, и со стороны многих служителей Церкви. Пора разобраться с тем, какое он имел значение в жизни Царской Семьи и в истории нашего Отечества. [...] Мы знаем, что молитва старца Григория не единожды спасала от верной гибели Царевича Алексея. Именно по его молитвам происходило исцеление Цесаревича Алексея от приступов гемофилии. [...] ...Об этом исцелении свидетельствуют воспоминания самих Членов Царской Семьи и воспоминания людей, которые близко и хорошо знали Царскую Семью. Мученик Григорий был великим молитвенником за Царскую Семью».
Обложка книги, изданной в 1921 г. в Белграде
Говоря о злодейском убийстве Царского Друга, С.И. Астахов подчеркнул: «В этом преступлении были замешаны темные силы, которые желали свержения Русской Монархии. Через клевету на Царского Друга и через его убийство эти силы прокладывали дорогу к революции и ко всем тем потрясениям, которые наше Отечество пережило в 1917-18 годах и в последующее время».Что касается «значения Григория Ефимовича для нас, современных православных русских людей, то оно, - по словам Сергея Игоревича, - до конца нами еще не осознано, не понято, не раскрыто. Если Царская Семья прославлена в лике святых, то старец Григорий, к сожалению, до сих пор не только не прославлен как мученик, но его память и доныне подвергается ложным измышлениям, наветам, гонениям. Его доброе имя остается оболганным и оклеветанным. Приходится признать, что, к сожалению, ситуация меняется очень медленно» .
Заметим, что для разоблачения всей этой злостной клеветы возглавляемое С.И. Астаховым «Царское дело» сделало немало полезного. На его счету, напомним, есть немало замечательных книг, таких, например, как «Верная Богу, Царю и Отечеству» Ю.Ю. Рассулина (о А.А. Вырубовой) или «Хроника Великой Дружбы», составленная Ю.Ю. Рассулиным, С.И. Астаховым и Е.И. Душеновой (о взаимоотношениях Царской Семьи и Г.Е. Распутина).
И вот в этом-то - отнюдь не всеядном - издательстве выходит книга, с которой мы начали наш рассказ, включающая в себя не только тексты мемуаров и писем, но также два предисловия к ним и комментарии, в которых, по странному стечению обстоятельств, ни словом не упомянуто о давно и основательно, с документами в руках, опровергнутой лжи и подтасовках, касающихся не только Царского Друга, но и Самой Августейшей Семьи. Конечно, составитель имеет право на свое мнение, но мнение обоснованное и доказанное. С другой стороны, ведь и издательство отнюдь не безучастное бревно при дороге.
Такая поразительная позиция удивила даже и саму составительницу книги О.Т. Ковалевскую, выразившую особую признательность директору издательства за то, что тот, «несмотря на то, что не разделяет мнение автора [Т.Е. Мельник-Боткиной] по некоторым вопросам, в частности, касающимся личностей Г.Е. Распутина и А.А. Вырубовой, проявил широту, независимость взглядов». Но еще более удивительную толерантность и политкорректность проявил С.И. Астахов к самому автору предисловия и комментариев (О.Т. Ковалевской). Что касается нас, то мы за всё это надругательство над смыслом и духовное насилие над постоянной читательской аудиторией «Царского дела» не благодарим. А что до «широты», то это как раз тот случай, о котором в свое время писал великий петербуржец Ф.М. Достоевский, сетовавший, что русский человек слишком уж иногда широк, обузить бы его надо.
