"Ни один Патриарх не освятил столько храмов!" Алексий II сохранил единство Церкви
Алексий II умер в одном из самых своих любимых мест - загородной резиденции в Переделкине, про которую как-то с нежностью заметил: "в полной мере ощущаю ее своим домом".
Тогда, несколько лет назад, мы впервые брали интервью у Святейшего в его официальной резиденции в Чистом переулке и были почти изумлены, когда по истечении отведенного часа Патриарх по огорчению на наших лицах догадался: не успели задать все вопросы - и неожиданно предложил: "Хотите - договорим в Переделкине. Только время уточним позже. Запишите мой домашний телефон..."
Сотовым, объяснил, пользуется лишь за границей: "В России у меня нет в кармане мобильного. Надо чувствовать себя хоть отчасти свободным. Вот вы раньше уезжали из редакции - и попробуй найди вас в любую минуту. А сейчас все, кто при сотовом, словно на короткой привязи. Мобильный телефон лишает человека важного ощущения, что он в какой-то мере принадлежит сам себе. Да и лишняя суетность Патриарху ни к чему. Так что никого не смутит неорганичное зрелище: Его Святейшество, говорящий по сотовому". И засмеялся.
До знакомства с Алексием II он представлялся нам строгим, отчасти даже суровым человеком, во всяком случае, умеющим искусно "держать дистанцию". Но вблизи в Патриархе совсем не оказалось замораживающей важности. Он был дружелюбен, учтив и - чего уж точно не ожидали - довольно смешлив. Религиозный деятель, на чью долю выпали серьезные испытания и печали, сохранил удивительное чувство юмора и жизнелюбие. Было ли это врожденной харизматичностью, без которой немыслим духовный лидер, или шло от понимания, что "вовремя и к месту сказанная шутка способна внести лепту в борьбу с грехом", факт остается фактом: при первой встрече в Переделкине мы с удовольствием обнаружили - Алексий II охотно переходит с серьезного тона на мягко-ироничный. Когда мы пошутили: "Получается, у вас, Ваше Святейшество, не столичная, а областная "прописка"?" - он с нарочитой гордостью "срезал": "Вот и нет. Чтоб вы знали: граница области проходит не у железнодорожного переезда, как многие думают, а чуть ниже - у церкви. Соответственно, резиденция относится к Москве".
Мы немного погуляли. Медленно дошли до кладбища, но не до дальнего, "писательского", а ближнего - вокруг храма Преображения Господня. Алексий II погрустнел, заметив, что тут покоятся многие церковные деятели: митрополиты Нестор, Питирим, настоятель Богоявленского кафедрального собора протопресвитер Николай... Вздохнул: "Увы, и мой возраст, как говорится, не к Петрову?, а к Покрову?". Стояла хмурая ранняя весна. Слякоть, промозглый неуют в природе, и Патриарх, собиравшийся показать нам небольшое хозяйство, где монахини держат коров, кур, коз, заторопился домой. Извинился: "Давайте в следующий раз. Летом. Когда будет тепло. Я люблю там бывать, особенно, если на душе пасмурно. Пообщаешься с братьями меньшими, покормишь их - помогает. Да и козье молоко - вещь полезная, советую".
Похоже, и у патриархов случается плохое настроение. Мы не преминули спросить. Однако Алексий II подтвердил это лишь косвенно: "Унывать никогда нельзя. Утро надо встречать в бодром состоянии духа. Чему немало способствует келейная молитва". - "Надо? Или встречаете?" Усмехнулся: "Надо". Посетовал, что страдает бессонницей. Но снотворным предпочитает травы - мелиссу с хмелем. Впрочем, на здоровье не стал жаловаться. Если бы не недавняя простуда, не забросил бы велотренажер, беговую дорожку, бассейн. И свои восемь тысяч шагов в день, которые рекомендовали врачи, непременно бы делал. Для контроля на поясе всегда закреплен шагомер.
О проблемах с сердцем Патриарх не обмолвился. Однако было ясно: они существуют. Не случайно на второй этаж резиденции Святейший поднимался на лифте... По тому, как подробно, с любовью он показывал нам дом, изящный камин, бильярдную, коллекцию пасхальных яиц, милые сердцу намоленные иконы, становилось очевидно: хозяину здесь хорошо. Да он и не скрывал, что ему тут уютно. "Все устроено по моему вкусу. Ну а мне что нужно? Удобный кабинет. Библиотека под рукой. И келья с выходом на территорию. Чистый воздух, тишина". - "Тишина? Но дом стоит прямо у железнодорожного переезда. Шум, вибрация разве не мешают?" - "Напротив, даже успокаивают. Привык. Иногда, когда поездов долго нет, словно чего-то не хватает. Поверите, за все годы своего патриаршества я лишь раз переночевал в Москве, в Чистом переулке".
Представилось, как долгими зимними вечерами Алексий II удобно устраивается у камина с книгой. Но Патриарх быстро развеял пасторальную картинку, объяснив, что, во-первых, не домосед, а во-вторых, с книгами и бумагами предпочитает работать за столом. Как тонкий, проницательный собеседник Святейший прекрасно понимал наш интерес к деталям его жизни, разным бытийным подробностям и, не возражая против такого поворота беседы, несколько раз вежливо осведомлялся: насколько он со своими частыми религиозными отступлениями "соответствует" светскому характеру разговора. Снова шутил...