Лейб-медик Его Величества
Личность Лейб-медика Е.С. Боткина, как человека весьма близкого Царской Семье, безусловно, заслуживает особого разговора. Проявленная им верность Ей ставит этого человека, прежде всего по моральным соображениям, как бы вне критики. Но такой подход в корне не верен, хотя бы перед лицом Истины, которая одна только может и должна являться целью не только всякого настоящего историка, но и просто честного человека. Иной подход чреват искажением вещей гораздо более важных, чем добрая память какой бы то ни было личности. Тем более хорошо известно, что всяк человек ложь; несть бо человека, иже поживет и не согрешит.Лейб-хирург Сергей Петрович Фёдоров
Между тем фигура Евгения Сергеевича не столь проста и однозначна, как это может показаться при первом поверхностном взгляде.Подобно своему коллеге профессору С.П. Федорову, доктор Е.С. Боткин придерживался либеральных взглядов. «Это был умный, либерально настроенный господин, - отмечала подруга Императрицы Ю.А. Ден. - ...Его политические воззрения поначалу расходились с идеологией монархистов...» Так же, как и профессор С.П. Федоров , Е.С. Боткин использовал свое положение для иных, не связанных с исполнением профессиональных обязанностей, целей. Так, его дочь пишет, что однажды Евгений Сергеевич «убедился, что необходимо назначение сильного, интеллигентного и неподкупного человека в Святейший Синод, чтобы остановить всё возрастающее влияние Распутина. [...] Когда этот пост стал вакантным, мой отец употребил всё свое влияние, чтобы выдвинуть одного из своих друзей Сергея Лукьянова - абсолютно преданного Монархии, очень смелого человека. Он был бывшим студентом моего деда и не имел никаких связей при Дворе и в духовной среде. Как выдающийся патолог, он обладал интеллигентностью и исключительной способностью логически мыслить. [...] Его прямолинейность завоевала уважение Столыпина, который был также очень дружен с моим отцом» .
Вот, оказывается, кому, помимо П.А. Столыпина, обязаны мы появлением на посту Обер-прокурора Св. Синода рационалиста-невера С.М. Лукьянова. Вскоре, правда, выяснилось, что быть «выдающимся патологом», вовсе не одно и то же, что разбираться в церковных вопросах. По отзыву митрополита Евлогия (Георгиевского), Сергей Михайлович «не знал ни Церкви, ни народа» . Резкое недовольство его деятельностью выражено в одном из частных писем владыки Серафима (Чичагова) (16.5.1910): «Пока Ст[олыпин] и Лукьянов - в силе, можно ли помышлять о восстановлении Синода? Государство совсем придавило Церковь и катастрофа неизбежна» . Использовавшийся П.А. Столыпиным в качестве одной из немногих своих креатур в антираспутинской кампании (вполне соответствовавшей также видам Е.С. Боткина), С.М. Лукьянов был, в конце концов, отставлен 2 мая 1911 г. от должности, вопреки тому, что совершенно безосновательно пишут, даже и до сих пор, некоторые ангажированные исследователи, вовсе не за неприятие Царского Друга, а за допущение им спровоцированного иеромонахом Илиодором и поддержанного епископом Гермогеном т.н. «Царицынского скандала» .
Политические и иные взгляды Е.С. Боткина во многом определялись его происхождением, родственными связями, ближайшим окружением и знакомствами. Недаром говорится: скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты.
Дочь Евгения Сергеевича вспоминала посещение летом 1914 г. московского дома «папиной кузины» - «старого гнезда Боткиных, в то время когда они еще были чаеторговцами»: «Нас дружески принимали две младшие дочери дома, две старшие давно были замужем. С мальчиками мы не нашли общего языка, - в разговорах они выражали свои политические мнения, которые казались нам слишком смелыми. В нашем присутствии они всё время выражали восхищение своим дядей, несменяемым председателем Думы Гучковым» . (В действительности А.И. Гучков был председателем в одной лишь III Думе с марта 1910 г. по март 1911 г.)
Известно, что тетка А.И. Гучкова, Анна Ефимовна еще в 1861 г. вышла замуж за В.П. Боткина. Это было т.н. первое породнение двух известных купеческих семей. «Именно чай, - вспоминает один из членов этой семьи, - был в основе огромного состояния Боткиных. У Петра Кононовича, продолжившего семейное дело, от двух жен было двадцать пять детей. [...] Василий Петрович, старший сын, был известным русским публицистом, другом Белинского и Герцена, собеседником Карла Маркса» . В.П. Боткин и сам «был известен как литератор, критик и переводчик [...] В доме В.П. Боткина в Петроверигском переулке жил Т.Н. Грановский и происходили собрания знаменитого кружка. Сестра его была замужем за А.А. Фетом, его старший брат Сергей Петрович стал всероссийским медицинским светилом» . (Этот-то С.П. Боткин (1832†1889) и стал отцом Лейб-медика Е.С. Боткина.)