Ему была абсолютно не свойственна ригористичность. Принимая мысль, что помимо высшего религиозного служения, сложных философских раздумий у него, как у всякого человека, есть частная жизнь, Алексий II согласился отчасти нам ее приоткрыть. Спокойно рассказывал, что ест на завтрак (геркулесовую кашу, яичницу, чай, чаще - кофе); как, отдыхая в Швейцарии, собирает любимые рыжики (в Европе их неуважительно не признают за грибы, а в резиденции привезенные издалека припасы на зиму засаливают); предложил на обед галльский луковый суп, рецепт которого не поленился вырезать из журнала. На просьбу разрешить фотографу поснимать в резиденции с улыбкой ответил: "No problem".
Наверное, не бывает человек широк в чем-то одном. Чем масштабнее личность, тем меньше в ней филистерской осторожности, заурядной предсказуемости. Безусловно, мы много говорили со Святейшим о религии. И в этот раз, и позднее, когда брали другие интервью. Главное, что отличало эти беседы, была готовность Алексия II отвечать на острые вопросы, отсутствие по их поводу какого-либо раздражения, малейшего намека на неудовольствие, хотя, как он сам признался: "Не могу сказать о себе, что не вспыльчив". Много разъезжающий по России, он смотрел на нее любящими, но трезвыми глазами, видел то, что от него пытались скрыть, зорко различал фальшь. Однажды мы упомянули о сонмище начальников, кои в начале девяностых стали выстраиваться в храмах со свечками. Патриарх язвительно прокомментировал: "Не зря люди зло, но метко назвали их "подсвечниками". Знал откуда-то это остроумное словечко. Сошлись во мнении, что бить поклоны, не веря в Бога, фарисейски поститься - больший грех, нежели не верить, но и не комедианствовать.
Кстати, о вере. По признанию Патриарха, он никогда не делил людей на верующих и неверующих: "Процесс прихода к вере сокровенен, он идет исподволь, внутри и не враз вырывается на поверхность. Когда-то один крупный государственный деятель мне жаловался: "Ну не могу я перекреститься. Рука не поднимается". Я успокоил: "И не надо. Не насилуйте себя. Придет время - и вам самому захочется перекреститься". Я оказался прав". Кто сказал, что это к вопросу только о вере? О толерантности Святейшего - тоже.
Порой Алексий II удивлял нас нетривиальностью реакции. В отличие от некоторых священнослужителей он часто, вынося суждения, руководствовался не размытыми, отвлеченными категориями, а житейской мудростью, здравым смыслом. Рассказали ему, что в нескольких километрах от переделкинской резиденции есть относительно новая церковь. На колоколе надпись: "От солнцевской братвы". Как к этому относиться? Мы ждали возмущения, гнева. Но Патриарх задумчиво ответил: "Если бы меня спросили о надписи, я бы возражал. Это вызывает явное отторжение. Хотя бы написали: "От жителей Солнцева". А то - "от братвы"!" И, помолчав, добавил: "Вместе с тем то, что разные богатые люди помогают в восстановлении храмов, неплохо. Хочет человек способствовать святому делу - мы ему не препятствуем. Насчет "первоначального накопления капитала" нам с вами давно известно. Что ж... Лучше деньги останутся на родной земле, чем уплывут в офшорные зоны, осядут на зарубежных счетах".
...Когда уходит большой человек, на многое сказанное им начинаешь смотреть по-иному. В последнем интервью, сославшись на Папу Римского Бенедикта XVI, который, посетив Освенцим, воскликнул: "Где был Господь, когда в этом месте уничтожали полтора миллиона человек?", - мы задали Алексию II свой "крамольный" вопрос: "Почему на долю порядочных, светлых людей часто выпадают ужасные страдания, а злобные, низкие грешники тем временем живут безмятежно и счастливо? Бытует мнение, что Господь испытывает тех, кого любит. Но зачем? Еще говорят: "Бог правду видит, да не скоро скажет". А это чем объяснить? В любом случае, кто-то следит за справедливостью? Или на земле так задача не ставится?"
Признаться, ответ Святейшего, по сути, сводившийся к мысли, что счастье и безмятежность грешника - обман, а лишения и скорби праведных ни в какое сравнение не идут с муками богооставленности, тогда нас не совсем вдохновил. А в воскресенье, перечитывая то интервью Патриарха "Известиям", натолкнулись на поведанную им притчу, о которой как-то забыли. Речь шла об откровении, данном одному человеку. Он увидел свой жизненный путь, почти на всем протяжении которого отпечатались две пары следов - будто кто-то все время шел рядом. Однако в самые тяжелые периоды жизни вторые следы исчезали.
- Кто же это, кто шел рядом со мной? - вопросил путник.
- Это Господь, Он всегда был рядом! - такой был ответ.
- Но почему же, когда мне было особенно невыносимо, я оставался один?
- Ты был не один, просто Я нес тебя на руках.
Приводя эту притчу, Святейший, очевидно, имел в виду и себя. Ведь он не раз повторял, что Господь помогает ему в несении патриаршего креста. И все-таки нестерпимо знать, что даже для таких столпов, как Алексий II, есть мера отпущенных Богом сил.
http://www.izvestia.ru/person/article3123285/
_1.jpg)