Второе породнение Боткиных с Гучковыми произошло в 1887 г., 26 лет спустя после первого. Сын И.Е. Гучкова (брата А.Е. Боткиной) Николай (брат пресловутого А.И. Гучкова) женился на дочери главы товарищества чайной торговли «Петр Боткин и сыновья» - Вере. (Почти все паи этого акционерного предприятия «принадлежали трем семьям - Боткиным, Гучковым и Остроуховым. Товарищество вело как крупнооптовую, так и розничную торговлю чаем, кофе, рафинадом и сахарным песком» .) Супруги Н.И. и В.П. Гучковы поселились в родовом гнезде Боткиных - в доме № 4 в Петроверигском переулке.
Но перенесемся в Северную столицу. Татьяна Евгеньевна вспоминала о тех, кто составлял круг общения их семьи в их царскосельском доме на Садовой улице напротив Большого Екатерининского Дворца: «Дома редко бывали гости. Те немногие, кого у нас принимали, стали скоро близкими друзьями, как, например, князь и княгиня Орловы. [...] Мы принимали также полковника Дрентельна [...] Возвращаясь из Дворца, папа часто приводил его домой к ужину, и мы очень радовались, когда видели его высокую благородную фигуру...» Князя В.Н. Орлова, этого «непомерно толстого человека [...] мой отец очень любил за его сердечность, остроумие и широкую русскую душу» .
Татьяна Боткина с братом Юрием
Правда, впоследствии младший сын Е.С. Боткина Глеб (1900-1969), обладавший едким талантом шаржиста, изображал всех этих друзей семьи по-иному. Князя В.Н. Орлова он рисовал в виде «толстой свиньи», а полковник А.А. Дрентельн преображался у него в «мула с моноклем». Эти рисунки-карикатуры, по словам сестры впоследствии «были высоко оценены американскими журналистами, давали ему средства к существованию. Он продолжает рисовать карикатуры на особ Императорского Двора. Глеб начал делать эти рисунки в 11 лет, оживляя своих героев в воображаемом Балканском королевстве. Конечно, королевская семья относилась к стопоходящим. Только у медведей было достаточно достоинства, чтобы носить корону. Вокруг них Глеб изобразил всю нелепую аристократию: свиней, увешанных орденами, лошадей в пенсне, и т.д. Американцы, будучи демократами, насмехались над этой сатирой над монархией, и хорошо за это платили» . Как писал еще в 1910 г. одному из своих сыновей Е.С. Боткин, «можно жить иногда с человеком годами под одной крышей, при условии, разумеется, рабочей, деятельной жизни, и остаться ему почти чуждым или, по крайней мере, очень мало знать его...» Но и от народной мудрости - о яблоке и яблоньке - куда же деваться?Однако продолжим оглашение списка тех, с кем так или иначе была близка эта семья Известно, например, что Е.С. Боткин не гнушался общением и с пресловутой разносчицей сплетен о Царской Семье С.И. Тютчевой . Небезызвестный протопресвитер военного и морского духовенства о. Георгий Шавельский был духовником старшего сына Лейб-медика Дмитрия (1894†1914) . Осенью 1911 г. Боткины удостоились также приглашения князей Юсуповых погостить в их прекрасном крымском имении Кореиз. Именно там произошло их личное знакомство и с Юсуповым младшим - будущим убийцей Царского Друга .
Как видим, перечисленные лица все, как на подбор, враги Г.Е. Распутина и в той или иной степени недоброжелатели Царицы.
В противоположность им Дворцовый комендант генерал В.Н. Воейков Боткиным «с самого начала не понравился» . «...Человек дельный, но не очень симпатичный, большой карьерист и делец» , - характеризовала его Т.Е. Боткина. Подобное отношение было и к А.А. Вырубовой. «Я видела ее однажды, - пишет дочь врача, - когда она нанесла маме визит вежливости. [...] Легковерие этой женщины, мистического и экзальтированного существа, никогда не подвергалось сомнению» .
Это отношение стало еще рельефнее в первые дни после февральского переворота 1917 г. Когда А.Ф. Керенский приехал в Александровский Дворец, чтобы арестовать тяжело болевшую тогда А.А. Вырубову, он, по свидетельству дочери Лейб-медика, «обратился с вопросом к моему отцу, не считает ли он состояние здоровья Анны Александровны препятствием для ее отъезда из Дворца. Мой отец, не без основания думавший, что присутствие Анны Александровы еще больше раздражает революционное начальство и привлекает внимание толпы, дал свое согласие [...] Этот отъезд был большим огорчением для Ея Величества...»
Поведение врача было вполне созвучно настроению других придворных, долгое время скрыто ненавидевших Анну Александровну за особое отношение к ней Государыни. Для примера приведем записи из дневника, который вела в эти дни обер-гофмейстерина Императрицы, княгиня Е.А. Нарышкина. По ее словам (11/24.3.1917), флигель-адъютант ЕИВ и личный секретарь Императрицы граф П.Н. Апраксин «ходил прощаться с Императрицей и сказал, что Ей следует расстаться с Аней Выр[убовой]. Гнев и сопротивление. Держится за нее больше кого бы и чего бы то ни было. Нас спасает корь; но было бы опасно оставлять ее в нашем обществе после выздоровления» . (19.3/1.4.1917): «Мы совершенно ее [А.А. Вырубову] игнорируем, но Они проводят у нее всё Свое время и Свои вечера. А к нам заходят от времени до времени, поболтать с усилием о незначительных вещах» .
Нет ничего удивительного, что подобные приведенным нами оценки верных Царских слуг неминуемо должны были отразиться и на восприятии их Господ. При всей внешней сдержанности (для приличия, так сказать, и потомков) мемуары Татьяны Евгеньевны содержат немало колкостей даже по адресу Государыни: «Великий день настал. Для мамы это было как бы посвящением ко Двору, и она очень волновалась. [...] Всё прошло прекрасно. Царица долго разговаривала с мамой о проблемах воспитания детей, задавала вопросы о нас, наших вкусах, нашей школе. Мама была в восторге от Ее шарма, естественности и простоты. На нее произвел большое впечатление Ее чистый,, без всякого акцента безукоризненный русский язык, несмотря на немецкое происхождение и детство, проведенное при Дворе Королевы Виктории. [...] Мама была в восторге, может быть, не очень обоснованно, так как несмотря на приветливый прием, который ей был оказан Государыней, ее больше во Дворец никогда не приглашали» .
Ничего не скажешь, Государыня умела разбираться в людях: кому можно было доверять, а кого вполне достаточно просто приласкать. Разочек. Ольга Владимiровна Боткина, напомним, в 1910 г. бежала с учителем немецкого языка своих старших сыновей, студентом Рижского политехнического института Ф.В. Лихингером, вступив с ним, как изящно выражаются ныне, «в гражданский брак» (иными словами, просто сожительствовала)(1). С другой стороны, в приведенной фразе дочери придворного врача, даже и 70 лет спустя, явно звучит некий укор: не оценили - замес на семейных дрожжах и, прежде всего, конечно, на разговорах с отцом... И еще одно замечание: в белградском издании мемуаров 1921 г. Т.Е. Боткина передает этот эпизод совершенно в ином, верноподданническом духе , в расчете, видимо, на монархические круги эмиграции. В мемуарах 1980 г., которые мы цитировали, она приоткрыла свое настоящее лицо.
(1) Впоследствии беглянка жила в Берлине, скончавшись вскоре после падения Третьего Рейха.
http://www.rv.ru/content.php3?id=9886